От Георгий
К Георгий
Дата 12.10.2006 21:38:55
Рубрики Тексты;

Русские дилеммы (*+)

http://www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10238909@SV_Articles

СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Выпуск ? 189 от 10.10.2006
Русские дилеммы

Герман СУНЯГИН, профессор Санкт-Петербургского государственного
университета


Недавние события в Кондопоге - вообще говоря, лишь продолжающие
прогрессирующую последовательность событий подобного рода, - обнаружили
не только беспомощность перед ними нашей властной вертикали,
отметившейся и в Петрозаводске, и в Грозном,
да и в Москве весьма невнятными словами и делами, так что пришлось
вмешиваться самому президенту, который впервые на высоком уровне
заговорил об ущемлении прав коренных жителей и необходимости
регулировать миграцию. Хотя как это можно сделать при сложившемся
положении - вопрос более чем проблематичный. Куда менее ожидаемой
оказалась беспомощность наших известных говорунов от политологии, вроде
бы либералов и интеллектуалов, готовых авторитетно объяснить все.
Например, у одного из них мы читаем, что национальные разборки - продукт
деятельности "недоумков", другой по центральному радио утверждает, что
это просто недосмотр милиции, а третий снисходительно заявляет, что ему
вообще все равно, кто какой национальности.
По-моему, это капитуляция перед сложностью и важностью той проблемы, с
которой мы сталкиваемся сейчас в начале ХХI в. Если всерьез полагать,
что те, кого искренне волнуют ныне национальные проблемы, - придурки, до
которых еще не добралась милиция, а в высоколобых кругах на национальные
различия наплевать, то можем ли мы, интеллигенты, адекватно выражать и
представлять интересы тех, которым на свою национальную принадлежность
вовсе не наплевать? Не получится ли так, что этому большинству тоже
станет наплевать на нашу высоколобую политкорректность и оно начнет
решать свои проблемы без нас, под руководством местных фюреров, что оно,
собственно говоря, и начинает делать.
Думается, что для нашей государственной стабильности никак не менее
внутренних войск (которых, кстати сказать, у нас больше, чем в
какой-либо другой цивилизованной стране) нужен серьезный и уважительный
национальный дискурс, который бы не боялся неудобных тем, не объявлял их
глупостями или мракобесием. Попробуем же сделать заявку на такого рода
дискурс и начнем, естественно, с русских, которых у нас в Российской
Федерации порядка 80%, т. е. намного больше, чем казахов в Казахстане,
украинцев в Украине или латышей в Латвии, что никак не мешает этим
государствам считать себя, а международной общественности признавать их
мононациональными.
Русские, не древние русичи, а именно русские появляются на исторической
арене где-то в ХII - ХIII вв. в результате освоения славянами, уходящими
с опасных границ "дикого поля", благодатных лугов и озер ополья,
неожиданно начинающегося за непроходимыми заокскими лесами.
Впитывая в себя природный и культурный потенциал мигрирующих по этим
местам угорских племен, диких язычников-вятичей и приграничных
булгар-тюрков, северо-восточное ростово-суздальское княжество стало
обретать этническое своеобразие, а заложенный чуть позже Владимир стал
соперничать с Киевом. Учитывая, что северо-восточные земли жили не с
полюдья (т. е. со сбора дани) или торговых пошлин, а с организации
прибыльного хозяйства в собственных вотчинах, у них были все возможности
перерасти в самостоятельного государственно-хозяйственного субъекта
вполне европейского типа.
Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. Последовавшее вскоре
монгольское нашествие нанесло этим землям больший урон, чем каким-либо
еще, но зато заразило русских монгольской пассионарностью и ввело их в
круг большой имперской политики, которую вели в те времена монголы.
Развернувшись роковым образом на восток, "русский улус" в конце концов
присвоил себе все завоевания Чингисхана и из Московского княжества
превратился в империю.
Залогом ее жизнеспособности стали уже отмеченные исходные качества
русского народа, который обнаружил исключительный ассимиляторский
потенциал, умножая себя и свои силы не только за счет внутреннего роста,
но за счет включения в тело русской нации других племен и народов.
Именно это качество и сделало русских великим имперским народом,
генетически и культурно весьма пластичным, открытым по отношению к
другим - тоже живущим в империи, но еще не готовым в нем раствориться.
Вот этот процесс ассимиляции русскими других племен и территорий и
