От	Pout
К	All
Дата	18.01.2003 10:44:38
Рубрики	Россия-СССР; Крах СССР; История;

Солж vs СССР. Социоанализ игры на поражение

---

Как Солженицын СССР развалил,но Гуру не стал. Игра на поле политики


Попытка анализа через структурно-полевые категории.

Постановка вопросов
--------------------------------
Метод и терминология,применяемый к анализу процесса

1)Возможности игры по самым высоким ставкам,открываемые созданием новых полей ( с 60х)
Структуририрование предмета анализа ,пусть неточные и неполные("партии","фракции" и пр.)
Изменение общества в 60х и расклада обществ.настроений и сил
Реальные действия,маневры "игрока" по вновь открывающимся полям. "Стратегия борьбы на поражение" и тактика мобилизации сил "под свои планы"
Реальные контрдействия власти ,способы разрешения конфликтов, способы контр-игр(на этот счет маловато,только ссылки)

2)Убийственная успешность выбранной методы до 88года. Овладение новым раскладом и успешная реализация (тактика)борьбы "на поражение"
Обратная картина после перестройки - тактика (стратегия?) на этапе "после поражения" - не срабатывает
Чем выигрывал сначала и почему оказался шаг за шагом в оффсайте потом Солж

3)Когда ,из-за чего и как менялась подоснова прото-политического поля
Нужно более адекватное описание картины в аналогичных категориях социоанализа("Бурдье-для-России" )
Существовали ли, могли ли возникнуть и развиваться альтеренативные способы освения новой общетсвенной ситуацией в 60-70е (Стратегия интеграции )
В чем отличия проигрышной контр-тактики от успешной ре-интеграционной



==================
(текст исследования)

Д.Цыганков
"Властитель дум" в поле политики:
опыт социоанализа

Данная статья была опубликована с некоторыми сокращениями в журнале "Социологические исследования" (№ 1, 1999, с. 78 - 87) Здесь приводится авторский вариант.


Особенности исторического развития России в течении двух истекших веков поставили на исключительное место в общественной жизни таких деятелей культурного производства как писатели и публицисты. В отечественной историографии и литературоведении за ними закрепилось наименование "властитель дум". Когда мы обращаемся к литературному полю СССР-России второй половины ХХ столетия, то взгляд естественно останавливается на фигуре Александра Исаевича Солженицына - пожалуй, одного из немногих, имевшего достаточные символические ресурсы, чтобы позиционироваться в этой типичной для России роли.
Литература о Солженицыне безбрежна. Его воззрения и общественная деятельность подвергались анализу в философии, в теологии, в политических науках, в литературоведении, в других отраслях гуманитарного знания. Он рассматривался как писатель, политик, духовный лидер. Но при всей известности Солженицына, представления о нем социологически нерелевантны, поскольку в них, как правило, смешивались специфические литературные и политические практики Солженицына, что вело к метафорическому, ж урналистскому или идеологизированному описанию. Так бывает всегда, когда предмет "знаком" всем и термины для его анализа уже существуют. Это и вводило в заблуждение многих исследователей, бившихся над разрешением оппозиции "художник"-"общественный деятель" и приходившим (в зависимости от баланса симпатий/антипатий) к выводам типа "великий писатель, но в политике смешон", "он не писатель, а публицист", "публицистика его забудется, а великие романы останутся", "партийная публицистика погубила в нем талант писателя" или "он писатель исключительно политический и исторический".

Я считаю, что предпонятийное восприятие Солженицына, сложившееся в общественном сознании, можно преодолеть на основе социоанализа Пьера Бурдье, который позволяет эффективно раскрыть взаимодействие поля политики и литературного поля, проанализировать те конфигурации, при которых выходец из поля культурного производства - в данном случае Солженицын - способен воздействовать на социальное пространство. Процедура социоанализа позволяет избежать двоения толкований, семантических ловушек обыденного употребления. Я предполагаю, что читатель знаком с терминологией Бурдье и не оговариваю ее специально. [1]

Социальная траектория Александра Солженицына неотделима от особенностей его происхождения. Дед был владельцем обширной "экономии" на Кубани, но после революции семья осталось без средств к существованию и попала в доминируемое положение "лишенцев". Отец писателя, офицер царской армии (до середины 30-х этот факт было равнозначным как минимум неблагонадежности), погиб в 1918 г. Мать старалась воспитывать Александра в православной вере. Школьное воспитание явилось серьезной трансформацией семейных схем восприятия и оценивания, и со временем Солженицын начал симпатизировать новому строю, проникаться марксистской идеологией. Несмотря на фантастическую работоспособность, культурный капитал его был ограничен провинциальной средой (до 1941 года он жил в Ростове-на-Дону).

Первичный солженицынский габитус характеризовался рядом свойств, сохранившихся в дальнейшем - ориентация на доминирование и публичный успех, вера в собственную правоту, значительная гибкость тактик, умение маскироваться, сочетание консерватизма и бунта. Конечно, недостаточность первоначального культурного капитала Солженицына связана и с той позицией, в которую он был определен фактом своего рождения и состоянием социального пространства, в котором доминирующие агенты (большевики) проводили совершенно сознательную стратегию на закрытость, ограничение к точной информации об обществе. Все, кто замечался коммунистическим режимом в желании выбиться из средне-культурного уровня, подлежал депортации из социального пространства, а вслед за этим - и из физического. Для Солженицына такая жизнь "на краях" - бедность, репрессии, война, лагерь, уход жены, рак, борьба с "коммунистическим Драконом", покушение КГБ - только воспроизводила привычку распространять свой жизненный опыт на мрачные прогнозы (в 70-е - угроза практически неизбежной победы коммунизма во всем мире, в 90-е - предгибельное состояние России).

Лагерный опыт привел к наиболее значительным изменениям сложившегося габитуса Солженицына, избавившегося от коммунистических воззрений. Одновременно он освоил новые практики - неразборчивость в средствах, психологию упреждающего удара, жесткость, отношение к людям, зачастую как к средству для достижения поставленных целей (пусть и сверхличных).

После освобождения Солженицын, не рассчитывая на прижизненное опубликование, писал в подполье, маскируясь работой учителя. Со временем эта автоматическая стратегия пришла в противоречие с изменениями в социальном пространстве, последовавшими после ХХ съезда КПСС, в том числе - с увеличением автономии литературного поля, в котором разгорелась символическая борьба за доминирование между догматической и либеральной фракциями, ориентирующимися соответственно на гетерономный и автономный принципы иерархизации (литературное поле является местом перманентной борьбы между этими двумя принципами - гетерономным, на который ориентируются те, кто предоставляет свои символические услуги господствующим, и автономным - завоеванной и защищаемой от господствующих роли свободных и критических мыслителей, интеллектуалов, пользующихся своим специфическим капиталом для вторжения на территорию политики).
Наконец, появилась публика, которая в силу своих общественных запросов готова была поддержать инновативные стратегии. Чтобы инновация имела успех, внутри поля должна быть "дыра" - структурно свободное место, могущее послужить альтернативой господствующему дискурсу. Напряженная атмосфера ожиданий, поисков и отталкивания официоза породила Самиздат - "списки" и магнитофонные ленты; частично подпольная литература находила себе выход на Запад.

После XXII съезда КПСС (1961 г.) Солженицын рискнул наконец "обнаружиться" и передал один из своих рассказов (будущий "Один день Ивана Денисовича") главному редактору "Нового мира" А. Т. Твардовскому, признанному лидеру либеральной фракции. Публикации рассказа (и последующему эффекту) способствовала практические невероятная констелляция как социальных факторов и конфигураций полей, так и принятых стратегий и габитусов задействованных в этой игре агентов. Во-первых, ситуация в поле власти: Хрущев, натолкнувшись на сопротивление аппарата, готовил дальнейшую автономизацию полей культурного производства, чтобы мобилизовать интеллектуальные ресурсы для процесса десталинизации. Во-вторых, решимость Твардовского продвинуть назревшую уже тему через свой журнал и тем самым поднять его престиж в литературном поле. В-третьих, солженицынская стратегия, направленная на активизацию бессознательного в гомологичных габитусах доминирующих агентов, привела к успеху: "верхний мужик" Твардовский и "верховой мужик" Хрущев по достоинству оценили жизнестойкость Шухова, который выжил при всех социальных катаклизмах, стараясь не поступать против совести. Кроме того, рассказ говорил о репрессиях всех лет, а не выпячивал страдания партийных интеллектуалов в 1937-38 гг.

Публикация рассказа в ноябрьском (1962 г.) номере "Нового мира", восторженная реакция влиятельных критиков и широчайшее признание публики, поддержка Хрущева продвинули Солженицына в число доминирующих агентов литературного поля СССР. Либеральная фракция сделала его своим знаменем и развернула борьбу за символическое исключение своих оппонентов-догматиков из литературного процесса. Поначалу ошеломленная, через несколько месяцев консервативная фракция во главе с журналом "Октябрь" перешла в контрнаступление, воспользовавшись переменами в поле власти, благодаря которым процесс автономизации литературного поля застопорился. С другой стороны, контролируя большее число периодических изданий, консерваторы смогли заполнить информационное пространство возрастающим месяц от месяца количеством анти-солженицынских публикаций. К концу 1963 года стало ясно, что от борьбы за преобладание либеральная фракция вынуждена переходить к защите позиций. "Новый мир" выдвинул "Один день Ивана Денисовича" на Ленинскую премию по литературе, мобилизуя для победы все свои интеллектуальные и аппаратные возможности, апеллируя и к публике, и к Хрущеву. Поражение в борьбе за премию (апрель 1964) и падение Хрущева (октябрь 1964) отбросили Солженицына на доминируемые позиции в поле - его прекратили печатать, его имя полностью исчезло из газетных публикаций.

К осени 1965 года следует отнести выделение из поля власти поля политики (поле политики есть пространство борьбы за овладение универсальным метакапиталом государства, способным реконверсироваться в любой другой вид структур господства, дающих власть и влияние). Впервые после 20-х годов правящим фракциям в системе власти СССР (партии, государственной безопасности и армии) противопоставили себя оппозиционеры (диссиденты), находившиеся вне этой системы. Начало диссидентского движения принято связывать с сентябрем 1965, когда подверглись аресту два писателя - Ю. Даниэль и А. Синявский, издавшие на Западе свои произведения, хотя элементы инакомыслия существовали и до того. После их ареста по самиздатским каналам, через которые до этого "шли" Мандельштам, Пастернак и литературные сборники, был распростанен текст так называемого "Гражданского обращения". Оно требовало гласного судебного разбирательства, призывало к проведению 5 декабря (День Конституции) "митинга гласности" на Пушкинской площади в Москве. Тем самым оппозиция вступила в борьбу за обладание метакапиталом государства: она начала подрывать монополию производства и распространение системы легитимной социальной дифференциации, напрямую связанной с мобилизацией групп.

