МНОГО ГОРЬКОГО
Жизнь и смерть великого писателя на телевизионном экране
Вокруг Максима Горького - настоящий телевизионный бум. Не успевает появиться
в программе один фильм, как ему буквально наступает на пятки другой. В
октябре на канале <Россия> выходит лента с сенсационным названием <Покушение
на покойника>. В ноябре на <Первом> - <Красная Мата Хари>. А буквально на
другой день - программа о Горьком в проекте-марафоне Николая Сванидзе
<Исторические хроники>. (Ну а уж для полноты информации упомянем еще и о
прошедшей чуть ранее на канале <Культура> передаче - <Сладкая женщина
смутного времени>, посвященной небезызвестной М. Будберг.)
Само название <Покушение на покойника> не то чтобы интригующее - просто
завораживающее. Да еще в самом начале на экране появляется директор архива
М. Горького при ИМЛИ РАН Владимир Барахов, который многозначительно
заявляет, что в доме Горького в пору господства в нем его секретаря П.П.
Крючкова воцарилась какая-то: <бесовщина> (своеобразная формулировка в устах
доктора филологических наук). Перекрестившись на всякий случай, все же
отправимся в путь.
Писатель или любитель рыбы?
Прямо, так сказать, в лоб поставим вопрос: кто же такой Горький в
<Покушении>, в каком качестве он выступает? Писателя нет и в помине. Нет
великого организатора литературных дел, как, впрочем, и в <Красной Мата
Хари>. Уверяют: каждый день у него (а точнее, за него) расписан по минутам.
В качестве этакого престарелого свадебного генерала без конца таскают по
всяким учреждениям и мероприятиям: Только в <Исторических хрониках>
вспоминают о творчестве писателя. И, естественно, поскольку этот фильм цикла
датирован 1907-м, - о повести <Мать>, появившейся в этом году. Увы, в итоге
коллективный разговор о ней подводит к одностороннему выводу о том, что
произведение это оказалось совершенно неудачным, слишком подчиненным
политической злобе дня.
Внимательный зритель не без ехидства может заметить: так вы, господин
рецензент, сами на экране поете в унисон хору <односторонников>, и будет в
своем упреке прав. Но вот оно - коварство монтажа! При съемке главная моя
мысль была совсем иной. Концептуальное новаторство Горького как
художника-мыслителя, создавшего в своем творчестве культ Женщины, Матери,
состоит в том, что сын Ниловны Павел становится как бы <отцом> тех идей,
которые вслед за ним принимает его мать. Горький разворачивает на все 180
градусов традиционный для литературы сюжет, изображающий детей как
продолжателей (или <преодолевателей>) дела отцов. И это лишь часть
специфической горьковской концепции материнства, принимающей в иных его
произведениях и вовсе неожиданные обороты.
Все это я говорил во время записи. Так что, используя новации стилистики
нашего смутного времени, можно сказать: на экране - человек, похожий на
Вадима Баранова, и то, что говорит он, увы, вольно или невольно искажает
смысл горьковской философии Матери как части его философской концепции
Человека.
Мы до сих пор не сумели постичь подлинные общечеловеческие масштабы этого
феномена - Максим Горький. Как Личность он смог подняться со дна жизни на
высочайшие вершины духа, добраться до которых эпоха давала возможность
только избранным. Он стал вместилищем целого комплекса способностей и
талантов (писатель, публицист, журналист-репортер, издатель, литературный
наставник не одной сотни молодых талантов, организатор-руководитель СП,
общественный деятель: всего не перечислишь).
А в фильмах (особенно в <Покушении>)? Перед нами маленький человечек,
которым помыкают все кому не лень. А он лишь приспосабливается к
обстоятельствам. Оказывается, <Мать> написал, чтобы <понравиться> Ленину (с
которым знаком пока лишь шапочно, а потом их отношения складывались очень
сложно). Америку обругал, потому что его вместе с чемоданами выставили из
гостиницы. (Но разве это заставило его в памфлетах о США разглядеть побеги
того, что потом взрастет как так называемая <массовая культура> со всеми ее
отвратительными гримасами?). И в Советскую Россию, оказывается, вернулся под
воздействием Марии Будберг и ее <аргументов>: огромные гонорары, почести,
любовь властей, особняк:
Между тем, если заводить речь про уговаривавших возвращаться в СССР, то
главным из таковых был, безусловно, Артемий Халатов, которого Сталин сделал
руководителем Государственного издательства. Великолепный психолог, вождь
отлично понимал главную <слабость> Буревестника: издавать книги для
просвещения, окультуривания народных масс. Так - еще с нижегородской поры и
через всю жизнь. Вот Халатов и выступил в роли искусителя, поддерживая с
Горьким интенсивную переписку с 1927 года, и, памятуя его слова <жаден я до
редактуры>, обещал ему широчайшее поле деятельности, а затем приехал в
Италию для окончательных переговоров, об итогах которых немедленно доложил
Сталину.
