От	IGA
К	И.Т.
Дата	01.12.2006 15:17:41
Рубрики	Прочее;

Что мешает пробуждению политического сознания рабочего класса

---

http://www.marksizm.info/content/view/822/39/
<<<
Что мешает пробуждению политического сознания рабочего класса

среда, 15 ноября 2006

Недавно в одной из коммунистических организаций проходило совещание, на котором обсуждались причины политической индифферентности российских рабочих. Со слов моего товарища, принимавшего участие в совещании, это всё же было совещание, а не дискуссия или полемика, несмотря на различное отношение к Сталину, как к политической фигуре. И это очень обнадёживает, так как только в спокойной обстановке, а не в обстановке бушующих страстей и споров, можно обсуждать такие серьезные вопросы.

Быть индифферентным означает оставаться безразличным, безучастным и равнодушным к чему-либо. Следовательно, политическая индифферентность означает безразличие к политической жизни, политическое бездействие. Именно в таком состоянии сегодня пребывает рабочий класс России.

Желая рабочему классу политической активности, не следует забывать о том, что она может проявляться по-разному. Это зависит от того, что’ современные рабочие понимают под классовым интересом. Если рабочий человек думает, что его заработная плата представляет собой не цену его рабочей силы, а долю его труда в создаваемом продукте; что улучшение его экономического положения напрямую зависит от увеличения богатства капиталистов-хозяйственников, то и политическая активность такого рабочего будет проявляться как доверчиво-бессознательная поддержка класса капиталистов-хозяйственников. Что толку от политической активности таких рабочих? В лучшем случае она будет способствовать передаче власти от одной буржуазной фракции другой. Поэтому, правильнее говорить не абстрактно, о политической активности вообще, а конкретно, о формировании у рабочих политического сознания пролетарского типа.

Ещё В.И.Лениным в работе “Что делать” было отмечено, что рабочие самостоятельно могут выработать только сознание тред-юнионистское. Это означает, что рабочие самостоятельно могут подняться только до организованной экономической борьбы. Чтобы понять, почему это так, рассмотрим, что представляет собой экономическая борьба.

Экономическая борьба представляет собой борьбу, которая ежечасно происходит на товарном рынке между покупателями и продавцами товаров. Беседуют ли они мирно, или разгорячено, - это, конечно же, зависит от ряда обстоятельств. Но в любом случае между ними происходит борьба, которая по своему содержанию является экономической.

Так и рабочий, уподобляясь мелкому торговцу, пытается подороже продать капиталисту [или предпринимателю] свой товар – рабочую силу, а капиталист старается, как можно меньше средств затратить на её приобретение. Поэтому экономическая борьба никогда и не выходит за рамки торговой сделки купли-продажи, независимо от того в какой форме она будет проходить, в форме переговоров или забастовки.

Из сказанного ясно, что экономическая борьба не является борьбой революционной, так как она не направлена на уничтожение самой системы наёмного рабства, при которой рабочий и его дети пожизненно обречены на роль производительных наёмных рабов. Поэтому все буржуазные идеологи, желая, чтобы рабочий, как и прежде, оставался в положении мелкого торговца, в один голос твердят, что экономическая борьба – это и есть подлинная классовая борьба, так как она ведётся всем классом! Мы же говорим, что экономическая борьба – это ступень неразвитой классовой борьбы, так как она направлена не на коренное, а лишь на незначительное и временное улучшение положения рабочего класса. Экономическая борьба содержит в себе лишь тот прогрессивный элемент, что она объединяет и сплачивает рабочих. Никакие другие общественные слои, группы и классы, помимо крупной буржуазии, не способны к такому объединению, как рабочие.

Мы уже отметили, что рабочие самостоятельно могут подняться только до организованной экономической борьбы. И дело тут вовсе не в способностях рабочего человека, а в отсутствии знаний о капиталистическом производстве, о том, как создаётся богатство буржуазии и почему, его рост сопровождается катастрофическим обнищанием большинства населения страны. Именно отсутствие этих знаний не позволяет рабочему увидеть и понять антагонизм интересов всего класса рабочих и класса капиталистов. Но если рабочий не обладает такими знаниями, если у него нет возможности самостоятельно их получить, то они должны быть привнесены в рабочую среду. Тем паче, что только они способны дать рабочему представление о системе наёмного рабства и, в конечном счёте, сформировать у рабочего человека пролетарское политическое сознание.

Из сказанного ясно, что политическое сознание пролетарского типа не может, само собой, вырасти из экономической борьбы. Этот тип сознания может быть только привнесён в рабочую среду извне. Его можно привнести только посредством пропаганды марксизма, в котором изложены все знания об основах капиталистического производства и положения научного коммунизма. Первое даёт рабочему научное представление о противоположности классовых интересов рабочих и капиталистов, второе даёт научное представление о способе реализации своего коренного классового интереса.

В начале XX века большевики взялись за решение именно этой задачи. И мы знаем, что они справились с ней успешно. Поэтому, современным представителям прогрессивной интеллигенции, следует не подменять собой рабочий класс, на том основании, что на данный момент она “более революционна”, чем рабочие, а подобно революционным социал-демократам начала XX века, нести знания в рабочую среду и тем самым способствовать формированию у рабочих классового политического сознания. Интеллигенции следовало бы усвоить простой исторический урок, что освобождение всех эксплуатируемых трудящихся из-под господства капитала возможно только с освобождением рабочего класса, возможно только через его освобождение.

В 1990-х годах эту задачу безуспешно пытались разрешить отдельные разрозненные группы марксистов, выделившиеся из совокупной сталинской “коммунистической” среды. Но всякие попытки разъяснения рабочим их классового интереса не находили отклика у рабочих, я бы даже сказал, что эти попытки наталкивались на определённое “сопротивление” со стороны рабочих. В чём причина такой реакции рабочих? Почему большевикам сопутствовал успех, а современным марксистам нет?

Главной предпосылкой, способствовавшей успеху пропаганды марксизма большевиками, являлся жизненный опыт самих же рабочих. Учение Маркса, объясняя и подтверждая их жизненный опыт, способствовал формированию их классового политического сознания.

А каков жизненный опыт современного рабочего? Негативные воспоминания о сталинском “социализме”, который строился, между прочим, с клятвенными ссылками на тот же марксизм?! Более того, оказалось, что в рабочей среде во всю господствует мелкобуржуазная психология, которая находит своё конкретное проявление в таких идейных течениях как анархизм [отрицание необходимости политической борьбы] и синдикализм [каждый сам за себя].

Один из ярчайших примеров анархизма заключается в отрицании необходимости политической партии рабочего класса. Эта идея усердно насаждается рабочим их продажными профсоюзными вождями, которые за спиной рабочих вступают в сговор с буржуазией, безусловно, имеют от этого определённые выгоды и всячески подталкивают своих рядовых профсоюзников на уступки в пользу буржуазии и к проведению соглашательской политики с буржуазией. К сожалению, самые крупные российские профсоюзы проводят сегодня именно такую политику – в интересах класса капиталистов-хозяйственников.

Особенно боятся пробуждения рабочих от летаргического сна их же профсоюзные вожди, так как именно они в первую очередь утратят своё привилегированное положение – положение профсоюзной бюрократии. Поэтому, и буржуазные идеологи-политологи, и профсоюзные вожди сообща стараются удерживать рабочих в рамках экономической борьбы. С этой целью и те, и другие продолжают умело манипулировать сознанием рабочих, эксплуатируя их память о сталинском “социализме” и запугивая их жупелом КПСС.

Между прочим, мелкобуржуазная психология в рабочей среде господствовала ещё во времена строительства сталинского “социализма”. И эта психология проявляла себя всё в той же доверчиво-бессознательной поддержке господствующего класса партийно-государственной номенклатуры. Так что с уверенностью можно сказать, что споры анархизма и синдикализма были посеяны в рабочей среде ещё во времена строительства сталинского “социализма”, которые возникали вследствие рефлексии на лицемерие господствующего класса, рефлексии на такой “социализм”. От тех времён рабочему классу и досталось такое генетическое [?] наследство, которое, также как и сейчас, проявилось в начале 1990-х годов в форме всё той же политической индифферентности. В наше же время, под воздействием буржуазной пропаганды, анархизм и синдикализм в рабочей среде только более закрепились и усилились.

Вот ведь парадокс. И слева, и справа нам говорят, что в СССР был социализм.

Совершить революционное преобразование капиталистического общества в социалистическое может только революционный рабочий класс, - это азбука марксизма! Для этого рабочий класс должен усвоить не только свой классовый интерес, но и способ его реализации. Боле того, построение социализма предполагает организованность, сплочённость и пролетарскую сознательность рабочего класса. Но на проверку оказывается, что именно рабочий класс СССР как раз таки не знал и не понимал своего классового интереса. Закономерен вопрос, мог ли рабочий класс, пребывая в таком состоянии, осуществить переход к социализму, и был ли в действительности такой переход осуществлён?

Известно, что марксизм является революционным учением рабочего класса. Без его изучения и усвоения невозможна никакая революционная практика. Да “Капитал” Маркса, если хотите, должен был стать настольной книгой советского рабочего. Но именно рабочие в СССР и не знали марксизма. Да и откуда им было взять эти знания? Ведь эти знания могли быть только привнесены в рабочую среду. А где в СССР рабочим преподавался марксизм, в школах, на заводах? А ведь Ленин ещё в работе “Что делать” подчёркивал, что рабочие самостоятельно могут выработать только сознание тред-юнионистское. А этот тип сознания не выходит за рамки сознания мелкобуржуазного.

Да зачем далеко ходить? Пусть каждый коммунист спросит сам себя, что он самостоятельно читал и изучал из классиков марксизма? Или может быть коммунисты сами, как ретрансляторы, бездумно повторяли софизмы КПССовской верхушки? Около 20-ти миллионов членов КПСС! А были ли среди них марксисты? Чего тогда удивляться рабочему классу? Вот мы такой рабочий класс и получили в наследство от СССР и КПСС.

Каким был основной лозунг КПССовской верхушки? “Улучшать материальное благосостояние советских граждан!”. Типичный мелкобуржуазный лозунг. Ну, скажите, кто, как ни мелкий буржуа только и делает, что мечтает об улучшении своего благосостояния, другими словами, об увеличении своего богатства.

Как может рабочий, оставаясь наёмным батраком у государства, - этой корпорации партийно-государственной номенклатуры, - улучшать своё экономическое положение? Я не говорю о “благосостоянии” наёмного рабочего, так как его экономическое положение менее всего походит на “благосостояние”. Оттого, наверное, наши рабочие и топили свои “радости” в водке, пытаясь уйти от действительности. А знаменитая фраза собутыльников: “Ты меня уважаешь?”. Эта фраза – свидетельство того, что человек унижен до бесконечности, а его человеческое достоинство попросту растоптано [IGA: сталинизмом]. И востребовать уважение оставалось только у себе подобных – таких же униженных. Многие сталинисты уже подзабыли об этих “прелестях” сталинского “социализма”.

И рабочий класс, и интеллигенция, и все трудящиеся в СССР были отстранены от функций управления производством и распределения создаваемого продукта. Эти общественные функции выполняло не само общество, а лишь малая его часть – партийно-государственная номенклатура. Она в СССР распоряжалась как всеми средствами производства, так и всем произведенным продуктом. Она же решала, кто, сколько будет потреблять. Большая же часть общества так и осталась наёмными рабочими и работниками. Налицо сохраняющееся общественное разделение труда, когда одна часть общества закрепляет за собой право выполнения общественных функций по управлению трудом, а остальной части общества вменяется в обязанность пожизненно выполнять только функцию труда, образно говоря, функцию “тачечника”.

Разве такое о социализме написано у основоположников марксизма?

“Общественные производительные силы… лишь ждут того, чтобы объединившийся пролетариат ими овладел и установил такой строй, который предоставит каждому члену общества возможность участвовать не только в производстве, но и в распределении и управлении общественными богатствами и который путём плановой организации всего производства увеличит до таких размеров производительные силы общества и создаваемые ими продукты, что каждому будет обеспечено удовлетворение его разумных потребностей в постоянно возрастающих размерах”. 1

“Борьба за существование может здесь заключаться ещё только в том, что производящий класс отнимет руководство производством и распределением у класса, в руках которого это руководство находилось до сих пор, но который стал теперь неспособным к нему, а это именно и есть социалистическая революция”. 2

Разве такое мы наблюдали в СССР? По Марксу, раз средства производства и продукты труда стали общественными, следовательно, ими должно распоряжаться само же общество, т.е. каждый член общества не только имеет право, но и обязан принимать участие в процессах управления и распределения. При социализме, трудящиеся сами коллективно регулируют своё производство и потребление, в зависимости от общественных потребностей. Именно таково описание социализма в трудах основоположников марксизма. В СССР же регулирование производства и потребления вовсе не предполагало участия трудящихся.

Сегодня в рабочей среде анархисты на все лады распевают басенку о неизбежном перерождении партии рабочего класса, о неизбежном предательстве и, как следствие, о бесполезности политической борьбы рабочих. Отсюда и всевозможные нападки на “авангардистский” тип партии. Возможность таких нападок заключается, опять же, в незнании рабочими как истории возникновения их революционной партии в начале XX века, так и истории её гибели после смерти В.И.Ленина.

В связи с таким положением дел: господством в рабочей среде анархистской идеологии и недостаточностью и неудовлетворительностью наших пропагандистских материалов, которые чаще всего уподоблялись прокламациям - уже во второй половине 1990-х годов возникла необходимость в самостоятельной проработке, как самого наследия основоположников марксизма, так и истории российского большевистского движения. Я бы даже сказал, что такая необходимость вытекала из потребности дать с пропагандистской точки зрения более квалифицированный отпор мелкобуржуазной анархистской идеологии.

В ходе выполнения этой работы выявились два важных обстоятельства.

Первое обстоятельство. Так называемый сталинский “социализм” не имеет ничего общего с марксовыми положениями, как о научном коммунизме, так и с его начальной ступенью социализмом! Оказалось, что многие положения марксизма направлены своим революционным остриём не только против современной формы капитализма, но и против сталинской модели “социализма”!

Марксизм, как революционное учение рабочего класса, начиная с того периода, когда партию большевиков возглавил Сталин, нещадно извращался. Его пролетарское революционное содержание выхолащивалось и подменялось различными софизмами и мелкобуржуазными догмами. Причём делалось это очень профессионально, что говорит о том, что субъекты, осуществлявшие такие подмены в марксизме, очень хорошо понимали, чем они занимались.

