От Руслан
К Artur
Дата 26.11.2009 08:48:40
Рубрики Культура; Ссылки; Теоремы, доктрины;

Назад, в азию

>>
http://kulturolog.narod.ru/kozhinov.htm
>
>Человек, который считает, что рациональными рассуждениями можно построить метафизику, недопустимо наивен, что бы всерьёз воспринимать написанное им.

Все метафизики и идеологии строятся на основе трезвого размышления и расчета. Я так понимаю, что и религии тоже. Аффекты добавляются тоже совершенно рациональным способом для определённых целей.

А вы думали Кургинян накурился марихуаны и стал от сердца текстовать на шесть полос?

От Руслан
К Руслан (26.11.2009 08:48:40)
Дата 27.11.2009 23:12:23

Пророческая загадка

http://lib.guru.ua/RABLE/rable1_1.txt

Пророческая загадка

Мечтающий о счастье сын земли,
Душой воспряв, моим речам внемли!
Коль веришь ты, что может человек
Истолковать светил небесных бег
И силой прозорливости своей
Предугадать дела грядущих дней
И что божественное провиденье
Ему порой дарует позволенье, -
Как утверждают книги мудрецов, -
Проникнуть в судьбы будущих веков,
Прислушайся, и я тебе открою,
Что этой осенью или зимою
Откуда-то придут в наш край родимый
Такие люди, коим нестерпимы
Ни отдых, ни веселие, ни смех
И кои, не считая то за грех,
Людей любого званья совратят,
Повсюду сея распрю и разлад.
И если кто-нибудь любой ценой
Решит пойти дорогою такой,
Того слова прельстительные их
Натравят на друзей и на родных.
Не будет стыдно дерзостному сыну
Вонзить кинжал отцу родному в спину,
И даже на носителей корон
Меч подданными будет занесен,
Ибо они себе составят мненье,
Забыв о долге и повиновенье,
Что всем поочередно суждено
То вверх всплывать, то вновь идти на дно.
И это породит так много споров,
Так много перебранок и раздоров,
Что худшего история не знала,
Хотя известно ей чудес немало.
В ту пору многих доблестных людей,
Кого толкнет в водоворот страстей
Их молодой и легковерный пыл,
Постигнет смерть в расцвете лет и сил.
И кто борьбою этой увлечется,
Тот больше от нее не оторвется,
Пока небесный и земной простор
Не преисполнит шумом свар и ссор.
Повсюду станут воздавать почет
Не тем, кто справедлив, а тем, кто лжет,
Ибо рассудок подчинится слепо
Сужденьям черни, темной и свирепой,
К соблазну жадной, подлой, суеверной.
О, сей потоп, прискорбный и безмерный!
Потопом смуту вправе я назвать:
Она не станет времени терять,
И всю страну охватит, и не минет,
Пока бог весть откуда не нахлынет
Поток воды, скрывая с головою
Всех тех, кто, увлеченный пылом боя,
Свой дух в сраженьях так ожесточит,
Что и скотам безвинным не простит,
Зачем покорно целыми стадами
Они идут со всеми потрохами
Не идолам на жертвоприношенье,
А смертным на обычное съеденье.
Теперь и вы поймете без труда,
Что эта неизбывная вражда
В изрядное расстройство и кручину
Введет шарообразную махину!
И даже те, кому она мила,
Кто ей не хочет гибели и зла,
Попробуют, усилий не жалея,
Закрепостить ее и править ею
Так мудро, что останется несчастной
Лишь вопиять к создателю всечасно.
И в довершенье бед наступит день,
Когда весь небосвод обложит тень,
Светило дня плотнее закрывая,
Чем мрак затменья или тьма ночная,
И встанет между солнцем и землей
Глухой, непроницаемой стеной,
И в мире запустенье воцарится.
Но раньше, чем все это совершится,
Подземными толчками будет он
Сильнее и внезапней потрясен,
Чем Этна в час, когда рука Кронида
Низринула ее на титанида {1},
И чем громады энарийских скал
В тот страшный день, когда Тифон восстал
И принялся, гордыней обуян,
Швырять мятежно горы в океан.
Итак, земля за краткие мгновенья
Претерпит столь большие разрушенья,
Что те, кто смог ее поработить,
Не станут больше властью дорожить.
Тогда сердца исполнятся желаньем
Покончить с этим долгим состязаньем,
Поскольку вышесказанный поток
Заставит всех пуститься наутек.
Однако до того, как убежать,
Еще успеет каждый увидать
Огонь, разлившийся по небосводу,
Чтоб высушить нахлынувшую воду.
Когда ж пройдут событий этих дни,
Да будут с ликованием одни
Богатствами и манною небесной
Награждены обильно и чудесно,
Другие ж превратятся в бедняков.
Итак, теперь, когда в конце концов
Грядущее я вам истолковал,
Любой из вас свою судьбу узнал.
Сдержал я слово. О, сколь счастлив тот,
Кто до конца такого доживет! *

От Руслан
К Руслан (27.11.2009 23:12:23)
Дата 27.11.2009 23:30:35

Касательно Телемы и Телемитов:

О том, какой у телемитов был уклад жизни

Вся их жизнь была подчинена не законам, не уставам и не правилам, а их
собственной доброй воле и хотению. Вставали они когда вздумается, пили, ели,
трудились, спали когда заблагорассудится; никто не будил их, никто не
неволил их пить, есть или еще что-либо делать. Такой порядок завел
Гаргантюа. Их устав состоял только из одного правила:

ДЕЛАЙ ЧТО ХОЧЕШЬ,



ибо людей свободных, происходящих от добрых родителей, просвещенных,
вращающихся в порядочном обществе, сама природа наделяет инстинктом и
побудительною силой, которые постоянно наставляют их на добрые дела и
отвлекают от порока, и сила эта зовется у них честью. Но когда тех же самых
людей давят и гнетут подлое насилие и принуждение, они обращают благородный
свой пыл, с которым они добровольно устремлялись к добродетели, на то, чтобы
сбросить с себя и свергнуть ярмо рабства, ибо нас искони влечет к запретному
и мы жаждем того, в чем нам отказано.

--------------------------------------------------------

Надпись на главных вратах Телемской обители

Идите мимо, лицемер, юрод,
Глупец, урод, святоша-обезьяна,
Монах-лентяй, готовый, словно гот
Иль острогот, не мыться целый год,
Все вы, кто бьет поклоны неустанно,
Вы, интриганы, продавцы обмана,
Болваны, рьяно злобные ханжи, -
Тут не потерпят вас и вашей лжи.

Ваша ложь опять
Стала б распалять
Наши души гневом,
И могла б напевам
Нашим помешать
Ваша ложь опять.

