От И.Т.
К Monk
Дата 17.11.2007 22:51:19
Рубрики Прочее; Тексты;

Солидаризм по Ю.Тимошенко

Спасибо за ссылку Пересу-Ясному. Пусть в архиве форума будет не только ссылка, но и текст.

http://www.expert.ru/printissues/ukraine/2005/15/15uk-julia/

«Эксперт Украина» №15(20) / 25 апреля 2005

Воинствующий солидаризм
Искандер Хисамов

Юлия Тимошенко радикальными методами прокладывает среднюю линию между государственным и рыночным радикализмами

Юлия Тимошенко

Более ста лет назад солидаризм был официальной доктриной Третьей французской республики. Более полувека назад с этим словом вставала из послевоенных руин и творила свое экономическое чудо Германия. В основе этой доктрины лежит идея сотрудничества и примирения классов. Ключевые слова здесь: «Собственность обязывает», представляющие частную собственность как служение народу.

И вот этот вроде бы пройденный и подзабытый солидаризм является, оказывается, основой мировоззрения премьер-министра Украины Юлии Тимошенко. В беседе с корреспондентами «Эксперта», имевшей место 22 апреля, она, кажется, впервые публично произнесла это слово, и оно многое объяснило в действиях ее и правительства в целом.

За окном бушевала вьюга, и первый вопрос корреспондента был такой:

— Юлия Владимировна, что же это творится во вверенной вам стране?

— Все очень хорошо. К посевной мы очень ждали дождя, но получили даже больше — снег. Мы получаем больше, чем заказываем. Правительство ситуацию в стране отлично чувствует. Я думаю, что месяца через два макроэкономические замеры покажут, что мы двигаемся правильно.

— Об этом чуть позже. Сейчас другой вопрос, более общий, самый общий. Долго весь мир пытался узнать, кто есть мистер Путин…

— Узнали?

— Почти. И это знание, я прямо вам скажу, не доставляет мне полной радости. Ну, может быть, сдержанный оптимизм. А вот вы, Юлия Владимировна, кто? Какая у вас, так сказать, парадигма? Мы ее пока не увидели в действиях правительства. Мы не знаем, как трактовать их. Вроде получается, что вы — государственник, и ваша цель — это некая форма государственного капитализма. Ручное управление экономикой — это на время или как?

Или оно будет более длительным? Или это вообще идеология? Управление посевной, управление бизнесом, представление о крупном бизнесе как о каких-то назначенцах в государстве. Хотелось бы опровержений.

— Лучше говорить о мировоззрении. И, конечно, оно у меня сформировано — и не сегодня, и не вчера, и даже не когда я стала премьер-министром. То есть — не позавчера. Есть некие крайности, которые мир уже пережил. Это крайность, которая называется «социализм-коммунизм» — там, где вообще государство доминирует. Вторая крайность — это рыночный фундаментализм, которая подразумевает, что главное — капитал, все остальное — по остаточному принципу.

— Свободный рынок, одним словом.

— Да. Все эти радикализмы были присущи юности человечества. И нужно выходить на стройную, гармоничную линию, которая может сочетать все лучшее, что есть в мире по устройству общества. Нужно все критически оценить и посмотреть, что может быть рабочим вариантом. И поэтому уже много лет наша политическая команда изучает доктрину, которая, наверное, пока не имела мощных внедрений в жизнь. Это солидаризм, который родился в начале двадцатого столетия во Франции. В то время бурно развивался марксизм. И солидаризм как гармония, как золотая середина не нашел своего воплощения, потому что был подавлен новой радикальной идеологией — идеологией крайнего марксизма. Но это хороший вариант, он может дать нам сегодня нужный ответ. Я этим занимаюсь, и я на этой платформе строю свою жизнь. Ищу среднюю линию между государственным диктатом и свободным рынком.

Возьмем отношения между властью и капиталом. Наверное, не только в Украине сложилась такая ситуация, что власть и капитал находятся на одном полюсе. Они — неотъемлемая часть друг друга и напоминают сиамских близнецов, которые срослись всеми возможными органами. И все думают, что их разделить невозможно. Это пример рыночного фундаментализма. Власть в этом случае рождает дополнительную прибыль капитала. А капитал за счет этой дополнительно полученной прибыли приводит снова свою власть. И она не является в стране арбитром между капиталом и всем остальным обществом. Она все время падает в одну сторону, эта власть.

