От Sereda
К mirra88
Дата 10.10.2014 14:56:18
Рубрики Катастрофа; Война и мир; Ссылки;

Динамика революций везде примерно одинакова


...с технологической точки зрения. А эмоционально-этические акценты каждый расставляет по вкусу.

Вот перед Порошенко сейчас остро стоит задача термидора/ночи длинных ножей/1937-го. Или он уберёт наиболее активных "революционеров" или деструктивная фаза затянется.


>>К сожалению, "мырны митингувальники" на майдане уже вкусили крови и подобия победы, и теперь эти люди не остановятся ни перед чем. Амбиции таких людей уже не могут быть удовлетворены в традиционном смысле, поэтому они будут продолжать разрушать всё на своем пути, рискуя жизнью и упиваясь властью. Эти люди уже не способны по-настоящему созидать, и довольно легко предугадать их конец. История России знала подобных "революционеров" -разрушителей, которые шли воевать в 1917 году под очень хорошими лозунгами, очень похожими на те, под которыми собираются сегодня неолибералы. Чем закончилось -знаем. Обескровленная, нищая страна, гражданская война, голод, холод, мор и т.п.
>
>Как психолог он может и хорош. А вот как историк - нет. Как можно эти 2 явления вот так вот сравнить? В каких условиях это произошло в 17-м? Война шла, первая мировая. Люди гибли. Тот царь так хорошо правил, что при нём было аж три революции! Совершённые разными силами. Это о чём-то говорит? Наверное такого не было ни при одном царе, нигде. Правда тут утверждать не берусь. Возможно ошибаюсь.
>Но главное это даже не обстановка. И на Украине сейчас было людям не очень-то сытно и спокойно. Главное ЧТО ЗА ЛЮДИ и с какими целями взяли власть. ОН СРАВНИВАЕТ НЫНЕШНИХ МАЙДАНОВЦЕВ С ТЕМИ РЕВОЛЮЦИОНЕРАМИ???!!! Да ведь это же полнейшая нелепость! Я даже не знаю как это назвать... Порошенко с Лениным что-ли сравнить? Или Тимошенко? Там шли под лозунгами "Земля крестьянам, мир народу", а тут мультимиллиардеры деньги делят! Это же полная противоположность. Там людям мир дали (до того как АНТАНТА осуществила интервенцию), тут в МИРНЫЕ дома привели войну.
>Он ещё, правда, гражданскую войну "прицепил". Но и тут правда только в том, что и на Украине и в России активно работал Запад. Остальное - противоположно. Тут развязали войну и пришли к власти как раз те силы, которых Запад и поддерживал. А в 1917-м Запад был вынужден даже интервенцию вооружённую осуществить, чтобы поддержать "своих". Сколько на в отряде того же Колчака было иностранных интервентов при полном вооружении? С нынешней Украиной не сравнить. Но даже такая военная помощь не помогла прозападникам победить. Ибо народ понял, что к власти пришли СОЗИДАТЕЛИ. И отбив Россию большевики действительно стали строить, созидать. А эти РАЗРУШАЮТ! Разрушают в своей стране сами, без всякой интервенции. А он сравнивает!
От mirra88
К Sereda (10.10.2014 14:56:18)
Дата 10.10.2014 15:40:33

На Украине революция?

>Динамика революций везде примерно одинакова...с технологической точки зрения.

По поводу понятия "революция" тоже, возможно можно устроить дискуссию, как это уже сделано по поводу понятия "фашизм". Но ведь, независимо от определения, революция ассоциируется всё-таки с прогрессом? Хоть каким-то, хоть в чём-то? А в том, что происходит на Украине я не вижу НИКАКОГО прогресса, ни в чём. Поэтому там сейчас не революция... Или Вы думаете, что прогресс ещё будет? Что разгромив Донбасс они озвучат свой план ГОЭЛРО, построят свою "Магнитку"?
От mirra88
К mirra88 (10.10.2014 15:40:33)
Дата 10.10.2014 18:36:19