Горький возвращался на родину не ради монарших подачек, а для того, чтобы
работать. Подсчитано, что в советские годы <больной> и чуть ли не умирающий
Горький либо непосредственно редактировал, или был реальным членом
редколлегий, или еще, как мы выражаемся теперь, курировал тридцать различных
изданий (в том числе <Наши достижения>, <СССР на стройке>, <Колхозник>,
<Литературная учеба>, <За рубежом>), а также целый ряд основанных им книжных
серий, начиная со знаменитой <Жизнь замечательных людей>.
Обо всем этом нам с экранов не сообщают. Вообще удивительно искусство
телевизионщиков - главное подменять пятистепенным. Оказывается, тот же глава
Госиздата Артемий Халатов, по мнению авторов <Покушения на покойника>, был
любезен Горькому только тем, что прислал ему в Италию какую-то невероятной
вкуснятины рыбу. И это человеку, которого изысканным гастрономом уж никак не
назовешь, как известно, очень неприхотливому в еде:
<Надо прекословить>
Далее. Давно доказано, что картина посещения Горьким Соловков (да и само
состояние лагеря в тот момент) далека от нарисованной нам на канале <Россия>
страшилки. Но главное в другом. Сразу после поездки на Соловки в печати
развернулась невиданная дотоле травля Пильняка и Замятина за то, что они
опубликовали свои произведения за рубежом. На <отщепенцев> посыпался град
обвинений - и в первую очередь со стороны самого писательского цеха,
которому уже дали понять, куда ведет страну Сталин в год великого перелома и
своего пятидесятилетия.
Но Сталин крупно ошибся, полагая, что после Соловков <прирученный> Горький
поддержит кампанию или, в крайнем случае, промолчит. Горький один решительно
выступил в печати в защиту травимых. И теперь уже град обвинений со стороны
правоверных пролетписателей обрушился на него. А что же Горький? Вместо того
чтобы признать критику, написал вторую статью, в подкрепление первой. Но
печатать ее запретили! Ему, первому писателю страны, впервые так грубо
затыкали рот! Обо всем этом в современной <телегорьковиане> тоже ни слова!
Горький в гневе уехал в Италию и в следующем, 30-м году, в СССР не приезжал.
А это заставило Сталина круто сменить тактику и вести линию на замирение с
Горьким.
В журнале <Вопросы литературы> (< 5 с.г.) опубликована моя статья о роли
Горького в создании Союза писателей. Факты неопровержимо доказывают: как
председатель Оргкомитета Горький многое делал совсем не так, как того желал
Сталин (достаточно вспомнить, что он решительно настоял на кандидатуре
Бухарина как докладчика о поэзии на съезде СП).
В фильме <Покушение на покойника> нам сообщают некоторые ранее неизвестные
факты из жизни писателя и его окружения. Однако его внеаналитичность не
позволяет этой новой информации развиться куда-то дальше. Острые углы
аккуратно обходятся. Многое констатируется, но не объясняется. Вспомним, к
примеру, смерть сына Горького. О том, что он был брошен в нетрезвом
состоянии на холодной майской земле, давно известно. Однако из уст дочери П.
Крючкова мы впервые (и это очень важно) узнаем дополнительную подробность. У
Максима, оказывается, был собутыльник, который и увлек его на речной берег,
где тот уснул. Некто Юдин.
Кто такой Юдин? Чего ради нам сообщили об этом человеке, остается загадкой.
А ведь даже и такой вопрос может возникнуть у зрителя: если Юдин лег спать
на холодном берегу вместе с Максимом, может быть, и он отправился ad patres?