Идите мимо, стряпчий-лиходей,
Клерк, фарисей, палач, мздоимец хваткий,
Писцы, официалы всех мастей,
Синклит судей, который, волка злей,
Рвет у людей последние достатки.
Сдирать вы падки с беззащитных взятки,
Но нас нападки ваши не страшат:
Сюда не вхожи крючкодел и кат.

Кат и крючкодел
Были б не у дел
В этих вольных стенах;
Обижать смиренных -
Вот для вас удел,
Кат и крючкодел,

Идите мимо, скряга-ростовщик,
Пред кем должник трепещет разоренный,
Скупец иссохший, кто стяжать привык,
Кто весь приник к страницам счетных книг,
В кого проник бесовский дух маммоны,
Кто исступленно копит миллионы.
Пусть в раскаленный ад вас ввергнет черт!
Здесь места нет для скотских ваших морд.

Ваши морды тут
Сразу же сочтут
Обликами гадин:
Здесь не любят жадин,
И не подойдут
Ваши морды тут.

Идите мимо, сплетник, грубиян,
Супруг-тиран, угрюмый и ревнивый,
Драчун, задира, скандалист, буян,
Кто вечно пьян и злостью обуян,
И вы, мужлан, от люэса паршивый,
Кастрат пискливый, старец похотливый.
Чтоб не могли вы к нам заразу внесть,
Сей вход закрыт для вас, забывших честь.

Честь, хвала, привет
Тем, кто в цвете лет
Предан негам мирным
В зданье сем обширном;
Всем, в ком хвори нет,
Честь, хвала, привет.

Входите к нам с открытою душой,
Как в дом родной, пажи и паладины.
Здесь обеспечен всем доход такой,
Чтоб за едой, забавами, игрой
Ваш шумный рой, веселый и единый,
Не находил причины для кручины.
Приют невинный тут устроен вам,
Учтивым, щедрым, знатным господам.

Господам честным,
Рыцарям лихим
Низость неизвестна;
Здесь не будет тесно
Стройным, удалым
Господам честным.

Входите к нам вы, кем завет Христов
От лжи веков очищен был впервые.
Да защитит вас наш надежный кров
От злых попов, кто яд фальшивых слов
Всегда готов вливать в сердца людские.
В умы живые истины святые
Роняйте, выи яростно круша
Всем, у кого глуха к добру душа!

Душ, к добру глухих,
Книжников пустых,
Нету в этом зданье.
Здесь, где чтут Писанье,
Не найти таких
Душ, к добру глухих.

Входите к нам, изящества цветы,
Чьей красоты не описать словами.
Тут днем и ночью двери отперты
Вам, чьи черты небесные чисты,
Сердца - просты, а очи - словно пламя.
Чтоб знатной даме можно было с нами
Здесь жить годами без забот и свар,
Наш основатель дал нам злата в дар.

В дар златой металл
Наш король нам дал,
Чтоб от бед сберечь нас;
Тот не канет в вечность,
Кто нам завещал
В дар златой металл *.






От C.КАРА-МУРЗА
К Руслан (27.11.2009 23:30:35)
Дата 28.11.2009 10:42:01

Re: Спасибо, наконец-то чуть проясняется (-)


От Alex55
К C.КАРА-МУРЗА (28.11.2009 10:42:01)
Дата 28.11.2009 11:27:37

Я читал "Гаргантюа и Пантагрюэль" еще в отрочестве и тогда уже понимал, что

Я читал "Гаргантюа и Пантагрюэль" еще в отрочестве и тогда уже понимал, что это в эстетическом отношении спорное, неоднозначное, а в мировоззренческом - преходящее явление есть лишь ступенька, лишь этап общественного движения, освобождения от оков, претендующих быть вечными.
Возвращаться на эту ОДНУ ИЗ МНОЖЕСТВА ступенек лестницы развития сегодня, в 2009 году, и разыгрывать наивность с ее пониманием - это тоже "карнавализация", Сергей Георгиевич.

От Руслан
К Руслан (27.11.2009 23:30:35)
Дата 27.11.2009 23:32:24

На мой взгляд это чистый коммунизм

А не то, что Кургинян имеет в виду.

От Игорь С.
К Руслан (27.11.2009 23:32:24)
Дата 28.11.2009 07:48:36

У этого коммунизма другое название

>А не то, что Кургинян имеет в виду.

Руслан, можно вам напомнить Коммунистический манифест? Коммунизм ( социализм) - он очень разный бывает, есть феодальный, есть поповский и есть научный. Ну и, конечно, стоит вспомнить еще "Кто такие друзья народа и как они воюют против социал-демократов"

Все выше написанное является моим мнением

От Руслан
К Игорь С. (28.11.2009 07:48:36)
Дата 28.11.2009 11:09:33

Какое?

>>А не то, что Кургинян имеет в виду.

>Руслан, можно вам напомнить Коммунистический манифест? Коммунизм ( социализм) - он очень разный бывает, есть феодальный, есть поповский и есть научный. Ну и, конечно, стоит вспомнить еще "Кто такие друзья народа и как они воюют против социал-демократов"

По всей вероятности вы отнесёте это к утопическому социализму. И я с этим соглашусь. Научный коммунизм, ведь, родился не сразу в чистом виде, различные идеи высказывались давно, в том числе гуманистами и утописттами.

От Artur
К Руслан (26.11.2009 08:48:40)
Дата 27.11.2009 05:50:39

Блажен, кто верует

>>>
http://kulturolog.narod.ru/kozhinov.htm
>>
>>Человек, который считает, что рациональными рассуждениями можно построить метафизику, недопустимо наивен, что бы всерьёз воспринимать написанное им.
>
>Все метафизики и идеологии строятся на основе трезвого размышления и расчета. Я так понимаю, что и религии тоже. Аффекты добавляются тоже совершенно рациональным способом для определённых целей.


Вы верно только слушали о таких системах метафизик и их не читали.


>А вы думали Кургинян накурился марихуаны и стал от сердца текстовать на шесть полос?

Я думаю, что он, в отличии от 99% знакомых мне людей активно учится и расширяет свой кругозор и эрудицию.


От Руслан
К Руслан (26.11.2009 08:48:40)
Дата 26.11.2009 11:25:59

Вот интересная разработка у Рабле. Сравните с образом "Брежнева"

Бахтин:

Главный мотив для возвращения колоколов, который выставляет в своей речи Ианотус Брагмардо, – влияние колокольного звона на плодородие виноградников Парижского округа. Другой решающий мотив – получение Ианотусом колбасы и брюк, обещанных ему в том случае, если колокола будут возвращены. Таким образом, колокола в этом эпизоде все время звонят в карнавально-пиршественной атмосфере.

