В среду - 80 лет со дня смерти Владимира Ленина. Его преждевременная кончина (не пивший и не куривший человек умер в 53 года; версия
о наследственной болезни не нашла подтверждения) была связана не только с неимоверными нагрузками - недавний эмигрант волею истории
оказался у руля огромной, пребывающей в кризисе державы. Подкосили Ленина и пули Фанни Каплан. Про эту женщину мы знаем очень
немного. Между тем сам факт покушения и события, которые за ним последовали (начало "красного террора"), заставляют присмотреться к
ней повнимательнее.
Итак, днем 30 августа 1918 года во дворе завода Михельсона прозвучали три выстрела. Ленин тяжело ранен. Стрелявшую задержали...
Признание
30 августа 1918 года, 23 часа 50 минут. Лубянка. Кабинет исполняющего обязанности председателя ВЧК Петерса.
В кабинете пятеро напряженных мужчин и женщина - встрепанная, бледная, в черной кофточке, наспех заправленной в черную юбку. Все
молчат. Минуту, три, пять...
- Почему она стоит на одной ноге? - произносит наконец Петерс.
- Тут нашли кое-что, прятала в ботинке, - отвечает председатель Московского ревтрибунала Дьяконов.
Петерс, Дьяконов, Свердлов, Аванесов выходят в соседний кабинет. Нарком юстиции Курский начинает первый допрос.
Протокол первого допроса Фанни Каплан в ВЧК (два предыдущих были проведены в Замоскворецком военкомате, куда доставили всех
задержанных с места покушения):
"Приехала я на митинг часов в восемь. Кто мне дал револьвер, не скажу. У меня никакого железнодорожного билета не было. В Томилине я
не была. У меня никакого билета профсоюзного союза не было. Давно уже не служу. Откуда у меня деньги, я отвечать не буду. Я уже
сказала, что фамилия моя Каплан одиннадцать лет. Стреляла я по убеждению. Я подтверждаю, что я говорила, что я приехала из Крыма.
Связан ли мой социализм со Скоропадским, я отвечать не буду. Я никакой женщине не говорила, что "для нас неудача". Я не слышала
ничего про организацию террористов, связанную с Савинковым. Говорить об этом не хочу. Есть ли у меня знакомые среди арестованных
Чрезвычайной комиссией, не знаю. При мне никого из знакомых в Крыму не погибло. К теперешней власти на Украине отношусь
отрицательно. Как отношусь к Самарской и Архангельской власти, не хочу отвечать.
Допрашивал наркомюст Курский". (Следственное дело ? 2162).
Протокол Каплан подписать отказалась. Курский допрашивал ее до двух ночи. "Не скажу... не хочу... не буду... не знаю..." Следствие
пока располагало только одним - признанием.
"Сумасшедшая или экзальтированная"
В половине третьего допрос продолжен. Курского сменил Петерс. Сначала присутствовали Свердлов и Аванесов, но Каплан при них говорить
отказалась. Свердлов и Аванесов вышли. До нас дошла реплика-впечатление Аванесова: "На вид сумасшедшая какая-то. Или
экзальтированная".
Петерс и Каплан остаются друг против друга. Петерс понимает - давить на эту женщину бессмысленно. "Сумасшедшая или экзальтированная"
сейчас морально готова как раз противостоять давлению. Петерс начинает исподволь. Пытается выяснить политические взгляды
арестованной. Рассказывает о себе, о былом увлечении анархизмом. Выясняется: Каплан - бывшая политкаторжанка, сидела в Акатуе с
"Машей Спиридоновой" (лидером недавнего восстания левых эсеров). На каторге у Каплан начались проблемы со зрением: в 1906-м в номере
киевской гостиницы она готовила бомбу, рвануло до срока, Каплан контузило, ранило, так ее и задержали; последствия контузии
выразились в приступах слепоты.
"...Я спросил, за что ее посадили, как она ослепла. Она постепенно разговорилась. В конце допроса она расплакалась, и я до сих пор
не могу понять, что означали эти слезы: раскаянье или утомленные нервы". (Я. Петерс. "Пролетарская революция" 1924 г. ? 10).
Итог допроса - второй протокол.