Жертвы революции регресса не могут привести к мирной независимой жизни

>Динамика революций везде примерно одинакова...с технологической точки зрения. А эмоционально-этические акценты каждый расставляет по вкусу.
>Революции регресса тоже есть, что мы и видим

Если революцией считать не только прогрессивные, но и регрессивные процессы, то тогда и фашизм в Германии и то, что сейчас происходит на Украине - революции. Но я всё-таки продолжаю утверждать, что сравнение нынешних процессов на Украине с 17-м годом В ТОМ КОНТЕКСТЕ И ВИДЕ в котором оно сделано кризисным психологом - некорректно, ложно. Или (это для людей, которые мыслят больше рационально, чем эмоционально) - непродуктивно.
При чём здесь "технологии", вернее можно ли брать во внимание только "технологии" если перед этим он утверждает, что:
>Каждый человек, патриот своей страны, должен не только осознавать нависшую над Родиной угрозу, но он должен в буквальном смысле отправиться на фронт, как шли до того на войну с коричневой чумой наши деды и прадеды, ведь это наша война, война, которую мы не имеем права проиграть.
После этого он говорит так же, что:
>Во время информационной войны подавляющая часть населения страны-жертвы даже не подозревает, что страна подвергается информационной атаке, и может совершенно добровольно, "идейно" помогать агрессору. Передача контроля над стратегическими ресурсами государства происходит тоже добровольно.
То есть этот человек призывает людей на фронт, не хочет, чтобы Западу были переданы наши ресурсы. Призывать на фронт это явно эмоционально-этический акцент, просто так ради "технологии" человек на фронт не пойдёт, он пойдёт за что-то.
Ещё он говорит, что на Украине:
>Была подготовлена настоящая дееспособная пятая колонна, не помнящая свою историю и слепо ненавидящая русских.
НЕ ПОМНЯЩАЯ СВОЮ ИСТОРИЮ!
>И стоит ли теперь удивляться, слыша на улицах Киева восклицания в духе фашизма "Зиг хайль" или "Слава Украине!"?
То есть он сравнивает нынешних украинцев с немецкими фашистами и не потому, что у них одинаковые символы, а вот именно исходя из глубокого, исторического, психологического. Имеется в виду социальное, мировозренческое, а не техническое.
Он сравнивает украинцев с немецкими фашистами и тут же, через несколько строк:
>"История России знала подобных "революционеров" -разрушителей, которые шли воевать в 1917 году под очень хорошими лозунгами".
То есть революционеры 1917-го тоже фашисты! По его! Он же пишет, что это одно и то же, в его контексте это так звучит! А Вы говорите о том, что Порошенко скорее всего уберёт наиболее активных революционеров и наиболее активные революционеры других революций тоже погибли. Да он и про это тоже пишет. Но ... сложнее всего оспорить если человек смешивает верные и неверные факты. А он написал и правду и неправду и каждый видит то, что хочет. Вот так и внедряют "вирусы" в сознание. Через вплетание лжи в правду.
Статья то явно не техническая, она бьёт на те самые эмоционально-этические акценты. И только к технологии тут всё свести это равносильно тому, что видеть и в подрывах людей, и во взрывах горной породы, и во взрывах жилых домов только ... законы термодинамики. Говорить, что и тут и там теплота выделяется, только и всего. Причём утверждать это где-то в общественном журнале жертв родственников этих подорвавшихся людей. Такое общество (без эмоционально-этических акцентов), это уже не культурные люди, такое общество обречено на вымирание. Так же и тут. Если мы будем видеть в революциях только технологии, только то, что там и там умирает много активных революционеров и часто развязываются гражданские войны, то мы никогда не поймём почему революция 1917-го привела (в конце-концов) к полувековой мирной и независимой жизни в огромной стране, а в финале революции 1914-го (несмотря на её большие жертвы) - только развал небольшого государства (и увеличенного то, кстати, именно революцией 1917-го), война и зависимость...
А "Революции регресса и революции развития" мне понравилось. Я теперь так и буду их различать. Революция регресса (на Украине) и революция развития (классическая, "Марксисткая"). К большому сожалению сейчас приходится бояться только революции регресса... Надежд на революцию развития в ближайшем будущем - нет.
От Sereda
К mirra88 (10.10.2014 15:40:33)
Дата 10.10.2014 16:02:21

А как Вы себе представляете революцию?