получил название России. Чтобы не акцентировать исчезновение в теле
русского народа других народов, возникающее на базе этого процесса целое
получило не природно-этническое, а идейно-конфессиональное выражение.
Единство России гарантировалось тем, что она была или, точнее, должна
была стать полностью православной, а православным, естественно, мог
стать человек любого этнического происхождения, с необходимостью повышая
при этом свой социальный статус. Такой негласно стимулируемый процесс
православной, а по сути дела - русской, ассимиляции достаточно
эффективно амортизировал остроту этнических противоречий в
многонациональной России.
Пусть на другой идейной основе, но этот процесс продолжился и в
советские времена. Только теперь вместо православного всеединства
фигурировало единство интернациональное, но провозглашаемая
интернациональная культура, по сути дела, оказывалась культурой самой
массовой и самой продвинутой в своем развитии этнической общности, т. е.
русской культурой. И пока этот процесс шел, будущее многонациональной
России представлялось беспроблемно образцовым, успешно преодолевающим
ограниченность национальных стереотипов. И продлись он не столетия, а
тысячелетия, как в Китае, на территории русской цивилизации
сформировался бы единый этнос, допустим, тех же россиян, только "приятно
смугленьких".
Но мы слишком поздно вышли на историческую арену, а процесс формирования
такой общности не успел завершиться. Под пеплом вроде бы давно
прогоревших национальных страстей жил живой огонь, который при первом
удобном случае вырвался наружу. Советский Союз распался по национальным
стыкам, посрамив тех, кто считал национальный вопрос решенным. И такой
распад стал праздником освобождения для всех входящих в Союз народов,
кроме, конечно, русского, который освободился только от иллюзий по
поводу своей высокой интернационально-ассимиляторской миссии.
Это было трагическое событие в истории русского народа, ибо оно
знаменовало невозможность его прежнего многовекового существования как
народа, несущего все расширяющуюся цивилизаторскую миссию. Впервые этот
процесс обратился вспять, и зона русского политического и культурного
влияния не просто попала в жесткие рамки, а стала сужаться.
Эта потеря русским народом его пассионарных качеств, которая осознается
как потеря русской национальной идеи, - один из главных итогов ХХ
столетия, тех тяжких испытаний и жестоких разочарований, которым подверг
его "век-волкодав".
На это, однако, наложились и общемировые этнические процессы. На смену
представлениям о неких "младших нациях", находящихся, в сущности, на
положении детей, которые могут войти в круг взрослых, только безусловно
приняв все условности взрослого состояния, т. е. ассимилировавшись в
избранных старших нациях, пришло не только гражданское равенство всех
людей, но и этнокультурное равенство всех народов, которое предполагало
уже не поглощение одной нации другой, исторически более значимой, а их
политкорректное, мультикультурное сосуществование.
На уровне общих рассуждений все это выглядело достаточно благостно, на
деле же привело к образованию на территории европейских государств
практически автономных национально-конфессиональных образований,
устойчиво воспроизводящих в новых условиях образ жизни своей прежней
родины. А непосредственное соприкосновение социальных групп с совершенно
различным антропологическим и культурным потенциалом - формально вроде
бы равноправных, но зачастую не имеющих возможности это равноправие
реализовать, - не могло не вызвать межэтнические конфликты, которые ныне
сотрясают развитые западные страны, грозя перерасти в войну цивилизаций.
Ныне, осознав опасность такого рода конфликтов, эти страны начинают
отказываться от былой прекраснодушной политкорректности и безусловного
всеобщего равноправия, вводя все новые правовые ограничения по
национальному принципу и прежде всего ужесточая свою эмиграционную
политику.
Такой поворот событий подтверждается и соответствующими изменениями в
экономической сфере. Ибо главным образом экономические соображения
стояли в свое время за массовыми акциями по завозу рабочей силы из
третьих стран. Теперь экономика развитых государств активно переводится
на постиндустриальные рельсы, когда ее обслуживают прежде всего
высококвалифицированные местные кадры. Сохранившиеся же трудоемкие
индустриальные производства все чаще переводятся в другие страны, где
есть бросовые трудовые ресурсы.