" Я, Фаня Ефимовна Каплан. Под этой фамилией жила с 1906 года. В 1906 году была арестована в Киеве по делу о взрыве... Была
приговорена к вечной каторге. Сидела в Мальцевской каторжной тюрьме, а потом в Акатуевской тюрьме. После революции была освобождена
и переехала в Читу. В апреле приехала в Москву. В Москве я остановилась у знакомой каторжанки Пигит, с которой вместе приехала из
Читы, на Большой Садовой, д. 10, кв.5. Прожила там месяц, потом поехала в Евпаторию, в санаторий для политических амнистированных. В
санатории я пробыла два месяца, а потом поехала в Харьков на операцию. После поехала в Севастополь и прожила там до февраля 1918
года. В Акатуе я сидела вместе со Спиридоновой. В тюрьме мои взгляды сформировались - я сделалась из анархистки
социалисткой-революционеркой. Свои взгляды я изменила потому, что попала в анархисты очень молодой. Октябрьская революция меня
застала в Харьковской больнице. Этой революцией я была недовольна, встретила ее отрицательно. Я стояла за Учредительное собрание и
сейчас стою за это. По течению в эсеровской партии я больше примыкаю к Чернову. Мои родители в Америке. Они уехали в 1911 году. Имею
четырех братьев и трех сестер. Все они рабочие. Отец мой еврейский учитель. Воспитание я получила домашнее. Занимала в Симферополе
[должность] как заведующая курсами по подготовке работников в волостные земства. Жалованье получала на всем готовом 150 рублей в
месяц. Самарское правительство принимаю всецело и стою за союз против Германии. Стреляла в Ленина я. Решилась на этот шаг еще в
феврале. Эта мысль во мне созрела в Симферополе, и с тех пор я начала готовиться к этому шагу.
Допрашивал Петерс".
Этот протокол она подписала.
Очная ставка с английским послом
31 августа 1918 года - день активных следственных действий. Накануне, 30-го, был не только ранен Ленин; в Петрограде убили
председателя питерского ВЧК Урицкого. Туда выехал Дзержинский; чекисты обыскивали английское посольство, считая его "штабом
заговорщиков". Еще на день раньше по просьбе Чичерина (в связи с дипломатической необходимостью) Петерс выпустил арестованного
английского посланника Локкарта. Но сегодня уже ушла нота советского правительства английскому правительству, и Локкарта снова
сажают под замок.
Версия следствия: оба покушения и "заговор послов" связаны. Во главе плана - правые эсеры, их поддерживают англичане. Локкарту
устраивается очная ставка с Каплан. Безрезультатно.
"Она была одета в черное. Черные волосы, черные глаза, обведенные черными кругами. Бесцветное лицо с ярко выраженными еврейскими
чертами было непривлекательно. Ей могло быть от 20 до 35 лет. Несомненно, большевики надеялись, что она подаст мне какой-либо знак.
Спокойствие ее было неестественно. Она подошла к окну и стала глядеть в него". (Роберт Брюс Локкарт. "История изнутри").
Ничего не дают и допросы задержанных. Шофер Ленина Степан Гиль заявляет, что "увидел стрелявшую" только "после выстрелов". Потом он
вспомнил "женскую руку с браунингом", из которого "были произведены три выстрела. Стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер
и скрылась в толпе. Револьвер этот лежал под моими ногами. При мне револьвера этого никто не поднял". Позже скажет, что "толкнул его
ногой под автомобиль".
Ни револьвера под автомобилем, ни браунинга на месте покушения не обнаружили. Только четыре гильзы, втоптанные в грязь. Каплан
допросил заведующий отделом по борьбе с контрреволюцией ВЧК Скрыпник. Подследственная отвечала сквозь зубы: конверты со штемпелем
Замоскворецкого военкомата вложила в ботинок, чтобы не колол гвоздь, профсоюзную карточку просто нашла, про железнодорожный билет
вообще не помнит. Этот протокол она тоже подписала. Следователи Юровский и Кингисепп вместе с председателем завкома завода
Михельсона Ивановым несколько раз выезжали на место покушения, но к четырем гильзам ничего не прибавили.
Спор Лубянки и Кремля
...В 1920 году Яков Петерс заболел тифом. Выздоравливал долго и мучительно. Чтобы занять себя, Петерс стал записывать в блокнот
"личную хронику" - воспоминания двухлетней давности. Записи эти сохранились. Они на английском - Петерсу, долго жившему в Англии,
английский был привычнее русского. Старые листки блокнота позволяют понять, как начался стремительный поворот событий вокруг "дела
Каплан".
31 августа вечером Свердлов сказал Петерсу, что утром нужно дать официальное сообщение в "Известия ВЦИК":
- Напиши коротко, - посоветовал он, - стрелявшая - правая эсерка черновской группы, установлена ее связь с самарской организацией,
готовившей покушение, принадлежит к группе заговорщиков.
- Этих "заговорщиков" придется выпустить - против них ничего нет, - пожал плечами Петерс. - Никакими связями ни с какой организацией
от этой дамы пока не пахнет, а то, что она правая эсерка, сказал я. И вообще таких дилетантов, как мы, самих сажать нужно.
Свердлов ничего не ответил. Зато чуть позднее, на вопрос, как идут дела на Лубянке, ядовито бросил: "А так, что всю ВЧК надо
пересажать, а даму выпустить. И на весь мир покаяться: мы, мол, дилетанты-с, извините-с!" (Из записок Веры Бонч-Бруевич. Сентябрь
1918 г. Изъяты у А. Мухина, секретаря ее мужа - старого большевика Владимира Бонч-Бруевича, при его аресте в 1938 году).
Сам Петерс в ту ночь продолжил допросы Каплан. Итогом долгого разговора стал совершенно неожиданный документ... Полностью статью
читайте на Известиях науки
