Феномен городской бедности в современной России (*+)
http://archipelag.ru/text/n66.htm
Феномен городской бедности в современной России
ЗАКЛЮЧЕНИЕ из книги Тихоновой Н.Е. "Феномен городской бедности в современной Росссии", М.: Летний сад, 2003
Наталья Тихонова
Итак, как показало предпринятое исследование, и сам феномен городской бедности, и представления о нем находятся сейчас в России еще
в стадии становления. Бедность в сегодняшней России - уже не та бедность, которая была характерна для советского этапа ее истории,
но еще и не бедность в той ее форме, которая существует в государствах с многовековой историей рыночной экономики. Российские бедные
заметно отличаются и от бедных советской эпохи, и от бедных в западноевропейских странах непропорционально большой долей их в
социальной структуре общества, неоднородностью их состава, доходящей за счет наличия "старых" и "новых" бедных до сосуществования в
этой среде различных субкультур с разной степенью интегрированности в общество, особенностями восприятия собственной бедности и ее
причин, реальными причинами бедности, спецификой возглавляющих бедные домохозяйства глав семей и многими другими особенностями, о
которых рассказано в книге.
В то же время общий вектор развития феномена городской бедности не вызывает сомнений - Россия движется, и очень быстро, в сторону
"классического" типа бедности. Буквально на глазах, за несколько лет, в бедных семьях опережающими темпами ухудшилась их жилищная
обеспеченность, состояние здоровья их членов, изменились социально-демографические типы семей (шла самогенерация неполных семей,
семей инвалидов и т.п.), выросла доля экономически неактивных членов и т.д. Те же специфические особенности российской бедности,
которые, несомненно, еще присутствуют сегодня, являются не столько следствием социокультурной специфики России, сколько результатом
накопленного еще в советское время и пока не до конца утраченного российскими бедными капитала, включая и капитал социальных сетей.
Однако капитал этот постепенно "сходит на нет" и, судя по нашим лонгитюдным исследованиям, в течение ближайших пяти лет городские
бедные в России окончательно оформятся как достаточно закрытая группа, для которой будут характерны все "классические" особенности
городской бедности, многократно описанные западными социологами, включая особенности самоидентификации, психологии и моделей
поведения. Особую трагичность этому процессу придает то, что взрывообразное в историческом масштабе образование этой качественно
новой массовой группы завершается настолько быстро, что исключает возможность эффективно адаптироваться к этой непривычной
реальности для самих бедных, для общества в целом, и даже для государственной социальной политики, которая до сих пор не вполне
адекватно понимает кому именно из бедных, зачем и как она помогает. Да и сами бедные практически никак не ощущают помощи со стороны
государства, и уж в любом случае она даже отдаленно по масштабам и значимости несопоставима с тем объемом трансфертов, которые они
получают по линии системы коллективной взаимопомощи домохозяйств.
Как я постаралась показать в книге, именно за счет активного функционирования этой системы в ближайшие годы бесполезно будет
рассматривать наличие большого объема домашнего имущества как свидетельство принадлежности домохозяйства к благополучным слоям
населения, хотя отсутствие определенных видов имущества будет стопроцентно свидетельствовать о бедности семьи. Пока же сохранившееся
"со старых времен" имущество и социальные связи с соответствующими возможностями получения помощи выполняют роль своего рода
амортизаторов при скольжении вниз по наклонной плоскости всеуглубляющейся бедности. И хотя их роль постепенно падает за счет сужения
социальных контактов и постепенного износа имущества бедных домохозяйств, пока еще их влияние продолжает ощущаться достаточно
отчетливо. В итоге не только малообеспеченные или бедные, но даже многие нищие семьи обладают, на первый взгляд, теми имущественными
ресурсами, включая земельные участки, автомобили и компьютеры, которых, казалось бы, у них никак не может быть. Однако если
домохозяйст во не деградировало, прежде всего из-за пьянства его взрослых членов, то оно старается сохранить эти ресурсы как базы
получения средств для существования семьи (самообеспечение продуктами питания, частный извоз, различные виды приработков с
использованием компьютера), а не решить свои проблемы за счет продажи этого имущества. В итоге распродажа имущества характеризует не
столько самые бедные, сколько деградирующие домохозяйства.
