Кризис экономической цивилизации в контексте макрокультурных процессов
Свой доклад мне хотелось бы посвятить краткому рассмотрению тех
макрокультурных факторов, которые могли бы указать на всеобщую основу
различных видов цивилизационной активности человека, включая также и
экономическую. В известном смысле, речь может идти о поисках такой
концепции, которая позволила бы преодолеть дурное наследство экономического
детерминизма с его мистифицированием экономических факторов и представлением
их в качестве некоего самоочевидного и беспредпосылочного начала.
Если принять положение о непрерывности и направленности эволюционного
процесса, то допустимо предположить, что по завершению биологической
эволюции, с образованием вида homo sapiens, общая тенденция к
параллельному разворачиванию идеальных и сворачиванию материальных форм,
получило свое продолжение. Это означает, что сквозным вектором исторической
эволюции, или, по крайней мере, одним из таковых, выступает принцип
индивидуализации, т.е. последовательного движения к всё более и более
автономным и самодостаточным субъектным формам. Оговоримся, что под
эволюцией здесь понимается не примитивно линейный процесс ползучей
прогрессии форм, а опредмечивание идеально предсуществующих эйдетических
паттернов, вступающих между собой не только в иерархические и
субординационные, но также и в комплементарные отношения.
Итак, речь пойдёт об эволюции исторического субъекта и соответствующих
цивилизационных типов.(1)
У основания эволюционной пирамиды стоит рождённый неолитической революцией,
родовой человек или архаический индивид. Неолитическая революция, осуществив
переход от константного к расширяющемуся культурному ресурсу, дала
фундаментальный толчок к распаду мифо-ритуального синкрезиса. С этого
момента запускается диалектика противоборства сил центростремительных,
втягивающих индивида в сакральное поле космоорганизующего ритуала с его
магическим характером отношения к реальности, и презумпцией рода, как
структурной вертикали, интегрирующей, не просто связь, а онтологическое
единство имманентного и трансцендентного планов бытия, и сил центробежных,
привлекающих энергию партисипационных переживаний индивида к единичным и
конечным, отпадающим от ритуального ядра, феноменам. Изначально синкрезис
настолько силён, что все предметы, действия и сущности осмысляются и
наделяются бытийственным статусом исключительно будучи соотнесены со своей
мифо-ритуальной основой. Ритуал, упорядочивающий бытие и испускающий во
внешнее пространство спектр магических флюидов, выступает единственной
осмысленной реальностью - всё остальное, и в том числе, экономический
аспект жизни, переживается и осмысляется в несобственных формах.
Что же представляет из себя родовой индивид и его цивилизация? Выделяя лишь
самое главное, можно сказать, что родовая система есть способ решения
природных задач цивилизационными средствами. Вся культурно-цивилизационная
орудийность, включая и её экономический аспект, не имеет собственного
целеполагания, а выступает лишь инструментом воплощения неотчуждаемых и
императивных природных интенций. Род единственная универсально
функционирующая космоорганизующая вертикаль, вокруг которой разворачивается
космос горизонтальных прагматических связей, не познавший ещё жёсткой
оппозитарности полюсов и переполненный синкретическим взаимопроникновением
смыслов. Центростремительное притяжение мифо-ритуальной системы чрезвычайно
велико, культурный ресурс расширяется крайне медленно, а человеческая
субъектность выражена предельно слабо. Ввиду тотального характера сакральных
и социальных табуаций, функционально-ролевой заданности, связанной с полом,
возрастом и социальным статусом, всеобъемлющей традиционностью, цикличностью
времени, прецедентной обусловленности выбора и рядом других факторов,
задаваемых родовой системой, свобода субъекта, показывающая градиент его
автономности, ничтожно мала. В центре аксиологической системы индивида -
природные по генезису ценности рода. Остальное - вторично и при случае,
приносимо в жертву. Ценности рода - порог, до которого возможно
раскультуривание индивида.
Этот тип субъекта создал первое поколение цивилизаций - цивилизаций
аграрных, крестьянских, отталкивающихся от концентрированной природности
деревенского уклада с его локализмом, натуральным хозяйством и меновыми
отношениями. Неустойчивость ранних древневосточных государств была, среди
прочего, связана с тем, что родовой космос был не в силах путём
количественных изменений преобразоваться в так называемое <большое
общество>. Эти государства, представляя собой, в известном смысле,
разросшийся род неспособны были, несмотря на временные успехи, стабильно
интегрировать локальные сельские миры в макросоциальное целое.
Цивилизация индивида прошла три главных этапа :
от доистории к неолитической революции,
от неолитической революции до возникновения письменности и государственности
в 4-3 тыс. до Р.Х.,
от складывания ранней государственности до конца 2тыс. до Р.Х., т.е. до
нашествия <народов моря>, уничтоживших государства <бронзового века>.
