Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	25.07.2004 17:32:55
	Рубрики	Тексты;

(!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!) Уровень и образ жизни рабочих Нарвской заставы. Постепенное вызревание забастовочного движения (+)

(Продолжение. Стр. 283)

Парадоксально, но вместе с ростом производства на ведущих предприятиях Нарвской заставы постоянно ухудшались условия труда и жизни
рабочих. Официально рабочий день на Путиловском заводе составлял десять с половиной часов, а фактически продолжался 12-13 часов, а
то и более. По десять С половиной часов трудились рабочие <вредного> Тентелевского химического завода. Текстильщики Екатерингофской
мануфактуры и труженики других предприятий Нарвской заставы работали обычно 16 часов. Особенно тяжелыми были условия труда на
текстильных фабриках Кнопа: 16-часовой рабочий день, жара, духота, пыль. За малейшее нарушение текстильщиков жестоко штрафовали. В
80-х годах XIX столетия общая сумма штрафов на одного рабочего-текстильщика достигала 5-6 рублей в месяц (при заработке 10-13
рублей). Иногда штрафы вообще поглощали всю сумму заработка, тогда в расчетном листке появлялся зловещий прочерк, который мастеровые
окрестили <змеей>. Не лучше обстояло дело со штрафами и на других предприятиях Нарвской заставы.

============
Петергофское шоссе. Потребительский магазин при Путиловском заводе. Фото конца XIX в.
============

Несколько больше зарабатывали путиловские рабочие. Их средняя зарплата в 1891 году, по данным заводоуправления, составляла 30 рублей
в месяц. При подсчете средней цифры оплату сверхурочных часов прибавляли к оплате нормальных, число сдельщиков - к числу
повременщиков, и всю выплаченную сумму делили на общее число рабочих. На самом же деле по отдельным мастерским предприятия
фактический средний заработок колебался от 48 рублей в паровозных и артиллерийских цехах до 18 рублей в дворовом цеху. Такие же
резкие колебания были и внутри каждого цеха Путиловского завода, между разными квалификациями: в кузнице при двух молотобойцах
кузнец подчас зарабатывал до 3 рублей в день, в то время как молотобоец получал лишь 60-70 копеек. По официальным данным, более трех
четвертей путиловцев зарабатывали много меньше 1 рубля в день.
К 1895 году средняя дневная заработная плата по Путиловскому заводу увеличилась на 12 копеек в день, а к концу десятилетия - на 35
копеек, но прибавка в основном коснулась опять-таки мастеровых паровозных и артиллерийских цехов. Однако даже эти прибавки почти
наполовину поглощались ростом цен на товары первой необходимости и продукты питания.
Получку на большинстве промышленных предприятий Нарвской заставы обычно выдавали с утра в субботу. В этот день вдоль Петергофского
шоссе всегда появлялись многочисленные палатки, самодельные лотки, базарные прилавки. Товары на них пока отсутствовали, но все
рабочие семьи знали - сегодня здесь будет традиционный праздничный базар. Коммерсанты раньше самих мастеровых выясняли, когда и на
каком заводе заставы будет получка. <Базар-получка> занимал в эти дни несколько кварталов - от Чугунного переулка до городского
шлагбаума. На пустырях же Новопроложенной и Ново-овсянниковской улиц он превращался в гомонящую и оживленную толкучку. В эти дни
продавалось все, и притом сравнительно недорого: бумажные брюки, доместиковое белье, перелицованные костюмы, кофты, юбки, лубочные
картины, дешевые простые зеркала и другие товары - от семейных комодов и шифоньеров до занятных детских игрушек и, конечно, разного
рода квашеной и засоленной продукции на закуску для мастеровых.
Местные торговцы также заранее готовились к получке. Хозяева 10 кабаков и 35 трактиров выкатывали из подвалов бочонки и гюлубочонки
пива, выносили запотевшие четвертные бутыли с водкой, ставили на лотки и стойки простую рабочую закуску: тарелки с мелко нарезанным
хлебом, редькой, рубцом, солеными грибами и огурцами, квашеной капустой.
