От И.Т. Послать личное сообщение Ответить на сообщение
К И.Т. Информация о пользователе Ответить по почте
Дата 02.01.2017 18:11:16 Позвать санитаров Версия для печати
Рубрики Прочее; Игнорировать ветку Найти в дереве

И.Бойков. Три статьи по итогам поездки в Северную Корею

Из письма И.Бойкова:

http://zavtra.ru/blogs/chuchhe_bol_she_chem_ideologiya

http://zavtra.ru/blogs/kndr_ochevidnie_slagaemie_politicheskoj_ustojchivosti_(razmishleniya_ochevidtca)

http://zavtra.ru/blogs/kndr_natcional_naya_konsolidatciya_kak_strategicheskaya_tcel_

И.Бойков

Чучхе – больше, чем идеология

Не понять Чучхе хотя бы в её главных, основных чертах – значит не понять в Северной Корее ничего вообще

(впечатления очевидца)
Очередное ядерное испытание в КНДР, проведённое в первой декаде сентября, в дни празднования 68-й годовщины своей государственности, вновь оживило давнюю дискуссию о природе “северокорейского сталинизма”, о подлинности гуляющих по страницам газет и бьющих по нервам обывателя сообщений о жизни людей в “самой загадочной стране мира”. В принципе, массовая размытость представлений о КНДР объяснима, ибо составить объективное суждение о сути идей Чучхе и о подлинном характере социального строя этой страны, опираясь лишь на сообщения СМИ, действительно сложно. Незнание сути вещей неизбежно ведёт к однобоким, ложным выводам. На мой взгляд, основная ошибка тех, кто берётся рассуждать о феномене Северной Кореи, кроется даже не столько в заведомой предвзятости, сколько в фокусировке внимания. Пытаясь описать жизнеустройство КНДР в привычных нам политэкономических или политологических терминах, такие исследователи невольно уводят в сторону от главного – от сущности самой идеи Чучхе, определяющей все сферы жизни “Красной Кореи”. А без адекватного представления о её стержневой идее любое описание сложившегося в КНДР типа общества будет неполным и искажённым. Не понять Чучхе хотя бы в её главных, основных чертах – значит не понять в Северной Корее ничего вообще.
Разумеется, я не претендую на то, что в своём небольшом очерке смогу выдать читателю абсолютную истину об этой, безусловно, уникальной стране. Срок моего пребывания в КНДР был сравнительно недолгим – всего неделя. Потому я просто предлагаю взглянуть на Северную Корею под несколько иным углом зрения, сместив фокус с политэкономии и политики на… метафизику. Мне, увидевшему повседневную жизнь КНДР воочию, подобное смещение представляется не просто оправданным, а совершенно необходимым. Надеюсь, ниже читатель поймёт, почему.
Мы, чей склад ума во многих аспектах схож с европейским, склонны судить о вещах, оценивая их с привычных материалистических позиций. Экономическое развитие государства мы измеряем в показателях ВВП и уровне дохода на душу населения, степень совершенства политических институтов – в степени реализации гражданских прав и свобод. Однако всё дело в том, что социально-политическое устройство КНДР, помимо материального, имеет и иное, глубинное измерение. Оно не просто оригинально и самобытно. Оно глубоко метафизично. А игнорируя метафизику северокоресйкого социализма, постичь Чучхе невозможно абсолютно.
Быть может, моё утверждение покажется кому-то странным, но Чучхе (в буквальном переводе означающее “самобытность”) не является политической идеологией. По крайней мере, в том смысле, в каком мы вообще употребляем термин “идеология”. Вопросы о желательной форме собственности на средства производства и наилучшем способе распределения материальных благ не являются в Чучхе основными. Хотя однозначные ответы на них проповедниками Чучхе давно даны, повышение материального благосостояния как таковое всё же не рассматривается в качестве основополагающей и единственной цели.
Да, с точки зрения политэкономии в КНДР построен именно социализм, который хотя и не предусматривает частной собственности, но допускает гибкую систему хозрасчёта на производственных предприятиях. Интеллектуальное новаторство Ким Ир Сена и его преемников заключается в том, что классическая плановая экономика, выступающая в роли базиса, обеспечивающего повседневные потребности людей, была максимально насыщена глубинными, имеющими философское и даже отчасти религиозное измерение смыслами. Эти смыслы, выражаемые на восточный манер несколькими простыми, кажущимися незатейливыми формулами, всепроникающи и тотальны, ими пронизана каждая пора, каждая клеточка северокорейского общества. Во многом, Чучхе сродни философскому учению, которые, в отличие от изобретённых в своё время на Западе светских идеологий, тысячелетиями определяли картину мира людей на Востоке.