Ничего подобного! Не только уцелел, но и сделал впоследствии
головокружительную карьеру, став даже академиком. Пока еще недооценена роль
этого выскочки, только-только окончившего Институт красной профессуры и
активно включаемого Сталиным в писательские дела.
Умер Максим 11 мая 1934 года. Гуманное правительство выразило Горькому в
печати самое искреннее соболезнование и тотчас отправило писателя в
оздоровительную поездку по Волге. Тем самым Горького выключили из важнейшего
дела - руководства приемной комиссией в Союз писателей, начинавшей работу
именно в эти дни. А в качестве председателя комиссии великого писателя
прекрасно заменил: тот самый Юдин! Отношения к литературе, в сущности, не
имевший! Но зато прекрасно знавший, кому, по мысли Хозяина, не место в СП:
всякого рода булгаковым, пильнякам и прочим.
Вот теперь становится понятной реплика потрясенной матери Екатерины Павловны
Пешковой: <Максима убрали>. В самый неподходящий для Горького (и самый
подходящий для Сталина) момент!
А в программе Сванидзе есть развернутый эпизод посещения Горьким могилы
сына, но о причинах его смерти - ни слова.
<Почему Сталин убил Горького>
Необходимо чуть подробнее остановиться на теме писательского съезда,
проходившего с 17 августа по 1 сентября 1934 года, т.е. в течение 16 дней.
Почти <покойник>, Горький постоянно возглавлял его работу (не всякий
здоровяк выдержит такую нагрузку). Один из делегатов вспоминает: Горький
<все время был окружен делегациями, представителями фабрик, заводов,
колхозов: Только кончит разговаривать с одним, как уже другие ждут своей
очереди. И так целыми днями>.
Он не только выступал на съезде с докладом и развернутым заключительным
словом. В середине девятого заседания неожиданно для всех, вне регламента
взял слово и сказал (цитирую по стенограмме): <Мне кажется, что здесь
чрезмерно произносится имя Горький с добавлением измерительных эпитетов:
великий, высокий, длинный и т.д. (смех). Не думаете ли вы, что слишком
подчеркивая и возвышая одну и ту же фигуру, мы тем самым затемняем рост и
значение других>. Это говорит человек, который уклонился от <социального
заказа> - написания книги о Сталине, которую вождь так ждал от него:
Далеко не все делегаты были довольны и ходом съезда, и докладом Горького. Но
ведь это же был доклад-парадокс! Назывался он <О советской литературе>.
Однако в нем не фигурирует ни одного имени, ни одного произведения.
Первоначальный вариант, подготовленный Горьким, не удовлетворил начальство.
И всем ходом нового текста он, в сущности, давал понять, что не волен
говорить о том, о чем критически высказывался в печати уже в ходе
предварительных дискуссий. Один из делегатов, нижегородец Н. Кочин
свидетельствует, что Горький прервал доклад задолго до конца и сказал, что
остальное можно будет прочитать в отдельной брошюре. (Разумеется, это не
нашло отражения в стенографическом отчете).
Многим не понравился не только доклад, но и тот бесконечный караван
приветствий, которым перемежали речи делегатов представители всевозможных
заводов, фабрик, колхозов, школ и т.д.
В <Покушении> приводится еще один интересный факт, неизвестный до сих пор.
Один из делегатов не выдержал и написал, что у него возникло желание в знак
протеста против показухи бросить в президиум кусок тухлой рыбы и
испражнений. (Его потом нашли и расстреляли.) Но кому такой <подарок> был
предназначен? Разве Горькому принадлежала идея превращения профессионального
форума литераторов в парадно-показушное шоу? Разве Горький готовил
приветствия от колхозниц-ударниц Троицкой МТС Азово-Черноморского края или
саамской народности Кольского полуострова?
Сам Сталин задолго до этого лично сформировал мощную команду партопекунов,
расставленных по всему ходу подготовки съезда, подобно тому, как
расставлялись часовые вдоль всей протяженности железнодорожного полотна, по
которому спецпоезд вез великого вождя на отдых к Черному морю. Туда входили
и высшие чиновники - Л. Каганович и А. Жданов, а так же упомянутый П. Юдин,
А. Щербаков, А. Стецкий, В. Кирпотин и многие другие. Все те, преодолевать
влияние которых во многом удавалось Горькому еще в начале 34-го года - в тот
период, о котором авторитетнейшие западные филологи считают возможным
говорить даже как о кратком времени его абсолютного могущества.