Необходимо отметить, что уступая доминирующие позиции другим историческим
субъектам, родовой индивид никуда не исчез. Просто его цивилизация, с
присущим ей укладом жизни, экономики и системы ценностей утратила
тотальность и стала сдвигаться на периферию - либо географическую, либо
внутреннюю, в рамках иной - господствующей. Тот же механизм действует и в
структуре ментальности: уровень социокультурной памяти родовой цивилизации
образует корневой слой ментальности и неизменно присутствует в области
культурно-бессознательного, то мерцая сквозь последующие слои, то прорываясь
сквозь них, а иногда выступая в качестве доминанты. Забегая вперёд, отметим.
что каждая из макроцивилизационных фаз, формирующих своего особенного
исторического субъекта, образует в актуально функционирующей ментальности
свой структурный уровень, способный выступать либо как доминанта или
субдоминанта, либо как компонента. Поэтому, хотя имманентное развитие
родового человека и его цивилизационных форм давным давно закончилось, сам
исторический тип с доминантой родовых ценностей и принципов жизнеустройства
продолжает себя воспроизводить, служа наподобие природы, витальным фоном
опредмечивания и разворачивания последующих форм. Разумеется, сознание
современного индивида менее целостно, чем у его исторического
предшественника, ввиду необходимости адаптироваться к дисперстному
существованию внутри большого общества, с его институтами и моделями
социального поведения. Но доминанта остаётся. Она, как и другие доминанты в
этом ряду, императивна, априорна и, по-видимому носит врождённый характер.
Именно здесь, думается, следует искать причины отторжения современными
наследниками архаического индивида институциональных установок большого
общества, его стремление минимизировать отношения с государством, неприятие
безличных форм экономических отношений, неприятие универсальной функции
денег и т.д. и т.п.
Кто же разрушил тотальность цивилизации родового индивида? Здесь можно
говорить о второй великой цивилизационной революции - революции
манихейской,(2) вызванной кризисом и распадом мифо-ритуальной системы.
Спешу оговориться, что под манихейством здесь понимается не само учение
Мани, возникшее, как известно, гораздо позже рассматриваемой эпохи.
Манихейство понимается расширительно, как суммативное обозначение внешне
разнородных культурных явлений и духовных интенций, устремлённых на
формирование новой мировоззренческой доктрины и жизнеустроительных
принципов.
Манихейская революция, первые предпосылки которой можно отнести к эпохе
стабилизации средниземноморского мира после нашествия народов моря, а
завершение - к эпохе около 7в н.э., породила принципиально новый тип
субъекта, принципиально новый тип ментальности и качественно иной образ
цивилизации
Кризис мифо-риткальной системы, выразившийся, прежде всего, в росте
субъективирующей рефлексии, способствующей отделению логоса от мифа и
утрате абсолютности и самодостаточности последнего требовал разрешения. И
оно было найдено на путях глобализации критически размножившихся и отпавших
от мифо-ритуального ядра сущностей, вещей и оппозиций под эгидой одной
фундаментальной макроопозиции, маркированной семантемами добра и зла. Эта
маркировка не случайна - именно область этического только и могла быть
сферой разворачивания субъективирующей рефлексии, <перетягивающей>
самоорганизационные процессы в культуре из преимущественно объектных в
субъектные формы. Новый субъект - носитель этого типа ментальности может
быть назван паллиатом, ибо является переходной формой между архаическим
индивидом и автономной личностью. Эпоха манихейской революции также может
быть разделена на периоды.
От нашествия народов моря до начала осевого времени (по К.Ясперсу)
От начала осевого времени до складывания и дуалистических и монотеистических
учений 1-3вв.
Период 3-7вв. - завершение формирования ментальности паллиата и выход
утверждаемой им цивилизации на уровень устойчивого самовоспроизведения. А
средневековье стало его золотым веком.
