Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	25.07.2004 17:33:00
	Рубрики	Тексты;

Отношение властей к нуждам рабочих (Витте, градоначальник Фуллон и др.). Зубатовщина. Появление Гапона (+)

(Продолжение. Стр. 295)

Промышленный кризис в России в конце XIX столетия вызвал новую волну забастовочного движения. Рабочие Нарвской заставы и
Путиловского завода стали выступать не только с экономическими, но и с политическими требованиями. В 1891 году за Нарвской заставой
состоялась первая в России маевка, на ней тогда звучали речи рабочих-ораторов, призывавших пролетариат смелее подниматься на борьбу
с самодержавием. Маевка проходила недалеко от Петергофского шоссе, вблизи Путиловской судоверфи. Сейчас на том месте стоит памятный
обелиск (архитектор К. Л. Иогансен) с надписью: <Здесь, в районе завода имени А. А. Жданова (бывшей Путиловской верфи), 5 мая 1891
года питерскими рабочими была проведена первая в России революционная маевка>.
Нарастание стачечного движения на рабочих окраинах Петербурга, и особенно за Нарвской заставой, не могло не беспокоить
здравомыслящих политиков Российского государства. Председатель Совета министров граф С. Ю. Витте вначале был склонен видеть причину
стачечного движения почти исключительно в подстрекательстве мастеровых некими антигосударственными элементами, которые якобы
искусственно стремились внести рознь в отношениях между трудом и капиталом <во имя отвлечения их заведомо ложными идеями...
совершенно чуждыми народному духу и складу русской жизни>. Высший государственный чиновник России, оказывается, пребывал в полном
неведении о действительном положении рабочих Нарвской заставы и их семей. <В нашей промышленности, - отмечал он в официальном
циркуляре фабричным инспекторам от 5 декабря 1895 года, - преобладает патриархальный склад отношений между хозяином и рабочим. Эта
патриархальность во многих случаях выражается в заботливости фабриканта в нуждах рабочих и служащих на его фабрике, в попечениях о
сохранности лада и согласия, в простоте и справедливости во взаимных отношениях. Когда в основе таких отношений лежит закон
нравственный и христианские чувства, тогда не приходится прибегать к применению писаного закона и принуждения>.
Святая наивность! Какие патриархальные отношения? Какая заботливость фабриканта о нуждах рабочих? Какой лад и согласие на заводах
Нарвской заставы? Оказывается, там существовала, по мнению председателя Совета министров России, некая сказочная идиллия, испокон
веков державшаяся на нравственных и христианских чувствах заводчиков. Однако правда жизни все расставила на свои места, и вскоре
рассуждения об особом укладе русской жизни и патриархальных отношениях на фабриках и заводах исчезли из лексикона высоких чиновников
и из официальных государственных документов. Дальнейший рост революционного забастовочного движения убедительно доказал главе
правительства полную несостоятельность подобных представлений о причинах социальной напряженности на предприятиях рабочих застав.
Именно нарастание стачечного движения рабочих, особенно мастеровых Нарвской заставы, побудило правительство вернуться на путь
усовершенствования фабричного законодательства.
При активном участии Витте были срочно разработаны и приняты законы об ограничении рабочего времени (2 июня 1903 г.) и о введении на
фабриках и заводах института фабричных старост (10 июня 1903 г.). При всей их ограниченности эти законы явились тогда шагом вперед в
разработке рабочего законодательства. Таким образом Витте рассчитывал установить полный контроль над положением дел в
промышленности, начиная от технического состояния предприятий и кончая сферой социальных отношений на них. Однако разумная политика
этого государственного деятеля встретила упорное сопротивление со стороны членов императорского дома, промышленников и Министерства
внутренних дел. Последнее особенно активно пыталось подчинить себе фабричную инспекцию, расширив ее полицейские функции. Графа Витте
ни в коей мере нельзя заподозрить в особом благоволении к рабочим, но он больше других понимал и осознавал тогда опасность
отставания России в сфере трудового законодательства от такового в передовых странах Запада.