>>Динамика революций везде примерно одинакова...с технологической точки зрения.
>
>По поводу понятия "революция" тоже, возможно можно устроить дискуссию, как это уже сделано по поводу понятия "фашизм". Но ведь, независимо от определения, революция ассоциируется всё-таки с прогрессом? Хоть каким-то, хоть в чём-то? А в том, что происходит на Украине я не вижу НИКАКОГО прогресса, ни в чём. Поэтому там сейчас не революция... Или Вы думаете, что прогресс ещё будет? Что разгромив Донбасс они озвучат свой план ГОЭЛРО, построят свою "Магнитку"?


Почему революция должна ассоциироваться со словом "прогресс"? Это очень дискуссионно.

Революция это массовый, отчасти стихийный процесс, ведущий к более или менее коренным изменениям в политическом и (или) социальном строе общества.

Революции могут запускаться и инспирироваться переворотами, заговорами, воздействием внешних сил. Когда заговор выходит из-под контроля и выливается в массовый процесс, это уже почти революция.

На Украине все признаки. Политтехнологический заговор части олигархата, участие US Embassy, выход боевиков из-под контроля и обвал схемы 21-го февраля, радикализация общества, волнения на Юго-Востоке, оккупация Крыма, запуск олигархатом Юго-Вотока (Ахметов-Ефремов) контрпроектов в Луганке и Донецке, вмешательство Стрелкова и выход проектов из-под контроля, гражданская война...

Полный фарш. С принятием во внимание местного менталитета и специфики.
От Н.Н.
К mirra88 (10.10.2014 15:40:33)
Дата 10.10.2014 16:00:29

Революции регресса тоже есть, что мы и видим

>По поводу понятия "революция" тоже, возможно можно устроить дискуссию, как это уже сделано по поводу понятия "фашизм". Но ведь, независимо от определения, революция ассоциируется всё-таки с прогрессом?

Это выводы из устаревшего определения, СГ писал об этом:

Привычное для нашего общества понятие социальной революции проникнуто представлениями марксизма. «Философский словарь» (1991) гласит: «Революция – коренной переворот в жизни общества, означающий низвержение отжившего и утверждение нового, прогрессивного общественного строя; форма перехода от одной общественно-экономической формации к другой… «Переход государственной власти из рук одного в руки другого класса есть первый, главный, основной признак революции как в строго-научном, так и в практически-политическом значении этого понятия» (Ленин В. И.). Революция – высшая форма борьбы классов».

Выделим главные черты, которые приписывает революциям это определение.

Во-первых, революция представлена как явление всегда прогрессивное, ведущее к улучшению жизни общества («низвержение отжившего и утверждение прогрессивного»). Этому определению присущ прогрессизм.

Во-вторых, это определение присуще формационному подходу к истории. В его поле зрения не попадают все другие «коренные перевороты в жизни общества», которые не вписываются в схему истории как смены общественно-экономических формаций. Этому определению присущ экономицизм.

В-третьих, революция в этом определении представлена как явление классовой борьбы. Из него выпадают все «коренные перевороты в жизни общества», вызванные противоречиями между общностями людей, не подпадающими под понятие класса (национальными, религиозными, культурными и др.).

