Будущее точно рискует кого-то из нас переехать катком.
Мой товарищ, известный и невероятно талантливый музыкант – русский, взрослый, разумный – пишет мне, что у него депрессия.
- Отчего? – спрашиваю.
Он говорит: у меня исчезла вера в то, что страна моя будет жить по-человечески. Пишет, что в 90-е у него была огромная надежда, и эта надежда не погибала все «нулевые».
Он верил, что наша страна встала в общий хоровод со всеми остальными «цивилизованными странами», и хотя место её по-прежнему оставалось не самым завидным, однако жизнь тогда хотя бы имела краски: розовые, голубые, жёлтые, яркие, радужные.
И только сегодня он ощутил, что мы выгнаны из хоровода прочь. Что мы стали отбросами и ничтожеством мира, что выхода не предвидится. Нет, пишет он, вера, что, цитирую, «эволюция победит» осталась – но, огорчается он, «я боюсь, что не доживу до этого».
Какой парадокс.
Я и подобные мне – все мы жили 90-е и «нулевые» в ощущение распада почвы, в непрестанной тошноте. Мы почти потеряли надежду. Там были разноцветные краски – но всё это разноцветье выглядело так, будто кого-то вырвало нам под ноги.
Нас воротило от того хоровода, в который нас увлекли на правах бедного, глуповатого, начудившего и не раскаявшегося даже не родственника, а соседа.
Нам казалось, что этот тоскливый позор никогда не кончится. Мы никуда не собирались уезжать отсюда и знали, что будем жить здесь вопреки всему – просто нам выпала такая жизнь и другая могла не настать.
Чувство причастности к своему народу – «где он, к несчастью был» – спасало.
Совсем недавно у нас появились смутные надежды, что всё произошедшее за четверть века было не напрасно. Тысячи слов, которые мы прокричали на митингах, наше, против большинства и вопреки всему, юное брожение в 91-м и в 93-м, наши товарищи, убитые в Приднестровье и в Чечне, наши соратники, сидевшие во всех тюрьмах обновлённой России, наша площадь Революции, наша страсть к прошлому удивительной нашей Родины.
У нас появилась надежда.
А у них пропала.
Удивительно, но во всём остальном мы с этим музыкантом и с подобными ему – схожи. Нас радуют одни и те же книги, одни и те же фильмы, мы ходим на одни и те же выставки и любим одну и ту же музыку.
В своё время Синявский писал, что у него были только «стилистические разногласия» с Советской властью.
Нынче всё наоборот. С нашими оппонентами, живущими в своей иллюзорной, на наш вкус, «эволюции», – совпадения у нас только «стилистические».
Мы обладаем общим культурным кодом. Во всём остальном мы противоположны. Диаметрально!
Что им хорошо – нам смерть. Что нам радость – им депрессия.
«Я выйду в городе солнца, / Мне ноги лизнёт волна. / А ты возвращайся в свой Углич / И живи одна», – поёт мой товарищ.
Углич – наш дом, мы к нему привыкли. Уж не знаем, где ваш город солнца и кто вас там лизнёт.
...Только что встретил этого товарища на просторах Сети. Там вывесили новость о том, что РПЦ наградила главу КПРФ. Товарищ написал: энтропия абсурда зашкаливает.
Я вяло съязвил: венчание однополых людей в храме – тоже часть энтропии абсурда, или нет? Что он ответил, я не посмотрел.
Все эти разговоры идут по инерции. Нам не о чем объясняться. Так же могут пытаться договориться рыбы и пауки, кроты и дельфины.
У нас, да, общие песни – но разная страна.
Одни и те же любимые писатели – но иначе настроенные рецепторы.
Наш символ веры состоит из слов, отрицающих их символ веры.
Их наряды нам кажутся вывернутыми наизнанку, а их речь о самом главном – речью о самом вздорном.
Когда я писал «К нам едет Пересвет» – они читали: «К нам едет дикобраз».
Их депрессия – для нас только слабый повод пожать плечами. Они же нашу депрессию в упор не видели, а если видели – то вообще не понимали, о чём мы грустим: «радоваться надо».
Быть может, мы жили в одном прошлом, которое видели по-разному, но будущее точно рискует кого-то из нас переехать катком.
То, что придёт ещё позже, быть может, примирит нас – но это уже не будет иметь не малейшего значения.
В России живут сотни народов, и уживаются тысячу лет. Но в том смысле, о котором я говорю сейчас, у нас две расы.