Страна вступала в новый XX век. О нем много говорили, на него надеялись, полагали, что он будет счастливым, золотым. Новый век! Его
встречали в Петербурге пышно и торжественно. Римские цифры XX, яркие и разноцветные, обвитые блестящими гирляндами и пышными еловыми
ветками, во множестве пестрели в витринах магазинов и в окнах ресторанов столицы России. Во всех тринадцати церквях Нарвской заставы
<новолетие> встречали богослужениями и праздничными проповедями. <Жизнь наша воссияет в новом веке, - провозглашали с надеждой с
амвонов храмов рабочим отцы церкви, - уничтожьте тлетворный дух возмутительства, возвратите потерянное благоразумие, терпите...>
В 6 часов утра в морозной мгле над спящей Нарвской заставой гудели первые гудки заводов и фабрик; среди них особенно выделялся своим
ревом новый гудок Путиловского завода. Он оглушал всю окрестность и был слышен далеко за пределами рабочей окраины. Ежась от холода,
по Петергофскому шоссе шли невыспавшиеся мастеровые. А гудки все ревели, подстегивали, торопили.
<Гудит, проклятый кормилец... гудит в новом веке, все равно как в старом... Новый век пришел... а когда же придет хороший?>
У запертых проходных, в ожидании второго гудка, рабочие вспоминали, как всю ночь под Новый год в трактирах Нарвской заставы шла
бесшабашная гульба; как в клубе на Екимовой даче заводские служащие, встречая новый век, дрались стульями.
На воротах Путиловского завода, как и в старом веке, висело объявление об очередном увольнении ста человек. На других заводах и
фабриках района уже давно проводились массовые увольнения мастеровых.
Петербургская пресса, не сговариваясь, почему-то окрестила XX столетие веком справедливости, благополучия и благоденствия. Газеты
писали: <Пришла заря новой эпохи!> Пришла заря, но не для тружеников Нарвской заставы. Голод, нужда и безработица царили в ее
рабочих кварталах. Полиция тысячами высылала безработных из столицы, чтобы обезопасить город от рабочих волнений.
На Петергофском шоссе, там, где в настоящее время находится парк имени 9-го Января, в глубине небольшого запущенного сада тогда
стоял старый покосившийся дом. Много лет тому назад здесь размещался уютный аристократический кабачок <Ташкент>, а позже - рядовой
трактир <Старый Ташкент>, в нем пели цыгане, проводились музыкальные вечера и маскарады. Однако мало кто знал, что на этом месте
ранее находился центр старой дворянской приморской усадьбы. В 1762 году участок приморской дачи принадлежал герольдмейстеру Дмитрию
Петровичу Лобкову. В 1790-х годах усадьбу приобрел генерал Бек, а в начале XIX столетия - купец Дебиль. При ее продаже генерал Бек
опубликовал в газете объявление: <Продается... весьма хорошо устроенная дача... большой господский железом крытый дом на каменном
фундаменте, с позади оного жилыми и хозяйственными строениями, английскою рощею, прорезанною изобилующими рыбою и имеющими весьма
здоровую воду речками, кои составляют приятные островки, па коих построены храмики, при этом доме находится также огород и сенокос>.
В середине XIX века дача принадлежала действительному статскому советнику Галлеру, он возвел здесь большой господский дом, его
наследники прославились проведением на даче пышных праздников с выступлениями известных итальянских певцов и балерин.
В 1892 году здание арендовал отдел Общества трезвости при Путиловском заводе. Для рабочих здесь устраивались лекции, концерты и
вечера танцев. В планах Общества трезвости предусматривалась даже организация из рабочих и служащих завода оперной и драматической
труппы. В зале и комнатах старого господского особняка тогда еще сохранялись прекрасные лепные потолки и мраморные камины.