Кто же такой сам Ианотус Брагмардо? По замыслу Рабле это – старейший член Сорбонны. Сорбонна была блюстительницей правоверия и нерушимой божественной истины, была властительницей судеб всякой религиозной мысли и книги. Сорбонна, как известно, осуждала и запрещала и все книги романа Рабле по мере их выхода, но, к счастью, Сорбонна в эту эпоху уже не была всесильной. Представителем этого почтенного факультета и был Ианотус Брагмардо. Но Рабле из соображений осторожности (с Сорбонной все же не приходилось шутить) уничтожил все внешние признаки его принадлежности к Сорбонне[135]. На Ианотуса возложено поручение убедить Гаргантюа мудрым и красноречивым словом возвратить похищенные колокола. Ему было обещано за это, как мы видели, и приличное «карнавальное» вознаграждение в виде брюк, колбасы и вина.

Когда Ианотус с комической важностью и в торжественной мантии сорбоннского магистра в сопровождении своих ассистентов приходит на квартиру Гаргантюа, то эту странную компанию принимают сначала за маскарадное шествие. Вот это место:

«Магистр Ианотус, причесавшись под Юлия Цезаря, надев на голову богословскую шапочку, вволю накушавшись пирожков с вареньем и запив святой водицей из погреба, отправился к Гаргантюа, причем впереди выступали три краснорожих пристава, которые если уж пристанут, так от них не отвяжешься, а замыкали шествие человек пять не весьма казистых магистров наук, все до одного грязнее грязи.

У входа их встретил Понократ, и вид этих людей привел его в ужас; наконец он решил, что это ряженые, и обратился к одному из вышеупомянутых неказистых магистров с вопросом, что сей маскарад означает. Тот ответил, что они просят вернуть колокола» (кн. I, гл. XVIII).

Здесь подчеркнута вся карнавальная бутафория в образах сорбонниста и его спутников (вплоть до знакомого нам «rouge muzeau»). Они превращены в карнавальных шутов, в веселое смеховое шествие. «Святая вода из погреба» – ходячее травестирующее обозначение вина.

Узнав, в чем дело, Гаргантюа и его спутники решают разыграть с Ианотусом веселый фарс (мистификацию). Ему прежде всего дают выпить «по-теологически»[136], а тем временем возвращают колокола вызванным представителям города. Таким образом, Ианотусу приходится произносить свою речь на смех, исключительно для потехи собравшихся. Он произносит ее со всею важностью и серьезностью, настаивая на возвращении колоколов и не подозревая, что дело с колоколами уже покончено без него и что на самом деле он просто разыгрывает роль ярмарочного шута. Эта мистификация еще более подчеркивает карнавальный характер фигуры сорбонниста, выпавшей из реального хода жизни и ставшей чучелом для осмеяния, но продолжающей вести свою роль в серьезном тоне, не замечая, что все кругом уже давно смеются.

Самая речь Ианотуса – великолепная пародия на красноречие сорбоннистов, на их способ аргументировать, на их латинский язык; эта пародия почти достойна стать рядом с «Письмами темных людей». Но в пародийной речи Ианотуса с начала и до конца с громадным искусством показан образ старости. «Стенограмма» речи полна звукоподражательных элементов, передающих все виды и степени покашливания и откашливания, отхаркивания, одышки и сопения. Речь полна оговорок, ляпсусов, перебоев мысли, пауз, борьбы с ускользающей мыслью, мучительными поисками подходящих слов. И сам Ианотус откровенно жалуется на свою старость. Этот биологический образ дряхлой старости человека искусно сплетается в единый эффект с образом социальной, идеологической и языковой устарелости сорбонниста. Это – старый год, старая зима, старый король, ставший шутом. Все весело осмеивают его; в конце концов он и сам начинает смеяться.

Но осмеивают чучело сорбонниста. Старому же человеку дают, что ему нужно. А нужно ему, по собственному признанию, немного: «Спину поближе к огню, брюхо поближе к столу, да чтобы миска была до краев!» Это – единственная реальность, остающаяся от претензий сорбонниста. Гаргантюа щедро оделяет всем этим старика. Но сорбоннист высмеян и уничтожен до конца.

От Руслан
К Руслан (26.11.2009 11:25:59)
Дата 26.11.2009 13:44:48

Кое что использовано в фильме "Звёздные войны"

Типа "вот какие у нас союзнички"

От Руслан
К Руслан (26.11.2009 13:44:48)
Дата 26.11.2009 15:14:34

Если эта легенда верна, то она...

очень ярко характеризует личность Рабле, всем понятно, что означает Domino:

Бахтин:

Легенда о Рабле, как мы уже говорили, дает нам его карнавальный образ. До нас дошло много легендарных рассказов о его переодеваниях и мистификациях. Есть, между прочим, и такой рассказ о его предсмертном маскараде: на смертном одре Рабле будто бы заставил переодеть себя в домино (маскарадный наряд), основываясь на словах Священного писания («Апокалипсиса»): «Beati qui in Domino moriuntur» (т.е. «блаженны умирающие в боге»). Карнавальный характер этого легендарного рассказа совершенно ясен. Подчеркнем, что здесь реальное переодевание (травестия) обосновывается с помощью словесной семантической травестии священного текста.


От Alex55
К Руслан (26.11.2009 15:14:34)
Дата 26.11.2009 18:00:16

А что это нам дает?

Все эти режиссерско-театральные дискуссии имеют существенное отличие от жизни, хотя творческие субъекты, востребованные телевидением, считают, что отличия нет.
К сожалению, об этом отличии не написал внятно никто из народных защитников.

Что дает нам эта "новая информация", которую Вы, кажется, считаете достойной внимания?

От Руслан
К Alex55 (26.11.2009 18:00:16)
Дата 26.11.2009 18:35:27

Re: А что это нам дает? - вам, не знаю...

>Все эти режиссерско-театральные дискуссии имеют существенное отличие от жизни, хотя творческие субъекты, востребованные телевидением, считают, что отличия нет.
>К сожалению, об этом отличии не написал внятно никто из народных защитников.

Я, извините, это не понял.

>Что дает нам эта "новая информация", которую Вы, кажется, считаете достойной внимания?

Тоже, не очень понял.

Ну, как вам обьяснить, человек вырядившийся в клоунский костюм умирая для того чтобы плюнуть на религию... по меньшей мере странноватый. Чем-то на Трахтенберга, видимо, похож.

От Alex55
К Руслан (26.11.2009 18:35:27)
Дата 26.11.2009 19:17:50

Мне кажется, не о том говорим. Отвлекают в выхлопную трубу...

>>Все эти режиссерско-театральные дискуссии имеют существенное отличие от жизни, хотя творческие субъекты, востребованные телевидением, считают, что отличия нет.
>>К сожалению, об этом отличии не написал внятно никто из народных защитников.
>
>Я, извините, это не понял.
Не поняли вопроса или не знаете ответа?