Это рождение поля политики произошло вследствие действий государства. "Комсомольская" фракция "коллективного руководства" во главе с А. Н. Шелепиным начала аппаратное наступление. Программа Шелепина включала среди прочего предложение установить более жесткий контроль за работой творческой интеллигенции, что было равносильно уничтожениею завоеванной при Хрущеве некоторой автономии поля культурного производства.

Во время обысков и арестов госбезопасности (которую тогда возглавлял шелепинец Семичастный) удалось захватить архив Солженицына (сентябрь 1965), что окончательно лишило его шансов на позитивное инкорпорирование в легальные структуры коммунистического режима и влияние на них изнутри. Солженицын должен был теперь найти путь реконверсии своего культурного и символического капитала. Нужно было также найти то поле, где обменный курс капитала был бы наиболее для него выгоден. Оставаться ли в литературном поле, или двинуться в формирующееся на глазах поле политики - такова была альтернатива. Солженицын вспоминает, как он "бился и вился в поисках: что еще? что еще мне предпринять против наглого когтя врагов, так глубоко впившегося в мой роман, в мой архив? Судебный протест был бы безнадежен. Напрашивался протест общественный." [2, с. 149] "Напрашивался протест общественный" - эти три слова знаменуют сознательную стратегию реконверсии из поля литературы в поле политики: в поле литературы апелляция к "непосвященным" является нелегитимной практикой.

Поворотным пунктом стало его "Письмо IV-му съезду писателей СССР". Примененный в нем стиль проповеди принес писателю оглушительный успех - публика была готова к вступлению художника на общественное поприще, это было в духе того времени, характеризовавшегося взлетом гражданской активности. Получившее широкий резонанс на Западе, письмо привело Солженицына к осознанию новой тактики - публичной борьбы с использованием заграничных масс-медиа против коммунистического строя. Важно указать, что на Западе влиятельные леволиберальные круги воспринимали его (до появления в 1974 году "Письма вождям Советского Союза") как сторонника социализма и критика сталинизма, и потому сделали ему всемирное publicity и поддерживали при всех гонениях. Но западные “левые” поддерживали Солженицына не только за рассуждения Шулубина о нравственном социализме в "Раковом корпусе", как считает сам писатель. Здесь глубинная гомология - бессознательного бунтарства, нежелания подчиняться насилию, подчиняться власти, кладущей предел свободе (недаром Солженицын столь вдохновенно воспел в "Архипелаге" бунт кенгирских каторжников, начавшийся террором против сексотов).

Ответ Солженицына на его исключение из Союза писателей в ноябре 1969 года ("Открытое письмо Секретариату СП РСФСР") нес уже все черты политической коммуникации: обращаясь формально к писателям, он открыто ставил под сомнение коммунистическую идеологию. Солженицын верно оценивал тенденцию социальной динамики - Россия стояла перед необходимостью модернизации, и "оттепель" ее уже начала. Если ранее против гонений на Солженицына протестовали лишь коллеги-писатели, теперь поддержка пришла и от диссидентов, признавших его "своим".

Чем был для Солженицына исход в политику? Вообще говоря, реконверсия в другое поле означает для агента, что он позиционируется в нем и встречается с новыми практиками, как застывшими, так и длящимися в настоящий момент. Он подвергается влиянию новых структур, теперь - непосредственно. Более того, "конкурентная борьба в поле политики принуждает агентов (в первую очередь - доминируемых) в поисках наиболее эффективных инвестиций своих капиталов участвовать в новых политических отношениях...". [3, c. 85-86] Поэтому здесь требуется хотя бы беглая "археология" как структуры власти в СССР после Второй мировой войны, так и возникшей в 60-е годы оппозиции.
Изменения в советском обществе касались не природы самой власти, а взаимоотношений между центрами силы (партия, государственная безопасность и армия) внутри правящего слоя. При Сталине ключевую роль играла госбезопасность; партаппаратчик Хрущев, объединившись с армией, сумел низвести ее до подчиненной роли. Затем - отставкой Жукова - ему удалось вывести из игры и генералитет. Начатое Хрущевым наступление на партаппарат (десталинизация, ослабление партийного контроля над культурным производством, разделение обкомов на промышленные и сельскохозяйственные) привели к его падению, в подготовке которого соединились аппарат, армия и КГБ. Уже к началу 70-х министр обороны и председатель КГБ заняли места в Политбюро. Возрожденный под руководством Андропова КГБ стал активно бороться с инакомыслящими. Все же, к 70-м годам былой монолит власти разрыхлился, и несмотря на внешнюю пропаганду о ведущей роли партии, существовало троевластие, пронизанное существенными противоречиями.

Оппозиция (диссидентское движение) к концу 60-х обрела три направления (не считая религиозных и национальных группировок): сторонников демократического социализма (лидеры - братья Медведевы), правозащитное или западническое (Якир, Сахаров), русское патриотическое (Огурцов, Осипов). Солженицын сумел поначалу поставить себя так, что его поддерживали все направления, видевшие в нем "властителя дум". Солженицын действовал с поистине математической выверенностью каждого слова и шага. Он всегда находил надлежащее место и безошибочное время, чтобы что-то сказать или сделать, выступал по ключевым проблемам, вокруг которых шла символическая и политическая борьба: психиатрическое преследование инакомыслящих, угнетенное состояние церкви, цензура, милицейская прописка, экологическая опасность и др. ; но в бой всегда вступал по своему выбору, рассчитывая, что и в какой последовательности можно заявлять или публиковать.

8 октября 1970 года Солженицын взлетел на пик влияния в мировом культурном производстве, получив Нобелевскую премию "за нравственную силу, с которой он продолжил традицию русской литературы". Нобелевская эпопея и написание "Красного колеса" лишь по видимости не относились к повседневной борьбе за символический порядок, протекавшей в поле политики. Для Солженицына они были источниками ресурсов, которые можно конвертировать в капитал политический.

В промежутках между узлами "Красного колеса" Солженицын осуществлял мероприятия, которые можно определенно отнести к практикам лидера оппозиционной партии. Он обдумывал подготовку самиздатского "журнала общественных запросов и литературы" - с открытыми именами авторов, переправил на Запад недостающие там копии своих произведений и завещание, скрепленное несомненной подписью Генриха Белля. Анализ текста завещания говорит, что Солженицын по-прежнему держал на кону свою жизнь и готов был ею пожертвовать в случае необходимости: серия публикаций начинается в случае смерти, бесследного исчезновения "с глаз русской общественности" или ареста писателя, и "никакое в этом случае мое письменное или устное возражение из тюрьмы или иного состояния неволи не отменяет, не изменяет в данном завещании ни пункта, ни слова." [2, c. 293]

Похороны Твардовского, умершего в декабре 1971, открыли общественности нового Солженицына - публичного деятеля, использующего любые возможности для осуществления политического ритуала. Солженицын отказался от приглашения Лакшина проститься в кругу близких в небольшом кунцевском морге, а приехал на церемонию в ЦДЛ. Он подошел к гробу Твардовского и, под блицами фотокорреспондентов, торжественно совершил крестное знамение над покойным. А еще два года назад, за несколько дней до исключения из СП, он отказался принять участие в публичном прощании с умершим К. Чуковским. [4, с. 170]



Весной 1972 Солженицын обратился с программным заявлением в новое поле - поле религии. Сам учительный тон "Великопостного письма Патриарху Пимену" говорит о том, что Солженицын осознал свою новую идентичность в поле политики - право призывать и символически мобилизовывать, и был готов реализовывать специфические практики, пользуясь все возрастающим объемом капитала. Пожалуй, это письмо было тем рубежом, который зафиксировал видимый вход Солженицына в поле политики в том качестве, которое ему казалось наиболее подходящим - в качестве духовного лидера, пророка, властителя дум... Но он недооценил, что возникшее поле политики не предусматривало подобной позиции, а ждало лидера оппозиции, или хотя бы - руководителя одной из ее фракций. Однако, в 1972 году еще ничего не было ясно. Теряется поддержка атеистической интеллигенции? Но это и есть политика, когда можно выделить друзей и врагов, оппонентов и временных союзников - пока существовала "слитная" поддержка Солженцына обществом, это означало, что его диспозиции неясны. Наконец, можно создать позицию, развернув специфические практики и переопределив правила игры.
Отметим, что Политбюро также зафиксировало обретение Солженицыным позиции в поле политики, приняв постановление "О Якире и Солженицыне" [5, с. 217] - поставив писателя рядом с признанным лидером диссидентов (лидерство Сахарова в западнической фракции придет позже). Вообще, анализ архивных материалов ЦК касательно "дела Солженицына” показывает динамику "входа" Солженицына в политику. За 1965-1974 гг. насчитывается 161 документ, из которых 30% составляют документы КГБ (всего - 49) и 8% - отдела культуры ЦК (12). Но 95% документов отдела культуры составлены до ноября 1970 го-да (времени получения Солженицыным Нобелевской премии), в то время как всего 16 документов госбезопасности относится к тому же перио-ду. Основной их массив относится к 1970-1974 гг., что означает “призна-ние" со стороны этой институции Солженицына в качестве политика, ибо литераторами КГБ не “занимался".

Лето-осень 1973 года характеризовалось беспрецедентным напряжением в поле политики СССР. Госбезопасность обрушила гонения на инакомыслящих, ей удалось сломить одного из лидеров правозащитного движения Якира и организовать показательный процесс, усилилось давление на политзаключенных в лагерях. В конце августа она захватила таимый экземпляр рукописи “Архипелага ГУЛАГ”, что вынудило Солженицына на его немедленную публикацию в Париже. Одновременно с серией разоблачительных интервью и пресс-конференций выступил теперь уже несомненный лидер западнической фракции Сахаров. Поддержка западных СМИ, деятелей культуры и политиков превзошла все ожидания, и правящий слой был вынужден отступить.

Партийная верхушка проигнорировала “Письмо вождям Советского Союза”, в котором Солженицын, в осознании своей силы, предложил им мирный вариант передела сфер влияния: политическая власть остается вождям, культурная самостоятельность по всей стране и хозяйственная инициатива на Северо-Востоке страны предоставляется солженицынской фракции и ее попутчикам.


Публикация "Письма" в начале 1974 г. ознаменовала реструктуризацию политических позиций в диссидентской среде. Сахаров выступил против "изоляционистского" и "авторитарного" духа письма, а апелляцию к патриотизму отнес к "арсеналу официальной пропаганды". [6] Социалисты подобно Л. Копелеву и Р. Медведеву, также были возмущены. Конечно, в такой реакции сказалось и разочарование существенно космополитизированной советской интеллигенции с ее неизжитыми демократическо-социалистическими сантиментами, видевшей в Солженицыне 60-х своего глашатая. То, что Солженицын попытался вступить в диалог с вождями, сахаровскую фракцию не могло покоробить (они и сами так действовали); пугало то, что солженицынский проект передела власти практически исключал западников из нее, оставлял на доминируемой позиции. Солженицын оскорбил их категории мышления и оценивания, усомнился в самой ценности их символических практик - право на эмиграцию из России, право на ни чем не стесненное самовыражение. Угроза специфическим интересам и подвигнет тех, кто еще недавно видел в Солженицыне "властителя дум", развернуть впоследствие против него кампанию со всем размахом фальсификации и травли.