Тот факт, что в современных энциклопедиях понятие революции трактуется согласно теории пролетарской революции, разработанной Марксом в середине XIX века (выделено Н.Н.), сам по себе является замечательным. Ведь понятия представляют собой важнейший инструмент рационального мышления. В данном случае исключительно узкое и ограниченное марксистское понятие служит фильтром, который не позволяет нам увидеть целые типы революций, причем революций реальных, определяющих судьбу народов. Большинство образованных людей, следующих приведенному выше определению, не видит даже революций, которые готовятся и происходят у них прямо на глазах – они считают их не слишком существенными явлениями. Тем более они не могут почувствовать приближения таких революций. Значит, общество теряет саму возможность понять суть того исторического выбора, перед которым оно оказывается в момент революции.

Все-таки, нужно же что-то более современное, и вот:

Грамши создал новую теорию государства и революции – для городского общества, в отличие от ленинской теории, созданной для условий крестьянской России. Ключевой раздел труда Грамши – учение о культурной гегемонии. Это – часть общей теории революции как слома государства. Изложение ее содержится в «Тюремных тетрадях», огромном труде, который Грамши написал в тюрьме. Записи были тайно вывезены и через Испанию переправлены в Москву. Труд опубликован впервые в Италии в 1948–1951 гг., в 1975 г. вышло его четырехтомное научное издание с комментариями.

Выше был приведен постулат Макиавелли, согласно которому государство стоит на силе и согласии. Положение, при котором достигнут достаточный уровень согласия граждан и власти, Антонио Грамши называет культурной гегемонией. По его словам, «государство является гегемонией, облеченной в броню принуждения». Таким образом, принуждение – лишь броня гораздо более фундаментального содержимого. Более того, гегемония предполагает не просто согласие, но благожелательное (активное) согласие, при котором граждане желают того, что требуется власти (шире – господствующему классу). Грамши дает такое определение: «Государство – это вся совокупность практической и теоретической деятельности, посредством которой господствующий класс оправдывает и удерживает свое господство, добиваясь при этом активного согласия руководимых».

Если главная сила государства и основа власти – гегемония, то вопрос стабильности политического порядка и, напротив, условия его слома (революции) сводится к тому как достигается или подрывается гегемония. Кто в этом процессе является главным агентом? Каковы «технологии» процесса? Гегемония – не застывшее, однажды достигнутое состояние, а динамичный, непрерывный процесс. Ее надо непрерывно обновлять и завоевывать.

По Грамши, и установление, и подрыв гегемонии – процесс «молекулярный». Он протекает не как столкновение классовых сил (Грамши отрицал такие механистические аналогии, которые привлекает исторический материализм), а как невидимое изменение мнений и настроений в сознании людей. Грамши подчеркивает, что «гегемония, будучи этико-политической, не может также не быть экономической». Но он уходит от «экономического детерминизма» истмата, который делает упор на базисе, на отношениях собственности.

Гегемония опирается на «культурное ядро» общества, которое включает в себя совокупность представлений о мире и человеке, о добре и зле, множество символов и образов, традиций и предрассудков, знаний и опыта. Пока это ядро стабильно, в обществе имеется «устойчивая коллективная воля», направленная на сохранение существующего порядка. Подрыв этого «культурного ядра» и разрушение этой коллективной воли – условие революции.

Для подрыва гегемонии надо воздействовать не на теории противника и не на главные идеологические устои власти, а на обыденное сознание, на повседневные, «маленькие» мысли среднего человека. И самый эффективный способ воздействия – неустанное повторение одних и тех же утверждений, чтобы к ним привыкли и стали принимать не разумом, а на веру. Это – не изречение некой истины, которая совершила бы переворот в сознании, какое-то озарение. Это «огромное количество книг, брошюр, журнальных и газетных статей, разговоров и споров, которые без конца повторяются и в своей гигантской совокупности образуют то длительное усилие, из которого рождается коллективная воля определенной степени однородности, той степени, которая необходима, чтобы получилось действие, координированное и одновременное во времени и географическом пространстве».