>>Что дает нам эта "новая информация", которую Вы, кажется, считаете достойной внимания?
>Тоже, не очень понял.
Не о Достоевском, не о Рабле, даже не о религии речь.
Не те вопросы выдаются за "те".
Есть простой и эффективный прием попытаться достичь взаимопонимания в дискуссии - обеим сторонам отделить простое от сложного, посмотреть на простом совпадение или расхождение позиций.


>Ну, как вам обьяснить, человек вырядившийся в клоунский костюм умирая для того чтобы плюнуть на религию... по меньшей мере странноватый. Чем-то на Трахтенберга, видимо, похож.
А с какой стати разговор пошел о странностях этих людей? Кургинян много написал? Ну, он всегда много пишет, извлечь истину, сделать выводы и послать подальше.
Крысолов дудочкой поманил?

От Руслан
К Alex55 (26.11.2009 19:17:50)
Дата 26.11.2009 20:53:44

Re: Мне кажется,

>>>Все эти режиссерско-театральные дискуссии имеют существенное отличие от жизни, хотя творческие субъекты, востребованные телевидением, считают, что отличия нет.
>>>К сожалению, об этом отличии не написал внятно никто из народных защитников.
>>
>>Я, извините, это не понял.
>Не поняли вопроса или не знаете ответа?

Вопроса не понял, сути вопроса.

>>>Что дает нам эта "новая информация", которую Вы, кажется, считаете достойной внимания?
>>Тоже, не очень понял.
>Не о Достоевском, не о Рабле, даже не о религии речь.
>Не те вопросы выдаются за "те".
>Есть простой и эффективный прием попытаться достичь взаимопонимания в дискуссии - обеим сторонам отделить простое от сложного, посмотреть на простом совпадение или расхождение позиций.

Да, продолжайте, пока еще не понимаю.

>>Ну, как вам обьяснить, человек вырядившийся в клоунский костюм умирая для того чтобы плюнуть на религию... по меньшей мере странноватый. Чем-то на Трахтенберга, видимо, похож.
>А с какой стати разговор пошел о странностях этих людей? Кургинян много написал? Ну, он всегда много пишет, извлечь истину, сделать выводы и послать подальше.
>Крысолов дудочкой поманил?

Ну, я прочитал недавно "Эпос и Роман" Бахтина, и, в общем, скажу, что мне понравилось. Понравились разумные обьяснения этой "кухни". Раньше я вообще мало что понимал в литературе. :) Вслед за литературой много же чего идёт, и кино и всякое остальное другое.

Потом много всяких разговоров велось вокруг обсуждаемого произведения. Я его сейчас читаю. Замечу, что того, о чём пишет Кургинян, для чего Бахтина вытащили в Москву предполагаемые заговорщики в его книге я встретил мало. Вот, например про Брежнева , то что я приводил. Понятно, конечно, что не про брежнева писалось, конечно :)

Ну и , конечно, Бахтин достаточно понятно для меня комментирует собственно саму книгу Рабле и никаких "спецвопросов" ;) у меня это не вызывает.

То о чём говорит Кургинян "уничтожение идеального", как я считаю, я могу быть неправ, является "содержанием гуманизма" и "возрождения". Но идеальное это именно религия. Она в книжке Рабле, прямо скажем, оплёвывается. "Пантагруэлисты" антагонизм понятия "христиане" и далее в том же духе ни на секунду не отступая от темы. За это большевики и поместили, видимо, статью в литературной энциклопедии.

Не знаю уж от чего меня всё это отвлекает, но кажется, что ни от чего серьёзного.

Почему Кургинян погнал такую волну? Вот этого я не понимаю, и в том что я прочитал ничего уж "такого" отчего её стоило бы гнать, как я считаю нет. Видимо назначение этих статей - заварить кашу покрепче, чтобы "народ" (патриотические круги) затеял разборки, переругался и пр.

Вы знаете, того кто много тарахтит по телевизору я сразу ставлю под подозрение. Да и по радио он тоже мнего, как я понимаю. Так что я именно по поводу Кургиняна и его статей совершенно не волнуюсь. Меня совсем другие вещи волнуют. Вот.

От Alex55
К Руслан (26.11.2009 20:53:44)
Дата 26.11.2009 22:35:06

Давайте подумаем.

>Вопроса не понял, сути вопроса.
Говорят, жизнь - театр, игра.
Это - метафора. А почему не буквально?
В чем отличие?

>>Есть простой и эффективный прием попытаться достичь взаимопонимания в дискуссии - обеим сторонам отделить простое от сложного, посмотреть на простом совпадение или расхождение позиций.
>
>Да, продолжайте, пока еще не понимаю.
Чего не понимаете? Приема подразделить тему (анализ ситуации в РФ и предшествующих процессов) на простое и сложное?

>>Крысолов дудочкой поманил?
>Ну, я прочитал недавно "Эпос и Роман" Бахтина, и, в общем, скажу, что мне понравилось. Понравились разумные обьяснения этой "кухни". Раньше я вообще мало что понимал в литературе. :) Вслед за литературой много же чего идёт, и кино и всякое остальное другое...
Это - то, что Вы узнали о литературе - простое или сложное ?

От Руслан
К Alex55 (26.11.2009 22:35:06)
Дата 26.11.2009 22:44:36

Re: Давайте подумаем.

>>Вопроса не понял, сути вопроса.
>Говорят, жизнь - театр, игра.
>Это - метафора. А почему не буквально?
>В чем отличие?

Десять отличий?

>>>Есть простой и эффективный прием попытаться достичь взаимопонимания в дискуссии - обеим сторонам отделить простое от сложного, посмотреть на простом совпадение или расхождение позиций.
>>
>>Да, продолжайте, пока еще не понимаю.
>Чего не понимаете? Приема подразделить тему (анализ ситуации в РФ и предшествующих процессов) на простое и сложное?

Да, ситуация в РФ - полный анализ, тут я согласен. Это несложно, конечно, понять.

>>>Крысолов дудочкой поманил?
>>Ну, я прочитал недавно "Эпос и Роман" Бахтина, и, в общем, скажу, что мне понравилось. Понравились разумные обьяснения этой "кухни". Раньше я вообще мало что понимал в литературе. :) Вслед за литературой много же чего идёт, и кино и всякое остальное другое...
>Это - то, что Вы узнали о литературе - простое или сложное ?

Когда не знаешь, то сложно, а когда обьяснят, то просто. ;)

От Alex55
К Руслан (26.11.2009 22:44:36)
Дата 27.11.2009 10:05:46

Шутки юмора вместо мыслей - знакомый жанр

>>>Вопроса не понял, сути вопроса.
>>Говорят, жизнь - театр, игра.
>>Это - метафора. А почему не буквально?
>>В чем отличие?
>
>Десять отличий?
Восемь с половиной.