Эти две расы – иной крови. Разного состава.
Когда мы выплываем – они тонут. Когда они кричат о помощи – мы не можем их спасти: нам кажется, что мы тащим их на поверхность, а они уверены, что топим. И наоборот: пока они нас спасали – мы едва не задохнулись.
Нам больше нечего обсуждать.
Я не хотел бы ещё раз говорить об этом. Я просто собираю рядом тех, кто думает так же, как мы, спасается так же, как мы и молится о том же – о чём молимся мы.
Текстов, подобных тому, что опубликован в октябрьском номере «Дня литературы», Захар Прилепин в последнее время пишет по нескольку в неделю. Этот называется «Две расы». Он же – «Их депрессия» в интернет-издании «Свободная пресса», он же – «Дикообраз (именно с двумя «о», – Р.С.) и Пересвет» в газете «Советская Россия»…
Отозваться на это публицистическое произведение меня побудило вот что.
Во-первых, по-моему, нужно прояснить ситуацию с «товарищем» Прилепина, которого, «известного и невероятно талантливого музыканта – русского, взрослого и разумного», автор статьи из-за признания того в депрессии, а в основном за строчки из песни, относит к другой, не своей, расе. Противоположной, враждебной.
«Что им хорошо – нам смерть. Что нам радость – им депрессия… Быть может, мы жили в одном прошлом, которое видели по-разному, но будущее точно рискует кого-то из нас переехать катком. То, что придёт еще позже, быть может, примирит нас – но это уже не будет иметь не малейшего значения… Эти две расы – иной крови. Разного состава. Когда мы выплываем – они тонут. Когда они кричат о помощи – мы не можем их спасти: нам кажется, что мы тащим их на поверхность, а они уверены, что топим. И наоборот: пока они нас спасали – мы едва не задохнулись. Нам больше нечего обсуждать».
И ещё много сильных, рубящих фраз.
Поводом для этой рубки стали, повторюсь, жалобы на депрессию именно того прилепинского «товарища» музыканта (стоит ли называть после этого его товарищем? – ведь даже расы оказались разные). Депрессия вызвана следующим: у музыканта «исчезла вера в то, что страна моя будет жить по-человечески. Пишет, что в 90-е у него была огромная надежда, и эта надежда не погибала все «нулевые».
У Захара Прилепина же настроение полярно иное: «Совсем недавно у нас появились смутные надежды, что всё произошедшее за четверть века было не напрасно. Тысячи слов, которые мы прокричали на митингах, наше, против большинства и вопреки всему, юное брожение в 91-м и в 93-м, наши товарищи, убитые в Приднестровье и в Чечне, наши соратники, сидевшие во всех тюрьмах обновлённой России, наша площадь Революции, наша страсть к прошлому удивительной нашей Родины.
У нас появилась надежда. А у них пропала».
И Захар Прилепин яростно ставит тем, у кого пропала надежда, клеймо представителей иной расы.
Аргументом становятся и слова песни антигероя «Двух рас»: «Я выйду в городе солнца, Мне ноги лизнет волна. А ты возвращайся в свой Углич И живи одна».
Прилепин благородно не называет имени этого музыканта, видимо, для того, чтобы музыканта не разорвали представители его, Прилепина, расы как врага. И, кажется, правильно делает: десяти минут просмотра комментариях в разных блогах мне хватило, чтобы увидеть: музыкант стал для многих врагом. Правда, никто из этих многих не знает, кто это, не слышал той песни, фрагмент которой процитировал Прилепин. Но поддерживает: «враг», «пятая колонна», «русофобыш», «уматывай».
Я послушал песню. Коротко расскажу, о чём она: так называемый лирический герой вальяжным голосом предлагает девушке садиться в самолет и лететь с ним. Девушка, по всей видимости, отказывается, о чём мы догадываемся из приведённой цитаты (это припев). Девушка остаётся на родине, а так называемый лирический герой улетает в город солнца или куда там ещё. А может, не улетает, а идёт домой вздыхать, что тёлочка не повелась.
Песня явно сатирическая, и удивительно, что Захар Прилепин, не раз демонстрировавший в своих литературно-критических зарисовках тонкий вкус и слух, здесь остался глух к нюансам, интонации. Одна фраза из песни: «Пока пилот допивает свой ром» – чего стоит… «Углич – наш дом, – рубит Прилепин дальше, – мы к нему привыкли. Уж не знаем, где ваш город солнца и кто вас там лизнет».