Этот общий процесс касается и нас. У нас тоже происходит сокращение
коренного населения в центральных и северных областях Федерации, а
быстро растущее инородческое население активно расселяется в традиционно
русских регионах. Отличие, однако, состоит в том, что все это происходит
в рамках одной страны, в которой после распада Союза власти более всего
озабочены сохранением того, что осталось под их подчинением, усиленно
поддерживая миф о единстве неких россиян, которое должно заменить собой
отошедшее в небытие единство советских людей.
В этой ситуации, когда все и повсюду россияне, как-то направлять
этнические процессы в интересах титульной нации, как это делается в
национальных государствах, допустим, Норвегии и Швеции или даже в Латвии
и Казахстане, оказывается невозможно. Эти процессы разворачиваются
стихийно, что приводит к ослаблению позиций русского народа уже и внутри
Федерации.
Русские оказываются вытесненными из национальных районов, где безусловно
обеспечивается ныне приоритет коренного населения, но и в районах своего
традиционного расселения они такого приоритета не обретают. Ведь
административно эти районы просто Россия, где русские только россияне,
как и все прочие, и где могут укореняться все, у кого есть желание.
Учитывая, что традиционные русские земли практически на всем протяжении
северной Евразии непосредственно граничат с перенаселенным югом, то
деятельная часть этого избыточного южного населения естественным образом
смещается на север со скоростью не менее одного миллиона человек в год.
При этом коренное население этих мест с такой же скоростью сокращается.
Пустеющие городки и поселки в русской провинции (или целые виды
деятельности в крупных городах) превращаются в сплоченные национальные
анклавы, пользующиеся всеми преимуществами полноценного гражданского
статуса, но по существу живущие по привезенным извне собственным
законам, избавляющим при случае от необходимости следовать российским
законам и нравственным нормам.
Так, по крайней мере в этих отдельных точках, начинается и постепенно
расширяется в масштабах процесс обратной ассимиляции. И Россия, которая
на протяжении веков была вполне законным полем русской экспансии, в
условиях политкорректности и мультикультурности становится столь же
законным полем инородческой экспансии.
Причем если, например, какой-нибудь переселенец, получивший благодаря
покровительству своей общины надежное место на рынке и занятый
переселением на новое место своей семьи, исполнен деятельного оптимизма
и уверен в повышении своего статуса, то разобщенные русские, не
чувствующие поддержки со стороны коррумпированной администрации, а то и
вовсе оставшиеся без работы, часто чувствуют себя обманутыми и
брошенными. Вот эта заброшенность, когда ты перестаешь чувствовать себя
хозяином в своем доме, при случае и оборачивается попытками
самостоятельно постоять за себя, грозящими перерасти в русский бунт
"бессмысленный и беспощадный".
Власти стараются погасить такого рода эксцессы посредством разговоров о
толерантности и массовых призывов "жить дружно". На деле же речь идет о
судьбоносных процессах, исполненных такой страсти, которую никакими
благими и разумными доводами не погасить. Впрочем, власти и сами это
понимают, дополняя благие призывы неуклонным наращиванием внутренних
войск и силовых структур.
На деле же перед нами тупиковая ситуация, которую без крупных потерь не
разрешить. Если ограничить приток инородцев в русские регионы и лишить
их права селиться там, где им хочется, то это означает поставить под
удар равноправие россиян, а значит, и единство России. Если же смириться
с этим процессом, значит, смириться и с начавшимся сокращением ареала
русской культуры и далее с изменением этнического облика того, что мы
все еще мыслим сейчас под словом Россия.
Так что же нам дороже? Чем мы можем скорее пожертвовать? Единством того
куска доставшейся нам территории, который мы ныне именуем "Россией", или
национальной идентичностью русского народа вместе со всем тем этническим
богатством, которое в нем нерасторжимо растворено?
И, наконец, что же нам делать? Укреплять границы и заселять гигантские
пустующие территории новообращенными россиянами с Юга и Востока,
соревнуясь в величии с Америкой, или бросить накопленные резервы на
благоустройство района этнического формирования русского народа и
построить скромный, но благополучный "русский дом", где русская культура
и русские интересы будут обладать несомненным приоритетом?