Та свобода, с которой создатели фильма обращаются с материалом, порождает
эклектику и, в конечном счете, оборачивается против них же. Вот появляется в
кадре академик Вяч. Вс. Иванов. Он произносит весьма значимую фразу о том,
что при Горьком не мог начаться <большой террор>. Однако о каком,
спрашивается, противодействии власти со стороны Горького можно говорить,
если перед нами, как постоянно уверяет экран, немощный старец,
последовательно обслуживающий в меру оставшихся сил сталинский режим? Что же
касается позиции Вяч. Иванова в целом, она коренным образом расходится с
итоговой концепцией фильма о так называемой <естественной смерти> Горького.
Но введенный в заблуждение зритель не догадывается об этом, потому что не
знает, что именно Иванову принадлежит опубликованная еще десять лет назад
статья, названная совершенно недвусмысленно: <Почему Сталин убил Горького>.
Таким образом, в фильм о <естественной> смерти писателя его идеи не
вписываются никак. Что называется, академика <подставили>.
<Океанический человек> и его <комментаторы>
Для того чтобы понять сущность позиции Горького, состоявшей в постоянном
нарастании самостоятельности противостояния сталинскому тоталитаризму,
исследователям надо было, что называется, копать, снимая историческую почву
слой за слоем, чтобы добраться до крупиц истины. А Горький - послушный слуга
режима - это сталинский миф, технология которого разрабатывалась и начинала
действовать еще при жизни писателя, но реализована в полной мере была после
его смерти. В сознании многих и многих миф этот (или его пережитки) жив до
сих пор.
Нужно сказать еще несколько слов и о присутствующем в фильмах особом амплуа
своеобразных экспертов, которые периодически появляются на экране со своими
комментариями. Это либо люди широко известные (В. Аксенов, Е. Евтушенко, А.
Сокуров и др.), либо так называемые <узкие> специалисты, визуально мало кому
знакомые, но досконально знающие свой предмет. Вот они-то порой и попадают в
ситуации затруднительные, и субъективность их суждений оказывается слишком
очевидной. Так, замечательная французская исследовательница России Элен
Каррер де Данкос в <Исторических хрониках> допускает довольно странное
сравнение, противопоставляя Горькому Анну Ахматову и Бориса Пастернака. Ведь
это же в принципе разные модели общественного поведения! Но как тут не
вспомнить, что Б. Пастернак буквально преклонялся перед Горьким, мечтая еще
в конце 20-х годов о том, чтобы Горький возглавил творческий союз! Что
Горький спас Пастернака от дикой рапповской травли в 1932 году! Что с подачи
Горького Пастернак станет героем писательского съезда в докладе Бухарина!
Горький, этот <океанический человек> (опять же по афористическому
определению самого поэта), заставит Пастернака прислушаться к
предостережению <хаос мира одолевает силу вашего творчества>. И именно
<ересь неслыханной простоты> вознесет стихи позднего Пастернака на вершины
мировой интеллектуальной лирики.
Итак, Российское телевидение настойчиво и последовательно внушает нам, что
покушаться на живого, а по сути, на <покойника> Горького не было никакой
необходимости. И умер он естественной смертью. В <Исторических хрониках>
звучит та же идея. Там в финале идут в ход замшелые штампы, давно
отвергнутые нашим и мировым литературоведением (к примеру, даже в далеком
Китае). По Сванидзе, Горький <позволил превратить себя в апостола нового
режима>, став <лицом, как красивая актриса становится лицом косметической
фирмы>. Вы не почувствовали, как в разговоре о мировой знаменитости вдруг
повеяло <ароматом> популистской пошлости?
И при этом концы с концами элементарно не сходятся: <апостола> вдруг ни с
того ни с сего <окружили, обложили>, шагу не давая ступить самостоятельно.