Самостоятельность, национальное единение, ядерный щит – ничто из этого, взятое по отдельности, не может выразить сущность Чучхе в полной мере. Чучхе монолитно и масштабно, как и воздвигнутый в центре Пхеньяна гигантский факел-монумент. Оно в принципе не может быть постигнуто вне исторического и культурного контекста народов и стран Восточной Азии.
Огромное значение в философии Чучхе уделено эстетике и стилю. Мелькающие время от времени по нашим телеканалам кадры военных парадов и массовых театрализованных действ не в силах передать зрителю и десятой доли тех ощущений, которые испытывают присутствующих при них лично. Праздничная демонстрация в КНДР, при схожести ряда внешних атрибутов, имеет мало общего с хорошо знакомыми нам с советских времён первомайскими шествиями. Любая из них являет собой, в первую очередь, мистерию, сакральное действо, соединяющее людей в могучий организм, в неудержимый, страстный поток, а расположенные в Пхеньяне обелиски и монументы дают пример того, как возможно при помощи вроде бы не слишком затейливых художественных средств добиться колоссального по силе воздействия на человеческую психику эффекта.
Упорно озвучиваемые западными политиками претензии к КНДР как к стране, в которой будто бы регулярно попираются права человека, в принципе лишены смысла. Традиционно корейский взгляд на человека, получивший развитие в Чучхе, изначально не приемлет привычного для общества Запада атомизированного человека-индивидуума, состоящего с остальными членами общества и органами государственной власти в контрактно-деловых отношениях. Для корейцев всякий человек есть, в первую очередь, член общины-семьи, будь то собственно семья, школа, предприятие или же нация и страна. Именно в единении с остальными людьми, будучи встроенным в мощный, непрерывно движущийся поток смыслов и действ, человек, с точки зрения корейца, способен в полной мере раскрыть все грани своей личности. Чучхе – это не просто отличное от западного направление социальной мысли. Чучхе – это, прежде всего, иное восприятие человека.
Игнорируя философию Чучхе, не представляется возможным до конца уяснить истоки и того сверхпочтительного отношения к фигурам основателя КНДР Ким Ир Сена и его наследников. Почитание вождей в этой стране не есть следствие гипертрофированного, но банального вождизма. Ким Ир Сен пробуждает в корейцах чувство благоговения как личность, указавшая им верный исторический путь, как личность, выведшая уникальную по-своему формулу национального единения, позволившую сохранить КНДР в эпоху масштабного и разрушительного кризиса мировой системы социализма. Почитать политика, философа или мудреца, давшего соотечественникам цели и смыслы, вообще свойственно народам Восточной Азии. В этом отношении корейцы не являют собой какого-то исключения. Однако Пхеньян отнюдь не пестрит портретами вождей, как вульгарно пестрят изображениями Ататюрка улицы Стамбула или ликами отца и сына Алиевых увешаны проспекты в Баку. Сакрального не должно быть много.
Отношение людей в КНДР к своим космическим спутникам и ядерным ракетам также проникнуто возвышенным, в чём-то даже религиозным чувством. Ракеты и спутники для северокорейцев, помимо собственно военно-прикладного значения, служат наглядными примерами торжества их смыслов, их идей. Именно развивая учение Чучхе, к середине второго десятилетия XXI в. КНДР вплотную приблизилась к воплощению заветной мечты – исключению самой возможности чьего бы то ни было вооружённого нападения. При этом спутники и ракеты - лишь вершины, высшие точки динамичного промышленного и научно-технического развития КНДР. Человеку, попавшему в страну, трудно будет обнаружить признаки технологической отсталости. Северная Корея – никакая не Верхняя Вольта с боеголовками. КНДР – это страна, в которой помимо собственно космических аппаратов и баллистических ракет массово выпускаются свои компьютеры и айфоны.