В конце XIX столетия хозяин кабачка <Старый Ташкент> разорился и выехал. Здание долгое время пустовало и постепенно разрушалось. В
мае 1904 года в <Старый Ташкент> пришли бригады рабочих. В доме начался капитальный ремонт. Заставские женщины первыми принесли в
дома-бараки неожиданные и пока еще непонятные новости. Оказалось, дом забирает какое-то <Общество>, а в Химическом переулке у рыжего
низкорослого токаря Яслоуха за 20 копеек серебром записывают всех желающих в него вступить. Рабочие внимательно слушали и удивлялись
новостям, особенно удивляло одобрение начальства и полиции, не только осведомленных об организации рабочего общества, но и всячески
поощрявших вступавших в него. Женщины, перебивая друг друга, рассказывали обступившим их рабочим, какой красавец поп возглавляет
<Общество>.
11 апреля 1904 года состоялось официальное открытие разрешенного властями <Собрания русских фабрично-заводских рабочих
Санкт-Петербурга>. У входа обновленного, украшенного зеленью старого дома за соблюдением порядка следили два дюжих усатых городовых.
Оживленные рабочие Нарвской заставы степенно входили в зал. Мест всем не хватило. Опоздавшие стояли на улице, у окон. Толпа возле
дома увеличивалась. Люди не привыкли к подобным событиям, запретное казалось им теперь дозволенным. Все уже знали, что <Собранием>
руководит 33-летний священник Георгий Аполлонович Гапон. На вешнего Николу он отслужил в цехах Путиловского завода молебен,
беседовал по душам с рабочими о христианской любви, помощи ближнему, необходимости объединяться в дружную рабочую семью.

=============
Организатор <Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга> священник Г. А. Гапон. Фото 1904 г.
=============

В зале появился священник - невысокий, стройный, в белой летней рясе. Гапон поднялся на возвышение, оглядел народ черными блестящими
глазами и в торжественной тишине начал свою речь. Зазвучали непривычные в устах священника слова о тяжелой жизни рабочих. Со скорбью
говорил он о двух родных сестрах - бедности и темноте, сокрушался о пристрастии некоторых к винопитию, отечески жалел всех
труждающихся и обремененных. Рабочие были потрясены речью отца Гапона, заявившего в конце своей проповеди: <Путь, ведущий из мрака к
свету, имеется... Этот путь - объединение рабочих, приобщение их к знаниям, устройство братской взаимной помощи>.
Люди слушали, затаив дыхание. Возвышенные слова поднимали их над повседневной серой, безрадостной жизнью, звали к чему-то светлому и
радостному. Георгий Гапон покорил собравшихся. К концу речи священника в <Собрание> приехал сам градоначальник генерал-лейтенант И.
А. Фуллон в сопровождении высоких полицейских чинов. Начался молебен. Дьякон провозгласил здравицу <Многая лета государю-императору
и христолюбивому воинству>. Произнес речь и старый служака генерал-лейтенант Фуллон. В своем небольшом выступлении градоначальник
также призвал рабочих к единству с властью <ввиду войны с далеким и лукавым врагом на далекой окраине...> В знак единения с рабочими
он подарил Нарвскому отделу <Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга> 100 рублей. После первого собрания Гапон
послал телеграмму Николаю II по случаю открытия <Общества за Нарвской заставой> и получил от него монаршую благодарность.

==========
Священник Г. А. Гапон и градоначальник И. А. Фуллон на открытии Нарвского отделения <Собрания русских
фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга>. Фото 1904 г.
Петербургский градоначальник И. А. Фуллон. Фото 1904 г.
==========

<Общество> организовало для рабочих и их семей кружок по обучению грамоте, открыло в <Старом Ташкенте> бесплатную библиотеку с
читальным залом, проводило регулярные лекции на научные темы, литературные и музыкальные вечера. В помещении бывшего трактира
устраивали чай, рабочие приходили туда с женами и детьми. Для молодежи проводились танцевальные вечера, интересные прогулки по
окрестностям Петербурга. Почти каждый вечер Гапон встречался в <Старом Ташкенте> с рабочими, беседовал о жизни, внушал, что во всех
их бедах виноваты только нерадивые чиновники, плохо исполняющие волю царя: <О многом высшие власти не знают, до царя далеко, до Бога
высоко>.