Лавочники уточняли списки должников и подбивали итоги в заборных книгах. Домовладельцы выписывали перечень задолжников, снимавших
квартиры, а те, в свою очередь, долги угловых жильцов.
В дни получки на всех предприятиях Нарвской заставы с рабочих обычно собирали дань мастера участков. Их негласный рэкет проводился
довольно виртуозно и безоговорочно. Так, мастер парово-зомеханической мастерской Путиловского завода Н. Л. Сметухин в день получки
деловито обходил станочников с незакуренной папиросой. Подойдя к рабочему, он обычно спрашивал: <Спички есть? Дай прикурить>.
Мастеровой молча протягивал ему спички, Сметухин закуривал, делал карандашную заметку на коробке, опускал его к себе в карман и
говорил: <Ладно. Коробок после отдам>. После обхода мастерской Сметухин уединялся в своей конторке, вытряхивал из спичечных коробков
деньги и делал в своем списке пометки, от кого и сколько он в этот раз получил.
Некоторые мастера-обиралы действовали не таясь и в более грубой форме требовали свою долю, зная, что рабочие и их заработок
полностью от них зависят.
На всех заводах Нарвской заставы существовал также негласный закон для новичков, обязывающий их <обмывать> свою первую получку с
товарищами по работе. Если он не понимал этого или упорствовал, ему довольно оригинально напоминали об этом. В один прекрасный день
на его ящике с инструментом и одеждой появлялся кусок железа с изображенным на нем мелом <ребусом>: по одну сторону - цифра 3,
бутылка и рюмка, а но другую - огромный гвоздь без шляпки, так называемый <секрет>. Ребус обозначал: если и во второй день получки
новичок не поставит <привальных>, то рабочий ящик ему будет не открыть. Через крышку обычно пробивался восьмидюймовый гвоздь без
шляпки - не сразу и заметишь, а выдернуть его стоило немало сил и сноровки. Если <непонятливый> новичок жаловался мастеру, то, как
правило, слышал презрительный и немногословный ответ: <Сам виноват. Надо блюсти обычай!>
Нарвская рабочая застава к 80-м годам XIX столетия образовала на всем своем пространстве особый мир с установившимися обычаями,
интересами и заботами. Здесь располагалась масса питейных заведений, они как пауки опутывали ее территорию кабаками, трактирами,
закусочными и портерными. На углу Петергофского шоссе и Богомоловской улицы сверкал огнями трактир <Россия>, а напротив Путиловского
завода -- трактир <Марьина роща>. На углу Чугунного переулка красовалась вывеска -<Ливадия>. На Петергофском шоссе также были кабаки
<Яр>, <Зеленая долина>, <Красный кабачок>, <Лондон>, <Старый Ташкент> и др.
В будни рабочие обычно вовсе не употребляли вина, но зато пили с субботы на воскресенье, по окончании работ и по получении
недельного заработка.
Исключение составлял такой рабочий, который бы не напился мертвецки. В воскресенье пьянство <для подкрепления сил, для веселья
сердца> продолжалось, и ошалевший от выпитой водки рабочий не успевал протрезвиться и в понедельник, который поэтому посвящался
<опохмелению> и именовался в доморощенном календаре не без юмора <маленьким воскресением>. Это была характерная сделка с совестью.
Пьянство в воскресный день рабочий считал делом законным, видел в этом свое право, добытое тяжким трудом, но понедельничное похмелье
лежало уже на его совести, и чтобы обмануть ее, он сочинял продолжение праздничного дня под названием <маленького воскресения>.
Неумение пить вело к беспросыпному <запою>, когда в кабаке спускалось все, вплоть до последней рубахи. Все шло прахом, обуздать себя
несчастный уже не мог.