— Это все проходили, и Америка тоже…

— Я думаю, Америка это и сейчас проходит. Там все надежно схвачено. Но я верю, что подобные диспропорции можно исправить. Например, в рамках экономических моделей солидаризма. Возьмем деление чистой прибыли. Социализм: чистая прибыль — собственность государства. Капитализм: чистая прибыль — в чистом виде собственность капитала. Если вы возьмете структуру доходной части бюджета США, то увидите, что 80 процентов доходов составляют налоги на доходы физических лиц, и только 10 процентов доходной части бюджета — это налоги от корпораций и предприятий. Это говорит о перекосе. На самом деле все должно быть построено более логично. Теперь возьмем второй вопрос — об акционерах. Если вы имеете 90 процентов акций, а я — один процент, то я — никто в этом предприятии, и просто по остаточному принципу меня посылают на фондовый рынок, где только за счет спекуляций можно получить какую-то часть. Выстроена такая ситуация, когда контрольный пакет имеет все, а мелкий — ничего. А теперь угадайте с трех раз: если мы введем такой порядок, что мелкие акционеры гарантированно получают свою часть прибыли в полном объеме, какой будет реакция тех, кто имеет крупные пакеты?

— Она будет негативной. Но если говорить о действиях вашего правительства, то складывается впечатление, что идет просто борьба на уничтожение крупного капитала, и солидаризм тут ни при чем.

— Я привела этот пример потому, что это есть противостояние интересов, и есть необходимость гармонизировать их. Но как только мы начинаем делать это, сразу поднимаются информационные волны о том, что правительство ущемляет крупный бизнес. Задача правительства в короткой перспективе выглядит так: вообще взять власть в руки реально. Потому что когда в стране одновременно меняются десятки тысяч чиновников, я хотела бы посмотреть, кто таким кораблем сможет управлять. Когда пришли новые люди, которые в некоторых регионах и в некоторых сферах не знают ничего. Люди, которые никогда не работали в государственной власти. И конечно, этот тяжелый переходный период подразумевает, что власть нужно настроить, как сильно расстроенный инструмент. Это, конечно, не проходит системно. Это некоторый период, который требует жесткого управления. И сегодня мы думаем над системами, то есть о системных преобразованиях, которые раз и навсегда снимут ручное управление. И если вы помните, когда я работала вице-премьером по ТЭК, тогда первые три месяца была информационная лихорадка, что я в ручном режиме управляю этой ситуацией. Но мы реально взяли управление в руки, поменяли все системы, и меня уже пять лет нет на этом посту, но все денежные расчеты за газ и электроэнергию идут по той схеме. Вот это как раз и есть глубоко перестроенная система. Сегодня мы одновременно берем власть и выстраиваем систему. И абсолютно нечего бояться крупному бизнесу. Вообще мне кажется, что страхи крупного бизнеса — это какой-то сюрреализм, потому что большой бизнес вообще мало чего боится. Бизнес — он с зубами, когтями и хорошей хваткой.



— Вы лучше меня знаете, что крупный бизнес как раз очень пуглив, очень всего боится, и он очень уязвим. И это показывает опыт разных стран — и США, и России…

— Мне кажется, что на самом деле эту идеологему боязни и уязвимости большого бизнеса придумали сами большие бизнесмены, чтобы их никто не трогал. Это какая-то аура защиты. На самом деле я была очень большим бизнесменом, и могу вам сказать, что большой бизнес может принимать форму любого сосуда, потому что он очень жизнеспособен и может адаптироваться к любым условиям.

— Может быть, с моей стороны бестактно напоминать вам, что ваш персональный бизнес пострадал довольно сильно.