На первом этапе предпосылки новой парадигмы на фоне обвального распада
синкрезиса классической древности присутствуют глубоко и подспудно. Можно
говорить лишь об отдельных элементах психологических трансформаций и
социальных технологий. На втором этапе нисходящий родовой и восходящий
манихейский принципы породили уникальный феномен античности, явивший не
механическую смесь, а качественный синтез этих макроисторических глобальных
интенций. Именно в античности распад древнего синкрезиса был осознан и
(разумеется в так или иначе опосредованных и замещённых формах)в глобальной
оппозитарности природы и культуры. Культура, осознавшая свою принципиальную
иноприродность, устремилась к экспансии в мир отчуждённого природного хаоса,
вооружённая гармонизующим принципом антропной телесности. Человек в его
телесной модальности стал и субъектом, и модулем, и инструментом, и мерой
цивилизационного процесса. Отсюда - не только феномен античного искусства,
единственный раз в истории оказавшегося главным выразителем общекультурных
задач, но и феномен полисной демократии и вся система античного
жизнеустройства с его относительно слабым сакрально-трансцендентным началом,
доминантой имманентно-горизонтальной интенции разворачивания вещного космоса
вширь и вполне закономерными попытками создания <потребительской
цивилизации> с выраженными зачатками товарной экономики. Но эти тенденции,
сыграв роль черновой лабораторной модели на будущее, не могли победить и
утвердиться. И не только потому, что античность не способна была избавиться
от рецессивного восточного гена и критического давления инерции
традиционализма. И не только потому, что товарная экономика несовместима с
институтом рабства, которое, кстати, осмелюсь предположить, имело не столько
собственно экономическое, (римский водопровод, вопреки утверждению
Маяковского, был сработан вовсе не рабами)сколько культурное значение,
вписывая варвара в цивилизацию. Главная причина падения античной
цивилизации, с её, как принято считать, опережающими своё время
достижениями, заключается в том, что восходящий цивилизационный принцип -
принцип паллиата - выражал совершенно другие исторические интенции.
Победа нового типа ментальности выразилась в том, что культура сделала
следующий, и в известном смысле, решающий шаг на пути удаления от
естества.(т.е. от природы) Он заключался в том, что теперь, на следующем
этапе манихейской революции фундаментальный водораздел распавшегося
синкрезиса пролёг уже между собственно культурными полюсами, между добром и
злом, между творцом и творением, между богом и дьяволом и другими
изофункциональными семантемами, макрирующими вышеозначенную метаоппозицию. В
результате фундаментально переструктурировки структурных и аксиологических
элементов картины мира, сложилось принципиально иное мироощущение, отношение
к ценностям и цивилизационные установки.
Перечислю лишь самые главные из них. Вертикальный характер метаоппозиции
создал возможность мыслить универсальными всемирными категориями,
приложенными в первую очередь к самим семантемам добра и зла. Субъект,
способный партисипироваться к сущностям столь абстрактного уровня, оказался,
соответственно, способен создать устойчивые институты большого общества,
зрелые, уже собственные формы государственности и сформировать устойчивое
ядро, необратимо оторвавшейся от фольклорно-сельской архаической основы,
городской и письменной культуры. Культурным мир в сознании паллиата
раскололся на имманентную, погрязшую во зле и пороке профанную реальность
и противостоящий ему сакрально-трансцендентный идеал. Отсюда фундаментальное
противостояние должного и сущего, идея испорченности, переполненного
страданиями, мира и концепция спасения. Отсюда и доктрина мирового
эсхатологического проекта и выпрямление циклического времени в ось
священной истории. Древняя нормативность священного прецедента растворилась
в локализованном в хилиастическом будущем, и в то же время, в пребывающем
извечно Должном. Способность зрелого паллиата партисипироваться не только к
<нашим>, как это мог делать и архаический индивид, но расширить категорию
<наших>(как, впрочем и <не наших>) до невиданных дотоле вселенских
масштабов, позволило ему включиться в процесс акомулирования колоссальной
энергии социального действия, которая, преломившись в панэтической и
логоцентристской картине мира, была направлена в средневековую эпоху на
построение разветвлённой иерархии институтов <большого общества>. Не
случайно именно паллиат выступил автором и проводником имперского проекта, в
идеологической оболочке божьего промысла во всемирном(по возможности)
масштабе.
Фундаментальный и неизбывный дуализм - органически непреходящая черта
ментальности паллиата и всеобщий атрибут его картины мира. Для реализации
трансцендирующего устремления к полюсу божественному, при полном отторжении
противоположного ему полюса потребовалась сверхжёсткая фокусировка витальной
энергии на внутренней культуростроительной работе духовно-душевного плана с
неизбежной фрустрацией и сублимацией природных оснований существования.
Замыкающаяся на себе и своих собственных задачах, культура, в своём
ригористическом мазохизме, отторгает, насколько это возможно, природные
аспекты человеческого бытия, ибо природа, как таковая, культуру больше не
интересует. Вероятно, нет нужды говорить о том, как характер средневековой
экономики связан с идеологией аскетизма и самоограничения и о том, насколько
оказался свёрнут имманентный план бытия на фоне разворачивания
трансцендентного. И косность технологии, и жёсткой социальной регламентации
потребления, и постоянная опасность голода и низкие жизненные стандарты -
всё это лишь отдельные пункты в счёте, которым общество оплачивает
хилиастическую утопию.