Вместе с тем, никакой ожесточённости или мрачного фанатизма в жителях КНДР не ощущается, хотя западные СМИ и постарались создать в глазах мировой общественности образ северокорейцев как узколобых, отгородившихся от всего мира фанатиков. В личном общении граждане КНДР приветливы, жизнерадостны и дружелюбны, и лишь когда речь заходит о сакральном – идее Чучхе, вожде Ким Ир Сене, войне 1950-53 гг. против США – в их глазах вспыхивает огонь. Но он мало похож на выражение той упёрто-примитивной непримиримости, что столь ярко сквозит в лицах современных радикальных исламистов.
Закрытость, самобытность, частичный изоляционизм – это опять-таки одна из черт, исторически присущих восточноазиатским народам. История знала длительные периоды “закрытия” Японии, “закрытия” Китая. Но, судя по всему, в КНДР урок истории выучили хорошо. Держа иностранцев на расстоянии, страна одновременно делает всё, чтобы сфере промышленности и военного дела не отстать от ведущих стран мира. И пока подобный подход оправдывает себя.
Завершая сей краткий очерк, в котором я постарался систематизировать личные впечатления от пребывания “в самой загадочной стране мира”, хотел бы подчеркнуть следующее. Не следует воспринимать мой текст как откровенный панегирик Чучхе. Несмотря на то, что реализация идей Чучхе в КНДР вызывает чувство подлинного уважения к стране (иной раз граничащее с восторгом), я прекрасно осознаю, что к русскому народу с его мироощущением они всё же малоприменимы. Для того, чтобы полностью воспринять Чучхе необходимо быть этническим корейцем. Однако тот исторический опыт, который накоплен КНДР за свою почти семидесятилетнюю историю, заслуживает пристального изучения. Нам, вошедшим ныне со странами Запада и США в жёсткий клинч, отвергать его было бы легкомысленно, даже глупо. Практика – лучший критерий истины. Если страна Чучхе на протяжении десятилетий не просто выживала под гнётом всевозможных внешних ограничений и санкций, но и совершала поистине эпохальные для себя прорывы, то это лишний раз подтверждает, что в целом она нащупала верный исторический путь.

И.Бойков

КНДР: очевидные слагаемые политической устойчивости (размышления очевидца)
Одна из главных угроз делу социализма – гипотетический переход власти в руки дурака или подлеца, соблазнённого чуждыми идеалами - северокорейским руководством была в своё время определена верно.