Не зная устали, Гапон работал на семейных вечерах <Общества>. Каждый вечер он посвящал отдельной теме. Например: "Совесть
рабочего, его труд и жизнь" или <Взаимопомощь, все за одного, один за всех> - на этом вечере каждый пожертвовал по 20 копеек, и
на эти деньги купили хороший подарок семье рабочего, в которой родилась двойня. Раз в неделю созывалось общее собрание <Общества>.
Г. А. Гапон регулярно принимал в них активное участие. Эти собрания всегда проходили весело и оживленно. Восхищенные рабочие
говорили об отце Георгии: <Вот это поп! Не чета нашим заставским!>
Гапон регулярно наведывался в мастерские и цеха Путиловского завода, беседовал с рабочими, хлопотал перед директором об увольняемых.
Директор завода Смирнов вначале относился к священнику благожелательно, беседовал с ним и нередко удовлетворял его просьбы и
ходатайства. Он даже внес на нужды <Собрания> 300 рублей и был избран его почетным членом.
Г. А. Гапон в своих проповедях призывал рабочих <иметь оборону от иноверцев, всячески старающихся вредить русскому единению>.
Митрополит Антоний вынужден был разрешить ему <открывать собрание рабочих святой молитвой и говорить после таковой слово>.
Популярность священника среди рабочих Нарвской заставы росла с каждым днем. Нарвский отдел <Собрания> стал главной резиденцией
Гапона. Сюда, на рабочую окраину Петербурга, приезжали, чтобы послушать проповеди Гапона, рабочие Колпина, Сестрорецка и даже
Выборгской стороны. Рядовые члены <Собрания> считали Гапона своим единственным и полновластным руководителем. Мастеровые радовались,
что их организацию возглавляет красивый, принципиальный священник, говорящий на простом и хорошо понятном им языке. Глубоко верующие
рабочие во всем доверяли священнослужителям. Гапон не возбуждал у них каких-либо сомнений и подозрений, в отличие от интеллигентов с
их <заумными> призывами и благодушными сытыми лицами, вызывающими недоверие и антипатию.
Однако, безоговорочно и искренне доверяя Гапону, рабочие не знали, что Георгий Аполлонович еще со времен обучения в Петербургской
духовной академии находился в постоянном контакте с начальником Особого отдела Департамента полиции полковником С. В. Зубатовым.
Именно этому жандармскому функционеру принадлежала идея создания своих рабочих организаций, рассчитанных на серую, безграмотную
рабочую массу, неспособную, по мнению руководства Департамента полиции, выделить из своей среды революционных лидеров. По мнению
Зубатова, поставленный им поводырь будет в организации непререкаемым авторитетом. По заданию Департамента полиции священник Гапон
приступил в 1904 году к созданию на правительственные деньги легальной рабочей организации, призванной отвлекать своих членов от
какой бы то ни было политической борьбы с угнетателями. Отцу Георгию поручалось <свить среди фабрично-заводского люда гнездо...
откуда бы вылетели... самоотверженные птенцы на защиту своего царя>.
Вступивший в начале зимы 1904 года в должность столичного градоначальника генерал-лейтенант Фуллон также поддержал начинание рабочих
и представил министру внутренних дел для последующего утверждения выработанный проект устава <Собрания русских фабрично-заводских
рабочих Санкт-Петербурга>. Согласно уставу <Собрание> имело целью предоставить своим членам возможность разумно и трезво проводить
свободное время, а также распространять среди рабочего населения на началах русского национального самосознания просвещение,
способствовать улучшению условий труда и жизни рабочих. Для достижения этих целей <Обществу> предоставили право устраивать
еженедельные общие собрания для обсуждения нужд своих членов, образовывать в своей среде светские и духовные хоры, проводить
концерты, семейно-вокальные и литературные вечера, учреждать разного рода просветительные предприятия, образовывать различные
благотворительные и коммерческие предприятия... Действительными членами <Собрания> могли стать только русские рабочие обоего пола,
русского же происхождения и христианского вероисповедания.
