Угроза № 1 - потерять власть, оказавшись чересчур слабыми. Угроза № 2 - потерять власть, оказавшись чересчур сильными.
Кто-то усмехнётся: А зря!
У Эсхила, древнейшего из греческих трагиков, Прометея сопровождают к скале, где он должен быть прикован, Сила и: Власть! Умел ведь древний грек почувствовать разницу! Понимал, что Сила - это одно, а Власть - другое. Что можно <у-силить> (добавить силы) - и через это потерять власть.
Спросят: а при чём здесь Общественная палата РФ? Очень даже, знаете ли, при чём!
В чём источник власти? В силе как таковой? Отнюдь! Ибо сказано было: <На штыках не усидишь>. И это та объективность, против которой возражать - хуже, чем того: против ветра:
Сила, конечно, нужна. Но категорически недостаточна.
Подлинный источник власти - легитимность. О ней-то и пойдёт разговор. Она-то и связывает никому не интересного гражданина Эсхила со столь важной для многих - и я убеждён, что мёртворождённой, - <Общественной>.
Современная западная демократическая культура признаёт один возможный тип легитимности. Он основан на победе в некоей игре, ведущейся по правилам, одинаковым для всех участников. Здесь же - обязательное равноправие в том, что касается <средств игры>. Например, допуска к телеэфиру - главному ресурсу такой игры в XXI столетии. А что обеспечивает равенство допуска? Немонопольность на соответствующем рынке средств ведения игры. И пошло, и поехало.
Во-первых, нужно категорически зафиксировать, что это не единственный возможный тип легитимности. Есть, например, легитимность мессианского типа: <Партия торжественно провозглашает: <Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме>:
Что это означает? А вот что: <У нас есть идея и сверхцель, и идите вы вальсом вдоль своего западно-демократического забора>. Что дальше? Авторитарная власть! Нелегитимно? Ещё как легитимно - пока идея работает!
Есть легитимность - можно поиграть и на силовом поле. А вот когда идея рушится и легитимность вместе с ней улетучивается, то власти как не бывало, и никакая сила ей не поможет. Да и не применит она эту силу. Постыдится или, так сказать, убоится. Короче, в танках гэкачэпистов сидели солдаты, читающие журнал <Огонёк>.
Во-вторых, демократический идеал - это одно. А его реализация - это совсем другое. Оставим в стороне греческий полис, эпоху Перикла и всё прочее разное: Березовский и Гусинский, поделившие телеэфир, - это идеал Перикла или нечто иное? Да и с Тэдом Тёрнером, например, всё далеко не просто. Так что идеал - одно, реальность - другое. Но есть ещё и третье - видимость.
Ельцин мастерски крутился на поле видимости демократической легитимации. Не хочу этим сказать, что он приказывал Гусинскому его ругать. Но то, что Ельцин мог отвернуть Гусинскому башку одним мизинцем, показало пресловутое <лицом в снег>. Однако Ельцин знал, что ему нужно, чтобы его ругали. Ему была нужна видимость того, что кто-то от него независим, - и ругает, ругает, а он, Ельцин, борется и побеждает. <Помилуй государь, тебе ль у нас прощения просить?> - <Молчи, холоп, я каяться и унижаться властен, пред кем хочу. Молчи и слушай. Каюсь!>
И Киселёв поносил Ельцина, поносил: А потом открывал в нём ценные для демократии качества: Была легитимация через видимость массмедийной и иной конкуренции: Через видимость! Но видимость была хорошо продумана.
То же самое с олигархами. Ельцин знал, что это пацаны, берущие под козырёк. Но ему нужна была видимость того, что аж господствующий класс (крупный капитал!) приказал ему стать президентом.
Легитимация через видимость независимых социальных источников власти - вот что это такое. Через видимость, но и её продумали до деталей.
Ясно, что <теперича не то, что давеча>. Но между этой ясностью и новым качеством легитимности - пропасть. Которую, между прочим, нужно и суметь, и, главное, захотеть перепрыгнуть. Перепрыгнул - и что? Конечно, есть новая легитимность. Но есть и новые неприятности. С какой-нибудь там <восьмёркой> и прочим разным. Но что-то делать надо: Иначе длится пребывание в определённой зоне. Зоне депрессии легитимности. А это далеко не безопасная штука.
Доминирование, основанное на силе, не может быть заменой легитимации. <Песок - плохая замена овсу>.
Тот же Ельцин: 1993 год: Пушки и спецназ вместо законодательной легитимности. 1994 год: Как уцелеть в условиях, когда у этих пушек и спецназов свои виды на власть?
Может, помните начало первой чеченской войны и знаменитые тогда <проблемы с носовой перегородкой у Бориса Николаевича Ельцина>? Это были первые симптомы материализации потаённой мысли: <А почему не я?> Первые, но отнюдь не последние. За два с небольшим года, посвящённых непрерывным разводкам силовиков, Ельцин из матёрого мужика превратился в ходячий труп. Кроме того, одними разводками сыт не будешь. Не потому ли, терпя наглые издевательства ненавистного <гусиного> телевидения, Ельцин охранял тех, кто его же, Ельцина, дискредитировал? Понимал ли он, что делает, - отдельный вопрос. Но инстинкт срабатывал верно. Хоть какие-то крохи другой, не силовой, <нормальной>, демократической легитимации!
Вопрос вопросов состоит в том, решится ли российская власть перепрыгнуть на совсем другое легитимационное поле. Лично я был бы только <за>. Но, повторяю, надо не только захотеть, но и суметь таким образом перепрыгнуть. А пока мы в этой самой <зоне депрессии>. И тут сила истребляет власть. Сила, понимаете, а не слабость.
Отсюда - разные суррогаты легитимации. В том числе Общественная палата. Но тут на сцену выходит сила и гаркает: <Ты, волхв, иди и легитимируй! Но только без всяких там: насчёт могучих владык>. В ответ пищат: <А мы и не собирались-с!>
Политтехнологи? <Вы закажите, мы сделаем>. Ну-те-с? И где же легитимация?
Бюрократия? Она вообще совсем другим занята.
Где ж искомое? Где точка этой самой: опоры?
Сила? Она, конечно, сразу предлагает себя. Но когда вы тонете в реке, а крокодил, плывущий вам навстречу, предлагает на него опереться: Одним словом, есть над чем поразмыслить, не правда ли?