Мы знаем, что с начала 1920-х годов рабочий класс пополнялся за счёт крестьянства, которое, привносило в него мелкобуржуазное сознание. Тем самым оно растворяло в себе все те элементы пролетарского сознания, которые ещё сохранялись к началу 1920-х годов в изрядно поредевшем за годы гражданской войны рабочем классе.

Из первого обстоятельства, как следствие, вытекает, что, начиная со Сталинского периода, в пополняющиеся за счёт крестьянства ряды рабочего класса, вносился отнюдь не марксизм и не пролетарское сознание, а насаждались различные догмы, выражающие интересы не столько рабочего класса, сколько сталинской партийной верхушки. Вопрос заключался лишь в умелой подделке интересов сталинской партийной верхушки под интересы рабочего класса. А такую “работу” невозможно было проделать, не извращая марксизма.

Второе обстоятельство. Оно напрямую связано с первым обстоятельством и говорит о том, что та часть партии большевиков, которая в начале 1920-х годов представляла собой “старую” ленинскую гвардию, была физически истреблена сталинской кликой. Она была истреблена, так как начиная с 1923 года [когда Ленин тяжело болен и находится в Горках в изоляции] оказывала непримиримое сопротивление действиям сталинской клики.

Буржуазные идеологи-политологи и их подручные анархисты говорят о партии рабочего класса как о некой надклассовой организационной структуре. При этом в качестве примера, призванного подтвердить правомочность их суждений, они ссылаются на КПСС.

Отождествляя КПСС с революционной партией большевиков, родившейся в начале XX века, и замалчивая, что это - две различные партии, и усиленно муссируя байку о неизбежном перерождении [именно таким утончённым методом “подвязывается” КПСС к партии большевиков начала XX века], они, тем самым, совершают подлог, чем и вводят несведущих рабочих в заблуждение.

Революционная партия рабочего класса возникла в начале XX века в результате слияния революционного движения марксистов [тогда ещё социал-демократов], возглавляемых В.И.Лениным с авангардом рабочего класса, т.е. с теми передовыми рабочими, которые самой жизнью уже были подготовлены к восприятию марксизма. Оно осуществилось в результате пропаганды революционными социал-демократами марксизма и внесения, тем самым, пролетарского политического сознания в авангард рабочего класса. Два движения слились воедино: рабочее и марксистское. В результате сформировался единый сплав в форме партии – политический авангард рабочего класса.

С того момента, как политический авангард рабочего класса [т.е. партию] возглавил Сталин, в нём начинают происходить разительные метаморфозы. Пролетарские элементы [ленинская гвардия], во второй половине 1920-х годов подвергаются заключению в политические изоляторы и лагеря, а в 1930-х годах и физическому истреблению. Их место занимают представители рабочей аристократии, которую искусно взращивает посредством раздачи различных привилегий сталинская партийная верхушка. Из этой привилегированной рабочей аристократии формируется и партийная аристократия самых различных уровней, вплоть до самой верхушки. Партия из политической организации передовых рабочих постепенно превращается в политическую организацию продажной рабочей аристократии. И как таковая она постепенно совершает отрыв от самого рабочего класса. Именно в таком виде мы её и застаём в более поздний период – в виде КПСС.

За несколько лет руководства партией Сталиным была создана как в самой парии, так и во всей системе Советов целая система привилегий. Он буквально таки насаждал привилегии, которые представляли собой завуалированную форму подкупа. Фактически Сталиным был взят курс на превращение авангарда рабочего класса в подкупленную привилегиями рабочую аристократию. Например, в середине 1930-х годов, когда средняя заработная плата рабочих по стране составляла 230 рублей в месяц, в год соответственно – 2760 рублей; народный депутат в год имел – 12 тыс. рублей, плюс 150 рублей в день во время сессии 3. А в году две сессии по пять дней. Спрашивается, станет ли депутат возражать предложению, идущему “сверху”? Ведь если он станет возражать, то в следующий раз партийный окружной комитет не выдвинет его в депутаты. Так, право вышестоящих партийных организаций производить рекомендации на выборах, в сочетании с системой привилегий, превращали весь депутатский корпус в подкупаемых политических проституток. Сочетание рекомендаций с привилегиями ставило депутатов в недвусмысленное положение: от их поведения на сессиях зависело их будущее экономическое положение. Так Сталиным создавалась система советского “одобрямса”, когда продажная рабочая аристократия полностью одобряла политику партийно-государственной номенклатурной верхушки. Отсюда и несменяемость партийной верхушки.

Сталин, превратив постепенно весь депутатский корпус в продажных проституток, а авангард рабочего класса в рабочую аристократию, осуществил, тем самым, отрыв партии от самого рабочего класса. Согласитесь, такая политика не может носить случайный характер.

Если мы заглянем в апрель 1917 года, то увидим, что именно от таких метаморфоз и предостерегал В.И.Ленин российских рабочих. Поднимая вопрос о государственном устройстве, им было сказано следующее:

“Начав революцию, надо укреплять и продолжать её. Не дадим же восстановить полиции! Вся власть в государстве, снизу доверху, от самой захолустной деревушки до каждого квартала в Питере, должна принадлежать Советам рабочих, батрацких, крестьянских и т.д. депутатов” 4.

“Не дайте восстановить полиции, не отдавайте ни государственной власти, ни управления государством в руки невыборных, несменяемых, по-буржуазному оплачиваемых чиновников, объединяйтесь, сплачивайтесь, организуйтесь сами, никому не доверяя, полагаясь только на свой ум, на свой опыт, - и тогда Россия сможет твёрдыми, мерными, верными шагами пойти к освобождению и нашей страны и всего человечества как от ужасов войн, так и от гнёта капитала”. 5

Как ни странно, но именно политическая полиция [ГПУ-НКВД] и была восстановлена Сталиным, в которую набирались новоиспечённые рабочие, прибывавшие из деревень и успевшие отстоять у станка пару-тройку месяцев. Что собой представляли такие рабочие, мы уже выяснили. Работа в органах, бесплатное обмундирование, отдельное жильё, спецпайки и т.д. – все земные блага в обмен на преданность партийной верхушке. Вот механизм, который превращал ГПУ-НКВД в послушный репрессивный инструмент сталинской клики.

Постепенно вся государственная власть оказалась сконцентрированной в руках сталинской клики – этой партийной аристократии, которая сама оплачивала свои “труды” по-буржуазному, т.е. путём наделения самих себя привилегиями. Кто после этого осмелится утверждать, что Сталин был учеником и продолжателем дела Ленина?

И последний вопрос: как Сталину удалось осуществить такое?

Для этого нам придётся обратиться ещё к одному апрельскому эпизоду 1917 года, который проливает свет на существо вопроса.

Итак, апрель 1917 года. В стране двоевластие. Во главе Советов стоят эсеры и меньшевики. По этому поводу В.И.Ленин говорит:

“Миллионы и десятки миллионов, политически спавшие десять лет, политически забитые ужасным гнётом царизма и каторжной работой на помещиков и фабрикантов, проснулись и потянулись к политике. А кто такие эти миллионы и десятки миллионов? Большей частью мелкие хозяйчики, мелкие буржуа, люди, стоящие посредине между капиталистами и наёмными рабочими. Россия наиболее мелкобуржуазная страна из всех европейских стран.

Гигантская мелкобуржуазная волна захлестнула всё, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно, т.е. заразила, захватила очень широкие круги рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику.

Мелкая буржуазия в жизни зависит от буржуазии, живя сама по-хозяйски, а не по-пролетарски (в смысле места в общественном производстве), и в образе мыслей она идёт за буржуазией.

Доверчиво-бессознательное отношение к капиталистам, худшим врагам мира и социализма, - вот что характеризует современную политику масс в России, вот что выросло с революционной быстротой на социально-экономической почве наиболее мелкобуржуазной из всех европейских стран. Вот классовая основа “соглашения” (подчёркиваю, что имею в виду не столько формальное соглашение, сколько фактическую поддержку, молчаливое соглашение, доверчиво-бессознательную уступку власти) между Временным правительством и Советом рабочих и солдатских депутатов, - соглашения, давшего Гучковым жирный кусок, настоящую власть, а Совету – посулы, почёт (до поры, до времени), лесть, фразы, уверения, расшаркивания Керенских.

Недостаточная численность пролетариата в России, недостаточная сознательность и организованность его – вот другая сторона той же медали”. 6

Подобное мы имеем возможность наблюдать и сегодня, когда огромные массы населения заражены мелкобуржуазными взглядами на политику. Бесконечные идущие “сверху” фразы о классовом партнёрстве, уверения о будущем улучшении положения большинства населения страны, о “социальной” политике и “социальной справедливости” и многие, многие бесконечные обещания. В обмен за обещания власть от населения получает доверчиво-покорное отношение к себе и к классу капиталистов, что позволяет ей хвастливо заявлять об установлении в стране политической стабильности.

Состояние рабочего класса в 1920-х годах было аналогичным. Деревенская волна с мелкобуржуазными представлениями о политике накрыла и идейно подавила рабочий класс, пролетарские элементы которого оказались в меньшинстве. Такое объективное обстоятельство и позволило Сталину, опираясь на инстинкты мелкобуржуазной массы, реализовать в партии свои устремления к власти и соответствующие этим устремлениям представления об общественном устройстве.

Создаваемая Сталиным система привилегий насаждалась не только в партийных и хозяйственных органах, но и во всём депутатском корпусе системы Советов. Вместе с тем в Советах, как и в самой партии, осуществлялось постепенное вытеснение и замещение политически сознательных рабочих представителями рабочей аристократии. Но вместе с тем и в партии, и в Советах уничтожалась их демократическая основа, т.е. уничтожались сами принципы пролетарской демократии, на которых создавались и большевистская партия и сами Советы. Представителями же рабочей аристократии были привнесены и в партию, и в Советы мелкобуржуазные представления о демократии, которые основываются на чинопочитании, беспрекословном подчинении “низов” “верхам”, стремлении к благополучию и к благосостоянию. Ими же и были добровольно переданы политические и экономические функции Советов сталинской партийной верхушке. Такова краткая история ликвидации революционной партии рабочего класса и Советов, как органов его политической власти. Такова краткая история уничтожения пролетарской демократии и её замены авторитарной системой с командно-административными способами управления.

Спрашивается, пожелают ли рабочие вновь вернуться в сталинскую казарму? Ведь сталинский “социализм” ничего коренным образом не менял в жизни рабочего, он оставался наёмным рабом.

Из всего сказанного закономерно вытекает: кто сегодня с упорством продолжает отождествлять сталинский “социализм” с научным социализмом Маркса; кто продолжает утверждать, что в СССР был социализм; кто продолжает выбеливать и восхвалять Сталина, - тот сегодня объективно выполняет исторически реакционную роль. Предлагать сегодня рабочему классу, в качестве альтернативы современной форме капитализма, модель сталинского “социализма”, при отождествлении его с научным социализмом Маркса, – означает отпугивать рабочих от марксизма, означает препятствовать воссоединению рабочего класса с его революционным учением, в котором Маркс научно обосновал способ освобождения рабочих от оков наёмного рабства. Нужно отсечь сталинизм от марксизма. Нужно освободить марксизм от сталинской коросты.

Заполняя белые пятна нашей истории, мы постепенно станем выбивать почву из-под ног анархистов и отвоёвывать у них рабочий класс. Вместе с тем, мы обяжем многих коммунистов, а среди коммунистов есть множество людей честных и преданных коммунистическим идеям, критически переосмыслить опыт сталинского “социализма” и, тем самым, вернуть их к подлинно коммунистической практике. Революционная практика возможна только с революционным переосмыслением своей истории.

Александр Громов


Примечания

1 К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.19, стр. 113, “Карл Маркс”, год 1877.

2 К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.34, стр.138, “Энгельс – Лаврову, 12-17 ноября 1875 г.”.

3 Стенографический отчёт. Сессия Верховного Совета СССР, М., 1948 г., стр. 124, 205.

4 В.И.Ленин, ПСС., том.31, стр.187.

5 В.И.Ленин, ПСС., том.31, стр.188.

6 В.И.Ленин, ПСС., том.31, стр.156-157, “Задачи пролетариата в нашей революции”, 10 апреля 1917 г.
<<<

---

От	Михайлов А.
К	IGA (01.12.2006 15:17:41)
Дата	01.12.2006 18:58:35

В какой стране автор живет?

---

Это надо же такое сказать – советских рабочих не учили марксизму!