Если же говорить об отражении процесса формирования группы представителей застойной бедности в сознании самих бедных и общества в
целом, то можно зафиксировать идущий также достаточно быстро, хотя и отстающий от реального формирования этой группы, процесс
становления новых представлений о сущности бедности и ее критериях. Так, например, в сознании населения в целом и бедных в
частности, представления о "прожиточном минимуме" и "черте бедности" расходятся все дальше друг от друга за счет снижения порога,
ниже которого семьи могут считаться бедными. Таким образом, бедность все больше отрывается от минимально нормального стандарта
жизни. В результате развития этого процесса, принадлежать к числу бедных для россиян скоро будет так же стыдно, как и для
западноевропейцев, хотя пока еще значительная часть населения воспринимает бедность скорее как несчастье, причиной которого является
неправильная политика государства и семейные трагедии, и которому следует сочувствовать, чем как следствие определенных личностных
особенностей самих бедных.
Кроме того, на смену пониманию бедности как простой нехватки денег постепенно приходит понимание бедности как качественно особого
образа жизни. Да, и в обществе в целом, и у самих бедных пока еще присутствует и понимание бедности через призму абсолютного подхода
(как недостаточного количества денег), и через призму категориального подхода (как неизбежности бедности в случае принадлежности к
определенным социальным группам), и через призму субъективного подхода (как ощущения себя бедным за счет невозможности реализации
тех потребностей, которые сам человек считает "нормальными", обязательными к удовлетворению). И, в принципе, если бы любой из этих
подходов доминировал в обществе, разработать адекватную ему социальную политику не составило бы особого труда - пособия по
малообеспеченности для первого, целевые трансферты беженцам, многодетным, инвалидам и т.д. для второго, формирование в общественном
сознании мерами идеологической политики определенного стандарта жизни на уровне бедности, чтобы нельзя было необоснованно относить
себя к этой категории для третьего - все это технически несложные и сравнительно с нынешними расходами на социальную сферу недорогие
меры.
Принципиальная сложность ситуации борьбы с бедностью - заключается, однако, в другом. В современной России господствующим в
общественном сознании населения в отношении бедности является относительный подход. Задача же обеспечить бедным тот образ жизни,
который ведет остальное oбщество более чем сложна. И дело не только в том, что она предполагает гораздо большие затраты, чем
адресная социальная помощь бедным, выделенным в рамках абсолютного или категориального подхода, но и в том, что для этого должен
быть достигнут общественный консенсус по вопросу о том, какой стандарт жизни считать нормой, а какой - отклонением от нее, требующим
вмешательства государства на уровне федеральных, региональных или местных органов власти.
В данной книге я постаралась дать максимально полную картину жизни, соответствующую разным уровням депривации показать характерные
особенности быта и образа жизни на каж-дом из этих уровней. Малообеспеченность, бедность, нищета - на мой взгляд, все это лишь
разные лики бедности, мириться с которыми цивилизованное общество не может. Но я понимаю, что в условиях, когда малообеспеченность
характеризует состояние почти каждого пятого, а бедность и нищета - почти каждого десятого жителя России, возможны и другие точки
зрения на этот счет, и они имеют не меньше прав на существование. Единственное, что для меня в этой связи безусловно - это то, что
пока не будет достигнут общественный консенсус относительно того, какой из этих уровней считать границей бедности, до тех пор все
предпринимаемые меры по борьбе с ней будут и нелегитимны, и малоэффективны.
Нелегитимной любая помощь бедным до достижения в обществе соответствующего общественного консенсуса будет просто потому, что без
согласия в этом вопросе любые действия государства будут восприниматься как недостаточные - получателями помощи, как
несправедливые - представителями смежных по уровню жизни социальных групп, и как безразличие государства к этой проблеме - обществом
в целом. Словом, будет воспроизводиться та же картина, которую мы наблюдаем в настоящее время.
Малоэффективной же она будет потому, что помощь бедным домохозяйствам, находящимся на каждом из этих уровней, должна осуществляться
принципиально разными методами экономической, социально-экономической и социальной политики, причем результаты адресной помощи в
результате того, помощь домохозяйствам с каким именно из уровней бедности будет признана приоритетной, даст качественно разные
политические и социально-экономические последствия. Не останавливаясь на этом подробно, отмечу лишь, что помощь нищим
домохозяйствам, подавляющее большинство которых уже деградировало, носит чисто гуманитарный характер, в то время как помощь
малообеспеченным, где сосредоточена значительная часть пока невостребованного культурного и квалификационного потенциала страны, и
где проживает значительная доля всего несовершеннолетнего населения России, означает сохранение ее человеческого потенциала, а в
далекой перспективе - и конкурентоспособности ее на мировой арене. Однако это уже вопросы не социальной, а "большой" политики, и,
следовательно, разработке конкретных мер помощи бедным должно предшествовать определение основных функций, выполняемых социальной
политикой российского государства на современном этапе его развития.