>>>>Есть простой и эффективный прием попытаться достичь взаимопонимания в дискуссии - обеим сторонам отделить простое от сложного, посмотреть на простом совпадение или расхождение позиций.
>>>
>>>Да, продолжайте, пока еще не понимаю.
>>Чего не понимаете? Приема подразделить тему (анализ ситуации в РФ и предшествующих процессов) на простое и сложное?
>
>Да, ситуация в РФ - полный анализ, тут я согласен. Это несложно, конечно, понять.
И я тоже согласен, что полный.
Насчет же сложности у нас нет единого мнения.

>>Это - то, что Вы узнали о литературе - простое или сложное ?
>
>Когда не знаешь, то сложно, а когда обьяснят, то просто. ;)
А когда объяснят дальше, то опять сложно.

От Руслан
К Alex55 (27.11.2009 10:05:46)
Дата 27.11.2009 10:25:07

Re: Шутки юмора...

Я вам высказал свои мысли по теме, вы же решили меня экзаменовать дальше, вместо того, чтобы высказать свою позицию.

От Alex55
К Руслан (27.11.2009 10:25:07)
Дата 27.11.2009 10:29:34

Моих шуток не заценили. А жаль, они покруче Ваших, профессор (-)


От Руслан
К Руслан (26.11.2009 11:25:59)
Дата 26.11.2009 12:00:15

Статья о Рабле из Литературной энциклопедии [М.], 1929—1939.

Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939.

http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le9/le9-4682.htm

РАБЛЕ Франсуа [François Rabelais, 1494—1553] — знаменитый писатель, крупнейший представитель гуманизма во Франции. Родился в окрестностях Шинона (в Турени) в семье зажиточного землевладельца и адвоката. Рано отданный в монастырь Францисканского ордена, он с жаром занялся там изучением древних языков и права. Еще в молодости Р. вел переписку с знаменитым гуманистом Бюде (G. Budé) и приобрел известность своей выдающейся образованностью, в частности среди юристов. Ввиду враждебного отношения францисканцев

469

(самого обскурантного из орденов) к изучению греческого языка Р. выхлопотал разрешение перейти в Бенедиктинский орден. В 1530 он переселился в Лион, где изучил медицину, и в 1532 получил должность врача местного госпиталя. Здесь он опубликовал ряд ученых трудов и первые две книги своего романа. В 1533 и 1535 он совершил в свите парижского епископа, позже кардинала, Жана дю Белле две поездки в Рим, где изучал римские древности и восточные лекарственные травы. Потеряв за самовольные отлучки свою должность врача в Лионе, Рабле два года жил как духовное лицо, но в 1537 он снова возвратился к медицине, практикуя в качестве врача в Норбонне, Лионе и Монпелье, где он получил степень доктора медицины. После третьей поездки в Рим в свите другого сановника Р. получил должность приемщика прошений, подаваемых на имя короля, но затем [в 1546] переселился в Мец, где стал врачом местного госпиталя. В 1548 он в четвертый раз поехал в Рим, снова с кардиналом дю Белле, и по возвращении [1551] получил два прихода — один из них в Медоне (в Турени). Он однако не исполнял священнических обязанностей и в 1553 совсем отказался от своих приходов. В том же году смерть застала его в Париже.

Ученые труды Р., свидетельствуя о глубине и обширности его познаний, не представляют все же большого значения. Они сводятся гл. обр. к комментированным изданиям античных трактатов по медицине (напр. «Афоризмов» Гиппократа, 1532), старых юридических трудов, «Топографии древнего Рима» итальянца Марлиани [1534] и т. п. Главным произведением Р., создавшим ему мировую славу, является его роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», в к-ром под покровом шуточного повествования о всяких небылицах он дал чрезвычайно острую и глубокую критику учреждений и навыков отмирающего средневековья, противопоставив им систему новой гуманистической культуры.

Большинство французских буржуазных исследователей, принимая дословно уверения Р., что он писал свой роман только «во время обеда», в перерывах между двумя блюдами, затушевывают боевое сатирическое содержание романа. Фаге напр. полностью его отрицает, толкуя роман как чистую юмористику, как грандиозную «эпопею веселого смеха». Этому однако противоречит не только то, что Р. трудился над своим произведением 20 лет, иногда перерабатывая его выпущенные ранее части, — из чего видно, что он придавал ему серьезное значение, — но и сильнейшие цензурные гонения, к-рым роман подвергался. Чрезвычайно многое Р. приходилось выражать иносказательно, и до сих пор еще не все его намеки удалось полностью расшифровать.

Толчком для создания романа Р. послужил выход в свет в Лионе в 1532 анонимной «народной книги» «Великие и неоценимые хроники о великом и огромном великане Гаргантюа». Успех этой книги, представлявшей собой банальный образец опустившегося в низы позднерыцарского романа, — бессвязное нагромождение нелепых авантюр с участием короля Артура,

470

«гогов и магогов» и т. п. — навел Р. на мысль использовать эту форму для подачи в ней иного, более серьезного содержания, и в 1533 он выпустил в качестве ее продолжения «Страшные и ужасающие деяния и подвиги преславного Пантагрюэля, короля дипсодов, сына великого великана Гаргантюа».

Произведение это, подписанное псевдонимом Alcofribas Nasier (анаграмма имени François Rabelais) и составившее затем вторую книгу романа, выдержало в короткий срок ряд изданий и даже вызвало несколько подделок. В этой книге Рабле еще близко держится подсказанной ему «народной книгой» схемы средневековых романов (детство героя, его юношеские странствия и подвиги и т. п.), из к-рых он почерпал многие образы и сюжетные мотивы. Наряду с самим Пантагрюэлем выдвигается другой центральный герой эпопеи — неразлучный спутник Пантагрюэля — Панург, характерный для эпохи первоначального накопления тип деклассированного интеллигента, представителя богемы, остроумного, ловкого, образованного любителя наслаждений и вместе с тем плутоватого, жестокого, беспринципного циника. Шуточный элемент в этой книге еще преобладает над серьезным. Однако кое в чем уже проявляются гуманистические тенденции; таковы обильные античные реминисценции, насмешки над схоластической «ученостью» докторов Сорбонны (еще усиленные в последующих изданиях), особенно же — замечательное письмо Гаргантюа к сыну (гл. 8), являющееся

Иллюстрация: Фронтиспис 1-го изд. «Пантагрюэля» [1533]

471

апологией наук и универсальной образованности.