---

От	Almar
К	Михайлов А. (01.12.2006 18:58:35)
Дата	01.12.2006 21:46:26

мысль автора вполне здравая , хотя конечно проблема глубже

---

Корни апатии рабочего класса надо искать гораздо раньше
Вот что пишет Исаак Дойчер в книге "Изгнанный пророк"
=========================================================================================
В течение своего повествования я неоднократно рассматривал особенность русской истории, которая состояла в чрезвычайной власти государства над народом. Старый царский абсолютизм черпал свою силу из примитивной, недифференцированной и бесформенной ткани русского общества. «В то время как на Западе, — замечал Милюков, — сословия создавали государство, в России государство приводило в действие сословия». Даже российский капитализм, добавлял Троцкий, появился «как дитя государства». Незрелость российских общественных классов побудила лидеров интеллигенции и небольших групп революционеров заменять собой народ и действовать как его доверенные лица. После относительно короткой, но обширной вспышки народной энергии России в первые два десятилетия этого столетия истощение этой энергии в Гражданской войне и послереволюционный раскол общества произвели подобный эффект. В 1921 —1922 годах, когда рабочий класс был не в состоянии отстаивать свои собственные классовые интересы, Ленин и его старая гвардия взяли на себя РОЛЬ его доверенных лиц. Логика этой «подмены» привела их
к установлению политической монополии большевистской партии, которая затем уступила место много более суженной монополии сталинской группировки. Для того чтобы лучше уловить смысл дальнейших событий и борьбы между Сталиным и Троцким, нам надо кратко припомнить то положение различных классов советского общества, в каком они находились через десять лет после Гражданской войны.
Сейчас делом прошлого стало сокращение и распыление отличительных качеств рабочего класса начала 20-х годов. При нэпе, когда шло восстановление промышленности, вырос новый рабочий класс, по численности почти равный старому. Всего лишь за несколько лет к 1932 году занятость в промышленности возросла с 10 до 22 миллионов человек, а в последующие годы на заводы и шахты было привлечено так много новобранцев, что к 1940 году рабочий класс стал почти в три раза многочисленней, чем когда-либо. И все же, несмотря на колоссальный рост, рабочий класс не стал политической силой. Прямое влияние рабочих на политическую жизнь было неизмеримо меньше, чем в последние годы царизма, не говоря уже о 1917 годе; рабочие просто были не в состоянии защититься перед бюрократией. Дело не в том, что в рабочем государстве у них не было такой нужды, — не кто иной, как Ленин, в 1920 —1921 годах настаивал на том, что рабочим придется защищаться от своего собственного государства; и если им надо было делать это в 1921 году, то в 1931 году им это понадобится тем более. Но они оставались пассивными и безгласными.
Чем вызван этот феномен продолжительного затмения социального сознания и паралича политической воли? Тут мог быть не один террор, и даже не тоталитарный террор; потому что он эффективен прямо пропорционально сопротивлению, которое встречает Тут должно было быть что-то в самом рабочем классе, который был виновен в своей пассивности. Что же это было?
Миллионы новых рабочих пополняли промышленность, приходя из первобытно примитивной деревни, поначалу стихийно, гонимые сельской перенаселенностью, а потом в ходе планового перемещения рабочей силы из крестьянского хозяйства на завод, которое правительство проводило, используя колхозы как удобные центры по найму. Новички приносили с собой (в города и рабочие поселки) неграмотность, апатию и
фаталистический дух глубинной России. Лишенные корней и ,
сбитые с толку незнакомым окружением, эти люди сразу попадали в огромный механизм, который был должен превратить их в существа, очень отличные от тех, какими они были до сих пор, вставить их в ритм и дисциплину индустриальной жизни привить им механические навыки и вбить в них самые последние заповеди, запреты и лозунги партии Согнанные в огромные помещения и бараки, одетые в отрепье, недоедающие, постоянно под угрозами на рабочем месте и часто находясь в условиях полувоенной дисциплины, они были не в состоянии оказать сопротивление давлению, которое обрушилось на них. В основном их опыт не очень отличался от опыта поколения крестьян, лишенных корней, брошенных в индустриальные плавильные тигли раннего капитализма. Но в то время как при свободе это было стихийным действием рынка рабочей силы, страха безработицы и голода, которые медленно трансформировали и дисциплинировали крестьянина в промышленного рабочего, в сталинской России об этом заботилось государство и сжимало процесс трансформации во много более краткий период.
Настолько жестокой была обработка, которой подвергался промышленный рекрут, таким интенсивным было обучение, которое он проходил, таким забытым Богом и людьми и таким подавленным громадностью сил, которые формировали его жизнь, он себя ощущал, что у него не хватало ни разума, ни сил, чтобы выработать собственное мнение или выразить протест. Время от времени его недовольство находило выход в пьяной драке, в поломке машин исподтишка или в попытке сбежать с одного завода на другой. Он старался заботиться о самом себе и улучшать свою судьбу вне связи со своим классом. Его атавистический индивидуализм, как и запрет на забастовки, не позволял ему объединиться в целях самозащиты с коллегами-рабочими и действовать солидарно с ними. Сталин, подавлявший этот индивидуализм на его родной почве, в Деревне, поддерживал его и играл на нем в заводской мастерской, где стахановское движение и «социалистическое соревнование» возбуждали в рабочих до предела жажду наживы и подстрекали их к соперничеству за станком.
Таким образом, пока крестьянство подвергалось коллективизации, рабочий класс был доведен до такого состояния, что от его традиционно коллективистского кругозора мало что
оставалось. «Пока наше крестьянство превращается в пролетариев, наш рабочий класс полностью заражается крестьянским духом», — с горечью замечал один из ссыльных социологов оппозиции Нечего и говорить, что классовая солидарность и марксистская воинственность были полностью истреблены Они, правда, все еще сохранились в уцелевших могиканах «октябрьского поколения» и в совсем немногих молодых людях, воспитанных в 20-х годах, — как это видел каждый, кто наблюдал энтузиазм самопожертвования, с которым первые ударники отправлялись строить, часто почти на своих собственных костях, новые металлургические заводы и электростанции посреди голых скал Урала и дальше на востоке. Сталинская пропаганда, как обычно противореча самой себе, продолжала насаждать марксистские традиции, даже искажая и уродуя их. Рабочие, пропитанные этими традициями, были недовольны вторжением крестьянского индивидуализма на заводы и дракой за заработки и премии. Но такие рабочие были в меньшинстве, и их поглотили миллионы пролетаризированных мужиков. Кроме того, государство и партия беспрерывно иссушали интеллектуальные и политические ресурсы рабочего класса, отбирая из его среды наиболее классово сознательных, образованных и энергичных людей, чтобы заполнить ими вновь созданные управленческие и административные должности или призвать их на службу в особые отряды, чьей задачей была коллективизация крестьян. Лишенный своей элиты, рабочий класс к тому же был разорван центробежными силами и разоблачен. Конечно же он был глубоко расколот проблемой отношения к коллективизации. Эта кампания поначалу пробудила в стране большие надежды среди пролетариев с крепкими городскими корнями, которые всегда относились к кулакам с недоверием. Но работники, пришедшие из деревни, были возмушены, они заполняли города рассказами об ужасах, творящихся в деревне, и вызывали большое сочувствие. Социолог, которого мы цитировали выше, замечает, что за годы первой пятилетки города наполнились людьми, которых он описывает как sans culotte a rebours ( Санкюлоты наоборот (фр )). Еще со времен французской революции, объясняет он, санкюлот, т. е. человек без собственности, был врагом собственности; но в Советском Союзе в то время он был яростным защитником собственности. Его
присутствие и настроение ощущались даже в старейших оплотах большевизма, что было неудивительно, если, например, в Донбассе в 1930 году не менее 40% шахтеров были раскулаченными и другими крестьянами. В более старых слоях пролетарского общества настроение варьировало от мрачной враждебности к властям до такого чувства, что партия и государство прежде всего выражают надежды рабочего класса и что оппозиция им недопустима. Не было сомнения, что массы «санкюлотов наоборот» и многочисленные люмпен-пролетарии, ссыльные крестьяне, которые не уживались ни в каком индустриальном окружении и пополняли ряды пьяниц и преступников в городах, создали потенциально большой запас пушечного мяса для любого термидора, контрреволюционного или даже фашистского движения.
В своей раздробленности, замешательстве и отсутствии политического лица новый рабочий класс частично походил на рабочий класс эпохи раннего капитализма, который Маркс описывал как «класс в себе», но не «для себя». Класс в себе выполняет в обществе свои экономические функции, но не осознает своего места в обществе, не способен ощутить свой собственный корпоративный и «исторический» интерес и подчинить ему групповые или личные устремления его членов. Марксисты автоматически допускают, что, как только рабочий класс достигнет общественной самоинтеграции и политического сознания, которое превратит его в «класс для себя», он неограниченно укрепится в этой позиции и уже не погрузится вновь в прежнюю незрелость. Вместо этого рабочий класс России, свергнув царя, помещиков и капиталистов, снова впал в низкое состояние класса, безгласного и не осознающего свои интересы.
Состояние крестьянства, конечно, было еще хуже. Обрушившиеся на него удары полностью его дезорганизовали и выбили из колеи. Еще до 1929 года крестьянство, казалось, достигло той степени внутреннего единства, какой едва ли достигало в прошлом. В своей массе оно казалось и до некоторой степени было едино во враждебности, с которой сопротивлялось большевистской коллективизации. Его противоречия с партией и государством затеняли внутренний раскол, т. е. конфликты между зажиточными и бедными крестьянами. Кулак находился во главе деревенской общины; а крестьяне-бедняки, которые годами следили за попытками большевиков договориться с кулаком,
воздерживались от оспаривания его положения и волей-неволей принимали его главенство Потому проводникам коллективизации, когда они впервые появились на сцене, было трудно пробить брешь в солидарности сельчан Настолько раздута была самоуверенность кулака и такое сильное влияние она оказывала на бедных крестьян, что они не верили комиссарам, которые всерьез грозили кулаку уничтожением Многие думали, что все же безопасней стать на сторону кулака и защищать старый уклад земледелия, чем следовать призывам комиссаров Но когда выяснилось, что власти вовсе не собираются отступать, а кулак в самом деле обречен, единство деревни рухнуло; давно подавляемая, но все еще тлеющая вражда бедных по отношению к зажиточным слоям вновь ожила. Огромные массы людей разрывались между интересами, расчетами и чувствами. Поскольку власти атаковали не только деревенский капитализм, но и частное земледелие в целом и так как даже беднейших крестьян заставляли отказаться от своего скудного имущества, крестьяне все еще старались сохранять единство, цепляясь за свои пожитки Инстинкт собственности был часто таким же сильным у бедняка, как и у зажиточного крестьянина; и этот инстинкт вместе со здравым смыслом были потрясены и возмущены тиранией и бесчеловечностью коллективизации. И все-таки эти чувства расстраивались и ослаблялись при хладнокровном размышлении бедняков о том, что они могут в конце концов получить выгоду от раскулачивания зажиточных крестьян и обобществления хозяйств; а потом, когда уже не стало сомнений в том, кто победит, многие ринулись, чтобы примкнуть к стороне, имеющей перевес.
Конечно, идея коллективного хозяйства не была чужда глубинной России. Вера в то, что земля есть общее достояние всех, кто ее обрабатывает, что Создатель не собирался ее посредством кого-то обогатить, а кого-то разорить, укоренилась с давних пор; а мир (или община, т. е. первоначальная, базовая сельская община, внутри которой земля периодически перераспределялась среди ее членов) существовал чуть ли не до самой революции — только в 1907 году правительство Столыпина позволило «крепкому мужику» покинуть мир и тем самым уберечь свое имущество от перераспределения, избежав влияния уравниловки. Правда, с 1917 года крестьянская привязанность к своему собственному, возросшему участку земли возросла в огромной мере. Тем не менее, партийные агитато-
ры все еще могли представить колхоз законным наследником мира и прельщать им сельчан не в качестве подрывной новинки а скорее как средством возрождения в измененном виде природного института, который, хоть и был разъеден капиталистической жадностью и ненасытностью, все еще почитался в памяти Таким образом, импульсы и факторы, определявшие поведение крестьянства, были запутанными и противоречивыми в результате чего страх и вера, ужас и надежда, отчаяние и вновь обретенная уверенность — все это боролось в уме мужика, лишая его присутствия духа и вызывая в нем возмущение В то же время он не оказывал сопротивления и лишь пестовал свои обиды в пассивном повиновении.
В тот период, когда крестьян быстро доводили до такого состояния, они еще к тому же с яростным безумием погрузились в беспутство. В первые месяцы коллективизации они зарезали свыше 15 миллионов коров и быков, почти 40 миллионов коз и овец, 7 миллионов свиней и 4 миллиона лошадей, резня продолжалась до тех пор, пока поголовье скота по стране не упало более чем в два раза Эта великая скотобойня дала мясо для главного блюда на празднике, которым мелкий собственник отмечал свои похороны. Кулак начал эту резню и подбил других следовать его примеру Видя, что теряет все, что его, кормильца нации, ожидает грабеж его собственности, он вознамерился лишить страну поставок продовольствия; и, чтобы не дать колхозникам увести его скот на колхозные сборные пункты, заполнил собственные кладовые мясными тушами, чтобы заставить своих врагов голодать. Колхозники были поначалу захвачены врасплох этой формой «классовой борьбы» и с беспомощным изумлением наблюдали, как «середняки» и даже бедняки присоединялись к ней, пока вся деревенская Россия не превратилась в скотобойню.
Так начался этот странный карнавал, которым заправляло отчаяние и из-за которого бешенство заполняло котлы для варки мяса. Эпидемия оргиастического обжорства распространялась от деревни к деревне, от волости к волости, от губернии к губернии Мужчины, женщины и дети набивали брюхо, срыгивали и возвращались к котлам Никогда раньше в деревне не производили столько водки — почти каждая изба стала во-АОЧНЫМ заводом, — и пьянка, в старых славянских традициях, была тяжелой и глубокой. Когда все проедали и пропива-ли> кулаки устраивали в деревнях иллюминацию из пожаров,
поджигая свои амбары и конюшни. Люди задыхались от вони гниющего мяса, паров водки, дыма своей горящей собственности и от собственного отчаяния и безнадежности. Часто бывало, что на этой сцене появлялся отряд коллективизаторов, чтобы прервать этот жуткий пир пулеметными очередями; эти бригады казнили на месте или уводили с собой этих невоздержанных врагов коллективизации и объявляли, что с данного момента все оставшиеся односельчане как примерные члены колхоза будут стремиться лишь к победе социализма на селе. Но и после того, как у кулаков и подкулачников (их помощников) имущество было отобрано, забой скота и пиршества продолжались — это невозможно было остановить. Животных убивали потому, что не осталось сена, или потому, что скотина заболевала из-за отсутствия ухода; и даже бедняки, которые, вступив в колхоз, имели прямой интерес в сохранении своего имущества, продолжали проматывать его и набивать свои оголодавшие желудки. Потом наступил долгий и ужасный пост: хозяйства остались без лошадей и без зерна для сева; колхозники Украины и Европейской России устремились в Среднюю Азию для закупок лошадей, а вернувшись с пустыми руками, впрягали в плуги немногих оставшихся коров и быков; и в 1931-м и 1932 годах обширные земные пространства остались невспаханными, а борозды были усеяны телами умерших от голода мужиков. Мелкий собственник скончался так, как и жил, в отчаянной беспомощности и варварстве; а его последнее поражение было как моральным, так и экономическим и политическим.
Но коллективизаторы тоже были морально разгромлены; и, как мы уже говорили, новая система земледелия должна была страдать от этого разгрома еще многие годы. Обычно успех революции не зависит в плане созидательной задачи от класса, ею свергнутого, будь это помещики или буржуазия; она может опираться на классы, которые сплотились на ее стороне. Парадокс сельской революции 1929 —1930 годов состоял в том, что реализация ее позитивной программы зависела именно от побежденных: колхозы не могли процветать, когда мелкий собственник, превращенный в колхозника, вовсе не желал приводить ее в действие.
Отсутствие морального и политического единства среди рабочих и крестьян способствовало очевидному всемогуществу государства Если после Гражданской войны бюрократическая
лзсть устанавливалась на основе экономического развала стра-ы и рассредоточения рабочего класса, то теперь эта власть "тала неограниченной, благодаря обратным процессам, благо-° ЭКОномическому росту и расширению, которые должны были придать обществу новую структуру и форму, но на сале сделали общество даже еще более бесформенным и Увеличили его духовную атрофию. В последующие годы вся ергия Советского Союза была направлена на достижение материального прогресса, так что ее осталось мало или не осталось вовсе для утверждения каких бы то ни было моральных или политических целей. И так как мощь государства еще увеличивалась, когда направлялась против аморфного и пассивного народа, лица, находившиеся у власти, делали все, что могли, чтобы удержать народ именно в этом состоянии.