До тех пор Солженицына если и критиковали, то "справа" - стоит обратить внимание на самиздатское "письмо Ивана Самолвина", датированное ноябрем 1971, в котором он обвинил Солженицына в игнорировании еврейского вопроса в судьбах России в двадцатом столетии. А в самиздатском сборнике (1974) "Август 14-го" читают на родине" наиболее резкая критика представлена статьями самиздатского журнала "Вече" - за "германофильство" и западничество "в самом мещанском смысле этого слова". Но именно к "правым" Солженицын в конце концов и прислушается, а со своим прежним окружением разругается вплоть до публичной полемики. Например, в "Октября 16" будет дана резкая критика дореволюционного кадетизма и российского Освободительного движения в целом (Солженицын даже откажет ему в наименовании "либеральное", и охарактеризует как "радикальное", и даже - "революционно-демократическое"). Со своей стороны, русское крыло, за единичными исключениями (Г. Шиманов, Д. Панин) в основном признало "Письмо" своей программой.


Выход "Архипелага" (декабрь 1973) подвигнул поле власти на решительные меры: стало очевидно, что Солженицын устанавливает все новые и новые уровни смелости, и даже готов вести борьбу на уничтожение социального строя. В публичной полемике тех месяцев Солженицын, поднявшийся во весь рост и говорящий во весь голос, - возможно, впервые отчетливо показывал, что ему, в отличие от правозащитников, не нужно, чтобы государство соблюдало советские законы, гораздо важнее, чтобы это государство рухнуло (и никакие соображения о необходимости эволюции из "письма вождям" не могли сгладить глубинный разрушительный запал коммуникации). В этом смысле, творец сегодняшней России - именно Солженицын. Любопытно здесь мнение тогдашнего премьера А. Н. Косыгина, который оценивал ситуацию наиболее адекватно: Солженицын - это пришедший в политику "властитель дум": "Несколько лет Солженицын пытается хозяйничать в умах нашего народа". [5, c. 359]

Высылка Солженицына в феврале 1974 дала ему возможность принять личное участие в “большой” политике - уже не только как писателю (главы “Архипелага” передавали зарубежные радиостанции, работающие на Советский Союз. Эти передачи глушили, но все-таки миллионы людей в короткий срок ознакомились с этой книгой), но и как производителю политических схем. Резонанс от солженицынских выступлений был связан не только с его текстовыми стратегиями, вдохновлявшимися культурным наследием славянофилов и русских религиозных философов, но и положением в полях власти ведущих западных стран.

С одной стороны, "анти-детант" в исполнении Солженицына вступил в противоречие со схемами восприятия либеральных кругов, которым до того было достаточно ясно: Александр Солженицын идеологически и по своим настроениям был один из них. Убеждение в этом продержалось недолго - перед ними предстал другой Солженицын, идейный сторонник авторитаризма и не верящий в демократию. Консерваторы, напротив, предприняли ряд шагов в противовес. Правый республиканец, сенатор от Северной Каролины Джесси Хелмс внес резолюцию в Сенат США о присвоении Солженицыну почетного гражданства и добился успеха. Если вспомнить, что до сей поры лишь два человека в истории Соединенных Штатов - оба союзники в тяжелейших войнах, маркиз де Лафайет и У. Черчилль, были удостоены такой чести, это голосование имело большое символическое значение (правда, под давлением либерального мнения нижняя палата конгресса дважды проголосовала против).

Почему американские политики проявили беспрецедентный интерес к взглядам писателя? Изгнание Солженицына из СССР пришлось на критический момент американской жизни. Драма Вьетнама уже подходила к концу, а Уотергейт был в самом разгаре. Кроме того, политика разрядки Киссенджера-Никсона с Советским Союзом была под непрерывным огнем конгрессменов. Солженицын прибыл на Запад в то время, когда происходило новое сплочение сил против "советской угрозы". Появление в такой ситуации недавнего Нобелевского лауреата, прославленного дуэлью с коммунистической властью, привлекло внимание влиятельных американцев - и тех, кто хотел торпедировать разрядку, и тех, кто хотел сделать тему прав человека ударной.

Призывы Солженицына поддерживать подсоветские народы против правительств, помогать странам, ставшими объектами коммунистической инфильтрации или агрессии, перестать давать льготные займы и продавать тонкие технологии советскому блоку, принять адекватные меры против нарастающей военной мощи Варшавского Договора, - упали на благодатную почву; аналогичную стратегию Запад, прежде всего - США, адаптировал в 80-е, что вынудило СССР к реформам внутри и отказу от идеи мировой гегемонии вовне.




Именно в середине 70-х в международной политике начались процессы, результаты которых проявится в следующем десятилетии.

На праймериз республиканской партии к президентским выборам 1976 года вызов действующему президенту Форду бросил консервативный губернатор Калифорнии Р. Рейган, обвинивший его, в частности, что тот не встретился с Солженицыным в 1975. Сам Рейган заявил, что в случае своей победы он готов встретиться с Солженицыным в Белом Доме. На съезде в Канзасе в августе, когда Форд был номинирован как кандидат республиканцев, сторонники Рейгана предлагали внести в партийную платформу предостережения Солженицына, но Форд отказался. Если мы обратимся к анализу внешнеполитической стратегии рейгановской администрации, которая была направлена против ядра советской системы и содержала в себе финансовую и материально-техническая поддержку "Солидарности", военную помощь и разведывательная информацию для афганских моджахедов, запрет на экспорт технологий советскому блоку, препятствия на пути строительства газопровода в Европу и т.д., то увидим что между призывами писателя, которые Рейгану не удалось включить в республиканскую программу в 1976, и практикой последнего на посту президента США в подавляющем числе моментов существует очевидная гомология.

В Великобритании в апреле 1975 на конференции партии тори была избрана лидером Маргарет Тэтчер. Консервативная партия, только что потерпевшая чувствительное поражение на выборах в парламент, доверила будущей "железной леди" бразды руководства. Год 1979 - на выборах в Великобритании побеждает Тэтчер; идя на выборы, она цитирует Солженицына, когда ее спрашивают об отношении к коммунизму.

В Западной Германии, в 1976 на выборах в бундестаг впервые от консервативной коалиции на пост канцлера баллотировался новый лидер христианских демократов Гельмут Коль, но потерпел поражение. Год 1982 - фракция свободных демократы во главе с Д. Геншером вышла из коалиционного - с социал-демократами - правительства. Новый кабинет сформировал Коль. Он решительно поддержал размещение ракет "Першинг-2" в ФРГ, должными стать противовесом советским ракетам средней дальности "СС-20", установленным еще в 70-е годы под покровом детанта.

Наконец, в 1978 году польский кардинал Войтыла был избран Папой Римским, и это добавляет символической мощи антикоммунистическим силам.

Несмотря на утерю возможностей воздействия на массовое общественное мнений Запада, глубинное
влияние солженицынских идей распространилось по всему спектру политической мысли Запада. Левые французские философы, вчерашние бунтари стали называть себя "детьми "Архипелага ГУЛАГ". Молодые консервативные либералы США и Великобритании почерпнули многое для своих внешнеполитических программ. Директором русской службы радиостанции "Свободы" стал Д. Бейли, член редколлегии просолженицынского "Континента", перестроивший в 1982-84 гг. ее работу в соответствии с предложениями, высказанными Солженицыным в письме президенту Рейгану.

Отход Солженицына от активной деятельности в 1983 году следует трактовать как "маневр умолчания", связанный с необходимостью разработать новую стратегию, тактику и определить новую позицию в поле политики, которая позволила бы эффективно бороться за доминирование в ситуации посткоммунистической России. Солженицыну стало ясно, что его символический капитал "властителя дум" нуждается в серьезной подпитке, поскольку почти все его прежние сторонники отказали ему в признании в таком качестве. Для нового позиционирования было необходимо получить поддержку иных социальных групп и политических фракций. В качестве новой текстовой стратегии выступила многотомная эпопея "Красное Колесо". В ней история прошлого преподносится не только для того, чтобы свести счеты с настоящим; узлы "повествования в отмеренных сроках" должны были мобилизовать новое поколение ради исполнения программы для грядущей России, интегрированной вокруг общественного идеала России ушедшей.

В 1990 г., после возвращения ему гражданства, Солженицын направил в Россию для публикации свой манифест "Как нам обустроить Россию", которого с напряжением ждали все политические силы страны. На чьи весы положит Солженицын свой безусловный авторитет? Для человека, желающего заниматься политикой, то был уникальный шанс и уникальная аудитория, чтобы осуществить классификации и символические размежевания. Но статья оказалась лишь выжимкой из "Красного колеса", еще одной программой с апелляцией к истории, что было не новым для публики в эпоху гласности. Историософские положения, используемые Солженицыным, не являются выверенными математическими формулами, действенными сами по себе. Солженицын бессознательно перенес полемический прием борьбы с коммунистическим строем, когда ему верили безоговорочно, в новое состояние поля, где уже нет более монополии на производство истины и господствует плюралистическая модель. Солженицын реализовывал в культуре репрессированные возможности метафизики - это один из возможных способов зрения, утраченных за годы господства коммунистической идеологии - для критики ее самой. Но крушение господства коммунистической идеологии имеет среди своих последствий и "Конец идеологии" как таковой. Господствующее ныне в поле политики коммуникативное поведение имеет другой ритм, нежели структурно застывшая ("архаичная") коммуникация писателя.

1991 год подвел итог почти что двадцатилетней символической борьбе в интеллектуальном поле России между сахаровской фракцией и Солженицыным - Россия уверенно пошла по пути западного типа модернизации. Возможно, это заставило Солженицына отложить свое возвращение и выжидать, когда его оппоненты по интеллектуальному производству наделают ошибок и освободят ему пространство для легитимного символического влияния.

В 1992-93 гг. Солженицын выжидал, лишь изредка появляясь (заявлениями, обращениями и публикацией фрагментов переписки) на политической авансцене новой России. Выборы в Государственную Думу (декабрь 1993 г.) принесли поразительный успех ЛДПР, и тут Солженицын решил, что с радикально-демократическими иллюзиями покончено - страна готова к проповеди умеренного патриотизма. В мае 1994 года "пророк России" возвратился на Родину - через Сибирь. Сама обстановка его возвращения напоминала предвыборные поездки американских президентов. Агентства новостей доносили пульсирующий выступлениями, заявлениями, пресс-конференциями путь Солженицына от Владивостока - на Москву! Однако Солженицын отказался от принятия идентичности "лидера русской партии", считая, что на общественные дела можно влиять по-прежнему, в качестве "властителя дум". 24 июля влиятельный политический обозреватель, ведущий "Итогов" Е. Киселев еще раз напрямую задал вопрос, который держали в голове все политики, ожидавшие от Солженицына вмешательства:"... ведь все-таки вы, нравится это или не нравится, быть может, единственный духовный авторитет в России, являющийся общепризнанным для народа. И ваше слово приобретает в этом смысле особый вес. (...) Не кажется ли вам, что вы все равно невольно становитесь участником политической борьбы?" [7, c. 20] Солженицын вновь ответил, что будет заниматься общественной деятельностью, но не политикой.