15 февраля 1904 года министр внутренних дел В. К. Плеве утвердил устав, а через два месяца и новое сообщество под названием
<Собрание русских фабрично-заводских рабочих в городе Санкт-Петербурге>. Плеве, которого все называли беспощадным кулаком власти в
борьбе со всякими антиправительственными выступлениями, к деятельности священника Гапона среди рабочих относился весьма
одобрительно, сказав однажды: <Зубатовские организации рабочих от безрассудства охраняет полиция, а гапоновские -- Бог, а я в Бога
верю больше, чем в Зубатова!>
Публичному выступлению отца Георгия в роли организатора петербургских рабочих еще в начале 1904 года предшествовало весьма важное
обстоятельство. В феврале 1904 года он пришел к петербургскому митрополиту и попросил главу церкви разрешить ему, священнику Гапону,
посвятить свои силы делу организации рабочих Петербурга для проповеди среди них религиозно-нравственных идеи и противодействия росту
идей революционных. Тогда митрополит Антоний категорически запретил ему заниматься этим делом. Но, несмотря на запрет
непосредственного начальства священника, министр внутренних дел Плеве волевым решением удовлетворил просьбу отца Георгия, что
являлось в то время со стороны министра явным нарушением прерогатив церкви, а со стороны Гапона - ослушанием. За него по церковным
правилам он подлежал духовному суду и строгому наказанию. Однако, к удивлению всех, митрополит не протестовал против грубого
вторжения министра Плеве в область, ему неподведомственную, и не предал суду священника Гапона. Последнее обстоятельство всех
особенно тогда удивило, ибо русская церковь крайне строго следила за дисциплиной среди своих служителей и наказывала их весьма
сурово.
Через несколько дней после визита к митрополиту Георгий Гапон публично открыл основанное с разрешения Плеве <Общество петербургских
рабочих> и даже сфотографировался вместе со столичным градоначальником, чиновниками полиции, агентами охранного отделения и большой
группой нарвских рабочих на фоне здания <Старого Ташкента>.
Не все сотрудники Департамента полиции разделяли тогда мнение своего министра и уверенность полковника Зубатова, пытавшегося при
помощи легальных объединений рабочих отвлечь мастеровых от политической борьбы.
Друг и соратник Зубатова, знаменитый мастер политического сыска Е. Медников, друживший со сделавшим большую карьеру будущим
генералом А. И. Спиридовичем; писал последнему в Ялту:

<Мы имеем право потребовать решительного увеличения ассигнований на наше дело у правительства, которое мы, черт побери, спасаем от
убийц. А одновременно мы тратим средства и силы на бог знает что. Я, честное слово, не могу понять нашего с вами общего друга С. В.
(Зубатова. - Авт.), продолжающего верить в свои аквариумы, в которых он разводит мирных революционеров и рабочих пай-мальчиков.