---

От	miron
К	IGA (01.12.2006 15:17:41)
Дата	01.12.2006 18:55:23

Очередной антисталинский дерьмометатель. Сам он дерьмо, а не клика. (-)

---

---

От	IGA
К	IGA (01.12.2006 15:17:41)
Дата	01.12.2006 15:18:58

Политическая эксгумация сталинизма

---

http://www.marksizm.info/content/view/1189/39/
<<<
Политическая эксгумация сталинизма

После объявления о построении в СССР социализма, продолжали сохраняться товарная форма производства и товарно-денежные отношения. Многие экономисты усматривали причину сохранения товарности в существовании буржуазных экономических законов. По их мнению, стоило только заменить эти законы на социалистические, как с товарностью сразу же было бы покончено.

Между экономистами в ходе подготовки учебника по политической экономии разгорелась дискуссия. В этот момент Сталин и вмешался в неё, доказывая возможность сохранения в социалистическом обществе буржуазных экономических законов и товарной формы производства. Эти доказательства были изложены им в статье “Замечания по экономическим вопросам, связанным с ноябрьской дискуссией 1951г.” или, как её ещё называют, “Экономические проблемы социализма в СССР”.

Сталин о возможности сохранения буржуазных экономических законов в социалистическом обществе.

[Сталин]: “Марксизм понимает законы науки, - все равно идет ли речь о законах естествознания или о законах политической экономии, - как отражение объективных процессов, происходящих независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их, изучить их, учитывать их в своих действиях, использовать их в интересах общества, но они не могут изменить или отменить их. Тем более они не могут сформировать или создавать новые законы науки”.

“В древнейшую эпоху разлив больших рек, наводнения, уничтожение в связи с этим жилищ и посевов считались неотвратимым бедствием, против которого люди были бессильны. Однако с течением времени, с развитием человеческих знаний, когда люди научились строить плотины и гидростанции, оказалось возможным отвратить от общества бедствия наводнений, казавшиеся раньше неотвратимыми. Боле того, люди научились обуздывать разрушительные силы природы, так сказать, оседлать их, обратить силу воды на пользу общества и использовать ее для орошения полей, для получения энергии.

Значит ли это, что люди тем самым отменили законы природы, законы науки, создали новые законы природы, новые законы науки? Нет, не значит”

“То же самое надо сказать о законах экономического развития, о законах политической экономии, - все равно, идет ли речь о периоде капитализма или о периоде социализма. Здесь так же, как и в естествознании, законы экономического развития являются объективными законами, отражающими процессы экономического развития, совершающиеся независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их и, опираясь на них, использовать их в интересах общества, дать другое направление разрушительным действиям некоторых законов, ограничить сферу их действия, дать простор другим законам, пробивающим себе дорогу, но они не могут уничтожить их или создать новые экономические законы.

Одна из особенностей политической экономии состоит в том, что ее законы в отличие от законов естествознания недолговечны, что они, по крайней мере большинство из них, действуют в течение определенного исторического периода, после чего они уступают место новым законам. Но они, эти законы, не уничтожаются, а теряют силу в силу новых экономических условий и сходят со сцены, чтобы уступить место новым законам, которые не создаются волею людей, а возникают на базе новых экономических условий.

Ссылаются на “Анти-Дюринг” Энгельса, на его формулу о том, что с ликвидацией капитализма и обобществлением средств производства люди получат власть над своими средствами производства, что они получат свободу от гнета общественно-экономических отношений, станут “господами” своей общественной жизни. Энгельс называет эту свободу “познанной необходимостью”. А что может означать “познанная необходимость”? Это означает, что люди, познав объективные законы (“необходимость”), будут их применять вполне сознательно в интересах общества. Именно поэтому Энгельс говорит там же, что: “Законы их собственных общественных действий, противостоящие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы, будут применяться людьми с полным знанием дела, следовательно, будут подчинены их господству”.

Как видно, формула Энгельса говорит отнюдь не в пользу тех, которые думают, что можно уничтожить при социализме существующие экономические законы и создать новые. Наоборот, она требует не уничтожения, а познания экономических законов и умелого их применения”.

“Следовательно, когда говорят о “покорении” сил природы или экономических сил, о “господстве” над ними и т. д., то этим вовсе не хотят сказать, что люди могут “уничтожить” законы науки или “сформировать” их. Наоборот, этим хотят сказать лишь то, что люди могут открыть законы, познать их, овладеть ими, научиться применять их с полным знанием дела, использовать их в интересах общества и таким образом покорить их, добиться господства над ними.

Итак, законы политической экономии при социализме являются объективными законами, отражающими закономерность процессов экономической жизни, совершающихся независимо от нашей воли”. [1]

Подкупает, не правда ли, как Сталин со словами “марксизм понимает законы науки” выступает в роли его толкователя, апеллирует к Энгельсу, так сказать, учит марксизму партию и массы. У неосведомлённого читателя непременно создастся впечатление, что всё написанное Сталиным и есть марксизм.

Из сталинских рассуждений вытекает, что даже в социалистическом обществе люди вынуждены будут использовать буржуазные экономические законы в силу их “независимости от воли людей”. И сталинисты должно быть радуются, глядя на то, как Сталин обосновал возможность сохранения буржуазных экономических законов в социалистическом обществе.

Товарно-денежное отношение с позиции исторического материализма.

Коль скоро речь идёт о буржуазных экономических законах, то для начала давайте и выясним, когда и при каких исторических обстоятельствах они вообще появились. Для этого нам придётся провести небольшое исследование. Начнём же мы с выяснения обстоятельств появления основного закона товарного производства – закона стоимости. Что исторически этому предшествовало?

В первой половине средневековья господствовал патриархальный способ производства. Каждый производитель сам производил всё необходимое для своей жизни: орудия труда, хлеб, одежду.

Но производительные силы не стоят на месте, а продолжают развиваться. Люди в процессе своей трудовой деятельности совершенствуют свои орудия труда, изобретают механизмы. Технические новшества позволяют им заниматься более производительно теперь только одним видом деятельности. Ремесло отделяется от земледелия, перебирается в средневековые города и развивается в ремесленную промышленность. Патриархальный способ производства вытесняется мелкотоварным.

С возникновением мелкотоварного производства между городом и деревней начинает бурно развиваться торговля. Каждый товаропроизводитель, будь он земледелец или ремесленник, обменивая свои товары посредством денег на другие товары, осуществляет меновый обмен (торговлю). Слушаем, что по поводу торговли говорит Маркс, думаю, это будет не безынтересно:

“Равенство, например, “20 аршин холста = 1 сюртуку”, или “20 аршин холста стоят 1 сюртука” выражает только следующее: 1) различные виды труда, необходимые для производства этих вещей, признаются равными как человеческий труд вообще, 2) затраченное на их производство количество труда измеряется по определённым общественным законам и 3) портной и ткач вступают в определённое общественное производственное отношение.

Именно в рамках определённого общественного отношения производителей они приравнивают друг к другу свои различные полезные виды труда как человеческий труд вообще. И точно так же именно в рамках определённого общественного отношения производителей они измеряют величину своего труда продолжительностью расходования человеческой рабочей силы.

Но в сфере нашего обращения эти общественные характеристики их собственного труда представляются им как общественные природные свойства, как предметные определения самих продуктов труда; равенство различных видов человеческого труда представляется им как стоимостное свойство продуктов труда; мера труда, определяемая общественно необходимым рабочим временем, представляется им как величина стоимости продуктов труда; и, наконец, общественное отношение производителей благодаря их работам представляется им как стоимостное отношение или общественное отношение этих вещей, продуктов труда. Именно поэтому продукты труда выступают перед ними как товары, как чувственно-сверхчувственные или общественные вещи”.

“Определённое общественное отношение самих людей принимает здесь для них фантастическую форму отношения вещей. Поэтому, чтобы найти аналогию, нам пришлось бы забраться в туманные области религиозного мира. Здесь продукты человеческой головы представляются самостоятельными существами, одарёнными собственной жизнью и находящимися в определённых отношениях друг с другом и с людьми. То же самое происходит в мире товаров с продуктами человеческих рук”. [2]

Почему это отношение является общественным и производственным? Потому что в отношение вступают общественные индивиды в процессе производства своей материальной жизни.

Итак, меновый обмен представляет собой общественное производственное отношение. Но, с материалистической точки зрения, это только одна сторона менового обмена. Другая же его сторона заключается в том, что товарно-денежное отношение производится самими же людьми, т.е. осуществляя куплю-продажу, они, тем самым, производят и само это отношение. Вот что об этом говорит Маркс:

“Г-н Прудон-экономист очень хорошо понял, что люди выделывают сукно, холст, шёлковые ткани в рамках определённых производственных отношений. Но он не понял того, что эти определённые общественные отношения так же произведены людьми, как холст, лён и т.д. Общественные отношения тесно связаны с производительными силами. Приобретая новые производительные силы, люди изменяют свой способ производства, а с изменением способа производства, способа обеспечения своей жизни, - они изменяют все свои общественные отношения. Ручная мельница даёт вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество с промышленным капиталистом”. [3]

Подытожим.

Совершенствование орудий труда, отделение ремесла от земледелия, возникновение мелкотоварного производства и развитие торговли, – все эти материальные процессы жизни выводят производительные силы на более высокую ступень своего развития, в том числе и самих же людей. На этой ступени люди начинают производить и новое производственное отношение, которое, как мы уже увидели, полностью соответствует как уровню развития производительных сил, так и уровню развития самих же людей.

Рассмотрели меновый обмен с материалистической позиции и идём дальше.

О первичности производственных отношений и вторичности экономических законов.

Для марксистов первичность производственных отношений вполне очевидна. Однако, как мы отметили в начале статьи, некоторые советские экономисты предлагали путём замены буржуазных экономических законов на социалистические уничтожить сами буржуазные производственные отношения (товарно-денежные отношения)?!

Во второй половине средневековья, после отделения ремесла от земледелия, от ремесла отделяется и торговля. Появляется новый класс - класс купцов. А с изобретением машин и с применением в производстве пара появляются и мануфактуры. Зарождается капиталистический способ производства и характерные для него капиталистические производственные отношения. Именно в этот исторический период и формулируется Адамом Смитом основной закон товарного производства – закон стоимости. А чуть позже уже с развитием крупнотоварного капиталистического производства за дело принимается и Давид Рикардо.

“Миссия таких экономистов, как Адам Смит, Рикардо… состоит лишь в том, чтобы показать, каким образом богатство приобретается в рамках отношений буржуазного производства, сформулировать эти отношения в виде категорий и законов и доказать, что эти законы и категории гораздо удобнее для производства богатеев, чем законы и категории феодального общества”. [4]

Замечательно сказано: сформулировать отношения буржуазного производства в виде категорий и законов.

И действительно, на момент появления закона стоимости товарно-денежное отношение уже существовало, оно уже производилось людьми. Меновый обмен товаропроизводителями осуществлялся в строгом соответствии со стихийно установившимся правилом равноценного, эквивалентного обмена. Это правило стихийно установилось в результате действий самих же производителей, так как никому и в голову не могло прийти добровольно обменивать свой товар большей стоимости на товар меньшей стоимости. А сколько труда затрачивалось на производство того или иного товара, производители об этом прекрасно знали. И только затем это уже существующее правило эквивалентного обмена было исследовано Адамом Смитом. Отталкиваясь от своих исследований, Адам Смит сформулировал закон стоимости. Читаем, что говорит о законе стоимости Энгельс:

“В законе стоимости современной буржуазной политической экономии, - законе, согласно которому стоимость какого-либо товара измеряется содержащимся в нём общественно необходимым трудом”. [5]

““Обмен труда на труд, согласно принципу равной оценки”, поскольку это выражение г-на Дюринга вообще имеет какой-нибудь смысл, означает, что продукты равных количеств общественного труда обмениваются друг на друга. Это и есть закон стоимости – основной закон как раз товарного производства, следовательно, также и высшей его формы – капиталистического производства”. [6]

Как видим, закон стоимости представляет собой самое непосредственное выражение уже существующего буржуазного товарно-денежного производственного отношения. А вот ещё и пояснения самого Маркса:

“Определение стоимости рабочим временем, т.е. та формула, которую г-н Прудон выдаёт нам за формулу будущего возрождения, есть, стало быть, не что иное, как научное выражение экономических отношений современного общества, как это, задолго до г-на Прудона, ясно и чётко доказал Рикардо”. [7]

Поэтому закон стоимости и является основным законом товарного производства, так как он представляет собой научное выражение товарно-денежного отношения, т.е. буржуазного производственного отношения.

В производственной сфере наряду с капиталистическим способом производства возникают и капиталистические производственные отношения: капиталистическое разделение труда, отношение к средствам производства, отношение к труду, к капиталу. Всё движение капиталистического производства совершается в рамках этих новых производственных отношений. Давид Рикардо исследует меновый обмен между капиталом и наёмным трудом и, как следствие из закона стоимости, формулирует закон заработной платы, гласящий, что труд рабочего является таким же товаром, как и любой товар на рынке, и что его стоимость определяется так же, как и стоимость любого товара – издержками его производства.

Но помимо закона стоимости и заработной платы экономистами были сформулированы и другие законы, описывающие собой движение товарного и денежного обращения, конкуренции, концентрации и централизации капитала и т.д., - то, что Сталин в своей статье называет “процессами”. Эти законы, в отличие от закона стоимости и заработной платы, не описывают собой непосредственно отношения капиталистического производства и обмена, но все они содержат в себе категории буржуазной политической экономии, о которых Маркс говорит, что:

“Экономические категории представляют собой лишь теоретические выражения, абстракции общественных отношений производства”. [8]

И действительно, какую бы категорию из буржуазной политической экономии мы не взяли: стоимость, цена, деньги, товар, рента, зарплата, прибыль и т.д., – все они выражают собой буржуазные производственные отношения. Следовательно, эти законы описывают собой не просто “процессы”, как об этом пишет Сталин, а процессы, совершающиеся в рамках буржуазных производственных отношений.