....
Когда Солженицын осуществлял свой исход в поле политики, он не оценил, что в этом поле позиции "властитель дум" нет. Можно быть руководителем фракции, вождем партии, короче - агентом поля политики, но нельзя сохранить идентичность, присущую полю литературы в позиции, отнесенной к полю политики, хотя бы эти позиции и были гомологичны. Интервенция Солженицына из поля литературы в поле политики зашла столь далеко, что следующим естественным шагом должно было стать позиционирование там с всеми вытекающими из этого последствиями - интериоризацией правил политической игры (нельзя доверять только чувству игры), проведением повседневной политической работы - выпуск газеты, регулярные пресс-конференции, сплочение сторонников, управление фракциями в своей партии и т. п. Солженицына связывает культурная традиция России XIX-го века, когда можно было позиционироваться сразу в двух полях. Сейчас возросшая дифференциация систем вынуждает агентов специализироваться, а не свободно "парить".

Это отчетливо проявилось осенью 1994 г., когда Солженицын получил эфирное время на первом канале в лучшие часы (prime time). В течение года он говорил о профсоюзах, о школе, о русской истории, о казачестве, о выборах, о земстве. Говорил, как и многие другие, а оппозиция выступала последовательнее, громче, а зачастую - и ярче; рейтинг передачи упал. В этих речах не было видно прежнего Солженицына, раскрывавшего сущность отношений, мифологизированных доминирующим классом, вытягивавшего на свет вытесненное и репрессированное. С другой стороны, влиятельные агенты поля власти не заинтересованы сейчас в поддержке социальной рефлексии и критики действительности - для них эпоха больших перемен уже завершилась; и новые символические революции им не к чему. Потому ими блокируется любая солженицынская коммуникация, в том числе - направленная на защиту базовых ценностей гражданского общества - развития местного самоуправления и обеспечения доступа к образованию.


...
С момента закрытия телепередачи на ОРТ Солженицын время от времени выходил из затишья, то - в апреле 1996, когда он фактически призвал голосовать против обоих основных фаворитов президентской гонки, то - в ноябре 1996, возвращаясь к своей тактике, принесший успех в 60-70-е - публикации текстов на Западе: статья "К нынешнему состоянию России" в парижской "Монд"; и этот же прием повторяет летом 1997 - статья "Лицемерие в ХХ столетии" для японской "Иоумири".
Можно ли с уверенностью сказать, что "дело Солженицына", которое насчитывает уже 35 лет, завершено? Видимо, нет. Пока возможности метафизики не реализованы полностью, пока схемы восприятия и оценивания русских бессознательно ориентированы на поиск корневой метафоры ("смысла жизни"), до тех пор в случае надлежащего изменения в диспозициях политических агентов Солженицын имеет резервы для легитимного воздействия.

Таким образом, эффективность воздействия интеллектуала на политику непосредственно связана с успехом его перехода из поля культурного производства в поле политики. Такой успех наблюдается достаточно редко и при условии увязки следующих факторов. Если его суждения несут новое, разъясняют вытесненное, вскрывают репрессированное и соответствуют темпу и ритму времени. Если его схемы восприятия и оценивания достаточно гибки, чтобы впитать новый специфический опыт для перестройки стратегий. Если его культурный капитал структурирован так, чтобы строить эффективные практики. Если его символический капитал, накопленный в другом поле, имеет высокий обменный курс в поле политики для превращения в капитал политический, то: взаимодействие упомянутых факторов может помочь ему своевременно осознать и принять идентичность, соответствующую позиции, которую он стремится занять. Но главное - состояние полей должно сложиться благоприятно переходу, и прежде всего должна существовать (хотя бы потенциально) группа влиятельных агентов, готовых поддержать новичка, и массы индивидов, чьи специфические интересы ущемлены и они готовы за ним идти.
===========

---

От	Flashpoint
К	Pout (18.01.2003 10:44:38)
Дата	20.01.2003 18:53:32

Солж vs СССР-2003

---

Спасибо за весьма интересный анализ. Правда, он обрывается где-то на 1997 году. Однако, на мой взгляд, весьма интересно и продолжение. На юбилей «чрезвычайно активного идеолога, сыгравшего в поражении СССР немалую роль» был показан по РТР документальный фильм, в котором рассказывалось о посещении писателя В.В.Путиным, весьма символичным был эпизод, когда оба деятеля застыли в благоговении у портрета Столыпина. То есть, пусть ненавязчиво, но продолжает Солженицын «стрелять».
Как Вы думаете, а книга «Двести лет вместе», второй том которой только что вышел (и созданию которой тоже была посвящена часть документального фильма), неужели это ответ нобелевского лауреата на "письмо Ивана Самолвина", датированное ноябрем 1971, в котором он обвинил Солженицына в игнорировании еврейского вопроса в судьбах России в двадцатом столетии», или тут более глубокий подтекст? Интересно, что в этом случае Солженицын был подвергнут сильной критике с обоих сторон. С той-то стороной всё ясно. Однако поддержки ни у «демократов», ни у Куняева или Бондаренко он не нашел.

---

От	Pout
К	Flashpoint (20.01.2003 18:53:32)
Дата	26.01.2003 12:02:53

Re: Солж -> в Копилке

---

в Копилке - послесловие Н.Шматко,ведущего"бурдьериста", к книге
П.Бурдье"Практический смысл", это- классический труд социологии конца 20
века

Le Sense Pratique

https://vif2ne.org/nvz/forum/files/Presnja/bourdie.zip


На пути к практической теории практики
---------------------------------------------------------
= Преодолеть альтернативу субъективизм-объективизм

= книга посвящена "практике"
"практика" - между структрализмом и феноменологией

= "сознание" не есть "практика"

= габитус - структурированный ансамбль практических схем
или инкорпорированных струкутур

= книга как манифест"теории практики"

---

От	Pout
К	Flashpoint (20.01.2003 18:53:32)
Дата	24.01.2003 22:31:46

Солж vs СССР Методология работы

---

Аппарат ,примененный исследователем темы, изложен в 1ой главе работы
Мутновато изложен. В Копилку выкладываю файл с деловым послесловием Н.
Шматко к книге П.Бурдье"Практический смысл". Там яснее про основные
категории(габитус и т.п.)и их применение

2ая и 3ья глава в основном повторяют статью Цыганкова, использованную в
первом постинге. Есть кое-каие повороты темы,по-моему, в целом довольно
любопытной

-----------
Автореферат диссертации Д. Б. Цыганкова
"Социологический анализ воззрений и общественной деятельности А. И.
Солженицына"

Анализ фигур литературного поля СССР-России второй половины двадцатого
века в отечественной науке по известным идеологическим причинам был
ограничен; ученые Русского Зарубежья и слависты смогли в большей степени
углубить понимание литературного процесса. Теперь можно не только
восполнить пробелы - в связи с открытостью российского общества. Новые
направления, сформировавшиеся в социологии на рубеже 70-80 годов, дают
возможность сделать это с позиций нового знания, имеющего значительные
конструктивные возможности.

С другой стороны, годы, к которым относится общественная деятельность
Солженицына (60-90-е) стали переломным этапом мировой истории, когда
изменились принципы, на которых базируется социальный порядок. В такие
кризисные периоды социальные агенты имеют большие возможности влияния на
него, и это становится общественной проблемой, достойной внимания
социологии. Для отечественной социологии, в частности, не потеряла своей
актуальности задача вписать социальную траекторию Солженицына в
российскую действительность последних десятилетий, испытавшую
переструктурирование социального пространства - сокрушительное изменение
смысловых горизонтов практик, стремительную политическую и экономическую
трансформацию, кризис культуры.

Степень разработанности темы. Творчество Солженицына подвергалось
анализу в философии (Д. Лукач, М. Михайлов, Р. Медведев), в теологии
(прот. А. Шмеман), в политических науках (М. Геллер, Д. Данлоп, Д.
Штурман, Р. Пайпс, А. Янов), в литературоведении (Р. Гуль, В. Лакшин, М.
Николсон, Ж. Нива, П. Паламарчук, А. Чалмаев), и в других отраслях
гуманитарного знания. Он рассматривался как писатель:
великий/исписавшийся/соцреалист/завершитель великой русской классической
литературы; политик: глава диссидентского движения/партийный
публицист/лидер "русской партии"; духовный лидер: пророк
России/лжепророк/идеолог русского возрождения/аятолла России/Великий
Инквизитор/Сергей Радонежский сегодня. Вместе с тем, имеющиеся материалы
и полученные результаты недостаточны, поскольку в них как правило
смешивались специфические литературные и политические практики
Солженицына, что вело к метафорическому, журналистскому или
идеологизированному описанию его творчества.

Цель и задачи исследования. Цель диссертации - на примере общественной
деятельности и воззрений Солженицына раскрыть взаимодействие поля
политики и литературного поля, проанализировать их конфигурации, при
которых выходец из поля культурного производства способен воздействовать
на социальное пространство. Для ее выполнения необходимо решить
следующие задачи:

Последовательно произвести социологическую реконструкцию тех сегментов
(полей) социального пространства, с которыми соприкоснулась социальная
траектория Солженицына - в связи с историческим, культурным и семейным
влиянием на формирование его как писателя и общественного деятеля.
Изучить особенности коммуникации Солженицына, вычленить в них изменяемые
и инвариантные элементы.
Провести синхронный анализ состояний, наблюдаемых на различных уровнях
социального пространства, а именно на уровне символических и культурных
практик, уровне схем восприятия и оценивания (габитус) и
материально-объективном уровне.
Объектом исследования в настоящей диссертации являются поля литературы и
политики, а предметом - те общественные практики и воззрения Солженицына
с момента его входа в литературное поле (ноябрь 1961 г.) и вплоть до
осени 1996 г. (временного рубежа, которым ограничивается настоящее
исследование), которые явились частью литературного и политического
процесса этих лет.
Теоретической основой исследования является конструктивистский
структурализм французского социолога П. Бурдье; помимо него были
использованы некоторые идеи, высказанные в теории коммуникативного
действия Ю. Хабермаса ("искаженная коммуникация"), теории структурации
Э. Гидденса ("ресурсы"), постструктурализме Ж. Дерриды и М. Фуко
("деконструкция"), системной теории Н. Лумана ("дифференциация"), а
также исследования российских социологов - Ю. Л. Качанова (о поле
политики) и Н. М. Шматко (о реконверсии капиталов).