Теперь он в Петербурге делает ставку на священника Гапо-на, имя которого вам, конечно, известно. Что происходит? С. В. ставит на эту
серую лошадь в поповской рясе и дает ему значительные средства, на которые этот поп развернул в столице более десятка центров своего
общества рабочих. Я побывал на одном словоизвержении этого попа перед рабочими и потом имел с ним нелицеприятный разговор, и мне он
ясен с головы до ног - это карьерист, добивающийся должности пророка в своем отечестве. Я слышал, что он говорит рабочим, и видел,
как те его слушают. Артистические переливы голоса, закатанные вверх глаза, жесты благословения. А смысл точно рассчитан на низкий
умственный уровень слушающих с учетом, что половина их - вчерашние деревенские мужики. И он прямо им говорит то, что другие не
говорят, - что жизнь у них тяжелая. Но все от Бога. А Бог завещал всем нам любить ближнего. А что значит любить? Это значит помогать
друг другу, и для того мы здесь и собираемся. И в заключение он приглашает всех в зал собрания откушать чайку с баранками и
заявляет, что чаем они угощают сами себя, так как все это на те копейки, которые они вносят в общество. Но я-то знаю, что и зал, и
чай, и баранки - на деньги, которые мы даем его обществу из секретного фонда. С. В. говорит: не жалко-де денег, потому что за
Гапоном идут рабочие, и он отвлекает их от опасных затей, и с его помощью мы знаем все, что там делается и говорится. И получается
какая-то чушь: мы вроде защищаем государя от революции с помощью поповской рясы. Тревожит меня это. Ведь не такие дураки нелегалы,
чтобы не воспользоваться этими сборищами рабочих. Наконец, и без них рабочие, со всеми своими нуждами, собираясь вместе, однажды
могут сказать этому попу: "Хватит туманить нам мозги божьими посулами". И сами повернутся ко всяким социалистам...>

Поручая Георгию Гапону дело по организации <Собрания>, Департамент полиции впоследствии фактически отстранил священника от решающей
роли в руководстве новой легальной рабочей организацией. Гапон никогда не контролировал полностью действий <Собрания>, тем более не
обладал этими полномочиями в конце декабря 1904 года-начале января 1905 года. Решающая роль в руководстве новой организации
отводилась его учредителю - - Министерству внутренних дел. Формально же <Собранием> руководило правление, избранное в апреле 1904
года. В него вошли И. В. Васильев - председатель, Д. В. Кузин - секретарь, А. Е. Карелин - казначей, Н. М. Варнашев - председатель
Выборгского отделения и еще несколько человек. Гапон в правление никогда не входил. Четверо перечисленных членов правления
составляли <штаб> - так они себя называли. Гапон же их называл - - <тайный комитет>. В <тайный комитет> вошли умные, честные и
решительные рабочие, их авторитет постепенно начал оттеснять Гапона от рабочей массы. За священником Департамент полиции закрепил
лишь статус своего <представителя>.
Почетным членом организации и правления стал градоначальник И. А. Фуллон, он фактически и должен был наблюдать за ее деятельностью.
Однако старый генерал, недавно переведенный в столицу и еще плохо ее знавший, во всем доверился Гапону, в чем позднее горько
раскаивался. Генерал Фуллон мечтал сделать Петербург образцовой столицей. Эту идею он заимствовал у царя на приеме по случаю своего
назначения на должность градоначальника.
<Невозможно более терпеть, что столица наша стала обиталищем всяческих врагов порядка, - с досадой и болью говорил ему тогда царь. -
Не забывайте - вы власть и в ваших руках покой города. Мне часто снится торжественный предвечерний благовест московских церквей, а
здесь мы больше слышим фабричные гудки. Великий князь Сергей Александрович уверяет, будто все дело в том, что в его Москве
духовенство стоит ближе к народу>.
Эту мысль Фуллон запомнит, и она впоследствии сыграет важную роль в его доверительных отношениях с Талоном. Фуллон попал на
должность градоначальника совершенно случайно: открылась вакансия, полезные связи, прекрасные рекомендации - и строевой генерал
уселся в кресло, требующее определенного опыта, специфических знаний и таланта.