Необходимо всегда помнить, что эти “процессы” сформировались как объективный совокупный результат множества субъективных действий общественных индивидов. И лишь затем эти процессы были исследованы экономистами и описаны посредством буржуазных экономических законов. И если мы пожелали бы с позиции исторического материализма описать связь между людьми и экономическими законами, это следовало бы сделать посредством выражения, содержащего в себе последовательно все диалектические связи: “производительные силы – люди – определённые производственные отношения – определённые “процессы” - определённые экономические законы”. Из этого выражения отчётливо видно, что производственные отношения первичны, а законы их выражающие вторичны.

Исторические обстоятельства, при которых будет прекращено действие буржуазных экономических законов.

Вывод, который сам напрашивается из содержания предыдущих глав, следующий. Существование буржуазных экономических законов обуславливается определённой направленностью, характером действий самих же общественных индивидов, действий, которыми люди производят определённые производственные отношения и которые являются следствием определённого уровня развития производительных сил и самих же людей. Об этом говорит и сам Маркс:

“Способ производства, те отношения, в рамках которых развиваются производительные силы, менее всего являются вечными законами, а соответствуют определённому уровню развития людей и их производительных сил, и что всякое изменение производительных сил людей необходимо ведёт за собой изменение в их производственных отношениях”. [9]

Спрашивается, будут ли люди в социалистическом обществе использовать буржуазные экономические законы? Конечно же, нет. Если люди изменят направленность, характер собственных общественных действий и результатом этого изменения станет факт производства людьми новых, уже социалистических, производственных отношений, если они, тем самым, организуют социалистическое производство, то все “процессы” будут описываться уже посредством новых экономических законов, в которых не найдётся места для категорий буржуазной политической экономии.

Сталин в своей статье апеллирует к Энгельсу. Вырывает одно предложение, которое представляет собой лишь часть обобщающего вывода, и цитирует его. Не говорю уже о пояснениях Энгельса, на основе которых он и делает свой вывод, – Сталину они явно не нужны. Энгельс же в своих пояснениях говорит следующее:

“Общественные силы, подобно силам природы, действуют слепо, насильственно, разрушительно, пока мы не познали их и не считаемся с ними. Но раз мы познали их, поняли их действие, направление и влияние, то только от нас самих зависит подчинять их всё более и более нашей воле и с их помощью достигать наших целей. Это в особенности относится к современным могучим производительным силам. Пока мы упорно отказываемся понимать их природу и характер, - а этому пониманию противятся капиталистический способ производства и его защитники, - до тех пор производительные силы действуют вопреки нам, против нас, до тех пор они властвуют над нами, как это подробно показано выше”.

“Но раз понята их природа, они могут превратиться в руках ассоциированных производителей из демонических повелителей в покорных слуг. Здесь та же разница, что между разрушительной силой электричества в грозовой молнии и укрощённым электричеством в телеграфном аппарате и дуговой лампе, та же разница, что между пожаром и огнём, действующим на службе человека. Когда с современными производительными силами станут обращаться сообразно с их познанной, наконец, природой, общественная анархия в производстве заменится общественно-планомерным регулированием производства сообразно потребностям как общества в целом, так и каждого его члена в отдельности. Тогда капиталистический способ присвоения, при котором продукт порабощает сперва производителя, а затем и присвоителя, будет заменён новым способом присвоения продуктов, основанным на самой природе современных средств производства: с одной стороны, прямым общественным присвоением продуктов в качестве средств для поддержания и расширения производства, а с другой – прямым индивидуальным присвоением их в качестве средств к жизни и наслаждению”. [10]

“Условия жизни, окружающие людей и до сих пор над ними господствовавшие, теперь подпадают под власть и контроль людей, которые впервые становятся действительными и сознательными повелителями природы, потому что они становятся господами своего собственного объединения в общество. Законы их собственных общественных действий, противостоявшие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы, будут применяться людьми с полным знанием дела и тем самым будут подчинены их господству. То объединение людей в общество, которое противостояло им до сих пор как навязанное свыше природой и историей, становится теперь их собственным свободным делом. Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в преобладающей и всё возрастающей мере и те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы”. [11]

Разберём, почему при капитализме производительные силы действуют насильственно и разрушительно вопреки стараниям людей.

В эпоху существования мелкотоварного производства каждый участник менового обмена являлся собственником своего товара, так как производил его за свой частный счёт. Изменилось ли что-либо в меновом обмене с появлением капиталистического способа производства? Нисколечко. Посредством менового обмена по-прежнему продолжают обменивать товары, производимые за частный счёт. Чтобы убедиться, что это так, достаточно рассмотреть каким образом наёмный пролетарий воспроизводит свою жизнь в системе капиталистического производства.

Сначала наёмный пролетарий обменивает свой товар “рабочая сила” на денежные средства, именуемые заработной платой. Затем эти денежные средства он обменивает на необходимые для поддержания своей жизни товары. [Между прочим, сам факт обмена “рабочей силы” на другие товары, является самым наглядным подтверждением, что “рабочая сила” является товаром.]

Производя свою жизнь таким способом, пролетарий, тем самым, частным образом производит и свой, только ему принадлежащий товар “рабочая сила”. Следовательно, меновый обмен между капиталистом и наёмным пролетарием, по своей сути, также является обменом товаров, произведённых за частный счёт!

Из сказаного следует простой вывод, что в системе капиталистического производства наёмный пролетарий может обладать только одним единственным товаром - “рабочая сила”, вырученных средств от продажи которого, хватит лишь на поддержание своей жизни, и не более того.

Конечно, посредством экономической борьбы пролетариям иногда удаётся повысить цену на свой товар “рабочая сила”. Но, надо понимать, что эта форма борьбы никогда не выходит за рамки буржуазных производственных отношений. Она лишь частично и на непродолжительный срок может облегчить положение пролетариев, но, никогда экономическая борьба не изменит их положения кардинальным образом, потому что все тенденции в капиталистической системе ведут только к понижению заработной платы. Этому способствует и конкурентная борьба капиталов, т.е. процессы обмена, происходящие в рамках буржуазных отношений. Эти процессы оказывают обратное воздействие на само капиталистическое производство, и вынуждают капиталистов извлекать более высокую прибыль.

Отличительным признаком капиталистического способа производства является производство прибыли. Капиталист, в котором персонифицируется капитал [тот, кто выполняет функции управления и распоряжения капиталом], приобретает у промышленных наёмных пролетариев товар “рабочая сила” по его меновой стоимости, которая выражается в цене – заработной плате. Но “рабочая сила” представляет собой уникальный товар: этот товар, в процессе его производственного потребления капиталом, способен создавать новые меновые стоимости, обладающие определёнными потребительными свойствами, в то время как все остальные товары в процессе потребления утрачивают не только свою меновую стоимость, но и свои потребительные свойства. “Рабочая сила” производит для капитала новую стоимость, которая гораздо больше той, которую уплатил капиталист за её производство рабочему в виде заработной платы. Разница присваивается капиталом в виде прибавочной стоимости, которая распадается на следующие составные части: прибыль промышленника, процент банкира и ренту землевладельца. Частью своей прибыли промышленник делится с торговцами. [Сколько паразитов существует за счёт эксплуатации наёмного труда пролетариев.]

Капитал для воспроизводства самого себя, постоянно должен высасывать жизненную энергию пролетариата. И чем больше разрастается этот монстр, чем могущественней он становится, тем большее количество жизненной энергии он должен высасывать у пролетариата. К этому его подталкивает ещё и жесточайшая конкурентная борьба с другими капиталами.

Что прибыль капитала находится в обратном отношении к заработной плате, - это было научно установлено ещё Давидом Рикардо. Поэтому капитал постоянно стремится: с одной стороны, достичь максимальной производительности, а с другой стороны, максимально сократить свои производственные издержки, в число которых входит и заработная плата наёмных пролетариев. Объективно нарастает тенденция понижения заработной платы и сокращения числа наёмных пролетариев. Поэтому, чем больше разрастается капитал, тем более тяжким становится его бремя для наёмных пролетариев. Количество работающих наёмных пролетариев будет сокращаться, интенсивность труда будет стремительно возрастать, а заработная плата будет понижаться.

Складывается парадоксальная картина. Работают пролетарии добросовестно или нет, ведут они экономическую борьбу или нет, - их экономическое положение из года в год ухудшается. Производительные силы действуют против стараний пролетариев. Это положение верно и по отношению к капиталистическим товаропроизводителям. Сколько их разоряется и опускается до уровня самих пролетариев. И эта тенденция является объективным результатом множества субъективных действий самих же общественных индивидов.

Рассмотрим “вклад” наёмного пролетариата в эту тенденцию.

Общественная природа производительных сил всё более и более выступает наружу, - этого не замечает только слепой. Промышленные пролетарии работают сообща, совместно применяют орудия труда и средства производства; продукт, произведённый ими, является результатом их совместного труда. Словом, они сообща производят средства к жизни. Но, все эти средства к жизни поступают в распоряжение капитала, следовательно, в распоряжение той мизерной части общества, которая им распоряжается. И из этой массы средств к жизни пролетариату достаётся лишь незначительная часть, обусловленная величиной заработной платы. И причина такой объективной картины коренится в том, что производительные силы находятся в подчинении не объединившихся пролетариев, а капитала. И так будет длиться до тех пор, пока каждый пролетарий и все пролетарии вместе взятые будут продолжать уподобляться мелким торгашам и стремиться поправить своё личное положение исключительно за счёт более выгодной продажи своего единственного товара “рабочая сила”.

Чему удивляться, если вся объективная картина складывается как сумма множества субъективных действий наёмных пролетариев, направленных на улучшение только своего личного положения? Продавая изо дня в день свой товар, наёмные пролетарии, таким способом, не только производят свою жизнь, но и изо дня в день сами же производят буржуазные производственные отношения, тем самым, добровольно надевают на себя хомут наёмного рабства. А ведь ещё Маркс говорил, что изменить своё экономическое положение пролетариат может только одним способом – уничтожить наёмную форму труда.

Уничтожение наёмной формы труда возможно на такой ступени развития производительных сил, на которой уже развита рабочая производственная кооперация и промышленные пролетарии способны взять на себя управление средствами производства, распределение труда и производимого продукта. Но современный капитализм, находящийся в империалистической стадии, вряд ли предоставит им возможность развиться до такого уровня. Следовательно, для развития рабочей производственной кооперации, уничтожающей капиталистическое разделение труда, необходимо особое условие – завоевание пролетарской демократии.

Всё это говорит о том, что наёмным пролетариям необходимо изменить частный характер, частную направленность своих общественных действий. Их действия должны принять общественный характер и быть направлены не на улучшение частного положения одного пролетария [каждый сам за себя], или какой-то группы пролетариев, а на изменение положения всех объединившихся пролетариев. Пролетариат должен объединиться и, дождавшись революционной ситуации, которую со всем усердием подготавливает господствующий класс, выступить как самостоятельная политическая сила.

Могут ли остановить пролетариат вопли буржуазии о нелегитимности его устремлений? Желать пролетариату обустроить свою жизнь по-человечески, по мнению буржуазии, – это нелегитимно, а вот жить по-скотски – это, легитимно. Буржуазия голосит, потому что в устремлениях пролетариата обнаруживает угрозу буржуазным отношениям собственности. Как реагировать пролетариату на эти вопли? Точно так же, как в своё время буржуазия реагировала на вопли феодалов-аристократов.

Когда феодальные отношения собственности стали препятствием для улучшения положения буржуазии и её дальнейшего развития, она завоевала политическую власть и упразднила феодальные отношения собственности. [Великая французская буржуазная революция 1789г., надо полагать, феодалы-аристократы и монархи тогда тоже голосили о нелегитимности действий буржуазии.] Взамен феодальных отношений собственности буржуазия законодательно закрепила буржуазные отношения собственности, чем и предоставила простор буржуазным производственным отношениям.

Но вернёмся вновь к пояснениям Энгельса.

Мысль Энгельса такова. Производительные силы, как общественная сила, господствуют над людьми. [Потому что производительные силы подчинены капиталу – это мы уже выяснили.] Но люди могут подчинить их себе и установить над ними своё господство. [Понятно, что речь идёт о пролетариях.] Тем самым люди возьмут под свой контроль условия своей жизни. Но для этого людям необходимо, прежде всего, познать природу и характер производительных сил, их действие, как общественной силы. [Природа производительных сил – общественная, а их характер остаётся капиталистическим, вследствие их подчинения капиталу; поэтому результат действия производительных сил и оборачивается против устремлений людей].

Итак, по Энгельсу: люди, познав природу, характер и действие производительных сил, устанавливают над ними [производительными силами!] своё господство. Результат всего этого действия – взятие людьми под контроль условия своей жизни. Вот ради чего, в конечном счёте, пролетариату необходимо установление своего господства над производительными силами. Сталинская же интерпретация слов Энгельса звучит следующим образом: “люди, познав объективные законы (“необходимость”), будут их применять вполне сознательно”.

Хваткой клеща Сталин уцепился за слово “закон”. Но давайте посмотрим, в каком контексте Энгельс его использует, когда произносит фразу “законы их собственных общественных действий…”.

Не трудно заметить, что Энгельс говорит о будущем времени: законы “будут подчиняться”, “будут подчинены”. Но мы теперь знаем, если пролетарии, объединившись, изменят характер, направленность своих общественных действий, да так, что результатом этого станет производство социалистических производственных отношений и организация социалистического производства, то “процессы”, как совокупный результат совместных общественных действий объединившихся пролетариев, “будут подчинены” объединившимся же пролетариям. Но тогда эти “процессы” соответственно будут описываться посредством и новых законов – законов политической экономии труда, а не капитала. Следовательно, речь у Энгельса идёт об установлении объединившимся пролетарием своего господства не над буржуазными экономическими законами, а над новыми законами - социалистическими. Вот тот камень, о который споткнулся Сталин, желая извратить мысль Энгельса. К тому же, заметим, Энгельс говорит не об установлении людьми господства над “голыми” законами, а говорит об установлении господства над законами, как над результатом общественных действий самих же индивидов. И надо быть отъявленным фарисеем, чтобы игнорировать это указание, подчёркивающее диалектическую связь между общественными действиями индивидов и законами их выражающими.

Смотрите, Сталин в своей статье ссылается на марксизм, и мы в своём исследовании опирались на марксизм. Однако пришли мы к противоположным выводам. Сталин сделал вывод о возможности сохранения в социалистическом обществе буржуазных экономических законов, мы же пришли к выводу о невозможности их сохранения и применения. Удивительно, не правда ли?