Главное действующее лицо в установлении или подрыве гегемонии – интеллигенция. Именно создание и распространение идеологий, установление или подрыв гегемонии того или иного класса – главный смысл существования интеллигенции в современном обществе. Это нагляднее всего видно как раз на примере «бархатных» революций конца XX века. Например, основную роль в подрыве легитимности политической системы ПНР сыграла участвующая в движении «Солидарность» специфическая польская интеллигенция.

Вот к какому выводу пришли польские ученые, изучая эту историю: «Автор и исполнитель программы «Солидарности» – образованный класс. Он сформировался под влиянием национального, политического и культурного канона польского романтизма, культа трагического героя, подчинения политической активности моральным требованиям и приоритета эмоций над рационалистическим типом поведения. Мифологизация политики, сведение ее к этической сфере, подмена политической конкретики абстракциями – результат огромного влияния художественной литературы на формирование политической традиции страны в XIX в. Это влияние сохранилось и даже усилилось во время войн и общественных кризисов XX в. Оно характерно и для 1948–1989 гг., когда литература выполняла роль «невидимого правительства», а «польским героем» был, по выражению И. Курчевской, ангелоподобный член идеального с моральной точки зрения сообщества, католик, защитник наследия национальной культуры, но не гражданин в представлении западной демократии.

Учение Грамши о гегемонии стало важной главой в современной политологии. С использованием предложенной им методологии ведется много прикладных исследований и разработок. Во многих случаях противостоящие политические силы сознательно планировали свою кампанию как борьбу за гегемонию в общественном сознании по конкретному вопросу. Так было, например, в Великобритании во время кампании Тэтчер по приватизации в 1984–1985 гг. – английские профсоюзы, противодействующие приватизации, пытались склонить на свою сторону общественное мнение, но проиграли соревнование за гегемонию. В результате англичане дали согласие на приватизацию и отшатнулись от тэтчеризма только когда испытали ее последствия на своей шкуре.

Исходя из положений этой теории была «спроектирована» и гласность в СССР как программа по подрыву гегемонии советского строя. Когда «кризис гегемонии» созрел и возникает ситуация «войны», нужны уже, разумеется, не только «молекулярные» воздействия на сознание, но и быстрые целенаправленные операции, особенно такие, которые наносят сильный удар по сознанию, вызывают шок (типа провокации в Румынии в 1989 г. или «путча» в Москве в августе 1991 г.). Эти открытые действия по добиванию власти, утратившей культурную гегемонию, ведут, согласно концепции Грамши (в отличие от Маркса), не классовые организации, а исторические блоки – временные союзы внутренних и внешних сил, объединенных конкретной краткосрочной целью свержения власти. Эти блоки собираются не по классовым принципам, а ситуативно, и имеют динамический характер. Их создание и обновление – важная часть политической деятельности.

Теория революции Грамши развивается множеством авторов, на ее основе пишутся даже учебники. К ним относится, например, книга Дж. Шарпа «От диктатуры к демократии. Концептуальные основы освобождения». Она издана в 1993 году и является учебным пособием для активистов «оранжевых революций». Лежащая в основе этого текста доктрина управления сознанием масс и идеология экспорта демократии отчетливо проявились в уже произошедших грузинских и украинских событиях. Текст Дж. Шарпа размещен на сайте его собственного института, а также на сайтах грузинской «Кмары» и молодежной организации белорусской оппозиции «Зубр», созданной для борьбы с «диктатурой Лукашенко». Имеется он и на российских сайтах.

В логике учения Грамши велся подрыв гегемонии социалистических сил в СССР и странах Восточной Европы в 70 – 80-е годы. Этому служил и самиздат, и передачи специально созданных на Западе радиостанций, и массовое производство анекдотов, и работа популярных юмористов или студенческое движение КВН в СССР. Массовая «молекулярная» агрессия в сознание велась непрерывно и подтачивала культурное ядро.

