|
От
|
Игорь
|
|
К
|
Мак
|
|
Дата
|
17.11.2016 20:57:24
|
|
Рубрики
|
Школа; Семинар; Тексты;
|
Нелюбовь к истине порождает не морализм, а аморализм
Статья Воеводиной хороша тем, что доводит до гротеска все несуразности и глупости так называемого «научного подхода» в обществоведении. Восторженная поклонница явно перестаралась.
>Автор делает очень верное наблюдение: наше обществоведение радикально отличается от западного. Оно – другое. Принципиально другое. Западное обществоведение в некий момент стало наукой, которая в дальнейшем породила на своей базе даже род инженерного искусства. Вот этого искусства (можно назвать его прикладным обществознанием) мы, что называется, в упор не заметили. И за это поплатились.
Татьяна Воеводина не объясняет, что она подразумевает под фразой «обществоведение на Западе стало наукой». Дело в том, что тут неуместны аналогии с естественными науками, которые имеют дело с неодушевленными предметами и явлениями. Соответственно вопрос – что можно считать наукой о человеке и наукой об обществе –весьма и весьма дискуссионный. И, соответственно, фраза, что западное обществоведение в некий момент стало наукой – мало о чем говорит, кроме, быть может, как о личной убежденности С.Г Кара-Мурзы и Воеводиной в этом вопросе.
>Организация оранжевых революций, методики применения «мягкой силы», способы подрыва легитимности действующей власти в странах-мишенях, а также внушение публики нужных властям предержащим идей и представлений – всё это инженерные конструкции, построенные на базе научного обществоведения.
Коль скоро вопрос о том, что есть научное обществоведение не прояснен, то эти «инженерные конструкции», применяемые Западом, вовсе не факт, что являются проявлением неких истинных знаний об обществе. Дело в том, что все эти конструкции направлены в первую очередь на разрушение, а не на созидание, а ломать, как известно – не строить. Внутри же западного общества сегодня что-то не видно положительных применений этого «истинно-научного обществоведения». Неужели деиндустриалзация, моральное разложение и потоки мигрантов – это и есть положительное применение «научного обществоведения»?
>У нас научного, а паче того - инженерного обществоведения – не было.
Возможно, но вопрос о том, что есть научное обществоведение не прояснен.
>Вообще. Откуда я это взяла? Из «живого созерцания», выражаясь философически. Например, из того, как мы отдали наших украинских братьев, с которыми нас роднит язык, культура и психология, в руки чужих манипуляторов. Мы даже, похоже, и не заметили, что происходит. У нас не было понятийного аппарата, не было языка осмысления всего этого.
С чего это вдруг? Ложь, обман, грех, порок, малодушие, алчность, глупость, предательство – это малоподходящий понятийный аппарат для данного случая? Может он не научный, но кто сказал, что есть такая штука как «научное обществознание» вообще и к чему она пригодна? Кто конкретно отдал «наших украинских братьев» в последний раз? Конкретно это сделал президент Путин, который, если бы не смалодушничал, мог бы ввести войска в апреле 2014 года на Украину ( как обещал и даже получил согласие Совета Федерации) и не допустить того, что там произошло. Военной силы у России для этого было достаточно, чтобы не только защитить ЛДНР, но и выкинуть госпереворотчиков из Киева, причем почти бескровно. Вот это конкретное действие, не совершенное Россией во главе с Путиным пустило ситуацию по тому пути, по которому она идет сейчас, и ни при чем тут совсем « не было понятийного аппарата». Применение силы в нужный момент – это вполне себе «инженерное воздействие на ситуацию».
>Наука отделилась от морали, религии и философии. Она стала просто познавать некие закономерности мира, не более того.
Заявление насколько бессмысленное настолько же и бесполезное. Какие такие «некие закономерности мира», почему из них исключена мораль и философия?
>В науке нет места личному отношению к предмету изучения, морализированию над ним. Даже изучая мораль, учёный, в принципе, не должен её оценивать с нравственных или религиозных позиций.
Как это нет? У ученого нет души и моральных представлений? Изучение морали с безнравственных позиций – это вообще из категории «нарочно не придумаешь». Это то же самое, что звездное небо изучать с помощью молотка. Если с помощью молотка можно изучать горные породы, то это не значит, что с помощью него же можно изучать звезды. С каких еще позиций можно изучать мораль, если нравственные позиции в качестве подходящего инструмента отрицаются – это вообще уже чистая мистика. Можно выдумывать, что хочешь, чем собственно и занимаются западные горе-ученые. Один фрейдизм чего стоит! Впрочем «труд сотворил человека» из той же мистической серии, только с менее безнравственным уклоном.
>Любопытно, что и Эйнштейн, и Кюри начали бороться за мир тогда, когда по сути дела прекратили научную работу.
Во-первых это ложь сама по себе, во-вторых это заявление эквивалентно тому, что настоящий ученый должен быть безнравственным человеком. Статья Воеводиной хороша тем, что обнажает все глупости до предела, к которым ведет «научный подход» в обществознании.
> Это довольно естественно: либо ты познаёшь предмет, либо морализируешь над ним.
Любовь, стало быть, исключается из сферы познания априори.
>У нас размежевания между общественной наукой, моралью, верованиями – не произошло.