Ободренный успехом своего предприятия, Рабле в следующем году выпустил под тем же псевдонимом начало истории, долженствовавшей заменить собой «народную книгу», под заглавием: «Повесть об ужасающей жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля» (Лион, 1534), составившую первую книгу романа. Из своего источника Р. заимствовал лишь очень немногие мотивы (сказочные размеры Гаргантюа и его родителей, поездка его на гигантской кобыле, похищение колоколов собора Нотр-Дам), все же остальное — плод его собственного творчества. Фантастика уступила место гротескным и нередко гиперболическим, но по существу реальным образам, и шуточная форма изложения прикрыла очень глубокие мысли. Здесь сосредоточены важнейшие моменты романа Р. История воспитания Гаргантюа вскрывает противоположность старого, схоластического и нового, гуманистического метода в педагогике. Речь магистра Янотуса из Брагмардо, упрашивающего Гаргантюа вернуть похищенные им колокола, — великолепная пародия на пустозвонную риторику сорбоннистов. Далее следует описание вторжения и завоевательных планов Пикрошоля — блестящая сатира на феодальные войны и на королей феодального типа. На фоне войны появляется фигура «монаха-мирянина», брата Жана, — олицетворение физического и нравственного здоровья, грубоватой жизнерадостности, освободившейся от средневековых оков человеческой природы. Заканчивается книга описанием основанного по плану брата Жана Телемского аббатства, этого средоточия разумных, культурных наслаждений и абсолютной свободы личности, у входа в которое прибита надпись: «Делай, что захочешь!».

Иллюстрация: А. Робида. Иллюстрация к роману Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» [1884]

«Третья книга героических деяний и сказаний о благородном Пантагрюэле» вышла в свет после большого перерыва, в 1546, в Париже, с обозначением подлинного имени автора. Она существенно отличается от двух предыдущих. После 1540 политика Франциска I резко изменилась. Восторжествовала реакция; участились казни кальвинистов и свободомыслящих; цензура свирепствовала. Сатира Р. в «Третьей книге» стала более сдержанной и прикрытой. Уже в переиздании 1542 двух

472

первых книг он смягчил выпады против сорбоннистов и упразднил места, выражавшие сочувствие кальвинизму, что однако не спасло издание от запрещения его богословским факультетом Парижа, точно так же, как в 1547 были им осуждены переизданные вместе в 1546 три книги романа.

«Третья книга» открывается картиной мирной и гуманной колонизации покоренной Пантагрюэлем страны дипсодов — картиной, явно задуманной как антитеза хищнической колониальной политике эпохи. За этим следует (гл. 2) эпизод расточительности Панурга, промотавшего в две недели доходы за три года вперед с целой области (сатира на наместников и управителей). Но дальше всякие происшествия прекращаются, и книга заполняется беседами и рассуждениями, в к-рых Р. проявил свою ученость в области ботаники, медицины, юриспруденции и т. п. Поводом к этому служит то, что Панург никак не может решить, жениться ему или нет (т. к. он ужасно боится «рогов»), и у всех спрашивает совета. Отсюда — ряд гротескных фигур разных лиц, к которым он обращается: «философы» разных толков, не способные вымолвить разумное слово, судья Бридуа, решающий все тяжбы выбрасыванием игральных костей, и т. д. В этой книге излагается философия «пантагрюэлизма», которую Р., — во многом разочаровавшийся и сделавшийся теперь более умеренным, — определяет как «веселое расположение духа, презирающего случайность судьбы», и как искусство «жить, ничем не смущаясь и не возмущаясь», — своеобразное соединение эпикуреизма и стоицизма.

Первая краткая редакция «Четвертой книги героических деяний и сказаний о Пантагрюэле», вышедшая в Лионе в 1548 (снова под собственным именем Рабле), также носит, по указанным причинам, сдержанный (в идейном отношении) характер. В ней Рабле возвращается к буффонному стилю повествования второй книги, как бы стремясь выдать ее за невинную юмористику. Но четыре года спустя, почувствовав себя в безопасности под покровительством кардинала дю Белле, Р. выпустил в Париже [1552] расширенное ее издание, где дал волю своему негодованию на новую королевскую политику, поощрявшую религиозный фанатизм, и придал своей сатире исключительно резкий характер.

Фабульная канва книги — рассказ о плавании Панурга и его спутников (в том числе самого Пантагрюэля) к оракулу Божественной бутылки (помещаемому Рабле в Китае), к-рый должен разрешить мучащее Панурга сомнение. Все это путешествие представляет собой смесь точных географических описаний (отражающих всеобщий интерес к дальним плаваниям в эту эпоху колониальной экспансии) с причудливой фантастикой, имеющей обычно аллегорико-сатирический смысл. Путники посещают поочередно остров Прокурации, населенный кляузниками и сутягами; остров Каремпренан (католический пост) и соседний, населенный врагами его, Колбасами; острова Папефигов («показывающие папе фигу», т. е. кальвинисты) и Папиманов (паписты); остров, где царит мессер Гастер

473

(«владыко-чрево»), «первый магистр искусств в лире», к-рому приносят обильные жертвы съестным, и т. п.

Через 9 лет после смерти Р. была издана в Париже под его именем книга, озаглавленная «Звучащий остров», а еще через 2 года [1564], под его же именем, — полная «Пятая книга», началом которой является «Звучащий остров». Вопрос о принадлежности ее Р. до сих пор не решен окончательно. Против авторства Р. гл. обр. говорит ее стиль, несравненно более вялый, изобилующий длиннотами и туманными аллегориями (особенно в конце — при описании оракула Божественной бутылки). Наиболее вероятно предположение, что пятую книгу, задуманную, но не выполненную Р., написал какой-то другой автор по материалам и наброскам, оставшимся после смерти Рабле.

Плавание Панурга в этой книге заканчивается. Из множества новых диковин, которые видят путники, наиболее интересны: Звучащий остров, где содержатся в клетках разные породы птиц с пестрым оперением, объедающие весь мир: клериканы, монаханы, епископаны, аббатаны и т. п. (католическая церковь); далее остров Пушистых котов с их эрцгерцогом Когтистым хватуном (судейские): они «питаются маленькими детьми», и «когти у них такие крепкие, длинные и острые, что никто, будучи схвачен ими, уже не вырвется»; затем царство Квинтэссенции (схоластики), к-рая питается только «абстракциями, категориями, мечтаниями, шарадами» и т. п. и лечит больных песнями. Наконец путники прибывают к оракулу Божественной бутылки, которая в качестве ответа Панургу изрекает: «тринк», т. е. «пей», что каждый толкует по своему разумению: натуры более низменные, как Панург или брат Жан, понимают это лишь как призыв к выпивке, но для людей просвещенных, «истинных пантагрюэлистов», это — приглашение пить из «источника мудрости».

