От Георгий
К Георгий
Дата 18.05.2006 21:45:36
Рубрики Тексты;

(!!!!!!!!!!!!!!!!!!!) О. Иоселиани: "Рахманинов, он что - русский музыкант?" (*+)

http://news.bbc.co.uk/hi/russian/business/newsid_4766000/4766047.stm

Иоселиани о природе рабства и будущем Грузии

Режиссер Отар Иоселиани заканчивает в Париже работу над новой картиной
"Сады осенью".
В интервью BBCRussian.com он размышляет о искусстве, цензуре и свободе.

C режиссером беседовала Мария Бейкер.


Би-би-си: На право называть вас "своим" режиссером претендуют несколько
стран: для России вы - один из отцов-основателей советской "новой
волны", для Грузии - великий грузинский режиссер, а для Франции -
корифей французского авторского кинематографа. Как вы определяете
"национальную принадлежность" своего искусства?

О. Иоселиани: Я не знаю, как можно определить, к примеру, таких
музыкантов, как Рахманинов. Он что - русский музыкант? Ну, скажем,
Мусоргский и вся "Могучая кучка" использовали русский фольклор, и
Чайковский использовал его в довольно слабой опере "Евгений Онегин" и в
не более блестящей 6-ой симфонии. Это была дань моде, увлечение
фольклором и использование того, что было наработано в народе и просеяно
через песок веков.
Или, может быть, вы мне скажете, что Декарт - французский философ? Или
Монтень? Или что Плутарх - греческий историк? Я не уверен в этом.
Поэтому, если определять человека по культурному багажу, которым он
оперирует, то можно сказать, что в данный момент я занимаюсь тем, что
открылось моим глазам в Европе и во Франции. Я снял фильм в Африке, но
это же не делает меня африканским режиссером. Безусловно, использование
материала требует определенного уважения к той культуре, в которую вы
погружаетесь.
Что же касается Грузии, я не думаю, что я должен считаться грузинским
режиссером. Все, что я сделал в Грузии, было сделано вопреки тем
правилам и нравственным критериям, каковые существовали в моей
несчастной стране в те времена. Я не говорю даже о политических аспектах
того времени.

Би-би-си: И все-таки культурная принадлежность определяется языком. Вы
говорили о музыке, но кино же - синтетическое искусство, где существует
текстовая основа. Так что тут, скорее, возникает аналогия с Набоковым,
начавшим писать по-английски. Вы пишете сценарии по-французски?

О.И.: А как же иначе? Кто сможет понять мой текст, написанный по-русски
или по-грузински? Главное для меня, что к началу съемок весь фильм у нас
нарисован и описан. Но текст сценария имеет очень важную функцию -
соблазнить "читателей", которые решают финансирование будущего фильма. В
то же время, сочинив сценарий, вы создаете основу для будущего проекта
фильма. То есть сценарий важно написать весело, чтобы он был читабелен.
А позже, когда вы приступаете к проекту фильма, об этом тексте вы можете
забыть.

Би-би-си: Расскажите, пожалуйста, о вашей новой картине.

О.И.: Это фильм о "функционере" (французское "fonctionnaire"),
по-русски, о чиновнике. Чиновники - люди, вступившие в добровольное
рабство. Мой фильм о том, как приятно, оказывается, от этого рабства
избавиться и стать независимым и свободным. Я наблюдал, как живут попы,
монахи, военные и полицейские. В молодости мне пришлось близко
столкнуться с редакторами Госкино и наблюдать, в каком несчастном
положении они находились.

Би-би-си: Вы сказали, что в СССР вы работали вопреки системе,
преодолевая цензуру и чиновников. А во Франции вы чувствуете себя
свободным?

О.И.: Здесь тоже есть цензура. Цензура публики, у которой десятилетиями
воспитывался дурной вкус. Сегодняшний кинозритель редко бывает старше 25
лет. Это означает, что люди, которые могли бы размышлять вместе с вами
над теми явлениями, которые вы хотели бы трактовать и анализировать,
практически в кино не ходят. А раз они не ходят в кино, значит
предполагают, что это чепуха, это несерьезно. Цензура толпы, жующей
поп-корн. Все довольны: в зале воняет арахисом, а зрителя нет...

Би-би-си: Фильм "Сады осенью" сделан при участии России. Хотели бы вы
снять фильм в России, если представится такая возможность?

О.И.: Ни в коем случае. Я эту Россию уже не знаю. Я там уже не живу. А
фантазировать на тему о том, что было раньше, мне неинтересно. А так как
мои российские коллеги адаптируют для кино литературные произведения,
это означает, что то, что происходит перед их глазами, они в упор не
хотят видеть, снимать не смеют или не могут. Или все, что они видят,
настолько непонятно, запутано и неприглядно, что необходимо время, чтобы
осмыслить свалившиеся на нас на всех ужас и беду и соотнести это с тем,
что было раньше. Пока такое "остранение", очевидно, невозможно.

Би-би-си: Каково ваше отношение к тому, что происходит сегодня в Грузии?

О.И.: Явилось вдруг оголтелое поколение людей, которые дорвались до
власти. Я пока не вижу, чтобы они были озабочены серьезным решением
проблем, существующих в моей стране. Правда, есть и объективные
причины - атмосфера жуткого давления российской администрации: грязная
история с Абхазией, с Южной Осетией... Все это не может не отравлять
атмосферу.
К сожалению, в Грузии исчезло то необходимое звено, которое составляло
связь между поколениями. Грузинские большевики выборочно истребляли
своих сверстников, которые представляли хоть какую-то культурную и
человеческую ценность. Выжили немногие, а в основном - карьеристы,
чекисты... всякая дрянь. Сегодняшнее поколение - это их дети. Кем они
воспитаны и чему научились? Правда, у меня есть надежда - надежда на
тексты. На молодых людей, которые их читают, о чем-то задумываются и,
слава Богу, не занимаются политикой. Может быть, лет через 50 в Грузии
что-то произойдет.

Благодарим компанию "Кино без границ" за помощь в организации интервью.