— Потому что я сделала выбор для себя, я приняла для себя окончательное решение, что моя жизнь и моя карьера — это политика. Если бы я выбрала бизнес, то договориться с Леонидом Даниловичем — это три минуты времени. Конечно, из-за моей политической позиции меня давили через бизнес, и я могла или спасать его, бросая политику, или просто понять, что с этим нужно расставаться. Поэтому пусть большой бизнес не боится — мы для него создадим несколько очень комфортных вещей. Первое: равенство перед законом. Равное отношение ко всем бизнес-структурам со стороны власти. Никакого недобросовестного лоббизма. Никаких преференций. Второе: мы уберем всю излишнюю регуляторность. Мы просто составим реестр всех регуляторных действий, которые осуществляет государство. Уберем все лишнее, за что власть берет взятки. И третье — и мне кажется, что бизнесу это особенно понравится, — мы максимально упростим налоговую систему. Но для этого нужно время. Потому что упростить налоговую систему, просто снизив налоги, невозможно. Нужно глубоко пересматривать концепцию. Если бизнес вошел в тень, его сложно вытащить на свет. Если на пару процентов снизить налоги, это не приведет к выходу из тени. Здесь нужны процедуры, которые резко уменьшают факторы, уводящие бизнес в нелегальное положение, и тогда эта легализация может пойти массово. По чуть-чуть это не бывает. Поэтому третью составляющую мы еще продумаем. И это будет не амнистия, а система налогообложения, которая будет максимально упрощена и концептуально изменена, это уменьшение регуляторных функций.

— Это, видимо, уже после выборов?

— Да. И еще бизнесу понравится, что мы минимизируем коррупцию, которая вообще уже стала неотъемлемой частью жизни Украины. Мы это сделаем путем создания таких условий, в том числе на нормативном уровне, когда не нужно будет на каждый шаг спрашивать разрешение, не нужно будет на каждый шаг договариваться, а просто будет правовое поле, которым можно будет пользоваться.

— Что же касается сегодняшней ситуации, то я вам выскажу мнение, которое грешным делом поддерживает и «Эксперт», потому что оно имеет внутреннюю логику. Но она печальна, эта логика. Итак, правительство резко увеличивает тарифы на грузовые перевозки, что передает доходы главных отечественных производителей и экспортеров — металлургов и химиков — в руки железнодорожной госмонополии. Принимается дефицитный бюджет с неясными источниками его пополнения, но всем кажется, что отнять хотят у крупного бизнеса. Третье — снижаются импортные пошлины, что интерпретируется как удар по отечественному производителю. Курс гривни усиливается, чтобы поддерживать импортеров, и соответственно, бьет по экспортерам. И действия эти нацелены на то, чтобы сохранить симпатии большинства электората до парламентских выборов, чтобы закрепить политическую победу, а дальше уже распоряжаться страной по-настоящему. Получается, что здесь идет речь только о политике. А долгосрочные экономические последствия будут такие, как инфляция, стагнация, кризис и опять же потребность в ручном управлении. Вот такая вроде бы внутренне непротиворечивая структура, но не хотелось бы в нее верить, потому что вы же не хотите руководить развалом страны?

— Давайте начнем с импортных пошлин — это более емкое реформирование. Я провела десятки встреч с импортерами, которые завозят товары в Украину. Для меня даже было большой честью, что они подробно рассказали мне, как происходила контрабанда на границах Украины. Оказалось, что никто даже не интересовался размером пошлин и НДС. У нас существовала общая устоявшаяся по стране такса взяток, которая составляла от пяти до девяти процентов стоимости завозимых товаров и распределялась строго по вертикали. Поэтому у нас доходы в бюджет от налогообложения импорта вообще были близки к нулю. Это реальность. И тогда у меня вопрос к украинским товаропроизводителям: неужели их устраивала ситуация, когда у нас вообще не было границ? Потому что особо рьяные, если везли большие объемы, вообще отделывались тремя процентами.

К примеру, курятина, о которой сейчас много разговоров. Через свободные экономические зоны все куры во всех видах и типах завозились вообще без налогов. Ни НДС, ни пошлин, — ничего. И при этом производители нашей курятины за эти годы увеличили свои объемы почти в три раза. Просто надо работать с реальными цифрами. Вот я смотрю, как один депутат, который живую курицу вообще никогда не видел, на экране бьется в истерике и рассказывает, как у нас теперь будут страдать производители-птицеводы. Это просто смешно.

Есть вариант — закрыть границу и не дать просочиться ни одному грамму контрабанды. Но тогда все начнут считать пошлины. А у нас на мясо — под 100 процентов пошлина. То есть, как только мы закроем границу, сразу подскочат цены и инфляция. Дефицит будет диктовать подъем внутренних цен, и все это может достичь объема цунами. Потому это очень тонкий инструмент, и мы действовали очень согласованно. Мы закрывали границу для контрабанды, чем очень поддерживали наших товаропроизводителей, но одновременно мы делали пошлины разумными, которые хоть как-то удержат рынок собственного производства.