Несмотря на отмеченную эволюцию во взглядах и настроениях Р., роман его обнаруживает глубокое идейное единство. Мировоззрение Р. сложилось в атмосфере гуманизма и Реформации. Педагогические идеи Рабле совпадают с идеями Бюде, Эразма Роттердамского, Лютера; его отношение к религии и духовенству близко к взглядам Эразма и т. п. В целом — это мировоззрение буржуазии, на заре капитализма восстающей против феодальных догм, средневекового обскурантизма и удушения прав личности. Р. не просто отражает эти новые идеи и чувства, но дает им в своем романе самое боевое выражение. Он — натура активная, воинствующая. Из всех древних величайшие в глазах Р. и наиболее им любимые — Демосфен, Аристофан и Эпиктет: три борца.

Р. начал с мажорных тонов. Его раскатистый смех, буффонное балагурство, гиперболизм образов первых двух книг — не только средство приманить читателя, чтобы помочь ему лучше овладеть скрывающимся за всем этим серьезным содержанием, но и выражение избытка сил, жизнерадостности нового молодого класса, перед к-рым раскрываются необъятные

474

перспективы. Рабле прославляет наступивший расцвет наук и просвещения. «То время, когда я воспитывался, — пишет Гаргантюа своему сыну, — было благоприятно для наук менее нынешнего. То время было еще темнее, еще сильно было злосчастное влияние варваров, готов, кои разрушили всю хорошую письменность. Но по доброте божьей, на моем веку свет и достоинство были возвращены наукам» (кн. II, гл. 8). Этот новый гуманистический идеал Рабле утопически выразил в картине Телемского аббатства, этой ассоциации интеллигентов, которые, по выражению А. Н. Веселовского, «работают для преуспеяния человечества и свободны от труда». Телемское аббатство не знает правил, стесняющих гармоническое развитие личности, здесь нет места для «нищих духом», порочных и убогих, здесь царство красоты, молодости, радости жизни. Телемиты вольны вступать в брак, пользоваться благами богатства и свободы. Они чтут науки и искусства, между ними нет таких, кто не умел бы «читать, писать, петь, играть на музыкальных инструментах, говорить на пяти-шести языках и на каждом языке писать как стихами, так и обыкновенной речью».

Иллюстрация: Из иллюстраций XVIII века к «Гаргантюа и Пантагрюэлю»

Зло осмеивая средневековый суд, феодальные войны, старую систему воспитания, всякую схоластику, богословскую метафизику и религиозный фанатизм, Р. прокламировал освобождение человеческой личности — и в первую очередь физической природы человека — от всяких пут. Рабле утверждает физическое, физиологическое начало как основное в жизни отдельных людей и человеческого общества.

475

Если в своей педагогической системе Рабле выдвигал принцип равномерного, гармонического развития душевных и физических свойств человека, то все же именно вторые он считал первичными. Земля, плоть, материя для него — основа всего сущего. Мотивы всех поступков, все человеческие движения изображаются им прежде всего как физиологические рефлексы. Это восстание (в элементарных его проявлениях — еще грубое, «непросвещенное») так долго угнетаемой плоти сочувственно закрепляется Рабле в образе брата Жана. Ключ ко всякой науке и ко всякой морали для Р. — возвращение к природе. Все, что является отклонением от нее, — плохо (см. знаменитое противопоставление Физиса — Антифизии, кн. IV, гл. 32). Реабилитация плоти — задача столь важная для Р., что он сознательно заостряет ее, беря иногда нарочито грубый и циничный тон. Во всем романе его мы не найдем иного понимания любви между полами, нежели как простой физиологической потребности. Отсюда — смелость выражений Р., многочисленные пищеварительные и «анатомические» подробности и пр. Однако утверждение первенства физического начала в человеке отнюдь не означает у Рабле высшую оценку его. В конечном итоге Р. требовал подчинения телесного начала духовному (интеллектуальному и моральному), и картины невоздержанности в пище и питье часто имеют у него сатирический характер. Начиная с

Иллюстрация: Титульный лист романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» [1599]

476

«Третьей книги» все сильнее звучит у него требование умеренности.

Красной нитью через весь роман (особенно в двух первых книгах) проходит вера в благость природы, в естественную «доброту» человека. Все естественные влечения, по мысли Р., законны, и если их не насиловать, они приведут лишь к действиям разумным и моральным (ср. Телемское аббатство с его девизом «Делай, что захочешь!»). Этот оптимизм эта светлая жизнерадостность, не исчезая вполне, лишь слегка омрачается в последних книгах привкусом горечи и разочарования.

Р. утверждал доктрину «естественной нравственности» человека, не нуждающейся в религиозном обосновании. Но и вообще в его понимании мира религии нет места. Не доходя до полного атеизма, Р. практически исключает бога, во всяком случае какую-либо религиозную догматику.

Все, что связано с практикой католицизма, подвергается Рабле жестокому осмеянию. Он ненавидит (подобно Эразму) богословов, глумится над Римом, учением о «декреталиях», всякой мистикой. Для Р. нет ничего ненавистнее монахов. По его мнению, «монашество происходит от праздности высших классов, которые таким путем избавляются от лишних ртов и от невежества и бедности народа, которые безделье предпочитают труду». При враждебности Р. всякой религиозной догме он не имел никаких оснований относиться к кальвинизму лучше, чем к католичеству. Уничтожая в издании 1542 пассажи, где раньше у него проскальзывали симпатии к кальвинизму, Р. не погрешил этим против своих более созревших к тому времени убеждений. Вероисповедная распря ему безразлична, ибо фанатики «папефиги» в его глазах вполне стоят фанатиков «папиманов». И Кальвин имел причины вторить сорбоннистам в своем осуждении Рабле, к-рый, по его словам, не верит ни в бога, ни в ад, ни в бессмертие души. Действительно, не порывая официально с христианством, Рабле дал ему столь же «широкое» толкование, как и Эразм, приравнивая евангельские легенды к античным мифам и считая те и другие лишь символами. Рассказав легенду о смерти Великого Пана, Пантагрюэль заключает: «Все же я толкую это как смерть великого спасителя верующих..., ибо он — наше Все, все что мы имеем, все, чем мы живем, все, на что мы надеемся, — все есть он, в нем, от него и через него» (кн. IV, гл. 28). Здесь Р. предельно обнажает свою мысль: его религия — философский пантеизм.