Если уж на то пошло, Захар Прилепин, судя по его отчётам на собственном сайте, бывает в различных городах (может, и город солнца среди них) куда-куда чаще, чем на самом-то деле не такой уж известный и благоденствующий музыкант. Живёт этот музыкант в одном из городов на берегу Волги, выше по течению – Углич, где, несмотря на соблазнения, осталась героиня одной из его песен…
Во-вторых, хочется всё же понять, что так раздражает Прилепина в тех, у кого нынче депрессия. И что вселяет такую бодрость в ту расу, к которой причисляет себя автор «Двух рас».
«У нас появились смутные надежды…», «Я и подобные мне – все мы жили 90-е и «нулевые» в ощущение распада почвы, в непрестанной тошноте». Тошнота, правда, не мешала Захару многократно признаваться в «нулевые», что он пребывает в состоянии счастья. «…я, как человек, постоянно пребывающий в состоянии счастья, счастливую музыку не люблю». Это из рецензии на один из альбомов музыканта, который в 2007 году вызывал у Прилепина восхищение, а теперь вот депрессией отсеян в иную расу.
Теперь восхищение у Захара вызывает другой «взрослый» музыкант, который после десятилетий исполнения ресторанных песен вдохновился событиями в Новороссии и сочинил песню со словами:
Когда война на пороге,
Не важно, воин, рабочий, поэт,
У всех своё место в Истории,
И лишь предателям места там нет.
Когда война на пороге,
Нам слышен голос заветных времён,
Русские своих не бросают – это закон.
Да, время гимнов. Нюансам и полутонам места нет. Рубить, а не ощущать себя счастливым вопреки всему, как было в 90-е и нулевые… Ну да, я понимаю, что счастье было противовесом отчаянию, а теперь «смутные надежды» порождают желание делить русских на некие расы, обзываться в блогах, клеймить тех, у кого другое мнение.
Но что же стало причиной появления «смутных надежд»? Реальное возрождение России? Смена социального строя? Экономический взлёт? Духовный ренессанс? Да нет… Уже давно, по крайней мере, с год, Захар Прилепин пристально смотрит на запад. На Крым, Юго-Восток. Происходящее здесь, в России, почти не отражается в его публицистике… По-моему, Прилепин образца 2014 года – ярчайший пример того, как российская власть переключила внимание с внутренних проблем на внешние.
Нет, он иногда ещё замечает наших, российских, «деляг и долларовых миллионеров», ругает их, но лишь потому, что они не хотят давать денег на гуманитарную помощь Новороссии. «Хотелось бы желать им зла, – пишет Прилепин в своем «ЖЖ». –Но ведь есть и те, которые помогают. Искупают ли они последовательное скотство остальных?»
Ответа не даёт. Видимо, размышляет, взвешивает.
Что тут размышлять – и сто лет назад были «деляги», помогавшие большевикам, эсерам, анархистам. Правда, это не значило, что «деляг» этих нужно было при смене социального строя оставлять…
В России сохранились те институты и тот строй, которые создали Чубайс с Гайдаром. Причём, институты эти усложняются, строй твердеет. Государство это не укрепляет, жизнь людей не улучшает. Если у руководства страны возникают идеи создать нечто новое, большое, то дело двигается тяжело, со скрипом, сопровождается массой скандалов, уголовных дел, отставок. Не думаю, что у нас так много вороватых людей – по-моему, сама система устроена так, что невозможно что-нибудь не нарушить, не попасть на крючок. И при желании любого можно привлечь к чему-нибудь.
Что нынешняя, такая вот, Россия принесёт в Крым? Игорную зону?.. Привлечёт туда инвесторов, но за счёт кого? За счёт разрушающихся райцентров глубинной России? Инвестор для санатория в Евпатории наверняка найдётся, а для больницы где-нибудь в Коврове?..
Говорят, что на Юго-Востоке защищают русский мир. Может быть. Но разве внутри России он не гибнет, не нуждается в защите?.. Не буду разглагольствовать о культуре и тому подобном. Достаточно того, что русский язык знает всё меньше детей в национальных республиках, русскоязычное (извините за это слово) население этих республик уменьшается и уменьшается. Да и не только их – очень тревожные процессы происходят, например, в Ставропольском крае… А сколько обезлюдело за последние годы сотен квадратных километров в Сибири, на Севере, на Дальнем Востоке, в Рязанской области, в Костромской...