Кстати, выделенные горьковские слова воспроизведены журналистом Ильей
Шкапой, автором книги <Семь лет с Горьким>. Вот она передо мной, с
автографом автора, с которым - арестованным еще при жизни Горького и долгие
годы проведшим в ГУЛАГе - я познакомился в середине 60-х годов на одном из
писательских съездов. И он, кстати, говорил мне: <Я абсолютно убежден в том,
что Горький был убит Сталиным, так же, как и многие другие>.
В 1933-1936 годах перед нами далеко не тот Горький, который в 1930-м был
обманут властью и вынужденно пользовался тенденциозно подобранной
информацией. Другой Горький, который уже <прекословил>. Хорош апостол,
который в 1936 году пишет Сталину, лично начавшему кампанию по борьбе с
<формализмом> (печально знаменитая редакционная статья <Сумбур вместо
музыки> в <Правде>), что замечательного композитора Шостаковича травят
<бездарные люди и халтуристы>. Письмо - пощечина вождю.
Сванидзе утверждает, что статья Горького о враге, которого уничтожают
(1930), послужила моральным оправданием <большого террора>. Но вот если бы
создатели фильма не поленились взять в руки знаменитую книгу Роберта
Конквеста под этим самым названием, то в ней они бы прочитали нечто совсем
иное: при жизни Горького <большой террор> начаться не мог. И смерть
Горького, по ироническому замечанию историка, пришлась очень кстати (как и
смерти других именитых личностей из сталинского окружения).
В конце Сванидзе бросает реплику о том, что в <естественной смерти> Горького
никто не сомневался. Между тем слухи об отравлении писателя сразу поползли
по Москве, и властям пришлось прилагать немало усилий, чтобы заглушить их.
Главная миссия баронессы Будберг
Фильм <Красная Мата Хари> исповедует прямо противоположную концепцию. Он
впервые подробно воспроизводит на экране историю <устранения> Сталиным
опального и остающегося опасным писателя при помощи тайного агента ОГПУ М.
Будберг.
В фильме подробно изображается история неожиданного для Муры (как ее
называли в доме Горького) вызова в Кремль 17 июня и встречи со Сталиным, от
которого она получает ошеломляющее задание. Дело в том, что Горькому уже не
в первый раз в ходе тяжелой болезни стало лучше и он мог бы на следующий
день, в заранее назначенный срок принять Луи Арагона. Допустить этой встречи
вождь не мог ни в коем случае: француз получил бы ошеломляющую информацию о
состоянии дел в стране!
Кстати, в качестве эксперта в фильме несколько раз фигурирует Леонид
Колосов, в прошлом наш разведчик, работавший в Италии под крышей <Известий>.
Он комментирует особенности работы агентов более чем на одну разведку. Но
очень жаль, что ему не предложили показать вывезенный из Италии том <Истории
шпионажа>, где впервые прямо говорится, что Горького умертвила его
любовница, сверхсекретный агент ОГПУ. Стоило бы ему сказать несколько слов и
о Михаиле Александровиче Цейтлине и показать его фото. Ведь он как
журналист-известинец был непосредственным свидетелем событий ночи с 17-го на
18-е июня, когда огэпэушники привезли Муру из Москвы в Горки и она прошла
прямо к больному, откуда были удалены все его домашние.
Непревзойденный виртуоз политических интриг точно рассчитал, что никто не
заподозрит любимую женщину Горького в страшном преступлении. А если у кого и
возникнет подозрение, он будет нем, как могила, зная, что за огласку
придется расплатиться жизнью.
Пишу об этом кратко, так как могу отослать интересующихся к моей книге
<Беззаконная комета> (М., Аграф, 2001; гл. 23). В ней впервые в исторической
и биографической литературе на основе тщательного изучения разнообразного
фактического материала реконструируются события 16 - 18 июня 1936 года. Этот
материал беззастенчиво использовал - вплоть до совпадения фраз и целых
абзацев - А. Ярошевский, обозначенный в телетитрах как <автор>. Что же
касается <Беззаконной кометы> и ее автора, то для них строчки в титрах не
нашлось. Тем самым теперь уже вдвойне <Беззаконная комета> перемещается из
творческого поля в поле закона об авторском праве.