Особое значение имел театр. В США сделаны диссертации о роли театра в разрушении культурного ядра социалистических стран. Так, например, рассмотрена работа известного в ГДР театра Хайнера Мюллера, который в своих пьесах ставил целью «подрыв истории снизу». Это – типичный пример явления, названного «антиинституциональный театр», то есть театр, подгрызающий общественные институты. Согласно выводам исследования, постановщики сознательно «искали трещины в монолите гегемонии и стремились расширить эти трещины – в перспективе вплоть до конца истории». Концом истории издавна было названо желаемое крушение противостоящего Западу «советского блока».

Вершиной этой «работы по Грамши» была, конечно, перестройка в СССР («грамшианская революция»). Она представляла собой интенсивную программу по разрушению идей-символов, которыми легитимировалось идеократическое советское государство. Мир символов упорядочивает историю народа, общества, страны, связывает в нашей коллективной жизни прошлое, настоящее и будущее. В отношении прошлого символы создают нашу общую память, благодаря которой мы становимся народом. В отношении будущего символы соединяют нас в народ, указывая, куда следовало бы стремиться и чего следовало бы опасаться. Тем свойством, благодаря которому символы выполняют свою легитимирующую роль, является авторитет. Символ, лишенный авторитета, становится разрушительной силой – он отравляет вокруг себя пространство, поражая целостность сознания людей.

Как писал известный католический богослов Р. Гвардини, «разрушение авторитета неизбежно вызывает к жизни его извращенное подобие – насилие». Огромным экспериментом был тот «штурм символов», которым стала Реформация в Западной Европе. Ее опыт глубоко изучил Грамши при разработке учения о гегемонии. Результатом Реформации была такая вспышка насилия, что Германия потеряла 2/3 населения.

Поскольку советское государство было идеократическим, его легитимация и поддержание гегемонии опирались именно на авторитет символов и священных идей, а не на политический рынок индивидуального голосования. Во время перестройки идеологи перешли от «молекулярного» разъедания мира символов, который вели «шестидесятники», к его открытому штурму. Этот штурм был очень эффективным.

Важное отличие теории революции Грамши от марксистской и ленинской теорий было и то, что Грамши преодолел свойственный историческому материализму прогрессизм. И Маркс, и Ленин отвергали саму возможность революций регресса. Такого рода исторические процессы в их концепциях общественного развития выглядели как реакция или контрреволюция. Как видно из учения о гегемонии, любое государство, в том числе прогрессивное, может не справиться с задачей сохранения своей культурной гегемонии, если исторический блок его противников обладает новыми, более эффективными средствами агрессии в культурное ядро общества.

У Грамши перед глазами был опыт фашизма, который применил средства манипуляции сознанием, относящиеся уже к эпохе постмодерна и подорвал гегемонию буржуазной демократии – совершил типичную революцию регресса. Но теория истмата оказалась не готова к такому повороту событий. Недаром немецкий философ Л. Люкс после опыта фашизма писал: «Благодаря работам Маркса, Энгельса, Ленина было гораздо лучше известно об экономических условиях прогрессивного развития, чем о регрессивных силах». При этом, опять же, подрыв культурных устоев, которые могли бы противостоять соблазнам фашизма, проводился силами интеллигенции. Л. Люкс замечает: «Именно представители культурной элиты в Европе, а не массы, первыми поставили под сомнение фундаментальные ценности европейской культуры. Не восстание масс, а мятеж интеллектуальной элиты нанес самые тяжелые удары по европейскому гуманизму, писал в 1939 г. Георгий Федотов».

Более того, элита советских коммунистов, получившая в 30-е годы образование, основанное на прогрессистских постулатах Просвещения (в версии исторического материализма), долго не могла поверить, что в Европе может произойти такой сдвиг в сфере сознания. Это не позволило осознать угрозу фашизма в полном объеме. Это особо подчеркивает Л. Люкс: «После 1917 г. большевики попытались завоевать мир и для идеала русской интеллигенции – всеобщего равенства, и для марксистского идеала – пролетарской революции. Однако оба эти идеала не нашли в «капиталистической Европе» межвоенного периода того отклика, на который рассчитывали коммунисты. Европейские массы, прежде всего в Италии и Германии, оказались втянутыми в движения противоположного характера, рассматривавшие идеал равенства как знак декаданса и утверждавшие непреодолимость неравенства рас и наций. Восхваление неравенства и иерархического принципа правыми экстремистами было связано, прежде всего у национал-социалистов, с разрушительным стремлением к порабощению или уничтожению тех людей и наций, которые находились на более низкой ступени выстроенной ими иерархии. Вытекавшая отсюда политика уничтожения, проводившаяся правыми экстремистами, и в первую очередь национал-социалистами, довела до абсурда как идею национального эгоизма, так и иерархический принцип».