В диссертации также применяются такие методы как контент-анализ,
биографический метод, историко-философский метод, интервью, синхронный и
диахронный анализ, анализ статистических данных и результатов опросов
общественного мнения.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:

Дан - впервые в отечественной социальной науке - интегральный
социологический анализ художественно-публицистического творчества
Солженицына во взаимодействии с условиями формирования его личности;
Рассмотрено взаимодействие общественных практик Солженицына и полей
литературы и политики, в которых он позиционировался;
Практически впервые в отечественной науке произведена социологическая
реконструкция поля политики СССР (1965-1991), а также отдельных
сегментов международного поля политики (70-80-е гг.); развитие поля
политики в СССР рассмотрено в связи с общественно-политической борьбой в
полях культурного производства в 60-е гг.
Дана социологическая интерпретация опубликованных в 1994 году архивных
материалов ЦК КПСС (60-70-е гг.), касающихся "дела Солженицына", что
позволило провести синхронный анализ основных конкурировавших в
тогдашнем поле политики агентов и фракций.
Результаты, полученные в ходе исследования, представлены в следующих
положениях, выносимых на защиту:
Социологический анализ феномена влияния интеллектуала на власть в России
("Поэт в России больше чем поэт") возможен только при синхронном
"наблюдении" коммуникативных стратегий (анализируются литературно и
социологически), многослойного габитуса интеллектуала(анализируется
психологически и социологически) и структурных конфигураций
(анализируются социологически); этот анализ должен увязывать - с одной
стороны, структуры, инкорпорированные габитусом, влияющим (наряду с
культурным капиталом) на символические практики, с другой - влияние
развернутых во времени символических практик на социальные структуры.
Формирование Солженицына связано с (1) - культурной принадлежностью к
казачеству, соединявшему консерватизм и бунтарство; (2) - его социальным
происхождением из богатой семьи, ставшей после революции "лишенцами";
(3) - влиянием школы, коммунистическая идеологичность которой временно
вытеснила полученное в детстве православное воспитание; (4) -
провинциальной средой, несколько ограничившей его культурный капитал;
(5) - лагерным опытом, зачеркнувшим юношеские марксистские симпатии,
вернувшим к религиозной вере и сформировавшим психофизиологические
качества, необходимые общественному деятелю и борцу.
Публикация "Одного дня Ивана Денисовича" и последующих рассказов была
попыткой позитивной инкорпорации в советскую действительность, связанной
с борьбой за доминирование в поле литературы. Поражение в борьбе за
Ленинскую премию и снятие Хрущева отбросили писателя на маргинальные
позиции в литературном процессе.
Конфигурация полей социального пространства обрекла Солженицына найти
иное применение своим способностям и влиянию. Он обратился к
общественной деятельности и изменил стиль на архаику, а жанр - на
проповедь.
Вступив в борьбу за метакапитал государства в качестве одного из лидеров
диссидентского движения, со временем Солженицын овладел специфическими
практиками поля политики. После высылки из СССР он встретил значительное
внимание в кругах западного истеблишмента;его интеллектуальное влияние
распространилось по всему спектру политической мысли Запада.
На рубеже 70-80-х годов Солженицын стал терять влияние как на Западе,
так и среди диссидентов. Его центристская, либерально-консервативная,
патриотическая позиция стала объектом резкой критики слева и справа.
Выпуском "Красного колеса" Солженицын попытался сплотить представителей
нового поколения вокруг идеала России, "которую мы потеряли".
Годы гласности принесли книгам Солженицына триумфальное возвращение на
Родину. Многие влиятельные агенты поля политики апеллировали к нему как
к источнику легитимации. Однако Солженицын упустил уникальный шанс
завершить успехом свою реконверсию в поле политики, поскольку не стал
участвовать в политическом процессе в России в качестве компетентного
агента, принявшего соответствующую идентичность, осваивающего и
реализующего необходимые практики.
Полтора года активных выступлений после возвращения в Россию показали,
что солженицынская коммуникация утратила прежнюю способность вскрывать
вытесненное, репрессированное, расколдовывать отношения,
мифологизированные доминирующим слоем.Его принадлежность к классической
русской культурной традиции не позволила в ситуации "конца идеологии",
при переходе общества в эпоху постмодерна, адекватно ответить на вызов
времени.
Эффективность воздействия интеллектуала на политику непосредственно
связана с успехом его реконверсии из поля культурного производства в
поле политики. Такой успех наблюдается достаточно редко и при условии
констелляции следующих факторов. Дискурс агента должен нести новое,
разъяснять вытесненное, вскрывать репрессированное. Его коммуникация
должна соответствовать темпу и ритму времени. Его габитус должен быть
достаточно гибок, чтобы впитывать новый специфический опыт для
перестройки стратегий. Его культурный капитал должен быть структурирован
так, чтобы строить эффективные практики. Его символический капитал,
накопленный в другом поле, должен иметь высокий обменный курс в поле
политики для конвертации в капитал политический. Взаимодействие
упомянутых факторов должно помочь ему своевременно осознать и принять ту
идентичность, которая соответствует топосу, в котором он
позиционируется. Наконец, или главное - конфигурация полей должна
сложиться комплементарно реконверсии, и прежде всего должна существовать
(хотя бы потенциально) группа доминирующих агентов, готовых поддержать
новичка, и массы доминируемых, готовых за ним идти.
Научно-практическая значимость работы заключается в формулировании
условий, при которых агент, реконверсировавшийся из поля культурного
производства в поле политики, может эффективно влиять на него.
Полученные теоретические основания приложимы для социологического
анализа полей социального пространства в иные периоды времени. Очевидно,
что дискуссия о путях развития российского общества найдет свое
выражение и в разработке моделей, отражающих специфику взаимодействия
двух фракций доминирующего слоя - держателей культурного капитала, с
одной стороны, и держателей экономического и политического капитала - с
другой.

-----
Основное содержание работы

Во введении раскрывается актуальность поставленной проблемы
исследования, степень ее разработанности, формулируются цель и задачи
исследования, определяются методологические основы, научная новизна и
практическая значимость работы.

В первой главе "Поля литературы и политики как объекты социологического
анализа" рассматриваются теоретические аспекты исследования, вводится
понятийный аппарат, позволяющий избежать двоения толкований,
семантических ловушек обыденного употребления. При всей известности
Солженицына, представления о нем социологически нерелевантны. Так бывает
всегда, когда предмет "знаком" всем и термины для его описания уже
существуют. Обращение к социоанализу как методологии исследования
позволяет преодолеть укоренившиеся в общественном сознании
"предпонятийное" восприятие Солженицына.

В первом параграфе "Социальное пространство, габитус, капиталы" дается
общая характеристика теории Бурдье. Отмечается, что социальное
пространство состоит из относительно автономных сфер практик - полей,
дифференциация которых увеличивается и играет все более заметную роль в
жизни общества. Поле - обширный комплекс социальных отношений,
объединяющих и разделяющих создателей ценностей и символов. Это -
отношения союза или конфликта, конкуренции или кооперации между
дифференцированными и социально определенными позициями, не зависящими
от существования агентов, их занимающих. Социальное пространство
выступает как совокупность отношений сил, которые навязываются всем
входящим в поле агентам, организуя тем самым практики и представления
агентов.

Одновременно социальное пространство есть поле непрерывной борьбы,
внутри которого агенты противостоят друг другу со своими средствами и
целями и участвуют в сохранении или трансформации структуры этих
позиций. Агент инкорпорирует в себя надындивидуальную необходимость поля
и индивидуальный опыт других агентов. Агенты производят реальность тем,
что, исходя из своих субъективных свойств и находящихся в их
распоряжении объективных (материальных и социокультурных) ресурсов,
порождают (в границах данных социальных отношений) схемы восприятия,
оценивания, мышления и социального взаимодействия, а затем осуществляют
свои практики в соответствии с этими схемами.

Чтобы субъективные практики, обусловленные объективными структурами,
реализовывались, последние должны быть эффективно усвоены, присвоены, в
ряде случаев - инкорпорированы агентами, которые активно конструируют
свое восприятие и оценку действительности, свою речь, и т.д. Эти
структурные влияния интериоризуются в форме порождающих механизмов
практик, или - "габитусов". Наиболее длительные диспозиции образует
первичный (семейный) габитус. На первичный габитус с течением времени
наслаиваются габитусы вторичные, среди которых исключительную значимость
имеет школьный.

Габитус рассматривается не только индивидуально, но и социологически
обобщенно - как коллективный, классовый или групповой. Из такой
практической "коммуникации" габитусов вырастают социальные субъекты, или
социальные корпуса, обладающие идентичностью и мобилизованные вокруг
общего интереса. Важнейшим в понятии габитуса является то, что он
выполняет роль "посредника" между социальными структурами
(материально-объективным уровнем) и агентом (уровнем символических и
культурных практик), соединяя в себе объективное структурирование
социальной действительности с субъективным ее структурированием.

Ресурсы, с помощью которых используют власть в обычном сложившемся
порядке социального действия и которые инвестируются в социальную игру,
можно сгруппировать в три большие категории: ресурсы экономической
природы, или экономический капитал; ресурсы культурной природы, или
культурный капитал; ресурсы, связанные с принадлежностью к группе, или
социальный капитал.

Капиталы являются условиями и предпосылками практик агентов:
неравномерное распределение капиталов приводит к воспроизводству
отношений автономии/гетерономии, из которых вырастают отношения власти.
Капиталы суть структуры господства, играющие важнейшую роль в
определении любой группы.

Модель социального пространства представляется в виде системы координат,
где по оси Y отложен совокупный объем капитала, а по оси X - его
структура (см.: стр. 20 диссертации). В верхней полуплоскости
расположены доминирующие - агенты и группы, обладающие большим объемом
капитала, в нижней - доминируемые. В свою очередь, внутри каждой
социальной группы существуют фракция доминирующих и фракция
доминируемых, причем у доминирующих в структуре их капитала превалирует
экономическая составляющая. Хотя человек физически оккупирует в
социальном пространстве исключительно один топос, он является агентом
как минимум двух полей, занимая в них позиции, находящиеся в отношении
гомологии друг с другом.

Легитимность доминирования, то есть добывания и распоряжения различными
видами капитала, основана на принятии всеми агентами правил игры: если
доминируемые и стараются положить конец господству над ними, то они
достигают этого, не подрывая сам принцип доминирования, а борясь за
получение более сильной позиции. Легитимация принципа доминирования
вводит в социальную игру новый вид капитала, возникающий в результате
превращения любого экономического, культурного или социального капитала
в более высокую форму владения, - символический капитал, который и
сообщает агентам легитимность.

Во втором параграфе "Поле литературы" рассматриваются основные
категории, присущие литературной сфере интеллектуального производства.
История литературной жизни понимается как история автономизации
собственно культурных отношений производства, обращения и потребления.
Позиции в литературном поле специфицируются по отношению к полю власти.
Писатель, как и любой интеллектуал, относится к доминируемой фракции
доминирующего слоя. Он доминирует, поскольку распоряжается культурным
капиталом, придающим ему власть и привилегии. Однако относительно
владельцев политического и экономического капитала он доминируем.