В субботние ночи в канавах улиц и переулков рабочей заставы лежали пьяные мастеровые, не добравшиеся до своих жилищ. В призрачном
тусклом свете уличных фонарей на Петергофской дороге возникали качающиеся силуэты подвыпивших рабочих. Молодежь с Богомоловского и
Огородного переулков заранее начинала поединки в преддверии традиционного воскресного кулачного боя. На нейтральной территории - в
трактирах или на шоссе - враждующие стороны всегда соблюдали общепринятый нейтралитет и обычно вели себя мирно и доброжелательно. Но
если в субботу богомоловский парень забредал в Огородный переулок, ему приходилось плохо. Первый же абориген Огородного переулка,
увидев чужака, немедленно издавал громкий воинственный крик: <Богомоловский!.. > И сразу же в ответ на призывный клич на тропу войны
выскакивала ватага молодых парней. Слышался мощный топот сапог, треск отрываемых от заборов досок и начиналась охота за неосторожным
богомоловским парнем, спасавшимся бегством от озверелой толпы.
В воскресенье, после церковной службы, рабочий народ дружно сходился к местам, где обычно проходили кулачные бои. Богатыри деревни
Волынкино обычно собирались у Резерва, за огородами Ново-овсянниковской улицы. Бойцы с Елизаветинской и переулка Зимина сходились с
богомоловцами на насыпи Путиловской железнодорожной ветки. По установившимся негласным правилам кулачного боя дом бросал вызов дому,
одна улица дралась с другой. Чаще в кулачных сражениях участвовали две противоборствующие заставские команды: жители улиц от
железнодорожной ветки до Нарвских ворот против аборигенов остальной территории Нарвской заставы, прилегающей к Путиловскому заводу.
Власти не только не мешали воскресным побоищам, но, наоборот, потворствовали им. В толпе любопытных и болельщиков всегда находились
и полицейские чины, с нетерпением ожидавшие начала захватывающего зрелища. Как правило, бой или, вернее, драку начинали
мальчики-подростки, а затем к ним присоединялись взрослые - известные кулачные бойцы Нарвской заставы. Друг против друга
выстраивались две противоборствующие партии, между ними и завязывалось основное кулачное действо. Вначале бой проходил с меткими и
довольно колкими шуточками в адрес противников. Бойцы держались с чувством собственного достоинства, не теряли самообладания и
строго соблюдали правила кулачного боя: <лежащего и присядку не бить>, <сзади не налетать>. Однако по мере нарастания <боевых
действий> шутки постепенно смолкали, участники кулачного боя входили в азарт, правила забывались. Сыпались мощные удары в грудь
противника, под ребра, раздавалась непечатная брань, слышались стоны поверженных бойцов. И вот уже отхаркиваясь кровью, сплевывая
выбитые зубы, противники в дикой ярости наносили друг другу сильнейшие удары.
Бывали случаи, когда в разгаре боя кое-кто пускал в ход ножи. И лишь в самый разгар рукопашного сражения, когда на земле валялись
покалеченные и раненые, на ристалище выезжала конная полиция, благодушно разгонявшая разгоряченных дракой рабочих и останавливавшая
бой.
Пострадавших в кулачной драке развозили по местным больницам. Нередко кулачные поединки приводили к тяжелым телесным повреждениям,
делавшим впоследствии местных гладиаторов инвалидами.
Весьма обыденная для Нарвской заставы картина: в расчетные дни, преимущественно по субботам, у фабричных и заводских ворот, на дворе
или лестнице собирались группы женщин и детей, согнанные сюда страхом, что их кормильцы, получив деньги, не ровен час, <запьют> и
оставят их голодать. Происходили трагикомические сцены. Опытные женщины бросались на рабочих, настойчиво требуя выдачи зарплаты, а
если те упирались, то без всякой церемонии ловкими, отработанными приемами выворачивали у них карманы. Большинство мастеровых
добродушно покорялось этой родственно-полицейской процедуре, сознавая, что без нее им трудно устоять против искушения в
заколдованном круге изобилия питейных заведений.