Теперь, после того, как мы подробно осуществили наше исследование, мы можем детально проанализировать сталинскую технологию фальсификации марксизма, благодаря которой он, не опровергая ни единого положения марксизма, пришёл к диаметрально противоположному выводу.

Сталинская технология фальсификации марксизма.

Мы установили, что производственные отношения первичны, а экономические законы вторичны, что производственные отношения, с точки зрения историко-диалектического материализма, зависят от уровня развития производительных сил и возникают вследствие деятельности самих людей. Сказанное мы описали посредством следующего выражения: “производительные силы – люди – определённые производственные отношения – определённые “процессы” - определённые экономические законы”.

Нетрудно заметить, если в обществе господствуют буржуазные производственные отношения, то они выражаются посредством буржуазных экономических законов. Социалистические же производственные отношения всегда будут выражаться посредством социалистических экономических законов.

Но Сталин не говорит об определённых экономических законах, выражающих определённые производственные отношения, или действующих в рамках этих определённых производственных отношений. Из его рассуждений и вовсе выпадает опосредующее звено “производственное отношение”. В результате всю последовательную диалектическую цепь он подменяет бессодержательной абстракцией “законы – люди”.

Сталин, замарав причинно-следственные связи, вытравил в своих рассуждениях диалектику. Но, тем самым, он вытравил и материалистический взгляд на исторический процесс развития производительных сил. “Живую” историю развития производительных сил он подменят мёртвой статичной схемой “законы - люди”. И посредством этой абстракции, по отношению к которой действительно “все равно, идет ли речь о периоде капитализма или о периоде социализма”, так как она ничего не объясняет и кроме господства законов над людьми собой не выражает, он протаскивает (теоретически!) буржуазные экономические законы в социалистическое общество. И вот этот то суррогат Сталиным выдаётся за марксизм.

Чтобы успешно осуществить в теории такое протаскивание, Сталин, не делая различия между буржуазными и социалистическими экономическими законами, говорит о законах политической экономии вообще. Затем он объединяет эти законы с законами естествознания и говорит о них, как о законах науки, добавляя, что “все равно идет ли речь о законах естествознания или о законах политической экономии”. Такое обобщение и придаёт буржуазным экономическим законам “вечный характер”, который переносится на них с законов естествознания посредством фразы “независимо от воли людей”.

В одном месте Сталин пускается в философские рассуждения о том, что “старые” законы уступают место “новым” законам в силу “новых экономических условий”, но каковы эти условия Сталин не раскрывает. Фраза “новые экономические условия” остаётся пустой бессодержательной абстракцией. Опять же, о производственных отношениях ни слова, но зато Сталин не забывает лишний раз подчеркнуть, что законы “не создаются волею людей, а возникают на базе новых экономических условий”. Но, оттого, что сталинская схема пополняется ещё одним элементом: “новые экономические условия – законы – люди”, картина не изменяется. Более того, в таком виде возникновение новых законов принимает стихийный характер: возникнут новые экономические условия – возникнут и новые экономические законы, не возникнут условия – не возникнут и законы, так как люди, по Сталину, к возникновению новых экономических законов не имеют абсолютно никакого отношения. Хотя ещё Марксом было сказано, что все правовые, юридические, философские и т.д. формы, как формы сознания, вторичны по отношению к производственным отношениям. Мы же теперь знаем, как в истории возникают те или иные определённые экономические законы.

Применительно к переходу от капиталистического способа производства к социалистическому, мы бы сказали, что люди уничтожая капиталистическое разделение труда [следует всегда помнить, что разделение труда и частная собственность – это тождественные выражения], тем самым уничтожают буржуазные производственные отношения и на их место ставят новые – социалистические. Это говорит и о том, что “новые” законы, скажем социалистические, возникнут не сами по себе, а как следствие сознательных целенаправленных действий самих же людей. Люди сами создадут новые производственные отношения, но, вслед за тем, они же и сами сформулируют и новые экономические законы, отображающие “процессы”, происходящие в рамках уже новых производственных отношений. Поэтому Энгельс и говорит, что:

“Непосредственно общественное производство, как и прямое распределение, исключает всякий товарный обмен, следовательно, и превращение продуктов в товары (по крайней мере внутри общины), а значит и превращение их в стоимости”. [12]

“Следовательно, при указанных выше условиях, общество также не станет приписывать продуктам какие-либо стоимости. Тот простой факт, что сто квадратных метров сукна потребовали для своего производства, скажем, тысячу часов труда, оно не будет выражаться нелепым и бессмысленным образом, говоря, что это сукно обладает стоимостью в тысячу рабочих часов. Разумеется, и в этом случае общество должно будет знать, сколько труда требуется для производства каждого предмета потребления. Оно должно будет сообразовать свой производственный план со средствами производства, к которым в особенности принадлежат также и рабочие силы. Этот план будет определяться в конечном счёте взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимыми для их производства количествами труда. Люди сделают тогда всё это очень просто, не прибегая к услугам прославленной “стоимости””. [13]

Энгельс говорит, что люди вообще не станут прибегать к услугам прославленной стоимости. Значит, со сменой буржуазных производственных отношений на социалистические, окажутся не у дел и сами буржуазные экономические категории и законы. А Сталин приписывает Энгельсу ту мысль, что при социализме люди могут лишь “познать законы” и “использовать их” в интересах общества и таким образом покорить их (буржуазные законы!), добиться господства над ними”. Именно так Сталин пытается обосновать сохранение буржуазных экономических законов при якобы построенном в СССР “социализме”. Но из этого можно сделать только один вывод: сохранение в СССР буржуазных экономических законов свидетельствует, что в СССР сохранялись буржуазные производственные отношения, следовательно, сохранялся и капиталистический способ производства.

Сталин о причинах сохранения в СССР товарного производства.

[Сталин]: “Некоторые товарищи утверждают, что партия поступила неправильно, сохранив товарное производство после того, как она взяла власть и национализировала средства производства в нашей стране. Они считают, что партия должна была тогда же устранить товарное производство. Они ссылаются при этом на Энгельса, который говорит:

“Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продуктов над производителями” (см. “Анти-Дюринг”). Эти товарищи глубоко ошибаются.

Разберем формулу Энгельса. Формулу Энгельса нельзя считать вполне ясной и точной, так как в ней нет указания, идет ли речь о взятии во владение общества всех средств производства или только части средств производства, т. е. все ли средства производства переданы в общенародное достояние или только часть средств производства. Значит, эту формулу Энгельса можно понять и так, и этак.

В другом месте “Анти-Дюринга” Энгельс говорит об овладении “всеми средствами производства”, об овладении “всей совокупностью средств производства”. Значит, Энгельс в своей формуле имеет в виду национализацию не части средств производства, а всех средств производства, т. е. передачу в общенародное достояние средств производства не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. Из этого следует, что Энгельс имеет в виду такие страны, где капитализм и концентрация производства достаточно развиты не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве для того, чтобы экспроприировать все средства производства страны и передать их в общенародную собственность. Энгельс считает, следовательно, что в таких странах следовало бы наряду с обобществлением всех средств производства устранить товарное производство. И это, конечно, правильно.

Такой страной являлась в конце прошлого века, к моменту появления в свет “Анти-Дюринга”, лишь одна страна - Англия, где развитие капитализма и концентрация производства как в промышленности, так и в сельском хозяйстве были доведены до такой точки, что была возможность в случае взятия власти пролетариатом передать все средства производства в стране в общенародное достояние и устранить из обихода товарное производство”.

“Впрочем, не только в конце прошлого столетия, но и в настоящее время ни одна страна еще не достигла той степени развития капитализма и концентрации производства в сельском хозяйстве, какую наблюдаем в Англии. Что касается остальных стран, то там, несмотря на развитие капитализма в деревне, имеется еще достаточно многочисленный класс мелких и средних собственников- производителей в деревне, судьбу которых следовало бы определить в случае взятия власти пролетариатом.

Но вот вопрос: как быть пролетариату и его партии, если в той или иной стране, в том числе в нашей стране, имеются благоприятные условия для взятия власти пролетариатом и ниспровержения капитализма, где капитализм в промышленности до того концентрировал средства производства, что можно их экспроприировать и передать во владение общества, но где сельское хозяйство, несмотря на рост капитализма, до того еще раздроблено между многочисленными мелкими и средними собственниками-производителями, что не представляется возможности ставить вопрос об экспроприации этих производителей?

На этот вопрос формула Энгельса не дает ответа. Впрочем, она и не должна отвечать на этот вопрос, так как она возникла на базе другого вопроса, а именно - вопроса о том, какова должна быть судьба товарного производства после того, как обобществлены все средства производства.

Итак, как быть, если обобществлены не все средства производства, а только часть средств производства, а благоприятные условия для взятия власти пролетариатом имеются налицо, - следует ли взять власть пролетариату и нужно ли сразу после этого уничтожить товарное производство?”.

“В настоящее время у нас существуют две основные формы социалистического производства: государственная - общенародная, и колхозная, которую нельзя назвать общенародной. В государственных предприятиях средства производства и продукция производства составляют всенародную собственность. В колхозных же предприятиях, хотя средства производства (земля, машины) и принадлежат государству, однако продукция производства составляет собственность отдельных колхозов, так как труд в колхозах, как и семена, - свой собственный, а землей, которая передана колхозам в вечное пользование, колхозы распоряжаются фактически как своей собственностью, несмотря на то, что они не могут ее продать, купить, сдать в аренду или заложить.

Это обстоятельство ведет к тому, что государство может распоряжаться лишь продукцией государственных предприятий, тогда как колхозной продукцией, как своей собственностью, распоряжаются лишь колхозы. Но колхозы не хотят отчуждать своих продуктов иначе как в виде товаров, в обмен на которые они хотят получить нужные им товары. Других экономических связей с городом, кроме товарных, кроме обмена через куплю-продажу, в настоящее время колхозы не приемлют. Поэтому товарное производство и товарооборот являются у нас в настоящее время такой же необходимостью, какой они были, скажем, лет тридцать тому назад, когда Ленин провозгласил необходимость всемерного разворота товарооборота.

Конечно, когда вместо двух основных производственных секторов, государственного и колхозного, появится один всеобъемлющий производственный сектор с правом распоряжения всей потребительской продукцией страны, товарное обращение с его “денежным хозяйством” исчезнет, как ненужный элемент народного хозяйства. Но пока этого нет, пока остаются два основных производственных сектора, товарное производство и товарное обращение должны остаться в силе, как необходимый и весьма полезный элемент в системе нашего народного хозяйства. Каким образом произойдет создание единого объединенного сектора, путем ли простого поглощения колхозного сектора государственным сектором, что мало вероятно (ибо это было бы воспринято как экспроприация колхозов), или путем организации единого общенародного хозяйственного органа (с представительством от госпромышленности и колхозов) с правом сначала учёта всей потребительской продукции страны, а с течением времени - также распределения продукции в порядке, скажем, продуктообмена, - это вопрос особый, требующий отдельного обсуждения”. [14]

Процесс построения социализма с марксистской точки зрения.

“Раз общество возьмёт во владение средства производства, то будет устранено товарное производство…”. [15]

“Когда общество вступает во владение средствами производства и применяет их для производства в непосредственно обобществлённой форме, труд каждого отдельного лица, как бы различен ни был его специфически полезный характер, становится с самого начала и непосредственно общественным трудом”.

“Следовательно, при указанных выше условиях, общество также не станет приписывать продуктам какие-либо стоимости”.

“Люди сделают тогда всё это очень просто, не прибегая к услугам прославленной “стоимости””. [16]

Как видим условием для устранения товарной формы производства, да и самих буржуазных экономических законов, в частности и закона стоимости, как основного закона капитализма, является взятие обществом во владение средств производства. Нетрудно догадаться, что фраза “взятие обществом во владение” означает производство людьми новых производственных отношений – социалистических. Поэтому вполне очевидно, чтобы средства производства стали обобществлёнными, вовсе недостаточно их объявить таковыми – это было бы самообманом.

Обобществить средства производства, или взять их во владение, может только само общество и это осуществимо только с уничтожением капиталистического разделения труда. Когда каждый член общества сможет принимать участие в процессах распоряжения средствами производства, распределения труда и произведённого продукта, тогда средства производства окажутся действительно обобществлёнными.

Уничтожение товарной формы производства означает, вместе с тем, и уничтожение товарной формы “рабочей силы”, т.е. наёмной формы труда. А такое становится возможным только с воссоединением всей массы рабочей силы с распорядительными функциями собственников, конечно же, на базе общественной собственности.

“Частная собственность на орудия производства является фикцией, поскольку собственники не могут пользоваться ими сами; но она предоставляет собственникам ту власть над средствами производства, при помощи которой они заставляют других людей работать на себя. В полуварварском состоянии такой порядок, может быть, был необходим, но теперь уже нет. Все средства производства должны быть обобществлены с тем, чтобы обеспечить каждому и право, и возможность применять свою рабочую силу”. [17]

Но что представляет собой процесс построения социализма, и какой последовательностью этот процесс можно описать, чтобы читателю он стал более понятен?

В “Манифесте Коммунистической Партии” говорится следующее:

“Пролетариат использует своё политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т.е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил”. [18]

Первым делом политическое господство, затем централизация крупного капитала в руках пролетарского государства. Такой централизации можно добиться экспроприацией и национализацией. Но обладание политической властью и превращение всего крупного капитала в собственность пролетарского государства не приводит к уничтожению ни капитализма, ни капиталистических производственных отношений. Эти средства лишь дают пролетариату возможность для их уничтожения.