Своим зачаточным, но уже вполне отчетливым материалистическим методом мышления, всем боевым характером своей сатиры и своим жизнеощущением, борьбой своей не только с мистикой и метафизикой, но и (в противоположность напр. Ронсару и Плеяде) со всякой романтикой и эстетизацией образов и чувств Р. проявлял себя идеологом передовой буржуазии своего времени, революционно настроенным по отношению ко всему средневековому, феодальному, и стремящимся построить новый, гуманистический идеал жизни. Эта классовая позиция Р. ярче всего сказалась

477

в его отношении к разным слоям общества. С наибольшей охотой и мастерством он изображал толпу, плебейскую среду, низы общества, включая интеллигентную деклассированную богему (Панург). Напротив, он почти не выводил представителей господствующих классов, а если и выводил, то в остро сатирическом плане, награждая их выразительными, не всегда удобопереводимыми именами: граф Спадассен, капитан Мердайль, герцог де Бадефесс, принц де Гратель и т. п. (кн. I, гл. 31, 33). Отношение Р. к различным классам фиксируется в гротескном описании «того света», к-рое дает побывавший там Эпистемон (кн. II, гл. 30): цари и великие мира сего выполняют там самые унизительные обязанности, между тем как скромные мещане и бедняки занимают первые места.

Как идеолог буржуазии эпохи первоначального накопления Р. — убежденный сторонник абсолютизма. Помимо основной линии королевской политики, сводившейся к борьбе с крупными феодалами, Рабле привлекало к Франциску I то широкое покровительство, к-рое в первую половину своего правления (примерно до 1535) тот оказывал гуманизму. И возможно, что наиболее положительные образы романа Р. — Грангузье, Гаргантюа и особенно Пантагрюэль, миролюбивые и добрые, пекущиеся о благе подданных «короли-философы» — имеют многие черты идеализированного Р. образа Франциска I. Но после наступившей реакции образ Пантагрюэля как короля тускнеет: в последних книгах он почти уже не показан правителем, а только путешественником и мыслителем, воплотителем философии «пантагрюэлизма».

Вполне соответствует идеологии Р. и стиль его — яркий, кипучий, необыкновенно красочный. Приемы комического у него крайне разнообразны — от наивной игры слов до тонкой философской иронии. В стиле и в языке Рабле еще много средневекового: хаотическое нагромождение слов, грубоватый гиперболизм, нарушения «хорошего вкуса», столь вменявшиеся Р. в вину «классиками» XVII и XVIII веков. Но во всем этом проявляется также плебейская природа стиля Рабле, его ориентация на низы. В целом — это сочный и исключительно гибкий язык, язык Ренессанса.

Р. — один из величайших мастеров описаний, острого диалога, портретирования. Р. очень много сделал для развития французского языка. Как гуманист он конечно вносил в него множество античных элементов. В его романе насчитали около 1 000 латинизмов и более 500 эллинизмов, из которых десятка два введены им самим. Однако, предвосхищая теории Плеяды, Р. проповедывал в этом отношении умеренность и в эпизоде с «лимузинским школяром» (кн. II, гл. 6) жестоко расправился с «обдирателями латыни», коверкающими французский язык. С другой стороны, Р. весьма обогатил язык разными вульгаризмами и провинциализмами, в особенности конечно туренскими.

Роман Р. — энциклопедия знаний того времени. Бесчисленны встречающиеся у Р. заимствования и цитаты из различных (числом

478

более 100) авторов, особенно древних, причем материал этот Р. использует крайне разнообразно, иногда с полной серьезностью для доказательства какой-нибудь мысли, иногда ради комического эффекта, иногда в чисто орнаментальных целях, но всегда осваивая его и «модернизируя» в соответствии со своими идейными и художественными намерениями.

Р. не создал лит-ой школы и не имел прямых продолжателей, но влияние его на последующую литературу огромно. Из крупных французских писателей, на к-рых гуманистический и натуралистический юмор Р. оказал заметное воздействие, назовем Мольера (воспроизведшего мотивы Р. в нескольких своих пьесах), Лафонтена (стихотворные «Сказки»), Лесажа, Вольтера (гротески «Кандида»), Бальзака («Смехотворные рассказы» к-рого — прямое подражание Р.), отчасти Э. Ожье, из новейших — А. Франса (некоторые рассказы) и Р. Роллана («Кола Бреньон»). За пределами Франции влияние Р. всего заметнее в произведениях Свифта и Жан-Поля Рихтера.

Библиография: I. Лучшее издание произведений Р.: Œuvres de F. Rabelais, éd. critique, publiée par A. Lefranc, с обширными комментариями Р. Champion, 1912 и сл. (не закончено); из прежних изданий A. de Montaiglon et L. Lacour’a, 3 tt., P., 1868—1872, и Ch. Marty — Laveaux, 6 tt., P., 1868—1903. Русск. перев. восходят к XVIII в.: Повесть славного Гаргантуаса, страшнейшего великана, СПБ, 1790. Новейшие: Гаргантюа и Пантагрюэль, перев. А. Н. Энгельгардта, изд. ред. «Нового журнала иностранной литературы», СПБ, 1901 (сильно сокращенный и неточный); Гаргантюа и Пантагрюэль, перев. В. Пяста, под ред. И. Гливенко, с предисл. П. С. Когана, рис. Г. Доре, «ЗиФ», М., 1929 (почти полный и лучший).

II. Gebhart E., Rabelais, la Renaissance et la Réforme, P., 1877; Stapfer P., Rabelais, sa personne, son génie, son œuvre, P., 1889; Millet R., Rabelais, P., 1892; Schneegans H., Geschichte der grotesken Satire, Strassburg, 1894; Vallat G., Rabelais, sa vie, son génie et son œuvre, P., 1899; Thuasne L., Études sur Rabelais, 1904; Lefranc A., Les navigations de Pantagruel, P., 1905; Tilley A., F. Rabelais, 1907; Plattard J., L’œuvre de Rabelais (Sources, invention et composition), P., 1910; Martin-Dupont N., F. Rabelais, P., 1910; Sainéan L., La langue de Rabelais, 2 vv., Paris, 1922—1923; Plattard J., État présent des études rabelaisiennes, P., 1927; Веселовский А. Н., Рабле и его роман, «Вестник Европы», 1878, № 3 (переиздано в Собрании сочинений, т. IV, вып. I, СПБ, 1909); П—в, Рабле, его жизнь и произведения, «Русская мысль», 1890, № 7; Анненская А., Ф. Рабле. Его жизнь и литературная деятельность, СПБ, 1892; Фохт Ю., Рабле, его жизнь и творчество, М., 1914; Спасский Ю., Воскресение великого пана, «Литературная газета», 1934, № 132, 2/X.

III. Plan P. P., Bibliographie rabelaisienne, P., 1904 (библиография произведений Р.), журн. «Revue des études rabelaisiennes», 1903—1912, преобразовавшийся в 1913 в «Revue du seizième siècle»; Boulenger J., Rabelais à travers les âges, P., 1925.

A. Смирнов