Однако, воспринимая и решая этот вопрос как политический, каковым он по сути и является, а не как частный вопрос социальной
политики, надо учитывать, что есть четкие временные рамки, которые соответствуют нахождению каждого конкретного домохозяйства на том
или ином уровне бедности. Как было показано в книге, если в течение нескольких лет малообеспеченное домохозяйство не получает
эффективной помощи, оно обычно "сползает" в собственно бедность. На уровне бедности при отсутствии эффективной помощи происходит
достаточно быстрое дальнейшее скольжение домохозяйства вниз по наклонной плоскости с постепенной растратой всех ресурсов, включая не
только экономический, но и человеческий, социальный и даже жилищный капитал. Бедность вытягивает из людей все жизненные силы, лишает
их воли к борьбе и тем или иным путем, но с неизбежностью ведет к нищете. Нищета же - это то состояние, при переходе к которому
огненными буквами можно было бы написать "оставь надежду всяк сюда входящий".
При этом временное, до 1-1,5 лет, сокращение доходов даже до очень низкого уровня и по своим экономическим, и по
социально-психологическим последствиям для семьи не имеет ничего общего с реальной хронической бедностью как особым образом жизни с
многолетней изнуряющей и бесперспективной борьбой за выживание, ведущей к постепенной деградации. Оборотной стороной этого же
явления выступает то, что получение бедными и нищими домохозяйствами даже очень большой суммы денег, например, при получении
наследства, отнюдь не означает, что они навсегда выйдут из состояния бедности. Это парадоксальное на первый взгляд явление было
подробно описано в книге на конкретных примерах. Как было показано, те модели экономического поведения представителей бедности и
нищеты, которые избираются многими из них в этом случае, свидетельствуют, что проблема поиска эффективных форм помощи им со стороны
государства заключается не только и, может быть, даже не столько в нехватке для этого средств, сколько в неверно выстраиваемых
механизмах этой помощи.
Говоря о легитимизации государственной политики по борьбе с бедностью в общественном сознании и повышении ее эффективности,
необходимо помнить также, что для реализации этой цели необходимо не только достичь общественного консенсуса в вопросе о том, какой
образ жизни и характер испытываемых лишений свидетельствует о бедности, но и учитывать при ее разработке разнообразие представлений
о бедности в различных социокультурных, региональных и этнонациональных общностях. Эта необходимость обуславливается тем, что при
доминировании в российской бедности общих черт, в разных типах общностей она все же имеет свою специфику, некоторые особенности
которой освещены в книге.
Дополнительно осложняет проблему разработки эффективной государственной политики борьбы с бедностью и такая новая для российской
социальной политики задача как необходимость борьбы с эксклюзией. При этом я имею в виду не борьбу с социальной эксклюзией в широком
смысле слова, при которой в центре внимания находится дискриминация, хотя это тоже важно. Речь идет в первую очередь о социальной
эксклюзии в узком смысле слова, о разработке конкретных мер помощи и реинтеграции в общество социальной группы исключенных,
сформировавшейся в российском обществе за последние годы.
Как я постаралась показать, применив для выделения этой группы специально разработанную систему индикаторов, объект социальной
эксклюзии в широком смысле слова всегда шире, чем собственно группа социально исключенных. Это связано с тем, что сама по себе
дискриминация, даже множественная, еще не ведет к социальной эксклюзии, поскольку определенный уровень дохода, как и наличие других
ресурсов, позволяет находить альтернативные общепринятым механизмы интеграции в общество и избегать социальной эксклюзии, даже когда
явления дискриминации будут иметь место.
Если же семья все-таки попала в число социально исключенных, то шансов на возвращение к нормальной жизни или предотвращение
дальнейшей деградации у нее меньше, чем у неисключенных семей с тем же уровнем благосостояния. В числе основных форм проявления
эксклюзии в этом случае - невозможность реализации не только определенных стандартов материального потребления, но и отсутствие
доступа к основным, применительно к условиям России, формам социального участия и социальной интеграции (прежде всего - стабильно и
хорошо оплачиваемой работе и образованию). Доступная для большинства представителей исключенных семей занятость - это временные,
теневые, мало- и несвоевременно оплачиваемые виды работ, различного рода нестабильные приработки и т.п. Не случайно характерными
особенностями психологического состояния представителей исключенных домохозяйств выступают понимание невозможности изменить
собственную жизнь, постоянное чувство несправедливости происходящего, озлобленность, подавленность, страх и отчаяние, стыд за
собственное положение.