Влияния, необходимости и принуждения, исходящие от инстанций, внешних к
литературному полю, обязательно преломляются через его структуру.
Отношения, которые имеет писатель с социальной группой, из которой
вышел, увязываются с позицией, которую он присвоил и освоил на
определенном этапе в литературном поле. Литературное поле является
местом перманентной борьбы между двумя принципами иерархизации -
гетерономным принципом, на который ориентируются те, кто предоставляет
свои символические услуги господствующим, и автономным принципом -
завоеванной и защищаемой от господствующих роли свободных и критических
мыслителей, интеллектуалов, пользующихся своим специфическим капиталом
для вторжения на территорию политики.

Литературному полю имманентно сопряжение системы позиций и системы
мнений, выражающих эти позиции посредством книг или теоретических
высказываний. Обе системы гомологичны: пространство позиций определяет
пространство суждений. Из позиции проистекают не только внутренние -
литературные, но также и внешние - политические формулировки, мнения,
высказывания писателя. Связь между "позицией" и "выражением позиции" не
детерминируется механистически; она опосредствована через пространство
открытых возможностей. Чтобы инновация имела успех, внутри поля должна
быть "дыра" - структурно свободное место, могущее послужить
альтернативой господствующему дискурсу.

В третьем параграфе "Поле политики" описываются и интерпретируются
термины, связанные с политическим процессом. Поле политики является
относительно независимой областью политических отношений, вырастающих из
социального взаимодействия позиций, занятых индивидуальными и
коллективными агентами. Эти взаимодействия есть ни что иное, как борьба
за власть, или за право распоряжаться универсальным метакапиталом
государства, способного реконверсироваться в любой другой вид структур
господства, дающих власть и влияние государственным деятелям.
Пространство борьбы за овладение этим капиталом и есть поле политики.

Поле политики существует через динамическое взаимоотнесение политических
позиций, как их ансамбль, наблюдаемый через противопоставления,
воспроизводящийся во времени и соединяющий практики политических
агентов. Агент поля политики осуществляет в нем свои активные свойства,
придающие ему политическую силу и власть.

Структура позиций зависит от распределения политических ресурсов, среди
которых важнейшую роль играет политический капитал (специфический для
данного поля вид символического капитала). Этот капитал может быть как
личным, так и делегированным. Агенты, занимающие подчиненное положение в
своей социальной группе, вступают в новые политические отношения с целью
более эффективных инвестиций наличных ресурсов, то есть становятся
носителями этих отношений, начинают производить и воспроизводить их в
расширяющихся масштабах.

Пространство политических практик раскрывается метафорой политической
игры, неразрывно связанной со специфическими политическими ставками,
целями и интересами, являющимися как предпосылками, так и продуктами
функционирования поля. Движущей силой политической игры является родовой
политический интерес, сходным образом объединяющий всех агентов поля, от
последнего маргинала до лидера на вершине власти. В поле это чувство
игры проявляется в качестве политической стратегии.

Реализуемые в борьбе стратегии увязываются также с позицией, которую
агенты занимают в поле (в структуре распределения специфического
капитала поля). Занимаемая позиция управляет практиками и стратегиями
агента посредством габитуса, который поставляет ему в каждый момент
практическую оценку вероятностей рисков и прибылей, соответствующих
занимаемой позиции. Агент в доминирующей позиции поля будет
систематически применять стратегии наследования, ведущие к поддержанию
сложившегося равновесия. Агенты-"ниспровергатели" - это те, кто ничего
не получает от доминирующих, те, которым нечего терять, а приобрести
можно все, попробовав изменить одним ударом всю иерархию власти, не
ожидая кооптации или делегирования. Ниспровергающие стратегии
предполагают решительный разрыв с действующими методами, легитимными
классификациями и привычными иерархиями, с традициями и социальными
ритуалами, - они вменяют новый метод, новый стиль, новую теорию, новое
видение, новую практику.

Агенту требуется постоянное поддержание своей позиции, осуществляемое
посредством определенной политической практики, могущей подтверждать
взгляд агента на себя как на персонифицированную политическую позицию.
Это отождествление, сопровождающееся интериоризацией идентифицирующих
практик, есть политическая идентичность.

В четвертом параграфе "Пространство политических суждений"
рассматривается проблематика поля политики. Политическое суждение
(дискурс) - речь, письменная или устная, которая рассматривается с точки
зрения ценностей, идей и категорий, в ней содержащихся. Эти ценности,
идеи и категории суть метод восприятия политического поля, при помощи
которого организуются и осмысляются личная и культурная составляющие
политического опыта. Коммуникация (в узком смысле - словоупотребление,
мобилизация ресурсов слова), в свою очередь, придает суждению движение,
ритм, темп, сообщает скорость.

Политическая проблематика - в качестве представлений доминирующих
агентов о границах поля - навязывает цензуру доминируемым и "новичкам".
Суждения, предлагаемые агентам на выбор, как правило произведены
профессионалами и привлечены последними в целях реализации своих
стратегий, выражающих специфические интересы соответствующей
мобилизованной группы. Наряду с этим в поле политики обращаются суждения
интеллектуалов - независимых мелких производителей символической
продукции, вторгающихся в него, и пытающихся иногда, путем реконверсии
своего капитала, позиционироваться в нем. Автор может совершить
настоящий переворот в ментальных структурах, и такая символическая
революция может лежать в основе революций политических. Власть называть,
в частности называть "неназываемое", то что было ранее незамеченным или
вытесненным - это огромная власть.

Политическая стратегия и коммуникативная практика объединяются в
способности политического суждения - способности агента непосредственно
и спонтанно или опосредованно и рефлексивно отличать в политике "друга"
от "врага", "правду" от "лжи". Автономизация поля политики приводит
среди прочего к тому, что оно дробится на значительное число
конкурирующих сегментов, не способных добиться гегемонии в поле без
обращения к силам, внешним полю (в этом - коренное отличие поля политики
от интеллектуальных полей - там апелляция к "непосвященным" способна
только дискредитировать агента). Суждения предстают также как элементы
политической игры. Их невозможно понять вне системы противоборствующих
политических позиций, поскольку они являются идеальным воплощением
последних, находясь к ним в отношении гомологии.

Исследовательская процедура конструктивистского структурализма -
социоанализ - предполагает следующие шаги:

-исследование многообразных (в особенности - силовых) отношений поля
литературы и поля политики, включая место этих полей в иерархии
социального пространства.
-отбор главных, доминирующих отношений: из универсума событий будут
отобраны для дальнейшего анализа только самые необходимые - те, от
которых невозможно отвлечься, не потеряв при этом из виду самой сущности
политических явлений.
-определение социальной логики функционирования полей, т. е. ставок
игры; активных свойств, придающих агентам власть и влияние; ресурсов,
обеспечивающих данные свойства; принципа доминирования и родового
интереса, связывающего доминирующие и доминируемые позиции поля;
основных групп позиций, слагающих поле.
-исследование истории литературного поля и история становления поля
политики в СССР. Выделяются проявления системы отношений, формирующих
поля - проявлений идеологических, символических, собственно
политических, но также и экономических. Изучаются иерархии, системы
отношений господство/подчинение внутри полей, проявление структурных
обусловленностей полем на уровне отдельных агентов.

-------
2а глава

В второй главе "А. И. Солженицын и литературный процесс 60-х годов"
рассматривается формирование габитуса и обретение культурного капитала,
с которыми он впоследствии пришел в литературу; анализируется участие
писателя в общественно-литературной борьбе "оттепели" и первых
послехрущевских лет.
В первом параграфе "Путь в литературу" рассматриваются особенности
социализации Солженицына. Его дальнейшая траектория неотделима от
социального происхождения. Дед был владельцем обширной "экономии" на
Кубани, но после революции семья осталось без средств к существованию и
попала в доминируемое положение "лишенцев".Отец писателя, офицер царской
армии (долгое время после революции это было равнозначным преступлению),
погиб в 1918 г. Мать старалась воспитывать Александра в православной
вере. Школьное воспитание явилось серьезной трансформацией семейного
габитуса, и со временем Солженицын начал симпатизировать новому строю,
проникаться марксистской идеологией. Несмотря на фантастическую
работоспособность, культурный капитал его был ограничен провинциальной
средой (до 1941 года он жил в Ростове-на-Дону).

Первичный солженицынский габитус характеризовался рядом свойств,
сохранившихся в дальнейшем - ориентация на доминирование и публичный
успех, вера в собственную правоту, значительная гибкость тактик, умение
маскироваться. Не в меньшей степени свяжет будущие символические
практики Солженицына и культурная принадлежность к казачеству - его
семейный габитус содержит созидательный комплекс, и одновременно - дух
древней досословной свободы. Это сочетание консерватизма и бунта у
Солженицына проявится не только в эстетике и этике, но и в политических
высказываниях (соображения о необходимости эволюции сглаживают глубинный
разрушительный запал коммуникации).

Призванный в 1941 г. в Красную армию, Солженицын дошел с ней до
Восточной Пруссии. Фронтовые письма рисуют его убежденным ленинцем,
критически настроенным к Сталину. За это его в феврале 1945 арестовывают
и приговаривают к восьми годам заключения. Лагерный опыт привел к
наиболее значительным изменениям сложившегося габитуса Солженицына,
избавившегося от коммунистических воззрений. Одновременно он освоил
новые практики - неразборчивость в средствах, психологию упреждающего
удара, жесткость, отношение к людям, как к средству для достижения своих
целей. Эти практики он вдвинул в советское литературное поле, когда
начал борьбу за доминирование, а затем - и в поле политики.

После освобождения Солженицын, не рассчитывая на прижизненное
опубликование написанного, творил в подполье, "прикрываясь" работой
учителя. Со временем эта автоматическая стратегия пришла в противоречие
с изменениями в социальном пространстве, последовавшими после ХХ съезда
КПСС, в том числе - с увеличением автономии литературного поля, в
котором разгорелась символическая борьба за доминирование между
либеральной и догматической фракциями. Наконец, появилась публика,
которая в силу своих общественных запросов готова была поддержать
инновативные стратегии.