Оптимизм, которым было проникнуто советское мировоззрение, затруднил понимание причин и глубины того кризиса Запада, из которого вызрела фашистская революция. Л. Люкс пишет по этому поводу: «Коммунисты не поняли европейского пессимизма, они считали его явлением, присущим одной лишь буржуазии… Теоретики Коминтерна закрывали глаза на то, что европейский пролетариат был охвачен пессимизмом почти в такой же мере, как и все другие слои общества. Ошибочная оценка европейского пессимизма большевистской идеологией коренилась как в марксистской, так и в национально-русской традиции».

Опыт фашизма показал ограниченность тех теорий общества, в которых не учитывалась уязвимость надстройки, общественного сознания. Крупнейший психолог нашего века Юнг, наблюдая за пациентами-немцами, написал уже в 1918 г., задолго до фашизма: «Христианский взгляд на мир утрачивает свой авторитет, и поэтому возрастает опасность того, что «белокурая бестия», мечущаяся ныне в своей подземной темнице, сможет внезапно вырваться на поверхность с самыми разрушительными последствиями».

Потом он внимательно следил за фашизмом и все же в 1946 г. в эпилоге к своим работам об этом массовом психозе («немецкой психопатии») признал: «Германия поставила перед миром огромную и страшную проблему». Он прекрасно знал все «разумные» экономические, политические и пр. объяснения фашизма, но видел, что дело не в реальных «объективных причинах». Загадочным явлением был именно массовый, захвативший большинство немцев психоз, при котором целая разумная и культурная нация, упрятав в концлагеря несогласных, соединилась в проекте, который вел к краху.

Иррациональные установки владели умами интеллигенции и рабочих во время «бархатных» революций в странах Восточной Европы. Они ломали структуры надежно развивавшегося общества и расчищали дорогу капитализму, вовсе того не желая. Польские социологи пишут об этом явлении: «Противостояние имело неотрадиционалистский, ценностно-символический характер («мы и они»), овеяно ореолом героико-романтическим – религиозным и патриотическим. «Нематериалистическим» был сам феномен «Солидарности», появившийся и исчезнувший… Он активизировал массы, придав политический смысл чисто моральным категориям, близким и понятным «простому» человеку – таким, как «борьба добра со злом»… Широко известно изречение А. Михника: «Мы отлично знаем, чего не хотим, но чего мы хотим, никто из нас точно не знает».

Подобный слом произошел в СССР в конце 80-х годов. Поведение огромных масс населения нашей страны стало на время обусловлено не разумным расчетом, не «объективными интересами», а именно всплеском коллективного бессознательного. Это поведение казалось той части народа, которая психозом не была захвачена, непонятным и необъяснимым. В некоторых частях сломанного СССР раскачанное идеологами коллективное бессознательное привело к крайним последствиям. Возьмите Армению начала 90-х годов. Нет смысла искать разумных расчетов в ее войне с Азербайджаном – шансов на успех в такой изнурительной войне почти не было. Это – массовый психоз, вызванный политиками для свержения советского строя и разрушения СССР.