Продолжая размышлять над феноменом “северокорейского чуда”, считаю необходимым обратить внимание читателя на следующие факторы, придающее государственной конструкции КНДР поразительную устойчивость. В сущности, они лежат на поверхности и должны быть очевидны всякому, кто бывал Северной Корее лично или хотя бы проявлял серьёзный интерес к данной стране. Удивляет другое: при всей доступности необходимой для анализа информации почти никто не стремиться выходить за навязываемые пропагандистами рамки. Сладострастное раздувание либо эмоциональное неприятие того монструозного образа Северной Кореи, который сформирован мировыми, да и отчасти российскими СМИ - вот, в сущности, и всё содержание дискуссии по теме, иногда возникающей у нас после очередного запуска спутника или ракеты в КНДР. Мало кто пытается поразмыслить над по-своему уникальным явлением в истории всерьёз, или хотя бы по достоинству оценить способствовавшие его возникновению факторы.
Об одном – самобытном учении Чучхе (которое в действительности гораздо масштабнее, чем политическая идеология) – речь шла в моей предыдущей статье ( http://zavtra.ru/blogs/chuchhe_bol_she_chem_ideologiya).
Теперь необходимо сказать и о других.
Первым и основным фактором, обеспечивающим неукоснительную последовательность внутри- и особенно внешнеполитического курса КНДР, является подчёркнутая и по-восточному строгая преемственность власти. По видимому, ещё в 60-70-х годах XX в. руководивший тогда страной Ким Ир Сен начал всерьёз обдумывать проблему политической преемственности (благо одиозный пример “развенчания культа личности” в СССР стоял перед глазами). Однако найденное решение – передача высшего поста в государстве по наследству, от отца к сыну – не следует однозначно отождествлять с банальной монархией. То, что внешне выглядит как монархия, отнюдь не сводимо к ней по своему внутреннему содержанию. Возглавившего страну в 2012 году Ким Чен Ына - внука основателя КНДР Ким Ир Сена - в действительности следует воспринимать не только и не столько как представителя правящей династии, стремящегося, подобно многим иным монархам, поцарствовать в удовольствие, сколько олицетворением сакрального, хранителем “скрижали завета”. Такая роль де-факто продиктована ему учением Чучхе, задающим идейно-ценностные константы в северокорейской картине мира.
Рискну предположить, что верность социализму в КНДР тоже отчасти рассматривается как верность завету, который в своё время дал великий вождь. Корейцы понимают, что глубоко впитавший национальные традиции социализм в гораздо большей степени способствует обретению духа национального единения, столь высоко ценимого в учении Чучхе, нежели капитализм с его магистральным принципом конкуренции.
Одна из главных угроз делу социализма – гипотетический переход власти в руки дурака или подлеца, соблазнённого чуждыми идеалами - северокорейским руководством была в своё время определена верно. Принятое Ким Ир Сеном решение передать власть прямому наследнику, как мы можем убедиться, с блеском оправдало себя в исторической перспективе. Побывав в КНДР лично, могу лишь снисходительной усмешкой ответить тем, кто до сих пор надеется разглядеть в молодом Ким Чен Ыне черты местного Горбачёва. Феномен Горбачёва с его “новым мышлением” и перестройкой (равно как и исторически связанный с ним более ранний феномен хрущёвской “оттепели”) в реалиях современной КНДР попросту невозможен.
Доподлинно неизвестно, сам ли Ким Ир Сен в своё время разработал “чучхейскую модель” наследования, или прислушался вовремя к мудрому совету, но заслон на пути разрушительной “революции сверху” был воздвигнут очень надёжный. Не стоит забывать, что одним из обязательных условий, обеспечивших победу перестроечного курса в СССР, было растаптывание стержневой государственной идеи и надругательство над памятью тех государственных деятелей, которые её в массовом сознании олицетворяли. Как мы помним, растаптывание идеи и надругательство над памятью осуществлялось нарочито публично, и в этом отношении Горбачёв с Яковлевым логически завершили начатый ещё Хрущёвым процесс. Да в сущности, иных способов слома самих основ советского общества у перестройщиков и не было. Без подрыва идеологии, без десакрализации образов и смыслов добиться успеха в таком деле было бы попросту невозможно.
Судя по всему, руководство КНДР в своё время хорошо осознало источник угрозы и сделало всё, чтобы исключить в будущем саму возможность проведения местных аналогов XX и XXII съездов. Ведь нельзя же всерьёз предполагать, что, к примеру, Ким Чен Ын, глубоко впечатлённый присуждением ему журналом “Тайм” звания “Человек года”, развернёт разнузданную кампанию по разоблачению преступлений “эпохи тоталитаризма”, да ещё вдобавок на очередном пленуме ТПК продавит решение о выносе из Кымсусанского дворца тел родного отца и деда. Такое было бы не только не по-восточному, но и просто не по-человечьи.
Существующая в КНДР система власти, впрочем, не превращает экономическую модель страны в нечто закостенелое. Возможности для реформирования сохранены, и экономические реформы, направленные на развитие принципа хозрасчёта на предприятиях, проводятся. Но такая система власти сводит риск злонамеренного разрушения государственных основ фактически к нулю.