Иной муж, встречаясь с женой у проходной завода, отдавал ей деньги, оставляя себе рубль или два: <Хоть с получки-то дай погулять>.
Другой, завидев жену у главных ворот, выходил через запасной вход. Гуляки помогали друг другу оперативной информацией: <Я видел,
твоя женка только что в "Китай" заходила> - и мастеровой шел туда, где его жена если и будет, то наверняка не скоро. Многие женщины
с встревоженными и заплаканными лицами метались в этот день от кабака к кабаку. От одного питейного заведения заставы к другому
металось горе хозяйки дома, еле-еле сводившей концы с концами, не знающей, чем завтра накормить детей и чем заплатить за квартиру.
Большие праздники отличались от воскресных дней еще более сильным разгулом. Мощно гудели колокола девяти заставских церквей. Старые
рабочие, облаченные в кафтаны с золотым позументом, торжественно несли святые хоругви. В праздничные дни во всех заводских
мастерских устанавливались иконостасы, при них неотлучно находились <образные> старосты, следящие за неугасимой лампадой.
Общезаводские молебны всегда справлялись пышно и торжественно. Во двор предприятия выносили все хоругви и иконы, возводили помосты
для церковного хора, заводского начальства, священник Пу-тиловской церкви с дьяконом и членами церковного совета проводил
торжественное богослужение. Директор завода поздравлял рабочих с праздником и желал им весело и приятно провести его. Народу в дни
заводских молебнов всегда собиралось много. В праздничные дни разрешалось приводить с собой на завод родных и знакомых, рабочие
показывали женам и детям машины и станки, на которых они работали.
В старой кузнице - самом богомольном цеху, где обычно рабочий день начинался с молитвы, чтили Николая Чудотворца, и ежегодно 9 мая,
на великого Николу, устраивался свой цеховой молебен. Рано утром сторож заправлял лампаду и встречал начальство поясным поклоном.
Дьякон провозглашал <многая лета служащим и трудящимся завода сего>. После молебна рабочие качали начальство. Инженер Денис
Мартынович Прекс служил в кузнице 20 лет и столько же раз на цеховых праздниках проходил обряд качания.
Из конторки приносили стул и бережно подводили под Прекса. Он садился на него, чтобы трижды вознестись над толпой кузнецов и
молотобойцев. Садился без сопротивления, хотя и страдал одышкой. После церемонии инженер поздравлял рабочих с праздником и вручал им
десятирублевую ассигнацию на <цеховой пропой>. На собранные от начальства деньги подручные кузнецов приносили ящики с бутылками -
проходная в эти дни пропускала водку беспрепятственно. На наковальню в этот день кузнецы устанавливали специальный традиционный
стаканчик с водкой. Пропив угощение от начальства, они гурьбой шли в трактир допивать на свои деньги.
В получку мастеровым не хотелось идти домой, в свои перенаселенные, лишенные элементарных удобств жилища. В этот день особенно остро
чувствовалась нищета и убогость своего дома. Отдельные комнаты и еще реже квартиры были доступны за Нарв-ской заставой только
высококвалифицированным рабочим. Из-за высокой квартирной платы многосемейные мастеровые снимали отдельную квартиру и впускали
жильцов во все углы, а для себя оставляли комнату похуже или одну кухню. Хозяйка варила обеды для всех жильцов, стирала им, поила
чаем, будила на работу. Так иногда оправдывалась высокая квартирная плата и даже получалась некоторая выгода. Угловых жильцов
подбирали двух на одну койку, из мастеровых, работавших в разные смены -один работает, другой спит. По скученности жильцов
большинство квартир Нарвской заставы уступало первенство только трущобам босяков в районе Сенной площади.