Если бы мы просто закрыли границу и стали брать 20 процентов НДС — это уже стресс для импортеров, серьезное изменение ценовой политики. И мы видели эту инфляцию на всех макроэкономических показателях. А если мы к этим 20 процентам добавим еще пошлины, которые у нас даже по новому Таможенному кодексу составляют от 2 до 15 процентов, это значит, что налог с оборота на импорт будет от 22 до 35 процентов. Так вот, снизив пошлины и закрыв границы от контрабанды, мы нашли среднюю линию, дали возможность развиваться отечественному производителю и уберегли импорт, чтобы сохранить конкуренцию на рынке.

— А как вы гарантируете, что коррупции не будет? Что импортерам не придется платить дважды — в казну и в карман таможне?

— Я могу сказать, что 100−процентного коррупционного налога, как до сих пор, уже не будет. Мы начинаем шаг за шагом двигаться от 100 процентов коррупции к 50 процентам. А потом, когда пошлины снизим, дойдем и до 80 процентов чистого налогообложения. Как только мы примем новые таможенные пошлины, мы не дадим просочиться контрабанде, потому что на самом деле контрабанда — это не неизбежность, это политическое решение власти, оставляет она себе контрабанду или нет. Мы сегодня немного ослабили контроль, потому что парламент пока не принял наш законопроект, он недопонимает ситуации.



— А вот этот сумасшедший рост гривни — он ведь тоже ослабляет отечественное производство…

— Курс доллара уже давно в мире снижается. При этом гривня стоит как монолит и никак не корреспондируется со всем рынком валюты в мире, это ненормально. Это было искусственное занижение стоимости гривни. И тут мы ничего не регулировали в ручном режиме. Нацбанк просто прекратил искусственно держать курс доллара. Прекратил гривни скупать. И НБУ сказал, что если экспортер что-то вывез на экспорт и получил доллары, то нет обязательной продажи долларов. Вы можете спокойно торговать на рынке.

Получилось, что от экспортных доходов в валюте на внутреннем рынке появилось в два раза больше валюты. И это как раз и есть рыночная ситуация, потому что рынок регулирует спрос и предложение, а не НБУ в ручном режиме. Это абсолютно нормальная ситуация. А когда Нацбанк выкупает доллары — это что, угадайте с трех раз?

— Это эмиссия.

— Правильно. И когда мы искусственно держим доллар, эмитируя за один квартал 10 миллиардов гривен, которые абсолютно не подтверждены ростом ВВП, это уже инфляция. Ведь она возникает с двух сторон. С одной стороны — это завышенный курс доллара, и импорт приходит значительно дороже, чем он есть на самом деле, и это цены на внутреннем рынке. С другой стороны, инфляция возрастает потому, что Нацбанк вынужден эмитировать миллиарды гривен.

— Но эти гривни на рынок не попадают…

— Связывается далеко не вся сумма эмитированных денег. Поэтому я могу твердо сказать, что искусственное понижение гривни стране очень дорого стоит. С другой стороны, мы ни в коем случае не хотим задеть экспортеров. Но ведь мы знаем, что мировые тенденции по главным экспортным товарам Украины — металл, химическая продукция — выглядят прекрасно. И то, что сегодня НБУ прекратил в ручном режиме держать доллар, ни в коем случае не погубит экспортеров. Возможно, они на какой-то процент получат меньше доходов, но рынок сегодня такой, что они этого даже не заметят.

— Уже заметили… Мы же видели у вас в приемной озабоченных представителей этих отраслей.

— Ну что ж, капитал считает каждую копейку и за каждую борется. Но Нацбанк и правительство должны держать баланс. К чему приведет введение реального рыночного курса гривни? Оно приведет к резкому уменьшению инфляции. За счет двух факторов — сокращения эмиссии и снижения стоимости импорта на внутреннем рынке. Кстати, это отразится и на нефтепродуктах, и здесь для нас благоприятная ситуация. С другой стороны, безусловный позитив — это реальный рыночный механизм, который будет регулировать курс, а не ручной. Безусловный позитив — укрепление гривни, это хороший сигнал на мировые рынки относительно экономики в стране. Это очень хорошо. Кроме того, гривня в руках нашего населения будет выглядеть надежнее, чем доллар. Гривня будет только стабилизироваться. Она не будет падать.