Перестройка и начальная фаза рыночной реформы в СССР – чистый случай революции регресса, и его совершенно не могло предсказать советское обществоведение исходя из теорий революции Маркса и Ленина. Кто в 90-е годы поддержал Ельцина, если не считать ничтожную кучку «новых русских» с их разумным, даже циничным расчетом, и сбитую с толку либеральную интеллигенцию? Поддержали именно те, в ком взыграло обузданное советским строем антицивипизационное коллективное бессознательное. Эти внеклассовые массы людей, освобожденные от рациональности заводов и КБ, правильно поняли клич Ельцина «я дал вам свободу!» В самом понятии рынок их слух ласкал эпитет: стихийный регулятор. А понятие плана отталкивало неизбежной дисциплиной. И к этим людям, как запорожцы босым, но пьяным и веселым, КПРФ взывала: выберите нас, мы восстановим производство и вернем вас к станку и за парты.

Когда такая революция регресса происходит с половиной народа и он начинает «жечь костры и в церковь гнать табун», то это – национальная катастрофа. Это вовсе не возврат к досоветской российской цивилизации («контрреволюция через 70 лет»), а «революция гунна», имеющая цивилизационное измерение. В РФ оно выражается в демонтаже главных структур современной цивилизации – промышленности, науки, образования, больших технических систем (типа Единой энергетической системы).

Революция может иметь причиной глубокий конфликт в отношении всех фундаментальных принципов жизнеустройства, всех структур цивилизации, а вовсе не только в отношении способа распределения произведенного продукта («прибавочной стоимости»). Например, многие немецкие мыслители первой половины XX в. считали, что та революция в Германии, которая возникла в результате Первой мировой войны, имела в своем основании отношение к государству. О. Шпенглер приводит слова видного консерватора И. Пленге о том, что это была «революция собирания и организации всех государственных сил XX века против революции разрушительного освобождения в XVIII веке». О. Шпенглер поясняет: «Центральной мыслью Пленге было то, что война привела к истинной революции, причем революции социалистической. «Социализм есть организация», он предполагает плановое хозяйство и дисциплину, он кладет конец эпохе индивидуализма».

Понятно, что такая революция совершенно противоречит теории Маркса, ибо для марксизма государство – лишь паразитический нарост на обществе. О. Шпенглер отмечает: «Маркс и в этом отношении превратился в англичанина: государство не входит в его мышление. Он мыслит при помощи образа society – безгосударственно».

И вот, ближе к теме современных событий:

«Оранжевые» революции – это революции, не просто приводящие к смене властной верхушки государства и его геополитической ориентации, а и принципиально меняющие основание легитимности всей государственности страны. Более того, меняется даже местонахождение источника легитимности, он перемещается с территории данного государства в метрополию, в ядро мировой системы капитализма. Такое глубокое изменение государственности имеет цивилизационное измерение.

Наблюдатели, следующие представлениям о революциях, принятым в историческом материализме (революция как смена формации), отрицают за «бархатными» и «оранжевыми» операциями по смене власти статус революций. Действительно, речи не идет о классических революциях. Но общественные явления вообще, а революции в частности, и не ограничиваются классикой. Смена власти и в Грузии, и на Украине сопровождалась глубокими структурными изменениями не только в государстве и обществе этих стран, но и в структуре мироустройства. Две постсоветские территории резко изменили свои цивилизационный тип и траекторию развития – они вырваны из той страны, которая еще оставалась на месте СССР, хотя и с расчлененной государственностью. Они перестали быть постсоветскими. Будущее покажет, будет ли это новое состояние устойчивым, но в данный момент приходится признать, что свершилась именно революция.
От Кравченко П.Е.
К Н.Н. (10.10.2014 16:00:29)
Дата 11.10.2014 11:49:45

Точнее фантазируете

>>По поводу понятия "революция" тоже, возможно можно устроить дискуссию, как это уже сделано по поводу понятия "фашизм". Но ведь, независимо от определения, революция ассоциируется всё-таки с прогрессом?
>
>Это выводы из устаревшего определения, СГ писал об этом:
С чего это оно устарело? потому что СГ так захотелось? Определение есть определение, новое определение - новое понятие=путаница и злейшая манипуляция.