Во втором параграфе "Вхождение в поле литературы" описывается вступление
Солженицына в литературный процесс. После XXII съезда КПСС (1961 г.) он
рискнул наконец "обнаружиться" и передал один из своих рассказов
(будущий "Один день Ивана Денисовича") главному редактору "Нового мира"
А. Т. Твардовскому, признанному лидеру либеральной фракции. Публикации
рассказа (и последующему эффекту) способствовала практические
невероятная констелляция как социальных факторов и конфигураций полей,
так и принятых стратегий и габитусов задействованных в этой игре
агентов. Во-первых, ситуация в поле власти: Хрущев, натолкнувшись на
сопротивление аппарата, готовил дальнейшую автономизацию полей
культурного производства, чтобы мобилизовать интеллектуальные ресурсы
для процесса десталинизации. Во-вторых, решимость Твардовского
продвинуть уже назревшую тему через свой журнал, и тем самым поднять его
престиж в литературном поле. В-третьих, солженицынская стратегия,
направленная на активизацию бессознательного в гомологичных габитусах
доминирующих агентов привела к успеху: "верхний мужик" Твардовский и
"верховой мужик" Хрущев по достоинству оценили жизнестойкость Шухова,
который выжил при всех социальных катаклизмах, выскользнул, стараясь по
возможности не действовать против совести. Кроме того, рассказ говорил о
репрессиях всех лет, а не выпячивал страдания партийных интеллектуалов в
1937-38 гг.

В третьем параграфе "Борьба за доминирование" анализируется
противоборство в литературном поле, отражавшее скрытое противоборство в
поле власти. Публикация рассказа в ноябрьском (1962 г.) номере "Нового
мира", восторженная реакция влиятельных критиков и широчайшее признание
публики, поддержка Хрущева продвинули Солженицына в число доминирующих
агентов литературного поля СССР. Либеральная фракция сделала его своим
знаменем и развернула борьбу за символическое исключение своих
оппонентов-догматиков из литературного процесса. Поначалу ошеломленная,
через несколько месяцев консервативная фракция во главе с журналом
"Октябрь" перешла в контрнаступление, воспользовавшись переменами в поле
власти, благодаря которым процесс автономизации литературного поля
застопорился. С другой стороны, контролируя большее число периодических
изданий, консерваторы смогли заполнить информационное пространство
возрастающим месяц от месяца количеством анти-солженицынских публикаций.
К концу 1963 года стало ясно, что от борьбы за преобладание либеральная
фракция вынуждена переходить к защите позиций. "Новый мир" выдвинул
"Один день Ивана Денисовича" на Ленинскую премию по литературе,
мобилизуя для победы все свои интеллектуальные и аппаратные возможности,
апеллируя и к публике, и к Хрущеву. Поражение в борьбе за премию (апрель
1964 г.), а вскоре - падение Хрущева, отбросили Солженицына на
доминируемые позиции в поле - его прекратили печатать, его имя полностью
исчезло из газетных публикаций, его архив арестовала госбезопасность
(сентябрь 1965 г.).

В четвертом параграфе "Траектория реконверсии" характеризуются поиски
Солженицыным того нового поля, где обменный курс для накопленного им
культурного и символического капитала был бы наиболее для него выгоден.
У Солженицына после ареста архива, содержавшего резко
антикоммунистические материалы, более не было шансов на позитивное
инкорпорирование в структуры коммунистического режима, и влияние на них
изнутри. Тем самым он самой конфигурацией социального пространства был
обречен на адаптацию не стратегий наследования, а стратегий разрыва.

К осени 1965 года следует отнести выделение из поля власти поля
политики. Впервые после 20-х годов правящим фракциям в системе власти
(партии, государственной безопасности и армии) противопоставили себя
оппозиционеры (диссиденты), находившиеся вне этой системы. Хотя начатки
инакомыслия фиксировались (арестами) все годы хрущевского правления,
лишь судебный процесс писателей Синявского и Даниэля пробудил возникшую
в десятилетие "оттепели" общественность к действию - митингам, письмам
протеста и демонстрациям. Этой общественности и адресовал свои новые
коммуникативные стратегии Солженицын, в попытке реконверсироваться в
поле политики, где можно было обратить накопленный символический
капитал, более не дававший специфических преимуществ в поле литературы:
стилистически это проявилось в выходе писателя за пределы литературного
текста модерна, в обращении к архаике (проповедь в публицистике,
ретроспективные поиски и формулирование истории в сослагательном
наклонении).

Новый стиль, примененный Солженицыным в "Письме IV-му съезду писателей
СССР", принес ему оглушительный успех - публика была готова к вступлению
художника на общественное поприще, это было в духе времени, укладывалось
в стилистику эпохи, характеризовавшуюся взлетом гражданской активности.
Получившее широкий резонанс на Западе, письмо привело Солженицына к
осознанию новой тактики - публичной борьбы с использованием заграничных
масс-медиа против коммунистического строя. Апелляция к иным полям - уже
признак агента поля политики, а не литературы. Важно указать, что на
Западе влиятельные леволиберальные круги воспринимали его (до появления
в 1974 г. "Письма вождям Советского Союза") как сторонника социализма и
критика сталинизма, и потому сделали ему всемирное publicity и
поддерживали при всех гонениях.

Ответ Солженицына на его исключение из Союза писателей в ноябре 1969
года ("Открытое письмо Секретариату СП РСФСР") нес уже все черты
политической коммуникации: обращаясь формально к писателям, он открыто
ставил под сомнение коммунистическую идеологию. Солженицын верно
оценивал тенденцию социальной динамики - Россия стояла перед
необходимостью модернизации, и "оттепель" ее уже начала. Если ранее
против гонений на Солженицына протестовали лишь коллеги-писатели, теперь
поддержка пришла и от диссидентов, признавших его "своим". Солженицын
решительно порвал с полем литературы, и начал исход в политику.

------
3ья глава

В третьей главе "А. И. Солженицын и политический процесс 70-90-х годов"
анализируется деятельность писателя в поле политики: сначала - в
советском, затем - и в международном, а также - возвращение в массовую
коммуникацию России (после 1988 г.).

В первом параграфе "Вхождение в поле политики" описываются конфигурации
поля политики и поля власти, анализируется динамика отношений силы в
них, рассматриваются стратегии и тактики фракций.

Изменения в советском обществе касались не природы самой власти, а
взаимоотношений между центрами силы (партия, государственная
безопасность и армия) внутри правящего слоя. При Сталине ключевую роль
играла госбезопасность; партаппаратчик Хрущев, объединившись с армией,
сумел низвести ее до подчиненной роли. Затем - отставкой Жукова - ему
удалось вывести из игры и генералитет. Начатое Хрущевым наступление на
партаппарат (десталинизация, ослабление партийного контроля над
культурным производством, разделение обкомов на промышленные и
сельскохозяйственные) привели к его падению, в подготовке которого
соединились аппарат, армия и КГБ. Уже к началу 70-х министр обороны и
председатель КГБ заняли места в Политбюро. Возрожденный под руководством
Андропова КГБ стал активно бороться с инакомыслящими.

Оппозиция (диссидентское движение) уже к рубежу 60-70-х обрела три
направления (не считая религиозных и национальных группировок):
сторонников демократического социализма (лидеры - братья Медведевы),
правозащитное или западническое (Якир, Сахаров), русское патриотическое
(Огурцов, Осипов). Солженицын сумел поначалу поставить себя так, что его
поддерживали все направления, видевшие в нем "властителя дум". Первые
размежевания относятся к выходу "Августа 14-го" (конец 1971 г.),
подвергшегося критике из русской национальной фракции за якобы
недостаточный патриотизм, и "Письма Патриарху Пимену" (начало 1972 г.) -
апелляцией к православию, которым осталась недовольна западническая
фракция. Сам тон "Письма Патриарху" говорит о том, что Солженицын
осознал свою новую идентичность в поле политики - право учить, призывать
и символически мобилизовывать, и был готов реализовывать специфические
практики, пользуясь все возрастающим объемом капитала (в 1970 г. он
получил Нобелевскую премию по литературе). Солженицын действовал с
поистине математической выверенностью каждого слова и шага. Он всегда
находил надлежащее место и безошибочное время, чтобы что-то сказать или
сделать, выступал по ключевым проблемам, вокруг которых шла
символическая и политическая борьба: психиатрическое преследование
инакомыслящих, угнетенное состояние церкви, цензура, милицейская
прописка, экологическая опасность и др.

Во втором параграфе "Властитель дум" в поле политики" дается анализ
периода наибольшего влияния Солженицына на течение внутрисоветской и
международной политики. Лето-осень 1973 года характеризовалось
беспрецедентным напряжением в поле политики СССР. Госбезопасность
обрушила гонения на инакомыслящих, ей удалось сломить одного из лидеров
правозащитного движения Якира и организовать показательный процесс,
усилилось давление на политзаключенных в лагерях. В конце августа она
захватила таимый экземпляр рукописи "Архипелага ГУЛАГ", что вынудило
Солженицына на его немедленную публикацию в Париже. Одновременно с
серией разоблачительных интервью и пресс-конференций выступил теперь уже
несомненный лидер западнической фракции Сахаров. Поддержка западных СМИ,
деятелей культуры и политиков превзошла все ожидания, и правящий слой
был вынужден отступить.

Выход в свет "Архипелага ГУЛАГ" стал для доминирующих отчетливым
сигналом, что Солженицын ведет борьбу на уничтожение поля как такового.
Поэтому они проигнорировали "Письмо вождям Советского Союза", в котором
Солженицын, в осознании своей силы, предложил им мирный вариант передела
сфер влияния: политическая власть остается вождям, культурная
самостоятельность по всей стране и хозяйственная инициатива на
Северо-Востоке страны предоставляется солженицынской фракции и ее
попутчикам.

Высылка Солженицына (февраль 1974 г.) дала ему возможность принять
личное участие в "большой" политике - не только как писателю (главы
"Архипелага" передавали зарубежные радиостанции, работающие на Советский
Союз. Эти передачи глушили, но все-таки миллионы людей в короткий срок
ознакомились с этой книгой), но и как производителю политических схем.
Резонанс от солженицынских выступлений был связан не только с его
текстовыми стратегиями, вдохновлявшимися культурным наследием
славянофилов и русских религиозных философов, но и положением в полях
власти ведущих западных стран. Оппозиция детанту увеличивалась, в тени
левых и леволиберальных правительств вырастали консервативные силы,
возглавить которые пришли новые динамичные лидеры (Рейган в США, Тэтчер
в Великобритании, Коль в ФРГ). Появление в такой ситуации недавнего
Нобелевского лауреата и диссидента, прославленного дуэлью с
коммунистической властью, известного даже рядовым гражданам, привлекло
внимание влиятельных политиков - и тех, кто хотел торпедировать детант,
и тех, кто хотел сделать тему прав человека ударной.

Призывы Солженицына поддерживать подсоветские народы против
правительств, помогать странам, ставшими объектами коммунистической
инфильтрации или агрессии, перестать давать льготные займы и продавать
тонкие технологии советскому блоку, принять адекватные меры против
нарастающей военной мощи Варшавского Договора - упали на благодатную
почву; аналогичную стратегию Запад, прежде всего - США, адаптировал в
80-е годы, что вынудило СССР к реформам внутри и отказу от идеи мировой
гегемонии вовне.