— Я почему-то вспомнил, как в московском журнале «Эксперт» в июле 1998 года мы сочиняли тему обложки по поводу укрепления рубля. Заголовок получился такой: «Сильный рубль грозит экономике». А в августе был дефолт…

— Нам это не грозит. Укрепление гривни будет работать на развитие экономики, потому что стимулирует импорт технологий и оборудования, сырья и материалов. Это прекрасно.

Далее по вашему перечню. Железнодорожные грузовые тарифы у нас были стабильными и почти в два раза ниже, чем в России, и даже ниже, чем в Белоруссии. Так было потому, что 70 процентов объемов, которые везутся по железной дороге, — это объемы металлургической отрасли, которая у нас принадлежала людям из ближайшего окружения Кучмы. Они были мощнейшими лоббистами в стабилизации цен на железнодорожные перевозки. Но железная дорога должна жить нормальной жизнью. Я против того, чтобы одна отрасль субсидировала другую за счет своего разрушения — и абсолютно неважно, какая там форма собственности. Просто должна быть разумная политика. За те годы, пока не поднимались тарифы, дорога пришла в упадок, а безопасность движения на грани того, чтобы об этом проводить отдельные заседания Совета по национальной безопасности. Поэтому единственное, что мы сделали — немного подтянули тарифы, всего на 50 процентов. Чтобы можно было адаптироваться.

— Но металлурги говорят, что им необходимо срочно обновлять производственные фонды, заводы действительно очень старые, нужны колоссальные инвестиции…

— А почему металлурги могут иметь средства для того, чтобы вкладывать в реконструкцию, а железная дорога — нет? А кроме того, рентабельность металлургического комплекса сегодня просто фантастическая. Наверное, металлургам было бы очень уютно, если бы железная дорога еще двадцать лет не повышала тарифы. Но солидаризм — это и есть поиск золотой середины между двумя конфронтирующими интересами.

— Эта линия будет проходить через усиление роли государства?

— Нет. Эта линия будет проходить через занятие государством правильного места, между обществом и капиталом. И государство будет искать только солидарные решения, а не лоббистские и не коррупционные.

— Солидаризм — это продукт для внутреннего употребления, или годится и для внешнего тоже? Например, для отношений с Россией?

— Годится. Сейчас мы переживаем период трансформации качества наших отношений. Пункт А — это подчиненная позиция Украины по отношению к России. Причем она держалась не на объективных критериях, а на личностных отношениях.

Трансформация из пункта А в пункт В подразумевает, что Украина и Россия станут равными партнерами, что строить отношения мы будем без какого-либо политического давления и без политического неравенства. Строить отношения мы будем на взаимном уважении элит, капиталов и народов двух стран. Конечно, эта трансформация проходит болезненно, потому что всегда приятно доминировать. Но ничем не обоснованная политическая доминация никогда не рождает стабильность и долгосрочность отношений. Поэтому, на мой взгляд, сейчас мы начинаем ощущать равное партнерство.

— В России давно уже об этом говорят. Путин пять лет говорит о прагматизме и равенстве в отношениях с соседями по СНГ. Украина же многим в Москве представляется источником проблемы — в том смысле, что сигналы, которые она посылает (евроинтеграция, одностороннее снижение импортных пошлин и так далее), трудно расшифровать.

— Ну, знаете, это опять сила привычки. Россия имеет блестящие отношения с Германией и Францией, столпами ЕС. Я думаю, что и украинский народ имеет право на свой свободный выбор, где ему находиться. И мне кажется, что где бы ни была Украина (в Европейском союзе или еще в каком-то), мы все равно должны строить отношения как две суверенные страны и уважать выбор каждой страны. Тем более, вы знаете, насколько тяжело проходит движение Украины в Европейский союз, и тут больше сложностей со стороны ЕС.

— Возьмем конкретное действие. В Украине посевная — замечательно. Но российские нефтяные компании испытывают давление украинского правительства в связи с посевной кампанией, в связи с методами управления ценами. Они говорят: но мы тут при чем? Правительство хочет, чтобы селяне получали горючее подешевле, но почему за это должен платить бизнес, причем иностранный?