Изучая уникальный северокорейский опыт сохранения социализма, не будем, однако, впадать в крайности и заниматься извечным русским самоедством. Наши предки не были глупцами, но общество, в котором они жили, обладало принципиально иными чертами. В СССР даже в период полновластного правления Сталина северокорейский вариант был невозможен. Наше общество, прошедшее в начале XX в. сначала через антимонархическую революцию, а затем и через глубинную ломку традиционного аграрного уклада (в рамках которого фигура “батюшки-царя” только и может обладать подлинной, а не бутафорской сакральностью), вряд ли приняло бы кого-нибудь из сыновей генсека в качества руководителя страны. В КНДР же изначально были иные условия. Находившаяся на протяжении нескольких веков в вассальной зависимости от цинского Китая, а затем попавшая под колониальное иго японцев Корея не знала в своей истории ни свержения правящих династий, ни казни королей. Видимо в силу этого обстоятельства выбранный Ким Ир Сеном принцип передачи власти, внешне сходный с монархическим, и не вызвал в обществе КНДР сколько-нибудь ощутимого неприятия. Общественный климат не был тому препятствием.
Однако помимо преемственности власти другой подпоркой социалистического строя в КНДР (причём, как показало время, подпоркой очень прочной) явилась та самая метафизика Чучхе, придавшая экономическому укладу совершенно иное, духовно-смысловое измерение. Размышляя о том историческом пути, что проделало северокорейское государство с момента своего образования в 1948 г., невольно приходишь к выводу, что Ким Ир Сен с соратниками почувствовали, что СССР постепенно сворачивает “не туда” задолго до горбачёвских реформ. Начав ещё в 60-х годах XX века усиленно насыщать свой проект чучхейской метафизикой, имеющей подчёркнуто национальное выражение, они постепенно привили своей общественно-политической конструкции очень сильный иммунитет.
Видимо, в КНДР ощутили, что тот опошленный, де-факто лишённый духовного наполнения вариант социализма, который предложили Хрущёв и Брежнев, в исторической перспективе обречён столкнуться с сильнейшим системным кризисом. И действительно, оглядываясь назад, представляется странным, на что в принципе могли рассчитывать руководители и идеологи СССР, уже к 70-м выхолостив либо омертвив стержневое учение, низведя вдохновлявшую на подвиги мечту о коммунистическом обществе к тривиальному, по сути, стремлению неуклонно повышать потребление материальных благ на душу населения. При фактическом исчезновении из советской идеологической конструкции идеалистического начала, отчётливо наметившееся ещё за 10-15 лет до перестройки обмещанивание советского общества не могло не привести к формированию стабильно крепнущего социального запроса на реставрацию капитализма. Сумев со временем добиться устойчивого роста материального благосостояния граждан, руководство СССР не смогло, однако, изыскать действенного способа придать советской общественно-политической модели обоснования, опиравшегося на глубинные, относящиеся к категории вечных смыслы. Быть может, оно даже и не осознавало в полной мере, что такая проблема перед страной действительно стоит.
Понимаю, в нашем случае задача одухотворения “развитого социализма” опять-таки была на порядок сложнее, чем в случае с КНДР. Чтобы там ни утверждали некоторые современные деятели, дух православного христианства очень трудно сочетается с подчёркнуто атеистическим марксизмом. Изыскать же в условиях России источники иной, нехристианской и неправославной метафизики представлялось крайне проблематичным, если это вообще было возможно в принципе. Проблема в том, что правители СССР послесталинского периода, по сути, и не предприняли никаких видимых усилий для того, чтобы сохранить хотя бы ту ощутимо “обрусевшую” модель социализма, которую оставил после себя вождь народов. С течением времени всё более утверждаешься в мысли, что в её развитии и укреплении, в усилении элементов именно русского традиционализма и заключался наш уникальный исторический шанс.
Увы, мы тот свой шанс упустили. Зато в Корее с её многовековой традицией восточных философских учений синтез марксизма и одного из них оказался и живительным, и успешным. Результаты подобного синтеза впечатляющи. КНДР не просто выстояла в эпоху, когда мировая социалистическая система рассыпалась под ударами разрушительного шторма. КНДР значительно укрепила свою государственную и военную мощь. Глядя на Северную Корею сегодня нельзя отделаться от ощущения, что её упорный, терпеливый, умеющий преодолевать невзгоды народ рано или поздно осуществит сокровенную мечту – добьётся воссоединения разделённой Холодной войной корейской нации. Как следует из официальных материалов прошедшего в мае этого года VII съезда правящей Трудовой Партии, подобная историческая задача поставлена в КНДР на самом высоком государственном уровне.
О перспективах корейского воссоединения, впрочем, стоит повести речь уже в другой статье…