“Та часть рабочих, которая убедилась в недостаточности чисто политических переворотов и требовала коренного переустройства общества, называла себя тогда коммунистической”. [19]

Что представляет собой “коренное переустройство общества” смотрим в следующей цитате Энгельса:

“Отняв руководство общественным производством и распределением у господствующего класса капиталистов, ставшего неспособным к этому, и передав его массе производителей, - а это и есть социалистическая революция”. [20]

Из приведённых цитат видно, что национализация – это та ступень, с которой только и можно начать строительство социализма, а действительное содержание социалистической революции заключается в передаче средств производства всему обществу. Но, общество, и об этом уже говорилось, может взять во владение средства производства лишь с уничтожением капиталистического разделения труда. Какие меры должен предпринять пролетариата в этом направлении? Аналогичные тем, которые были предприняты парижскими коммунарами:

“16 апреля Коммуна распорядилась произвести статистический учёт остановленных фабрикантами фабрик и разработать план пуска в ход этих фабрик силами занятых на них рабочих, которые должны были объединиться в кооперативные товарищества, а также разработать план объединения этих товариществ в один большой союз”. [21]

“Самый важный декрет Коммуны предписывал организацию крупной промышленности, и даже мануфактур, которая не только основывалась на рабочих ассоциациях, создаваемых на каждой фабрике, но и должна была объединить все эти товарищества в один большой союз; короче говоря, такая организация, как совершенно правильно замечает Маркс в “Гражданской войне”, в конечном счёте должна была вести к коммунизму…”. [22]

Заметьте, ни национализацию, ни передачу промышленных предприятий в управление производственным коллективам основоположники марксизма не называют социализмом. Они подчёркивают, что эти мероприятия “в конечном счёте” ведут к социализму. Следовательно, передачу промышленных предприятий следует считать лишь очередной ступенью в процессе строительства социализма. Социализм же можно считать построенным только с коренным переустройством общества, которое только и может начаться с преобразований в производстве [с преодоления капиталистического разделения труда]. Но для того чтобы прийти к социализму необходимо преодолеть разделение труда не только на промышленных предприятиях, но и во всем общественном производстве, включая сельское хозяйство.

Сталин в своей статье упоминает Англию, как страну с максимальной концентрацией капитала в промышленности и в сельском хозяйстве. В такой стране, несомненно, социализм мог быть построен гораздо быстрее и легче, при условии распространения рабочей кооперации во всём общественном производстве. Но Англия в XIX веке представляла собой исключение, следовательно, она представляла собой частный случай. Нас же интересует самый общий случай, когда пролетариат составляет отнюдь не большинство населения страны. Такими странами являлись Франция и Германия конца XIX века.

Составляет пролетариат большинство населения страны или нет – это не столь важно. Какую часть населения составляют капиталисты? И ведь держатся у власти. В любом случае пролетариата больше. Весь вопрос в степени его сознательности и организованности. И, конечно же, если он возьмёт на вооружение весь опыт предыдущей борьбы и не станет изобретать “колесо”. Только при этом обстоятельстве он сможет стать во главе всего общественного движения и добиться уничтожения наёмного рабства. Понимали это и основоположники марксизма и, на тот случай, если в какой-либо из этих стран пролетариат завоевал бы политическое господство, давали революционерам рекомендации касательно мелкобуржуазных элементов общества.

“Наша задача по отношению к мелким крестьянам состоит, прежде всего, в том, чтобы их частное производство, их собственность перевести в товарищескую, но не насильно, а посредством примера, предлагая общественную помощь для этой цели”.

“Главная задача состоит в том, чтобы ясно показать крестьянину, что мы можем спасти, сохранить его усадьбу и земельное владение, только превратив их в кооперативное владение и кооперативное производство. Именно единоличное хозяйство, обусловленное единоличным владением, и ведёт крестьян к гибели”. [23]

“Против этого упадка мы ничего поделать не можем, разве только порекомендовать и здесь объединение их хозяйств в товарищества, в которых можно было бы всё больше и больше устранять эксплуатацию наёмного труда, и которые можно было бы постепенно превратить в обладающие равными правами и обязанностями составные части великого общенационального производственного товарищества”. [24]

И если мы пожелали бы для наглядности описать всю последовательность построения социализма, это следовало бы сделать следующим образом: политическое господство пролетариата – национализация средств производства и передача их производственным кооперативным товариществам – уничтожение капиталистического разделения труда, [взятие во владение обществом средств производства].

Сталинская технология фальсификации научного социализма.

Напомним читателю слова Энгельса:

“Раз общество возьмёт во владение средства производства, то будет устранено товарное производство…”. [15]

Как видим, объектом владения являются средства производства. А как применительно к капитализму и социализму ставился вопрос основоположниками марксизма касательно субъекта, осуществляющего владение?

Такими субъектами могут являться: либо часть общества, именуемая классом, либо всё общество. В первом случае средства производства находятся во владении части общества, во втором случае – во владении всего общества; соответственно, в первом случае сохраняется частная форма средств производства (собственности), во втором же случае форма средств производства общественная. Всё предельно просто и ясно. Отсюда же ясно и то, что всякая классовая форма собственности является частной по отношению к обществу, так как класс является всего лишь частью общества. Именно под таким углом зрения формулировался вопрос основоположниками марксизма.

А вот Сталина-философа с его духовно-семинарским образованием “формула” Энгельса не устраивает. И понятно почему. Дело в том, что та фикция, которую сталинисты соорудили в СССР, никак не вписывалась в рамки научного социализма, в рамки научного его обоснования. И Сталин, судя по всему, это прекрасно понимал. Что предпринимает в такой ситуации Сталин? Нет, он вовсе не противопоставляет научному социализму свою собственную версию социализма и его построения. Он, официально называясь “марксистом”, под видом научного социализма контрабандой протаскивает свою собственную версию. Чтобы осуществить такое, он, путём внесения невероятных искажений и путаницы, принимается “углублять” Энгельса - одного из основоположников научного социализма.

Сталин объявляет “формулу” Энгельса не вполне “ясной и точной”, на том основании, что в ней не рассматривается вопрос о взятии обществом во владение лишь части средств производства?! Надо признать, такая постановка вопроса - это что-то неожиданное и “новенькое”.

Помнится, в начале XX века один философствующий меньшевик – Мартынов – тоже как-то взялся “углублять” Плеханова. Надавал же по сусалам этому горе-философу Ленин в книге “Что делать”. Ленин в той книге вообще дал ответы на многие животрепещущие вопросы, в том числе и на вопрос что делать с Мартыновыми-философами. Сталин решил пойти той же мартыновской тропой, с той лишь разницей, что в качестве объекта “углубления” выбрал Энгельса. Но поскольку в своё время на его голову Ленина не нашлось, воздавать по заслугам этому философу придётся сегодняшним марксистам.

Представим себе некую территорию, на которой проживает некое общество. Далее, предположим, что общество берёт во владение не все средства производства, а лишь какую-то часть. Возможно такое? Конечно. Но, о чём это может говорить? Только о том, что оставшаяся часть средств производства останется неиспользованной, так как на предполагаемой территории кроме оговоренного нами общества никого больше не существует. Выходит, что цитата Энгельса вполне самодостаточна и не требует никаких дополнительных уточнений. А вот вопрос о взятии во владение обществом части средств производства – это вопрос, высосанный Сталиным из пальца. Но, Сталин не так прост, как это может показаться на первый взгляд, и мы уже имели возможность в этом убедиться. Какие ещё чудеса удалось Сталину насосать из своего пальца, смотрим дальше.

Желая придать большую убедительность своей позиции, Сталин приводит ещё одну цитату Энгельса, в которой Энгельс, словно предчувствуя возможность появления этакого философствующего семинариста, который может передёрнуть его слова “и так, и этак”, делает уточнение и перед словосочетанием “средства производства” добавляет слово “всеми”.

[Сталин]: “В другом месте “Анти-Дюринга” Энгельс говорит об овладении “всеми средствами производства”, об овладении “всей совокупностью средств производства”. Значит, Энгельс в своей формуле имеет в виду национализацию не части средств производства, а всех средств производства, т. е. передачу в общенародное достояние средств производства не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве”. [14]

Да, да. Энгельс говорит об овладении обществом всеми средствами производства. Только вот Сталину-философу не следовало выдавать “национализацию” за “взятие обществом во владение”! Эти процессы не тождественны. Да и Энгельс говорит о взятии обществом во владение, а не о национализации. Между прочим, в творческом наследии ни у Маркса, ни у Энгельса, ни у Ленина нет, ни одного места, в котором они отождествляли бы “национализацию” с “взятием обществом во владение” средств производства. Основоположникам марксизма и в голову не могла прийти мысль назвать национализацию социализмом, даже при том обстоятельстве, что власть находится у пролетариата.

Формула Энгельса пригодна только для Англии, - заключает Сталин. Надо понимать так, что только в Англии, с построением социализма, можно было покончить с товарным производством. Гениальный ход! Англичанам повезло, но они этого не поняли. Что ж, бывает.

И Сталин начинает протаскивать свою собственную версию социализма:

[Сталин]: “Но вот вопрос: как быть пролетариату и его партии, если в той или иной стране, в том числе в нашей стране, имеются благоприятные условия для взятия власти пролетариатом и ниспровержения капитализма, где капитализм в промышленности до того концентрировал средства производства, что можно их экспроприировать и передать во владение общества, но где сельское хозяйство, несмотря на рост капитализма, до того еще раздроблено между многочисленными мелкими и средними собственниками-производителями, что не представляется возможности ставить вопрос об экспроприации этих производителей?”. [14]

Сначала Сталин отождествил “национализацию” с “взятием обществом во владение” средств производства. Дальше ещё забавнее, как говорится: чем дальше в лес – тем больше дров.

Спрашивается, ну а как быть тогда с капиталистическим разделением труда? Чтобы необходимость уничтожения капиталистического разделения труда не превратилась в “теоретическую” помеху для Сталина, следующим шагом он отождествляет “взятие власти пролетариатом”, т.е. “ниспровержение класса капиталистов”, с “ниспровержением капитализма”. Вдобавок ко всему Сталин ещё и отождествляет “обобществление” средств производства с “концентрацией и централизацией капитала” в период господства класса капиталистов! В результате у Сталина и выходит, что построение социализма заключается во взятии власти пролетариатом, экспроприации и национализации средств производства.

[Сталин]: “Итак, как быть, если обобществлены не все средства производства, а только часть средств производства, а благоприятные условия для взятия власти пролетариатом имеются налицо, - следует ли взять власть пролетариату и нужно ли сразу после этого уничтожить товарное производство?”. [14]

Вот откуда возникает сталинская потребность “углубить” Энгельса и поставить вопрос о возможности “взятия во владение обществом” средств производства частями, а, фактически и построить социализм тоже частями. Раз обобществление произошло ещё при власти капиталистов, а взятием власти капитализм уничтожается вместе со своим способом производства и производственными отношениями, - отчего же тогда не построить “социализм” частями? Национализировали промышленность, хорошо, значит, построили социализм в промышленности. Что дальше? Национализация сельского хозяйства? Вот тогда станет полный “социализм”! Простота данного способа такова, что можно построить социализм даже на одном предприятии – достаточно его только национализировать. Поэтому и не удивительно, что при таком подходе национализация кажется вполне достаточной мерой для построения “социализма”.

Отличие такого ”социализма” от научного заключается в том, что он полностью отрицает необходимость уничтожения капиталистического разделения труда, классового деления общества, взятия обществом во владение средств производства и подменяет “общественное самоуправление” псевдосоциалистическим “групповым корпоративным управлением” для народа. Такой социализм является воплощением мелкобуржуазных представлений о справедливости, так как ограничивается лишь отстранением от власти капиталистов – класса, в существовании которого, по мнению мелкой буржуазии, и заключаются причины всех её невзгод и притеснений. Такое социальное (общественное) устройство полностью основывается на мелкобуржуазном представлении о политике и зиждется на образе “доброго царя”. И эта зараза, прививаемая десятилетиями советскому народу посредством сталинизма, по сей день остаётся бичом нашего народа. Если можно понять ожидания детей на отеческую заботу со стороны их родителей, то совершенно невозможно понять ожиданий на “отеческую” заботу со стороны государственных чиновников миллионов впадающих в детство взрослых людей.

Со слов Сталина промышленность со всей своей продукцией является общенародной. А продукция колхозников общенародной не является. Этим он и объясняет необходимость существования торговли и товарного производства.

Закономерен вопрос: а колхозники являются членами этого народа или этим народом? Если да, то им, помимо собственных продуктов, принадлежат ещё и продукты общенародной промышленности. Бери – не хочу. Спрашивается, зачем, вообще, колхозникам что-то обменивать, чем-то торговать. Им, как членам народа, - принадлежит всё. Так? Какая оригинальная фигня получается из сталинских посылов, не правда ли?

Ни промышленность, ни её продукция не были общенародными.

Колхозники от колхоза имели палочки-трудодни. Это было самое настоящее доисторическое рабство на государство, которое за бесценок, по символическим ценам скупало всю колхозную продукцию. Это была самая настоящая колониальная политика по отношению к превращённым в сельских пролетариев крестьянам. А чтобы колхозники хоть как-то могли обеспечить своё существование, им были выделены, так называемые, приусадебные участки. С них и кормились колхозники, а если им нужны были промышленные товары, они на рынке продавали часть своих продуктов, чтобы на вырученные деньги приобрести государственные товары. Городские же пролетарии, чтобы приобрести у государства необходимые для жизни товары, часть которых производилась на государственных предприятиях, а другая часть скупалась у колхозов, вынуждены были продавать государству свою “рабочую силу” как товар. Но ни сельские, ни городские пролетарии не имели никакого отношения к государственной собственности. Они имели возможность распоряжаться только своим товаром “рабочая сила”, которая функционирует в системе капиталистического производства только в этой специфической форме. Сто’ит ли после этого удивляться, что в СССР сохранились и торговля и товарное производство?

Сталин о товарном производстве

[Сталин]: “Нельзя отождествлять товарное производство с капиталистическим производством. Это - две разные вещи. Капиталистическое производство есть высшая форма товарного производства. Товарное производство приводит к капитализму лишь в том случае, если существует частная собственность на средства производства, если рабочая сила выступает на рынок, как товар, который может купить капиталист и эксплуатировать в процессе производства, если, следовательно, существует в стране система эксплуатации наемных рабочих капиталистами. Капиталистическое производство начинается там, где средства производства сосредоточены в частных руках, а рабочие, лишенные средств производства, вынуждены продавать свою рабочую силу, как товар. Без этого нет капиталистического производства.

Ну, а если нет этих условий в наличии, превращающих товарное производство в капиталистическое производство, если средства производства составляют уже не частную, а социалистическую собственность, если системы наемного труда не существует и рабочая сила не является больше товаром, если система эксплуатации давно уже ликвидирована, - как быть тогда: можно ли считать, что товарное производство все же приведет к капитализму? Нет, нельзя считать. А ведь наше общество является именно таким обществом, где частная собственность на средства, производства, система наемного труда, система эксплуатации давно уже не существуют.