— Хороший вопрос, почему? Да потому что! У нас только 13 процентов собственной нефти, а 87 процентов — российской. Это почти природная монополия. Во всем рыночном мире, как только возникает угроза создания монополий договоренностей в картелях, сразу включается антимонопольное законодательство. И вот мы увидели, что в один день, в один час, в одну минуту вдруг на всех заправках российских поставщиков резко выросли цены. Между тем запасы нефти, нефтепродуктов на заводах, а также на складах заводов в регионах, на нефтебазах, большие. Можно еще довольно долго даже при колебаниях на мировых рынках держать цены. Никакое правительство не будет на такое необоснованное и дружное повышение реагировать спокойно. Поэтому мы включили антимонопольное законодательство. Мы обратились к антимонопольному комитету, и он возбудил дело по поводу монопольного сговора, и после этого включились механизмы, которые предусмотрены законом «О ценах и ценообразовании». Минэкономики издало указ о введении ограничений по ценам, которые предусматривают рентабельность 15 процентов. Я встречалась с ТНК и «ЛУКойлом», и речь у нас не шла об эмоциях. Я просто брала структуру их себестоимости, начиная от добычи нефти и заканчивая колонкой в реализации нефтепродуктов. И когда мы сегодня с «ЛУКойлом» прошлись по цифрам, то увидели, что вертикально интегрированная компания при реализации на украинских заправках нефтепродуктов, произведенных на украинском нефтеперерабатывающем заводе, имеет рентабельность 60 процентов. Я имею в виду вертикально интегрированную рентабельность.

— Они согласились с вашими расчетами?

— По крайней мере, мы договорились.

— Я рад. Комментируя ваш недавний внезапно отмененный визит в Москву, некоторые аналитики говорили, что российский генпрокурор своим бестактным заявлением оказал вам некую услугу. Ваш визит мог окончиться ничем и именно в связи с неясностью в экономической политике украинского правительства.

— Визит был прекрасно подготовлен обеими сторонами — и украинской, и российской. Сейчас есть много вопросов, которые требуют разрешения. Начиная от Единого экономического пространства и заканчивая построением кооперационных отношений по целому ряду отраслей. Органично быть вместе. Визит был бы очень полезен нашим странам, он имел серьезное практическое направление. Но вы знаете, наверное, очень важно было этот визит отложить. Потому что проходит период трансформации, и нужно его пройти во всех переговорных процессах и вообще в процессах наших отношений. Наверное, смешно выглядит, когда какие-то чиновники одной страны, будучи бессильными бороться с авторитетом и влиянием политиков других стран (возможно, даже не очень понятного авторитета и влияния), сразу хватаются за револьвер и хотят пристрелить без дискуссии. Поэтому, наверное, надо пересмотреть этику отношений.

— Все-таки, наверное, ваш визит будет иметь место в каких-то обозримых временных рамках. Вы связывали это с посевной кампанией. И мой последний вопрос — почти шуточный. Через сколько лет ваше правительство забудет о посевных?

— Надеюсь, мы забудем уже даже про осенние полевые работы по сбору урожая в этом году. Я думаю, правительство отрегулирует все системы для того, чтобы они действовали на автопилоте. Это нормальный рынок, нормальные отношения. Они должны были быть налажены давно. Но когда мы пришли к власти, мы получили в руки полный развал. Никто не ввел каких-либо разумных регулятивных норм для организации этого рынка и его обеспечения всем необходимым. Но тем не менее мы уже сделали главное — организовали финансовые ресурсы. Причем финансовые ресурсы именно рыночные, то есть кредиты банка для села. Мы только сняли проценты по этим кредитам и взяли на расходную часть бюджета. И мы смогли от прямого кредитования сельского хозяйства перейти лишь к выплате процентов. Это значит, что мы эти колоссальные деньги, которые были в бюджете на прямое кредитование, потратили на проценты и просто в десятки раз расширили объем денег, которые можно было привести в село. Уже сегодня мы имеем в два раза больше денег, которые пришли в село, по сравнению с прошлым годом. А наша главная цель — это обеспечить их деньгами, чтобы у них был доступ к кредитам и чтобы эти кредиты были им посильны. Мы решили эту главную задачу, а дальше все пошло своим чередом.

— Спасибо, Юлия Владимировна.

В подготовке материала принимали участие Наталья и Андрей Зайцевы.

Фото Константин Черничкин