И.Бойков

КНДР: национальная консолидация как стратегическая цель

Корейцы должны разговаривать с корейцами лицом к лицу и без посредников – таково настоятельное требование Пхеньяна

В предыдущих публикациях мы рассмотрели базовые, основополагающие элементы мировоззренческой конструкции КНДР, придающие ей невероятную по меркам современного мира прочность. Однако рассказ о ней окажется явно неполным, если обойти вниманием тот подход к решению проблемы воссоединения, который утверждён в стране на самом высоком, официальном уровне. Возможно, для тех, кто склонен судить о КНДР исключительно по сообщениям западных или южнокорейских СМИ это и прозвучит удивительно, но именно Север на протяжении многих лет неуклонно выступает в роли главного инициатора интеграционного процесса. Именно в Пхеньяне, на VII съезде правящей Трудовой Партии в мае этого года, в Отчётном докладе руководителя страны Ким Чен Ына задача самостоятельного объединения двух Корей была обозначена как одна из центральных.
“Осуществление воссоединения Родины является самой важной, самой актуальной задачей нашей партии, ответственной за судьбу страны и нации”,- было подчёркнуто в докладе, представленном главой государства многочисленным делегатам съезда.
Никакого противоречия с курсом на сохранение корейской самобытности здесь нет. Как мы уже отмечали, идея Чучхе рассматривает единение корейской нации как одну из высших ценностей. Корейцы, проживающие к югу от 38-й параллели, воспринимаются на Севере не как отступники и враги, а как кровные братья, в силу трагического для Кореи хода истории XX века попавшие под власть американской военной администрации и местных коллаборационистов. Стремление к воссоединению расколотой Кореи заложено в самом чучхейском восприятии мира. Согласно ему подлинный триумф идеи Чучхе свершится лишь тогда, когда корейцы по обе стороны от военно-демаркационной линии будут жить в едином и независимом государстве.
В свете этой особенности мировосприятия официальная трактовка историками КНДР Корейской войны 1950-1953 гг. как Отечественной и Освободительной имеет глубокий мировоззренческий смысл. Соединённые Штаты и их западные сателлиты однозначно рассматриваются как силы внешней агрессии именно по причине того, что они встали между корейцами, не позволив основателю северокорейского государства Ким Ир Сену успешно завершить объединение страны. Борьба против американцев, открыто вмешавшихся в противоборство КНДР и южан, рассматривалась и рассматривается как священная борьба за воссоединение родной страны, за устранение препятствий свершению великого дела.
Понимаю, что столь страстное стремление к самостоятельности, к избавлению от любых форм чьего бы то ни было внешнего диктата, может показаться кому-то чрезмерным, даже иррациональным. Человеку, сформировавшемуся в условиях “открытого общества”, где подавляющая часть государств многими десятилетиями существуют в режиме “ограниченного суверенитета”, порой действительно сложно воспринять систему ценностей страны, руководители которой не имеют счетов в западных банках и не кочуют с одного саммита на другой. Но КНДР, отстояв независимость ценой огромных жертв, имеет все основания именно её рассматривать в качестве смыслообразующего фундамента государственности.
Борьба корейцев за свой суверенитет имеет долгую, подчас кровавую и жуткую историю. Корейская независимость была выстрадана веками упорной борьбы против сильных и жестоких захватчиков. На протяжении своей истории корейцам приходилось отбиваться и от монгольских нашествий, и от военно-политической экспансии имперского Китая, и от жестоких вторжений японских самураев, и от американских генералов с их стратегией “вбамбливания” Кореи в каменный век. Тяжёлая и продолжительная борьба за самостоятельность, память о великих жертвах, понесённых на этом пути, пантеон национальных героев – вот одна из главных скреп, которая соединяет людей на Севере в монолит и заставляет многих корейцев на Юге видеть именно в КНДР воплощение давней мечты о подлинно независимом корейском национальном государстве. Иначе, игнорируя действие такого фактора, представляется совершенно невозможным объяснить движущие мотивы тысяч студентов в Сеуле, шедших под полицейские дубинки и резиновые пули во время массовых демонстраций за объединение в 1989 г., или тех представителей корейской диаспоры из “цивилизованных стран”, которые в качестве места репатриации выбирают именно КНДР, а не Южную Корею. Своими достижениями, демонстрацией твёрдой воли страна Чучхе подняла ценность национальной независимости на непомерную, непостижимую высоту.