В числе факторов, резко увеличивающих риск оказаться исключенным - инвалидность или тяжелое заболевание кого-то из членов
домохозяйства, выключенность из сетей взаимопомощи и государственной помощи, миграция последних лет, особенно принадлежность к числу
беженцев, разорение в результате занятий предпринимательством, большое число иждивенцев и т.д. В то же время, ни один из этих
"факторов риска" не может сам по себе рассматриваться как причина эксклюзии и не пре допределяет жестко попадание домохозяйств в
число исключенных. К социальной эксклюзии ведет, как правило, взаимоналожение нескольких из этих факторов, причем длящееся во
времени. Речь идет при этом не просто о длительности ограничений как важнейшем сущностном признаке эксклюзии, но об эфекте
накопления во времени результатов воздействия факторов риска. Одновременное воздействие даже нескольких факторов риска не приводит
сразу к эксклюзии, есть определенный временный лаг, когда семья находится как бы в пограничном состоянии, который применительно к
условиям современной России составляет 5-7 лет. Более того, существует разрыв между реальным попаданием в число исключенных,
осознанием этого факта и артикулированием основных признаков эксклюзии в домохозяйстве.
Социальная эксклюзия в тех ее формах, как она формируется сейчас в России, также как и бедность, достаточно типична для стран с
длительной историей развития рыночной экономики. В этом смысле можно сказать, что процессы глобализации, в которые после начала
реформ оказалась включена и Poccия, привели в ней к характерным в последние годы для всего мира процессам изменения социальной
структуры общества. И хотя в России не только бедность, но и социальная эксклюзия имеет свою национальную специфику (относительно
меньшая роль гендерных различий для возникновения эксклюзии, дискриминация не столько через нарушение гражданских прав, сколько
через исключение из эффективных социальных сетей, которые приняли на себя в России в связи с отсутствием в ней гражданского общества
всю нагрузку, которую в европейских странах несут институты гражданского общества и т.д.), она не меняет общей типичной картины
развития эксклюзии. Беда заключается лишь в том, что процессы эти захватили Россию в тот момент, когда она не была к ним готова ни с
точки зрения реализуемой социальной политики, ни с точки зрения наличия соответствующего законодательства, ни понимания обществом
того, что же, собственно, происходит.
Наконец, последнее, на что хотелось бы обратить особое внимание в связи с анализом феномена городской бедности, это ее гендерные
аспекты. Что касается социальной эксклюзии связь которой с гендером проверялась мной специально, то за исключением большего ее риска
для неполных семей с детьми, причем для семей, возглавляемых мужчинами - гораздо большего, чем для возглавляемых женщинами, а также
ситуации в семьях тяжелых алкоголиков, связи гендера и эксклюзии в узком смысле слова исследование не выявило.
Если же говорить о гендерных аспектах бедности, то, как показано в книге, в положении мужчин и женщин в бедных домохозяйствах есть
своя специфика. И если для многих мужчин последствия обеднения семей проявились в первую очередь в росте психологической нагрузки
из-за падения их заработков, а в результате - в росте их склонности к депрессиям, инфарктам, самоубийствам и т.п. из-за
невозможности выполнять свою функцию "кормильца", то у женщин эта специфика проявилась в первую очередь в изменении их семейных
ролей. Изменение тендерного распределения функций в области материального обеспечения семьи, власти и ответственности в семье,
лишений и различных форм депривации между членами семьи, опережающая дискриминация женщин из бедных слоев населения по отношению не
только к мужчинам, но и к женщинам из других слоев населения привела к развитию у них в массовом масштабе социальной аномии.
Игнорировать далее эту ситуацию при разработке государственной социальной политики, на мой взгляд, нельзя, хотя вопрос о том, в
каких именно мерах нуждается для своего исправления сложившаяся ситуация, требует дополнительного изучения.
Подводя итог всему вышесказанному, хочу еще раз подчеркнуть - городская бедность в тех ее формах, как она существует сегодня в
России, это новый, внутренне очень сложный и динамично развивающийся феномен жизни российского общества. Нельзя надеяться на
эффективную борьбу с ней, не определив сначала приоритеты этой борьбы и те "точки", воздействуя на которые можно получить
максимальный кумулятивный эффект. Причем выработать осмысленную стратегию борьбы с бедностью в России необходимо как можно быстрее,
поскольку процесс формирования застойной бедности и глубокой социальной эксклюзии уже завершается, и через несколько лет для помощи
этим группам и реинтеграции их в общество понадобятся уже поистине титанические и вряд ли посильные для страны усилия.
