Анализируя итоги декабрьских 2003 года выборов в Думу, я обнаружил для себя какой-то глубинный, подсознательный страх Владимира
Путина перед всем неуправляемым, неконтролируемым, что есть в современной России (см. <Успехи без головокружения>. - <ЛГ>, 10 - 16
декабря 2003 г.). Он точно не тот полководец, который легко ввязывается в бой в надежде одолеть противника в рукопашной схватке.
Несмотря на свой громадный рейтинг, Путин не хочет рисковать, он убирает любую потенциальную угрозу своей власти.
Его команда выстраивает плотины на случай вероятного паводка весенней стихии даже в пустыне. КПРФ получила на парламентских выборах
на полную катушку только потому, что надо было окончательно лишить её права голоса в Думе. В этом не было никакого смысла. Но страх
был сильнее. За несколько дней до президентских мартовских выборов был лишён доступа на голубой экран закусивший удила Сергей
Глазьев. В этом тоже не было никакого смысла. Но команда Путина не хотела рисковать. Складывается впечатление, что и адвоката
Михаила Ходорковского, то есть Михаила Касьянова, отправили в отставку, чтобы в день выборов он не был при власти. Михаила Фрадкова
назначили премьером потому, что, как полагает Путин, он никогда не будет претендовать на самостоятельность.
Огромный административный и пропагандистский ресурс был задействован для увеличения явки в день выборов 14 марта. Даже Сергей
Миронов был привлечён только на случай бойкота выборов со стороны других кандидатов в президенты.
Но я бы не упрощал природу этих страхов, этой сверхосторожности, которую проявляет Владимир Путин. Рискну утверждать, что желание
Путина задавить любую угрозу своей власти, любое проявление оппозиционности проистекает отнюдь не из-за его стремления к личной
диктатуре. Всё обстоит прямо противоположным образом.
Путин, на мой взгляд, проявляет сверхосторожность, ибо он на самом деле боится власти. Представьте себя на его месте. Человек ещё
несколько лет назад готовил себя на роль отставника-офицера, зарабатывающего на хлеб извозом, а сейчас по воле случая ему доверили
власть в такой громадной стране, да ещё и в условиях глубочайшего кризиса, когда везде, со всех сторон сплошные завалы.
Сам факт, что любого человека у нас можно вытащить из политического небытия и при помощи телевидения сделать за несколько месяцев
популярным лидером, говорит о том, что у нас нет политической системы как системы правил игры, как системы отношений, как жёстких
критериев выдвижения и подбора кадров. И назначение неизвестного Михаила Фрадкова на пост второго человека в стране ещё раз
доказывает, что пока что мы имеем систему бессистемности.
Я понимаю, что не каждого человека у нас можно раскрутить на роль национального лидера, и ни в коем случае не хочу принизить
значение несомненных личных достоинств Путина, которые позволили ему легко войти в роль лидера мировой державы. Я только хочу
сказать, что у нас ещё не сложилась понятная, устойчивая политическая система. Хочу сказать, что страхи и сверхосторожность Путина
имеет ещё и объективные причины и что нельзя выжить в этих условиях без торможения случайных, непредсказуемых инициатив.
Такова правда, такова политическая реальность, в которой мы живём, такова политическая система, которую создала вместе с Ельциным
наша элита, по недоразумению называющая себя либеральной.
Любой здравый политик, обладающий чувством реальности, отдающий себе отчёт, в какой стране он правит и с каким населением имеет
дело, должен, обязан проявлять сверхосторожность на каждом повороте своей политики. Пока что худо-бедно эта система уже более десяти
лет держится. Но никто не знает, чем обернётся любой прорыв в сторону демократии. Власть у нас действительно держится при помощи
телевидения, благодаря пиаровской машине. Национальной элиты нет, а есть только война враждующих корпораций. Гражданского общества
нет, а есть только ненависть бедной, нуждающейся России к героям журнала <Форбс>. Нет ни устойчивых партий, ни устойчивых
политических союзов. Мы вышли из коммунизма голыми в буквальном смысле этого слова.
И лукавят или ничего не смыслят в русской политике те, кто сейчас, когда всё обошлось, говорят, что страхи были напрасны, что
администраторы на местах явно переусердствовали в использовании административного ресурса. Нет, не напрасно команда Путина прибегла
к советским методам обеспечения явки на выборы. Ибо на самом деле многие, особенно представители среднего и старшего поколения,
ждали со стороны Путина этого нажима. Ждали проявления воли к власти. И этого совсем не понимают наши разоблачители так называемых
<диктаторских поползновений Путина>. В ситуации, когда всё зыбко и держится на волоске, для людей важно напоминание о том, что
власть у нас существует, что у неё есть воля, есть стремление, желание эту власть сохранить. Если бы Михаил Горбачёв проявил это
желание удержать власть после победы на мартовском референдуме 1991 года, то распад СССР не приобрёл бы такие драматические формы.
Не убеждён, что без определённого нажима, без обращения Путина к населению с просьбой прийти на выборы 14 марта пятидесятипроцентная
планка была бы преодолена. Люди соскучились по волевым политикам. Такова правда.
В этой психологии растерянного человека, прошедшего через драму очередной русской революции, очередных русских перемен, и следует
искать причину столь высокой поддержки Путина. Наши либералы себя обманывают, когда говорят, что причина успеха Путина в духовной
неразвитости нашего избирателя, который, как говорила во время ночных бдений на НТВ либеральная журналистка, <не воспринимает
другую, иную точку зрения>. На мой взгляд, массовая поддержка Путина на выборах 14 марта, напротив, свидетельствует о его,
российского избирателя, взрослении. Избиратели наконец-то увидели, что за другой, иной, либеральной точкой зрения ничего нет - ни
здравого смысла, ни уважения к ним как к людям.
Произошёл резонанс между страхами Путина перед российской неопределённостью и страхами массового русского избирателя перед
возможными переменами.
Действительно, с европейской точки зрения наши президентские выборы 2004 года были урезанными. У нас не было реального соревнования
программ. Даже главный кандидат Путин не обозначил внятно повестку своего второго президентского срока. Но тем не менее он обладал
по сравнению со всеми другими кандидатами тем преимуществом, что сохранение его при власти избавляло людей от самой главной беды -
от перемен, которых сегодня больше всего на свете боится российский избиратель. Люди голосовали не просто за стабильность, а против
тех, кто обещал крутые перемены. Я уже не говорю о том, что Путин действительно обладал по сравнению с другими кандидатами и целым
рядом обычных человеческих преимуществ.
Выборы 14 марта установили самый объективный анализ состояния современной России. Сегодня существует объективное противоречие между
взятой нами на вооружение процедурой всенародных демократических выборов и реальным состоянием духа и политики в России. Процедура
требует выдвижения реальных альтернатив, а общество их просто не имеет. Раньше, и в 1991-м, и в 1996 годах голосование у нас было
альтернативным потому, что оно было протестным. А сейчас у людей иссякла энергия протеста. Поводов для протеста много, а энергии
протеста нет. Правда состоит и в том, что нет сейчас на политическом горизонте реальных национальных лидеров, выдвинутых жизнью и
способных конкурировать с Путиным.
