Я в совке не плевался, а ходил по улицам и желал, чтобы сюда прилетели «термоядерные бомбы» и, пусть забрав заодно и мою жизнь (фигня!), наконец, уничтожили бы эту «раковую опухоль на теле человечества» (именно так и формулировал в те годы), – «юношеский максимализм», вне всякого сомнения. При этом вовсе не «ориентировался на Запад». Вообще не имел никакого представления о «Западе» и каких-либо «чуждых антисоветских идеалах». Совок был экстремально антиномичен не «Западу», а лично мне, обычному русскому вьюношу, «начитавшемуся книг» и имевшему «несчастье» почувствовать себя «личностью», просто «человеком».
Когда Мы в августе 91-го стояли у Белого Дома и ждали неизбежного по всем понятиям штурма, моё «вооружение» составляли противогаз, арматурина и булыжник кило на пять, а идея была: «умру тут, но остановлю хоть одного спецназовца». Мы были готовы заплатить за избавление от совка своими жизнями (абсолютно серьёзно), но это совсем, совсем не потребовалось, и всё «совершилось» как-то уж слишком легко. Вскоре выяснилось, что ничего вообще не «совершилось», а совок просто аккуратно «сменил шкуру», «пролинял».
Поэтому Мы «заберём в Новую Россию» только тех, кто «органически», «зоологически», «экзистенциально» ненавидит совок во всех его мельчайших проявлениях. Вот Наша «психология».
Ну и всё остальное надо выводить вот из этой психологии, потому что всё всегда выводится только из психологии и ни из чего другого.