Нельзя рассматривать товарное производство, как нечто самодовлеющее, независимое от окружающих экономических условий. Товарное производство старше капиталистического производства. Оно существовало при рабовладельческом строе и обслуживало его, однако не привело к капитализму. Оно существовало при феодализме и обслуживало его, однако, несмотря на то, что оно подготовило некоторые условия для капиталистического производства, не привело к капитализму. Спрашивается, почему не может товарное производство обслуживать также на известный период наше социалистическое общество, не приводя к капитализму, если иметь в виду, что товарное производство не имеет у нас такого неограниченного и всеобъемлющего распространения, как при капиталистических условиях, что оно у нас поставлено в строгие рамки благодаря таким решающим экономическим условиям, как общественная собственность на средства производства, ликвидация системы наемного труда, ликвидация системы эксплуатации?”.

“Следовательно, наше товарное производство представляет собой не обычное товарное производство, а товарное производство особого рода, товарное производство без капиталистов, которое имеет дело в основном с товарами объединенных социалистических производителей (государство, колхозы, кооперация), сфера действия которого ограничена предметами личного потребления, которое, очевидно, никак не может развиться в капиталистическое производство и которому суждено обслуживать совместно с его “денежным хозяйством” дело развития и укрепления социалистического производства”. [14]

Очередное нагромождение софизмов! И опять мы не видим, чтобы Сталин противопоставлял свои взгляды марксизму. А между тем, Сталин пытается здесь “теоретически” обосновать возможность существования товарного производства без частной собственности.

Все сталинские рассуждения основываются на элементарном смешивании двух различных понятий: “частной собственности” и “собственности”, находящейся в распоряжении частных лиц. Этакий приёмчик софиста нарушающий закон тождественности формальной логики.

Сталинская логика такова: в эпоху мелкотоварного производства средства производства являются собственностью частных мелкотоварных производителей. При капитализме средства производства являются собственностью отдельных капиталистов, т.е. опять же частных лиц. Пролетариат экспроприирует средства производства и национализирует их, т.е. изымает из владения частными лицами. Следовательно, по Сталину больше частной собственности нет. А точнее сказать, средства производства больше не находятся во владении отдельных, т.е. частных лиц. В данном случае Сталин взялся за “углубление” самого Маркса.

А вот что понимает под термином “частный” Маркс:

“Каким же образом сумма товаров, меновых стоимостей, становится капиталом?

Она становится капиталом благодаря тому, что она, как самостоятельная общественная сила, т.е. как сила, принадлежащая одной части общества, сохраняется и умножается путём обмена на непосредственный, живой труд*(на непосредственную, живую рабочую силу). Существование класса, не владеющего ничем, кроме способности к труду, является необходимой предпосылкой капитала”. [25]

Как видим, у Маркса речь идёт не о частных лицах, а о части общества. Отсюда ясно, что понятие “буржуазная частная собственность” представляет собой общественное отношение, существующее между определенной частью общества и обществом, т.е. означает всю совокупность буржуазных производственных общественных отношений. И от самого факта конфискации и национализации, вся совокупность буржуазных производственных отношений вовсе не исчезает, т.е. “частная собственность” никуда не исчезает! Экспроприация и национализация всех средств производства означает всего лишь наивысшую степень их концентрации и не более того. Чтобы уничтожить частную собственность необходимо изменить сами общественные отношения между частью общества и обществом. А это возможно только с уничтожением капиталистического разделения труда.

Нет капиталистов – нет капитализма, - вот формула социальной революции по Сталину. Между прочим – это концентрированное выражение мировоззрения мелкого буржуа, который видит причины всех своих невзгод именно в безраздельном господстве капиталистов, в их общественном положении. Поэтому у Сталина и выходит, что не капитал персонифицируется в капиталистах, а капитализм. По Марксу подлежит уничтожению капитал [как специфическая форма средств производства характерная для капиталистического способа производства], а по Сталину – частные капиталисты.

Как вы полагаете, слышал ли Сталин что-нибудь о том, что при капиталистическом способе производства средства производства выступают в специфической форме – в форме капитала? И что этой специфической форме средств производства в капиталистическом производстве противостоит другая специфическая форма – наёмный труд?

“Та определённая форма, в которой общественное рабочее время проявляется в стоимости товаров как фактор, определяющий последнюю, связана, конечно, с формой труда как наёмного труда и соответствующей формой средств производства как капитала постольку, поскольку лишь на этом базисе товарное производство становится всеобщей формой производства”. [26]

Следовательно, капиталистический способ производства появляется именно тогда, когда средства производства принимают форму капитала. Но Сталин об этом помалкивает.

“Заработная плата предполагает наёмный труд, прибыль – капитал. Эти определённые формы распределения предполагают, следовательно, определённые общественные черты условий производства и определённые общественные отношения агентов производства. Определённое отношение распределения есть, следовательно, лишь выражение исторически определённого отношения производства”. [26]

И средств производства будут продолжать функционировать в форме капитала до тех пор, пока они де-факто будут находиться в распоряжении лишь части общества. И тут уж совсем неважно, как эта часть общества будет себя называть: капиталистами, единственными и неповторимыми избранниками, умом и честью народа и т.д. и т.п. Только тогда, когда общество уничтожит капиталистическое разделение труда, оно сможет взять средства производства во владение, т. е. обобществить их, и уничтожить капитал, как специфическую форму средств производства, и наёмную форму труда.

Как думает читатель, слышал ли Сталин о существовании при капитализме специфического способа производства – капиталистического, посредством которого производится прибавочная стоимость? Слышал, или нет? Безусловно, слышал. Но посмотрите, как Сталин выходит из, казалось бы, безвыходного положения, посредством “углубления” опять же самого Маркса.

[Сталин]: “Более того, я думаю, что необходимо откинуть и некоторые другие понятия, взятые из “Капитала” Маркса, где Маркс занимался анализом капитализма, и искусственно приклеиваемые к нашим социалистическим отношениям. Я имею в виду между прочим такие понятия, как “необходимый” и “прибавочный” труд, “необходимый” и “прибавочный” продукт, “необходимое” и “прибавочное” время. Маркс анализировал капитализм для того, чтобы выяснить источник эксплуатации рабочего класса, прибавочную стоимость, и дать рабочему классу, лишенному средств производства, духовное оружие для свержения капитализма. Понятно, что Маркс пользуется при этом понятиями (категориями), вполне соответствующими капиталистическим отношениям. Но более чем странно пользоваться теперь этими понятиями, когда рабочий класс не только не лишен власти и средств производства, а, наоборот, держит в своих руках власть и владеет средствами производства. Довольно абсурдно звучат теперь, при нашем строе, слова о рабочей силе, как товаре, и о “найме” рабочих: как будто рабочий класс, владеющий средствами производства, сам себе нанимается и сам себе продает свою рабочую силу. Столь же странно теперь говорить о “необходимом” и “прибавочном” труде: как будто труд рабочих в наших условиях, отданный обществу на расширение производства, развитие образования, здравоохранения, на организацию обороны и т. д., не является столь же необходимым для рабочего класса, стоящего ныне у власти, как и труд, затраченный на покрытие личных потребностей рабочего и его семьи”. [14]

По Сталину в социалистическом обществе сохраняется и прибавочная стоимость, но она, видите ли, идёт на расширение производства, развитие образования, здравоохранения, на организацию обороны и т.д. То есть при социализме, так же как и при капитализме, изымается прибавочный продукт, но только с благими пожеланиями и намерениями, так сказать, с отеческой заботой. Наверное, капиталист тем и плох, что, изымает прибавочный продукт не улыбаясь, и вовсе не расходует его на расширение производства, развитие образования, здравоохранения, на организацию обороны – ничего этого в капиталистических странах нет! Не верите – взгляните на США, взгляните на Европу: средневековое мануфактурное производство, все сплошь безграмотные, здравоохранения никакого – эпидемия за эпидемией – мрут как мухи, а об обороне и вовсе говорить нечего – до сих пор солдаты НАТО вооружены копьями, луками и стрелами. Ах, всё не так? Ну, это они специально, нам назло и чтобы насолить Сталину. А вот в СССР, например, грамотность – это “завоевание социализма”! Чего там грамотность, яйцо, снесённое в СССР курицей – это завоевание социализма.

В России после гражданской войны взялись за строительство индустриальной промышленности, которая, кстати говоря, уже существовала в Англии, Франции, Германии и США. Язык не поворачивается назвать строительство промышленности строительством социализма.

Для промышленности нужны грамотные рабочие. А где их взять? Только в деревне. Но в России крестьяне были сплошь безграмотными. Надо было отстроить школы, чтобы преодолеть безграмотность? Безусловно. И это “завоевание социализма” было нуждой самого государства.

Для промышленности нужны и инженеры. Где их взять? Надо строить институты, принимать и обучать студентов – без этого промышленности не поднять. Опять выходит, что это нужда государства.

Образование можно получить либо за частный счёт, либо за государственный, который формируется из той самой прибавочной стоимости. Но за частный счёт образование могут получить лишь единицы, а государству нужны были миллионы грамотных рабочих и десятки тысяч инженеров.

Следовательно, когда сталинисты говорят, что всеобщая грамотность и доступное образование является “завоеванием социализма”, они, тем самым, возводят нужду государства в социалистическую добродетель. Грамотные рабочие и образованные инженеры составляют основу промышленности. А промышленность составляет основу обороны. А оборона представляет собой защиту власти господствующего класса от внешних посягательств. Всё сказанное касается и расширения производства, и здравоохранения, и обороны. Ну, скажите, какой капиталист не стремится максимально расширить своё производство и укрепить свою оборону?

“Теперь, после всего сказанного, можно оценить по достоинству ребяческое представление г-на Дюринга, будто общество может взять во владение всю совокупность средств производства, не производя коренного переворота в старом способе производства и не устраняя прежде всего старого разделения труда; будто задача может считаться решённой, раз только “будут приниматься во внимание природные условия и личные способности”. При этом, однако, целые массы человеческих существ останутся по-прежнему прикованными к производству одного вида продуктов, целые “населения” будут заняты в одной какой-нибудь отрасли производства, и человечество будет, как и до сих пор, делиться на известное число различным образом искалеченных “экономических разновидностей”, каковыми являются “тачечники” и “архитекторы”. Выходит, что общество в целом должно стать господином средств производства лишь для того, чтобы каждый отдельный член общества оставался рабом своих средств производства, получив только право выбрать, какое средство производства должно порабощать его”. [27]

Говорилось о Дюринге, но как подходит к Сталину, не правда ли?

Мы ознакомились, как Сталин отстаивает возможность сохранения в социалистическом обществе товарного производства, торговли, товарно-денежных отношений и буржуазных экономических законов. И мы подчеркнули, что все сталинские “доказательства” не имеют ни малейшего отношения к марксизму, так как сконструированы посредством нагромождения произвольных софизмов.

Но вот вопрос, как, каким образом этот субъект с такими мелкобуржуазными воззрениями мог не только называться коммунистом, но и состоять в большевистской партии? Как его с такими взглядами вообще могли держать в партии? Интересно знать, говорил ли Сталин что-нибудь о социализме, когда он был ещё совсем рядовым членом партии, т.е. до того как он стал главой партии и государства? И мы нашли, читайте, изумляйтесь:

[Сталин]: “Осуществление социализма - это уничтожение товарного производства, упразднение денежного хозяйства, разрушение капитализма до основания и обобществление всех средств производства”. [28]

После этого хочется произнести только одно: Сталин-иуда!

Александр Громов.


ПРИМЕЧАНИЯ.

[1] И.Сталин, Собр. соч., т.16, “Замечания по экономическим вопросам, связанным с ноябрьской дискуссией 1951 года”, 1.Вопрос о характере экономических законов при социализме, электронная версия.

[2] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.49, стр.151-152, “Форма стоимости”, 1867г.

[3] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.4, стр.133, “Нищета философии”, 1847г.

[4] Там же, стр.145.

[5] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.20, стр. 106, “Анти-Дюринг”,1878г.

[6] Там же, стр. 324.

[7] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.4, стр.102, “Нищета философии”, 1847г.

[8] Там же, стр.133.

[9] Там же, стр.143-144.

[10] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.20, стр. 290-291, “Анти-Дюринг”, 1878г.

[11] Там же, стр. 294-295.

[12] Там же, стр. 320.

[13] Там же, стр. 321.

[14] И.Сталин, Собр. соч., т.16, “Замечания по экономическим вопросам, связанным с ноябрьской дискуссией 1951 года”, 2.Вопрос о товарном производстве при социализме, электронная версия.

[15] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.20, стр. 294, “Анти-Дюринг”, 1878г.

[16] Там же, стр. 321.

[17] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.16, стр. 594, “Запись речи К.Маркса о праве наследования”, 1869г.

[18] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.4, стр.446, “Манифест Коммунистической Партии”, 1847г.

[19] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.22, стр.62, “Предисловие к немецкому изданию “Манифеста Коммунистической партии” 1890г.”, Ф.Энгельс.

[20] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.20, стр. 623, “Диалектика природы”, 1883г.

[21] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.22, стр.195, “Введение к работе К.Маркса “Гражданская война во Франции”” 1890г.”, Ф.Энгельс.

[22] Там же, стр.198.

[23] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.22, стр. 518-519, “Крестьянский вопрос во Франции и Германии”, 1894г.

[24] Там же, стр. 522-523.

[25] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.6, стр.443, “Наёмный труд и капитал”, 1847г.

[26] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.25, ч.II, стр. 454, “Капитал”, Том III, Книга III.

[27] К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС изд.2, т.20, стр. 308-309, “Анти-Дюринг”, 1878г.

[28] И.Сталин, Собр. соч., т.1, “Аграрный вопрос”, часть II, 1906г, электронная версия.
<<<

---

От	Михайлов А.
К	IGA (01.12.2006 15:18:58)
Дата	01.12.2006 18:55:29

Автор рассуждал много и по делу, но не врубился даже в сталинский истмат.

---

А ведь мысль Сталина проста – при социализме расширенное воспроизводство никуда не исчезает (можно соответствующее место из «Анти-Дюринга» процитировать), но если при капитализме рост производительности труда ведет к всё большему порабощению рабочего, то при социализме он обеспечивает рост свободного рабочего времени, за счет управления структурой расширенного воспроизводства, что снимает капиталистическое отчуждение(см. http://vif2ne.org/vstrecha/forum/5/co/3781.htm ). Так что автору придется признать себя сталинистом и убить себя ледорубом :) -
все его в общем то верные рассуждения аннулируются двумя неверными посылками – вышеописанным непониманием и попыткой представить, что Сталин протаскивал в СССР буржуазные отношения, ну гипостазирование как общая беда – автор совершенно игнорирует реальную расстановку классово-экономических сил в СССР, которую Сталин как раз грамотно рефлексирует.

---