В Луганске и окрестностях нет газа. В России в тысячах сёл, посёлков, городков газа и не было. Несколько раз видел такую картину: метрах в ста от посёлка проходит газопровод, а сам посёлок топится дрянным углём; снег чёрный. Ничего, дескать, жили и еще поживут.
Недавно увидел рейтинг самых грязных городов России. Мой родной Кызыл один из лидеров. Почему? ТЭЦ и сотни избушек жгут дорогущий вообще-то (ради него которое десятилетие туда планируют проложить железную дорогу) коксующийся уголь. Газ в стотысячный Кызыл никогда не проведут – сложно, долго, затратно…
Юго-Восток бомбят. А многие города России без бомбёжек лежат в руинах. Жители гибнут не от снарядов, а от кипятка, рухнувшей остановки, развалившегося дома, проваливаются в ямы на тротуаре, и их уносят канализационные потоки… Десятки тысяч первопроходцев на Севере и их потомков обитают в бочках, вагончиках, трухлявых деревяшках. Во многих населённых (пока ещё) пунктах такое одичание, что не верится, что мы запускаем ракеты в космос, строим трассы Формулы-1, проводим Олимпиады, расставляем на тротуарах деревья в гранитных горшках…
Но если начать собирать гуманитарную помощь для жителей Боготола или трущоб Саратова, для сапожковцев или угличан, которых становится в год меньше на пятьсот-семьсот человек, скажут: «Охренели!» – а для Новороссии собираются конвой за конвоем. В том числе шлют деньги простые россияне. Что ж, это в нашем характере: пройдём мимо лежащего зимой на тротуаре, зато отдадим последнюю рубашку пострадавшему от землетрясения где-нибудь на Гаити…
Честно говоря, я изумлён прилепинским разделением на расы, но, кажется, понимаю пафос его статьи, да и вообще его деятельность последнего года. Действительно, после четверти века томления и почти бесплодной борьбы, чувства униженности и тошноты наконец появилось настоящее дело. И одни отправились сражаться, как Григорий Тишин, другие, как Захар Прилепин, стали жечь глаголом и собирать гуманитарную помощь… Всё бы правильно, но действуют они не в России, гибнут не за Россию и, по существу, не на благо России.
Можно уповать на то, что там, на Юго-Востоке, куётся та сила, что сменит в России нынешний антинародный строй. Но это, на мой взгляд, обманка. Вынут их из Юго-Востока, когда не станут нужны, дискредитируют и распылят. А упорствующих нейтрализуют. Это режим умеет делать здорово…
«Вернуться бы в Углич – он и есть город солнца». Такими словами заканчивает статью «Две расы» Захар Прилепин. Да, вернуться бы в Углич, в Чухлому, в Сапожок, в Тобольск, в Минусинск… Но, боюсь, когда мы переведём взгляд с западного направления обратно на Россию, от этих городов останутся заросшие травкой холмики. Как на месте Старой Рязани.
Но две "расы" есть... пусть не "расы", пусть две правды – они есть и это объективно, куда не смотри – на Запад или Восток. У нас, в России! Этот факт, о котором написал Захар Прилепин, как раз и показывает, что болото прошло, страна стоит на пороге чего-то неведомого. Да, смотря на Украину, всегда помнишь о России. Да, когда унижают Украину – их жаль, как своих родных. Да, когда они плюют в нас, всё равно их жаль. Да, мы четверть века бредём во лжи и измене... уж дольше. Но!!! Крым, как источник могучего поля структурировал Нас. Мы уже не болото – две "расы"! Мы не слепые и сердце болит за стариков, умирающих в домах престарелых, за пацанов, гниющих от венозных язв, за мат и блевотину на наших улицах. Мы всё видим и всё понимаем. Но – даже стадо пасущихся чиновников как-то по-иному стали завязывать георгиевские ленточки…
У земных кукловодов всё схвачено. Они думали – мы от обезьян. Они думали – нами можно управлять как биологической игрушкой. Нет! Мы люди независимо от “рас”. Только чтобы стать Человеком – необходимо усилие. Неведомое впереди.
P.S.
“…Расовая теория” – душок у этого названия не тот. Суть-то начатой Прилепиным полемики – другая. Надеюсь, что сам Прилепин ответит Сенчину достойно.