Зубатов впоследствии вспоминал:

<Мой первый же деловой визит к Фуллоиу и разговор с ним поверг меня в недоумение, если не в отчаяние - в такое тяжелое для столицы
время ее хозяином становится такая бесформенная личность типа Манилова. Весь наш полуторачасовой разговор с его стороны состоял из
общих фраз вроде: "Я вижу Петербург городом спокойной, размеренной жизни при достатке всех слоев населения, которое должно
испытывать гордость своим проживанием рядом с императором, и желание сделать все, чтобы его величество был уверен в его
доброжелательстве". Или: "Мы с вами должны быть тесно связаны, как едиными заботами, так и едиными действиями..." Я знаю только одно
его конкретное дело - самостоятельное содействие Гапону, что сильно мешало нашим действиям в том же направлении>.

Департамент полиции регулярно получал от Гапона <оперативные донесения> о состоянии дел в <Обществе>. В них он искусно лгал, лгал
мастерски. Ему безоговорочно верили, ибо в них содержалась информация, во всем оправдывавшая деятельность главных учредителей
рабочей легальной организации -Министерства внутренних дел. Его талантливо составленные донесения на самом деле скрывали от
Департамента полиции истинные настроения рабочих и возрастание авторитета <тайного комитета> в рабочей среде. На основании этой
информации Департамент полиции докладывал руководству империи, что <их человек> является полновластным авторитетом рабочих и от него
полностью зависит ход дальнейших дел в легальной рабочей организации. Но, разрешив Гапону работать в Петербурге, власти упустили
необходимость руководства им и всем движением, организацию контроля за его действиями, как раньше это делал полковник Зубатов в
Москве. Формально это якобы лежало на генерале Фуллоне.
Организация вначале росла медленно. Ко времени официального открытия в <Собрание> входило всего 90 человек, но уже осенью 1904 года
все изменилось. Военные поражения в русско-японской войне, экономический кризис, безработица, рост цен, налоговое бремя - все это
снизило и без того невысокий уровень жизни столичных рабочих. Стихийное недовольство искало выход. К концу 1904 года <Собрание>
имело 11 отделов в разных частях города и насчитывало около 10 000 человек. Ничего подобного в Петербурге никогда не происходило.
Число организованных Гапоном рабочих по отдельным кварталам столицы приняло невиданные размеры. Но настроение мастеровых повсюду
оставалось довольно лояльным. При открытии Коломенского отдела <Организации>, где присутствовал градоначальник И. А. Фуллон, многие
рабочие, приложившись после молебна к кресту, целовали затем руку градоначальника и просили его сняться с ними на общей фотографии.
Организация Гапона без труда установила контроль над огромным Путиловским заводом. Заводская администрация не без основания
опасалась, что скоро все рабочие станут членами <Собрания>. В конце 1904 года с завода уволили четверых рабочих-гапоновцев. Это был
явный вызов самолюбивому священнику. Попытки Гапона уладить дело <по-хорошему> ни к чему не привели. В <Старом Ташкенте> собрались
рабочие-путиловцы. Пришли не только члены <Собрания>, но и мастеровые, не являвшиеся активистами организации священника Гапона.
Рабочие Нарвского отдела <Собрания> в своем большинстве считали необходимым поддержать требования рабочих: <Если мы оставим
уволенных на произвол судьбы, доверие к нашему "Собранию" навсегда и неизбежно поколеблется>. <Наше "Общество" на краю пропасти>, -
говорил тогда Гапон.
27 декабря в помещении Василеостровской секции <Собрания> сошлись представители 11 отделов гапоновского общества и приняли решение,
в котором говорилось о путиловском конфликте и делалось предупреждение правительству <о ненормальных отношениях труда и капитала>.
Последний пункт решения звучал уже как реальный вызов: <Если законные требования рабочих не будут удовлетворены, то "Собрание
русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга" не ручается за спокойное течение жизни города>. После длительных споров
<Собрание> приняло решение о всеобщей забастовке рабочих. Для передачи своих требований <Собрание> направило депутацию к директору
Путиловского завода, к старшему фабричному инспектору и градоначальнику столицы. Во всех случаях рабочие делегации получили
категорический отказ удовлетворить их требования. На Путиловском заводе появились конная полиция и внушительный отряд городовых.

(продолжение следует...)