Один из чиновников, обследовавший быт угловых жильцов за Нарвской заставой, отмечал: <Постельные принадлежности у семейных состоят
обыкновенно из большой деревянной или железной кровати, соломенного или мочального матраса, изредка -перины, ситцевого, из
разноцветных лоскутов, одеяла, двух-трех подушек и цветных занавесок, отделяющих кровать с трех сторон. Нередко можно встретить, что
у холостых и совсем не бывает постельных принадлежностей>.
Теснота и антисанитарное состояние рабочих жилищ за Нарвской заставой были хорошо известны правительству и городским властям. В 1910
году председатель думской санитарной инспекции писал о рабочих кварталах Нарвской заставы: <Живое население размещается теснее, чем
на кладбище... Скученность населения там прямо невозможная: на каждого обитателя квартиры приходится нередко менее 1/2 кубических
саженей. О вентиляции и чистоте жилых помещений понятия нет, везде и всюду грязь и вонь! Выгреба отхожих мест, помойные ямы всегда
переполнены, почва пропитана всевозможными отбросами, и, при полном отсутствии какого-либо дренажа, эти отбросы представляют скопища
грязи вокруг зданий. К довершению бед - жители Нарвского участка не имеют хорошей воды для питья, а употребляют нередко воду рек
Емельяновки и Тараканов -ки, вода которых, по анализу, признана решительно негодной для внутреннего употребления>. Из-за отсутствия
водопровода воду на эту рабочую окраину привозили в бочках от Нарвских ворот, где имелась специальная водоразборная будка. Ее
продавали жителям близлежащих улиц по копейке за ведро.
Неудивительно, что смертность за Нарвской заставой была в два с лишним раза выше, чем в центральных районах столицы. Особенно часто
умирали дети. Эпидемии в столице, в том числе и холеры, начинались, как правило, именно здесь. При этом десятки тысяч людей, живущих
за заставой, обслуживались всего тремя больницами, самая крупная из них - Путиловская - располагала 80 койками.
<Хозяева> Петербурга не проявляли должной заботы о благоустройстве района, цинично считая Нарв-скую заставу <прибежищем для отбросов
городского населения>. Рабочие все чаще и чаще заявляли: <Они живут во дворцах, не ими построенных... Мы строим -они живут!>
В архиве А. А. Блока сохранилась интересная записка о необходимости обследования рабочего района за Нарвской заставой: <Там густое
население и крайняя нужда>, - писал Блок и обращался с предложением ко <всякому, кто мог бы взять на себя обследование хоть одного
дома>. Но на призыв великого поэта никто не откликнулся.
В протоколах заседания Государственной думы за 1903 год имеется решение по ходатайству группы депутатов о включении в черту города
района Нарвской заставы. Гласные думы тогда постановили: <Присоединение рабочих окраин является невыгодным с финансовой стороны, так
как нужды окраин обширны и большинство нужд неотложно...> Поистине <мудрое> государственное решение толстосумов, высокопарно
говоривших при любой представлявшейся возможности о необходимости радения о благе народа российского!
Поэтому нечему было удивляться и негодовать, когда впоследствии на историческом переломе XIX-XX столетий Нарвская застава и
Путиловский завод постепенно приобрели крамольную известность благодаря особой активности и сплоченности пролетариата этой столичной
окраины, нужды которой действительно были <обширны, а большинство нужд - неотложно>. Так бесчеловечной и недальновидной политикой
бесталанных руководителей государства Российского был порожден их будущий могильщик - пролетариат.
Невежество, пьянство, тяжелый труд и нечеловеческие жилищные условия накладывали свою мрачную печать на заставскую жизнь, но
одновременно пробуждали силы протеста и борьбы за свои права. Здесь все чаще и чаще вспыхивали забастовки, причем их всегда
возглавляли путиловцы. В этой борьбе выросло политическое сознание рабочих, формировалась пролетарская солидарность. Постепенно
выступления рабочих становились более организованными и многочисленными.

(продолжение следует...)