О степени же собственной компетентности <автора> Ярошевского в горьковедении
красноречиво свидетельствуют такие примеры. Говорится о встрече с Луи
Арагоном, а в кадре: Ромен Роллан. (Попутно: совершенно нелепо звучит
авторский текст о том, что Горький намекает Крючкову о своей конспиративной
беседе: Разве он забыл, что его секретарь - чуткое ухо НКВД.) Другой
видеопример. Говорится о пикантном эпизоде ночного визита Герберта Уэлса в
комнату Марии Будберг в Петрограде на Кронверкском проспекте в 1920 г. А
камера скользит вдоль узорной решетки особняка Рябушинского, где Горький
поселится лишь в начале 30-х годов.
В действительности Горький - подлинно трагическая фигура нашей
многострадальной послеоктябрьской истории, человек, пытавшийся в рамках
сложившегося режима выстраивать более разумную, гуманистическую модель
развития культуры. Это оказавшееся утопическим намерение привело к
неумолимому расхождению писателя и вождя. Концепция так называемой
<естественной> смерти устарела безнадежно. Крупнейшие исследователи,
писатели, деятели культуры во всем мире давно пришли к твердому выводу о
<ликвидации> Горького Сталиным.
Вадим БАРАНОВ
ОТ РЕДАКЦИИ
В публикуемой статье, по нашему убеждению, поднимается не узковедомственный
вопрос о технологии интерпретаций судьбы имярек на ТВ. Горький - гигантская
фигура не только национального, но и общечеловеческого масштаба. И от того,
каким будет взгляд на финал его судьбы, во многом зависит подход к его
личности, гражданскому поведению, к освещению его жизни и творчества в
учебной, научной и справочной литературе.
А пока читатель сталкивается со следующей картиной. <Обстоятельства смерти
Горького до конца не прояснены> (<Энциклопедия>, изд-во МГУ). <Жизнь
Горького завершилась загадочным многоточием> (В. Лютиков. <Русские писатели
в жизни>, 1999). <В 1936 году Горький в возрасте 68 лет умер в Москве от
воспаления легких> (книга <100 писателей ХХ века>). Рекорд среди
<естественников> ставит издательство <Вече>. К. Рыжов в книге <100 великих
россиян> подводит под концепцию естественной смерти фундаментальное
обоснование. <Отношения с генсеком оставались ровными до самой смерти и не
были омрачены ни одной (! - В.Б.) ссорой. Более того, Горький поставил свой
огромный авторитет на службу сталинскому режиму>. Может быть, хватит? (Хотя
ошеломляющих <открытий> в книгах <Вече> более чем достаточно, о чем пресса
писала не раз.)
При всей нашей любви к плюрализму все-таки признаем: бывают ситуации по
принципу <либо-либо>. Третьего не дано. Перед нами именно такой случай.
Иногда в истории литературы возникают моменты непримиримой конфронтации
сторон. Так было в среде исследователей Есенина: самоубийство или убийство.
Пришлось создать специальную комиссию, которая тщательно изучила все
имеющиеся материалы и склонилась к заключению: самоубийство.
<Литературная газета> убеждена: подобного рода государственная (или
общественная) комиссия должна быть создана для вынесения окончательного
вердикта о причинах смерти Горького. На наш взгляд, в этом кровно
заинтересованы два министерства: образования и культуры. В комиссию должны
войти крупнейшие литературоведы, историки, социологи, политики, юристы,
криминалисты страны (а может быть, и зарубежья), чтобы коллективно прийти к
твердому выводу.
Специалист Баранов - как представитель "узкого круга ограниченных товарищей"
Интересно было познакомится с мнением видного исследователя жизни Горького В.Баранова и лишний раз убедиться в правоте предположений, сделанных питерской группой при разборе 5-ой передачи Сванидзе "Исторические хроники". https://vif2ne.org/nvz/forum/files/Boroda/gor_kij.doc
Замечательно свидетельство Барнова о том, как Сванидзе ИСПОЛЬЗУЕТ высказывания приглашенных экспертов для подтверждения заранее продуманных идей-мин, закладываемых в передачу.
>Все это я говорил во время записи. Так что, используя новации стилистики
>нашего смутного времени, можно сказать: на экране - человек, похожий на
>Вадима Баранова, и то, что говорит он, увы, вольно или невольно искажает
>смысл горьковской философии Матери как части его философской концепции
>Человека.