Со временем Солженицын стал терять возможности воздействия на западное
общественное мнение. Европейское турне весной 1976 г., в ходе которого
он окончательно рассорился с леволиберальными кругами, и особенно
Гарвардская речь (1978 г.) стали водоразделом. Американская пресса
осталась недовольной ею. Вместо ожидавшейся благодарности за
гостеприимство, оказанное ему здесь, и прославления местных свобод,
Солженицын обрушился с резкой критикой на многие стороны американского
образа жизни.

Все же влияние солженицынских идей распространилось по всему спектру
политической мысли Запада, левые французские философы, вчерашние бунтари
стали называть себя "детьми "Архипелага ГУЛАГ", молодые консервативные
либералы США и Великобритании почерпнули многое для своих
внешнеполитических программ. Директором русской службы радиостанции
"Свободы" стал Д. Бейли, член редколлегии просолженицынского
"Континента", перестроивший в 1982-84 гг. ее работу в соответствии с
предложениями, высказанными Солженицыным в письме президенту Рейгану.
ЦРУ разработало и провело одну из своих самых удачных операций времен
"холодной войны" - ввоз в СССР карманных изданий "Архипелага ГУЛАГ".

В третьем параграфе "Новое позиционирование в поле политики" речь идет о
разработке Солженицыным новой стратегии и определения той новой позиции
в поле политики, которая позволила бы эффективно бороться за
доминирование в ситуации, когда коммунизм в России падет (уверенностью в
своем возвращении дышали все интервью писателя с момента высылки), и о
фактическом позиционировании в 90-е годы.

Солженицыну стало ясно, что его символический капитал "властителя дум"
нуждается в серьезной подпитке, поскольку почти все его прежние
сторонники отказали ему в признании в таком качестве. Для нового
позиционирования было необходимо получить поддержку иных социальных
групп и политических фракций. В качестве новой текстовой стратегии
выступила многотомная эпопея "Красное Колесо". В ней история прошлого
преподносится не только для того, чтобы свести счеты с настоящим; узлы
"повествования в отмеренных сроках" должны были мобилизовать новое
поколение вокруг программы для грядущей России, вокруг общественного
идеала, вплетенного в историю России ушедшей.

По разным причинам, но и на Западе и в России, до массового читателя
дошел лишь первый Узел - "Август 14", то есть стал коммуникацией, а
следующие узлы так и остались суждениями, не преодолевшими узкий круг
интересантов. Все же, в "Августе" есть одна фигура, описание которой
адресовано "вождям" посткоммунистической России. Это - П. А. Столыпин,
сумевший за время своей деятельности на посту премьер-министра
"вытянуть" Россию из революции и выдвинуть реалистическую программу ее
обновления без великих потрясений. Именно Столыпина упомянет писатель в
статье "Русский вопрос к концу ХХ века" - по существу, в программе, с
которой он приехал в Россию в мае 1994 года: "Катастрофа и в том, что
для государственного руководства слишком мало у нас людей, чтоб
одновременно был: мудр, мужественен и бескорыстен, - все никак эти три
качества не соединятся в новом Столыпине". Отсюда - его надежды на
президента Ельцина, которого он старается не упоминать (при резкой в
остальном) критике режима: "добрый царь" должен провести необходимые
реформы - земскую, образовательную и другие, чтобы вывести Россию из-под
обломков коммунизма с наименьшими потерями.

В 1990 г., после возвращения ему гражданства, Солженицын направил в
Россию для публикации свой манифест "Как нам обустроить Россию",
которого с напряжением ждали все политические силы страны. На чьи весы
положит Солженицын свой безусловный авторитет? Для человека, желающего
заниматься политикой, то был уникальный шанс и уникальная аудитория,
чтобы осуществить классификации и символические размежевания. Но статья
оказалась лишь выжимкой из "Красного колеса", еще одной программой с
апелляцией к истории, что было не новым для публики в эпоху гласности.
Историософские положения, используемые Солженицыным, не являются
выверенными математическими формулами, действенными сами по себе.
Солженицын бессознательно перенес полемический прием борьбы с
коммунистическим строем, когда ему верили безоговорочно, в новое
состояние поля, где уже нет более монополии на производство истины, и
господствует плюралистическая модель. Солженицын реализовывал в культуре
репрессированные возможности метафизики - это один из возможных способов
зрения, утраченных за годы господства коммунистической идеологии - для
критики ее самой. Но крушение господства коммунистической идеологии
имеет среди своих последствий и "Конец Идеологии" как таковой.
Господствующее ныне в поле политики коммуникативное поведение имеет
другой ритм, нежели структурно застывшая ("архаичная") коммуникация
писателя.

1992-93 годы Солженицын выжидал, лишь изредка появляясь (заявлениями,
обращениями и публикацией фрагментов переписки) на политической
авансцене новой России. Тиражи его книг, в 1991-1993 гг. достигшие
миллионов, стали постепенно снижаться. Выборы в Государственную Думу
(декабрь 1993 г.) принесли поразительный успех ЛДПР, и тут Солженицын
решил, что с радикально-демократическими иллюзиями покончено - страна
готова к проповеди умеренного патриотизма. В мае 1994 года "пророк
России" возвратился на Родину - через Сибирь. Сама обстановка его
возвращения напоминала предвыборные поездки американских президентов.
Агентства новостей доносили пульсирующий выступлениями, заявлениями,
пресс-конференциями путь Солженицына от Владивостока - на Москву! Однако
Солженицын отказался от принятия идентичности "лидера русской партии",
считая, что на общественные дела можно влиять по-прежнему, в качестве
"властителя дум". Когда Солженицын осуществлял свой исход в поле
политики, он не оценил, что в этом поле позиции "властитель дум" нет.
Можно быть руководителем фракции, вождем партии, короче - агентом поля
политики, но нельзя сохранить идентичность, присущую полю литературы в
позиции, отнесенной к полю политики, хотя бы эти позиции и были
гомологичны. Интервенция Солженицына из поля литературы в поле политики
зашла столь далеко, что следующим естественным шагом должно было стать
позиционирование там с всеми вытекающими из этого последствиями -
интериоризацией правил политической игры (нельзя доверять только чувству
игры), проведением повседневной политической работы - выпуск газеты,
регулярные пресс-конференции, сплочение сторонников, управление
фракциями в своей партии и т. п.

Это отчетливо проявилось осенью 1994 г., когда Солженицын получил
эфирное время на первом канале в лучшие часы (prime time). В течение
года он говорил о профсоюзах, о школе, о русской истории, о казачестве,
о выборах, о земстве. Говорил, как и многие другие, а оппозиция
выступала последовательнее, громче, а зачастую - и ярче; рейтинг
передачи упал. В этих речах не было видно прежнего Солженицына,
раскрывавшего сущность отношений, мифологизированных доминирующим
классом, вытягивавшего на свет вытесненное и репрессированное. С другой
стороны, влиятельные агенты поля власти не заинтересованы сейчас в
поддержке социальной рефлексии и критики действительности - для них
эпоха больших перемен уже завершилась; и новые символические революции
им не к чему. Потому ими блокируется любая солженицынская коммуникация,
в том числе - направленная на защиту базовых ценностей гражданского
общества - развития местного самоуправления и обеспечения доступа к
образованию.

Солженицына связывает культурная традиция России XIX-го века, когда
можно было позиционироваться сразу в двух полях. Сейчас возросшая
дифференциация систем вынуждает агентов специализироваться, а не
свободно "парить". Влияние писателей заметно уменьшилось, когда
завершилась символическая революция, и началась революция политическая,
а затем - экономический передел, то есть во второй половине 1991 года.
Отныне влиять может политик, представитель промышленной элиты, а
писатель - нет. Не принять "политическую" идентичность - значит обречь
себя в качестве влияющего агента поля политики на исчезновение.

----

==============

---

От	Pout
К	Flashpoint (20.01.2003 18:53:32)
Дата	21.01.2003 09:08:49

Re: Солж vs...

---

Flashpoint сообщил в новостях
следующее:84349@kmf...
> Спасибо за весьма интересный анализ. Правда, он обрывается где-то на
1997 году. Однако, на мой взгляд, весьма интересно и продолжение. На
юбилей <чрезвычайно активного идеолога, сыгравшего в поражении СССР
немалую роль> был показан по РТР документальный фильм, в котором
рассказывалось о посещении писателя В.В.Путиным, весьма символичным был
эпизод, когда оба деятеля застыли в благоговении у портрета Столыпина.
То есть, пусть ненавязчиво, но продолжает Солженицын <стрелять>.

Горбатого могила исправит. Конечно,он не успокоится. Он же сам о себе
так сказал "я не я, а меч божий,навостренный на нечистую силу"

> Как Вы думаете, а книга <Двести лет вместе>, второй том которой только
что вышел (и созданию которой тоже была посвящена часть документального
фильма), неужели это ответ нобелевского лауреата на "письмо Ивана
Самолвина", датированное ноябрем 1971, в котором он обвинил Солженицына
в игнорировании еврейского вопроса в судьбах России в двадцатом
столетии>, или тут более глубокий подтекст? Интересно, что в этом случае
Солженицын был подвергнут сильной критике с обоих сторон. С той-то
стороной всё ясно. Однако поддержки ни у <демократов>, ни у Куняева или
Бондаренко он не нашел.

В рамках описанного анализа,это четко -продолжение прежней
стратегии.Он осваивает и пытается играть на еще одном, очередном
"символическом поле". Теперь это "еврейский вопрос".
Насколько я краем уха слышал, хотя этим и не интересуюсь, было весьма
благожелаьельное отеношение ныешнего РФского истеблишмента. И весьма
настороженное некоторых кругов,близких скажем к "Еврейской
газете"(Ганапольский главред). В терминах полевого анализа,Солж с
некоторым успехом и профитом отструктурировал для себя прежде кисельное
официозное состояние по данному вопросу.

Поля -они изменяются. Появляются. Их можно и самим "появлять",не
только струкутрировать. Мораль басни про Солжа - умел не только
"математически точно"исчислять точки и время (он учитель математики),но
и сам струкутирировапть новые поля. Правда,под конец пролетел. А в 60е -
всех выстроил! да как. Попу указал на поповском поле,как правильно
религиозно вести дело! Три разноперые образовавшиеся фракции поставил
так,что для всех стал не просто свой, а гуру,"властитель дум"!И т.д.
Допустим, это наития или ситуативный расчет сверхамбициозного
игрока,когда никакой концепции"знания общества в действительности"не
было и быть не могло.. Мы ,допустим, предполагаем,что возможна более
адекватная
конфигурация будущего расклада общественных полей , чем нынешняя. Будем
исходить просто - один "теленок"смог"дуб"оббодать,группа - тоже может.
Но лучше уж ,не имея его дикой амбициозности-тщеставия, считать ,что
можно объективировать расклад нынешних полей для "сетевой струкутры".
поэтому ,осваиваем"язык",что такое "поле"и "пространство","практики".
Только пространство не географическое,а как бы географическое

Бурдье(нового структуралиста) стал быть и его применения к России
смотрим. Есть такие разработки, тут они в форуме не раз упоминались

---