Произошло, но не в такой запущенной стадии как на Западе. У нас, слава Богу, не договорились до того, что нравственность мешает истинному познанию.
>Советское обществознание было частью апологетики существующего строя, т.е. по сути частью коммунистической религии. То и другое было далеко от объективного познания предмета. Оно не познавало предмет, а морализировало над предметом.
А западное обществознание было и есть часть апологетики существующего капиталистического строя и по сути часть либеральной религии. Но чтобы познавать такой «предмет» как человека, его надо прежде всего любить, а стало быть без морализаторства на сим «предметом» обойтись в его познании никак нельзя. Поэтому советское обществознание не уклонилось от истинного пути познания человека и общества столь далеко и безнадежно как западное.
> Почему же столь убого выступило наше обществознание в Перестройку?
Почему же оно выступило убого? Что, все согласились с либеральной религией, внедряемой извне? Да ничуть не бывало. Другое дело, что тут нужно не только понимание, но и политическая воля и реальная сила.
>НЕЛЮБОВЬ К ИСТИНЕ И МОРАЛИЗМ, как черты национального характера.
Воеводина априори считает, что морализм порождает нелюбовь к истине. На самом деле нелюбовь к истине порождает как раз аморализм.
>Русский человек в глубине души полагает, что надобно не умствовать, а веровать.
Правильно полагает. Этому учили все русские святые.
>Наш человек имеет очень слабый интерес к истине, т.е. к познанию объективного порядка вещей, не зависимого от веры, любви, морали, слезинки ребёнка и т.п.
Для человека и общества объективный порядок вещей не отделим от веры, любви, морали. Потому что человек – не электрон, и категории естественных наук для общественных наук не применимы.
>Если ещё в естественных науках, он может рассматривать предмет внеморально, то чуть дело заходит о вопросах общественных – тут пиши пропало.
Ничего не пропало. Абсурдно внеморально оценивать морального человека. Пропало как раз у западного обществоведения.
>Потому что надо либо познавать и использовать, либо восхвалять или осуждать.
Очевидно, что восхвалять или осуждать никак не мешает, а напротив, помогает правильному познанию и использованию.
>Но одно лишь моральное суждение – однобоко, худосочно и безысходно.
Моральное суждение не однобоко. Однобоко, худосочно и безысходно как раз аморальное суждение.
>“С русской интеллигенцией в силу исторического ее положения случилось вот какого рода несчастье: любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти что уничтожила интерес к истине”, - писал он в статье “Философская истина и интеллигентская правда”.
Если Бердяев такое писал, то он ошибался, склоняясь к западному нигилизму. Что это за истина такая, которой нет дела до народного блага?
>“А сама наука и научный дух не привились у нас, были восприняты не широкими массами интеллигенции, а лишь немногими. Ученые никогда не пользовались у нас особенным уважением и популярностью, и если они были политическими индифферентистами, то сама наука их считалась не настоящей”. (Там же).
В подобном подходе есть что-то безысходное, безвыходное. Кажется, всегда, до конца времён будут жевать старую жвачку, не сдвигаясь ни на миллиметр вперёд.
Воеводина сама не замечает, как не признает исторические факты. Именно такой народ с таким мировоззрением и такой интеллигенцией построил первое в мире социалистическое государство. В Запад с его позитивисткой наукой ничего подобного не построил.
>А сегодня нужен не морализм, а пушки и танки психологической войны.
Чтобы заранее проиграть тем, у кого возможностей в пушках и танках больше? А самое главное и непобедимое свое оружие – мораль и традиционные представления о добре и зле – закопать?
>А их можно сконструировать только обладая объективным знанием социальной материи. Точно так, как для строительства пушек физических нужно знание физики, химии и пр.
Не точно так же. У пушек нет души. У человека есть.
>Причём знание не натурфилософское, а научное. У нашего противника социально-психологические пушки и танки есть, а у нас… как-то не видно. Мы всё про слезинку ребёнка.
У нашего противника нет морали, а точнее он поставил на ее уничтожение. И это ставит его в заведомо проигрышную позицию. Собственно никакого выигрыша на данном пути у него быть не может в принципе. Даже если мы тут ничего не будет делать вообще. Запад сам себя разрушит и закопает.
>НИЗКОПОКЛОНСТВО ПЕРЕД ЗАПАДОМ.
>Да, сейчас многие дурно говорят об Америке и вообще о Западе – это даже стало своеобразной модой – антиамериканизм. Но беда в том, что интеллектуально мы – колония Запада. Наше обществоведение, его понятийный аппарат – весь западный.
Интересное заявление. При том, что все, что написано Воеводиной выше как раз и посвящено отстаиванию низкопоклонства перед западным «научным обществоведением». Это уже когнитивным диссонансом попахивает.
>И когда мы начинаем думать о нашей жизни, мы думаем о ней на иностранном языке. Не на немецком или английском – на языке иных понятий, которые не подходят к нашей жизни.
Но ведь научное обществоведение по своему определению должно выработать универсальные понятия. И если западные обществоведческие понятия не подходят к нашей жизни, значит они не универсальные, а потому ненаучные. А чего тогда Воеводина так пресмыкалась перед западной общественной наукой? Или у нее раздвоение сознания?