Баранов, как наивный чукотский юноша, даже не задается вопросом, зачем Сванидзе "искажает смысл горьковской философии". Это, видимо, вне пределов понимания эксперта, хотя по некоторым частностям уже подмеченным питерской группой, он проходится весьма убедительно.
>Оказывается, <Мать> написал, чтобы <понравиться> Ленину (с
>которым знаком пока лишь шапочно, а потом их отношения складывались очень
>сложно). Америку обругал, потому что его вместе с чемоданами выставили из
>гостиницы. (Но разве это заставило его в памфлетах о США разглядеть побеги
>того, что потом взрастет как так называемая <массовая культура> со всеми ее
>отвратительными гримасами?). И в Советскую Россию, оказывается, вернулся под
>воздействием Марии Будберг и ее <аргументов>: огромные гонорары, почести,
>любовь властей, особняк
>Горький возвращался на родину не ради монарших подачек, а для того, чтобы
>работать. Подсчитано, что в советские годы <больной> и чуть ли не умирающий
>Горький либо непосредственно редактировал, или был реальным членом
>редколлегий, или еще, как мы выражаемся теперь, курировал тридцать различных
>изданий (в том числе <Наши достижения>, <СССР на стройке>, <Колхозник>,
><Литературная учеба>, <За рубежом>), а также целый ряд основанных им книжных
>серий, начиная со знаменитой <Жизнь замечательных людей>.
>Обо всем этом нам с экранов не сообщают. Вообще удивительно искусство
>телевизионщиков - главное подменять пятистепенным.
>Далее. Давно доказано, что картина посещения Горьким Соловков (да и само
>состояние лагеря в тот момент) далека от нарисованной нам на канале <Россия>
>страшилки.
И вымышленное г-ном Сванидзе лизоблюдство и низкопоклонство Горького перед властью, Баранов также говорит весьма доказательно.
>В журнале <Вопросы литературы> (< 5 с.г.) опубликована моя статья о роли
>Горького в создании Союза писателей. Факты неопровержимо доказывают: как
>председатель Оргкомитета Горький многое делал совсем не так, как того желал
>Сталин (достаточно вспомнить, что он решительно настоял на кандидатуре
>Бухарина как докладчика о поэзии на съезде СП).
Хотя далее антисоветизм Баранова заносит далеко: дескать, и Горький и его сын - убиты по указанию Сталина и т.д.
>Итак, Российское телевидение настойчиво и последовательно внушает нам, что
>покушаться на живого, а по сути, на <покойника> Горького не было никакой
>необходимости. И умер он естественной смертью. В <Исторических хрониках>
>звучит та же идея. Там в финале идут в ход замшелые штампы, давно
>отвергнутые нашим и мировым литературоведением (к примеру, даже в далеком
>Китае). По Сванидзе, Горький <позволил превратить себя в апостола нового
>режима>, став <лицом, как красивая актриса становится лицом косметической
>фирмы>. Вы не почувствовали, как в разговоре о мировой знаменитости вдруг
>повеяло <ароматом> популистской пошлости?
О том, что мы почувствовали, мы уже написали. Баранов же, действительно, только чувствует безо всякой попытки осмыслить.
>И при этом концы с концами элементарно не сходятся: <апостола> вдруг ни с
>того ни с сего <окружили, обложили>, шагу не давая ступить самостоятельно.
>Кстати, выделенные горьковские слова воспроизведены журналистом Ильей
>Шкапой, автором книги <Семь лет с Горьким>. Вот она передо мной, с
>автографом автора, с которым - арестованным еще при жизни Горького и долгие
>годы проведшим в ГУЛАГе - я познакомился в середине 60-х годов на одном из
>писательских съездов. И он, кстати, говорил мне: <Я абсолютно убежден в том,
>что Горький был убит Сталиным, так же, как и многие другие>.
Неправда ли, какое милое и достоверное свидетельство из уст «беспристрастного» человека. Баранов так за него уцепился, потому что других, более надежных, доказательств у него нет. Как нет свидетельств и мифа о давлении Сталина на Горького с тем, чтобы тот написал биографию вождя. Все это выдумки Баранова, продиктованные его ненавистью ко всему советскому. Часть этих выдумок и берет на вооружение Сванидзе, профессионально укладывая их в единый (хотя и до безобразия противоречивый) сценарий манипуляции.