Но какой же реальный механизм преодоления корейского раскола желают задействовать власти КНДР сегодня? Ведь они неоднократно давали понять, что “германский вариант”, при котором западный сателлит попросту пожирает своего доверчиво раскрывшего объятия собрата, их однозначно не устраивает.
Этот механизм основывается, опять-таки, на выводимых из Чучхе принципах.
Ценность национальной консолидации ставится выше идейного соперничества. Искренне полагая именно свою идею верной, Пхеньян, однако, не считает возможным лить ради её торжества корейскую кровь.
В послании главы КНДР Ким Чен Ына VII Съезду ТПК утверждается следующее:
“Север и Юг на основе взаимного признания и допущения существующих в двух зонах идеологий и систем должны пойти по пути образования конфедеративного государства в соответствии со стремлениями и требованиями всей нации. Властям Южной Кореи следует, отказавшись от вздорной мечты о “единстве систем”, переориентироваться на осуществление воссоединения страны путём конфедерации…”.
Можно предположить, что гипотетическая межкорейская конфедерация – только первый шаг, за которым последуют и другие, направленные на углубление интеграции. Но такой шаг в сложившихся условиях видится едва ли не самым разумным и, главное, единственно приемлемым для обеих сторон. Очевидно, что сшивание двух частей разорванной страны, за шесть с лишним десятков лет очень далеко разошедшихся между собой в политическом, экономическом и культурном плане, должно осуществляться деликатно и по-восточному неспешно. Иного способа преодолеть раскол мирными средствами просто не просматривается.
Разумеется, люди, находящиеся во главе КНДР – реалисты, и прекрасно отдают себе отчёт, в какие условия поставлена как их страна, так и партнёры по переговорам в Сеуле. Размещённый на территории Южной Кореи контингент войск США не позволяет всерьёз рассчитывать на то, что правительство Юга примет воссоединительные инициативы Севера на официальном уровне. Потому в качестве второго базового условия для воссоединения страны власти КНДР называют строгое следование обеими сторонами принципа невмешательства третьих сил в межкорейский диалог. И первыми подают наглядный пример подобного невмешательства, всякий раз обращаясь к властям Юга напрямую.
Корейцы должны разговаривать с корейцами лицом к лицу и без посредников – таково настоятельное требование Пхеньяна. Никто, кроме самих корейцев по обе стороны от военно-демаркационной линии, не вправе принимать участие в решении их исторической судьбы.
Корейцы, как истинные восточные люди, умеют проявлять выдержку и терпение, стремясь к цели. Сейчас, в отличие от конца XX века, существенное изменение баланса сил в мире уже не выглядит чем-то абсолютно невозможным. Ряд исследователей и аналитиков приводят достаточно весомые аргументы в пользу того, что возглавляемый Штатами Запад пытается наступать, повинуясь, скорее, уже силе инерции, что мы вплотную приблизились к эпохе его разложения и упадка.
Так это или не так – покажет будущее. Однако есть основания полагать, что как только Корейский полуостров в связи с теми или иными причинами перестанет рассматриваться властями США как важная зона реализации своих геополитических интересов, то КНДР сумеет создать условия для того, чтобы Южная Корея, наконец, оценила её предложения по достоинству. Ведь конечная цель, обозначенная главой северокорейского государства в докладе съезду, действительно впечатляет:
“Если Родина воссоединится, то наша страна продемонстрирует всему миру своё достоинство и внушительный облик мировой державы с 80-миллионным населением и могучей государственной мощью, передового цивилизованного государства, со стойким духом, выдающейся мудростью нации лидирующего в мире, справедливого сильного государства, ведущего дело мира в Северо-Восточной Азии, на Земле”.
Единая Корея, оберегаемая ядерной щитом КНДР и опирающаяся на производственные и финансовые возможности Юга – это геополитический игрок уже совершенно иного масштаба. Вряд ли корейцы, живущие за пределами КНДР, этого не понимают.