В контексте разговора о манихейской революции необходимо упомянуть о
проблеме монотеизма. Монотеизм здесь предстаёт не неким полосатым столбом,
на котором кончается одна эпоха и начинается другая, хотя на уровне внешних
явлений это, видимо, так и выглядит. Становление монотеистической
октрины - внутренний момент развития дуалистического, манихейского)
мироощущения. когда оформившиеся в полярном разведении космологические
полюса, создали в разорванной пополам человеческой экзистенции такое
критическое напряжение. Что она не могла более существовать без внутренней
медиации. Таковой медиацией и стал образ единого бога, синтетически
снимающий бинарно расколовшееся единстве Единого(древний синкрезис) в новой
тотальности триединства (христианство). Но монотеистический бог всегда сидит
на расколотой божнице -дуалистические корни никогда не преодолеваются до
конца. Степень, характер и конкретно исторические формы этого преодоления -
существеннейший показатель системного качества той или иной цивилизации,
объясняющей её внутренние ментальные установки, системы ценностей, подходы
к проблемам жизнеустройства, социальные-экономические отношения и т.д.
Именно этими различиями, во многом объясняются глубокие различия между
католической и православной цивилизациями. Но это - отдельная тема.
Все послеосевые народы, в той или иной форме прошли манихейскую революцию.
Паллиативная ментальность и паллиативные жизнестроительные установки
образовали следующий за уровнем родового индивида слой
культурно-бессознательного в социально-исторической памяти человечества.
Потеснённая либеральной цивилизацией, цивилизация паллиата образовала второй
пояс её географической и структурно-дисперстной периферии. Манихейская
парадигма также, как и парадигма родового индивида, неизменно и априорно
воспроизводит себя в качестве ментальной доминанты у весьма широкого слоя
социальных субъектов. Критерий её распознания - уровень раскультуривания.
Если родовой индивид способен расстаться со всем, что надстраивается над
ценностями родовыми, но паллиат не способен расстаться с ценностями
трансцендентно-этическими, сравнительно легко жертвуя, при этом, всем
остальным, в том числе и ценностями родовыми. Строящий рай на земле и
борющийся с мировым злом редко останавливается перед уничтожением даже самых
близких людей. Здесь другой масштаб. И конечно же паллиат легко расстаётся с
ценностями буржуазной(либеральной) цивилизации, которые он эклектически
принимает, будучи помещён в соответствующий социокультурный контекст.
Третьим типом исторического субъекта завершающим(по крайней мере, на
сегодняшний день) эволюционную пирамиду является личность. Как паллиат не
выводится из родового человека, так и личность не выводится из паллиата,
хотя именно паллиативно-государственническая социальность служит для нее тем
жизненным фоном, на котором она и возникает. Личность физически может
родиться и в патриархальной деревне, но реализуется всегда в городской
среде. Личность это субъект фундаментальной чертой которого является
максимальная автономность. Последняя, в свою очередь, связана с
экзистенциальной способностью не только интегрировать, но и синтезировать
дуальные оппозиции окружающей культурной среды посредством специфически
индивидуальных форм медиации.
В лице личности самоорганизационный процесс в культуре (как продолжение
процесса общеэволюционного) выходит на следующий рубеж сворачивания
материального и разворачивания идеального. Никогда еще прежде отдельно
взятый человеческий субъект не выступал самостоятельным носителем такого
широкого круга культуротворческих возможностей. И никогда прежде результаты
самоорганизационных процессов в такой степени не опосредовались человеческой
субъективностью и не зависели от таких факторов как воля и выбор.
Эмпирически личность рождается впервые в эпоху осевого времени. Но тогда в
эпоху решения задач манихейской революции, личность возникновение личности
носило точечный, прецедентный характер. Великие учителя, философы и пророки
давали личностное решение, как правило, несобственно личностных программ.
Они не могли создать устойчивой традиции культурного самовоспроизводства в
отторгающей их социальной среде и были зачастую маргиналами. Время личности
пришло позднее.
Как только паллиат в зрелом средневековье навёл, как казалось, незыблемый
порядок: пожёг колдунов, загнал родового индивида в глухую деревню, выстроил
стройную социокультурную иерархию и, вроде бы, окончательно убедил себя в
возможности пресуществления мира грешного земного мира в Небесный Иерусалим,
как явственно запахло кризисом. Об эмпирических причинах кризиса
средневекового общества с его пресловутым расколдовыванием мира(по Веберу) и
огромным набором разнообразнейших социально -исторических и экономических
факторов написаны необъятные тома. Скажу только об одной корневой причине,
имеющей отношение к логике построения предлагаемой здесь концепции.
Дальнейшее смещение фронта распада синкрезиса, пройдя уровень разведения
природы и культуры, а затем и полюсов самой культуры, с неизбежностью
переместилось ещё глубже - в самого субъекта. Именно этот процесс и стал
причиной третьей великой революции в истории - буржуазной (или
либеральной), осуществившейся в Западной Европе в эпоху Ренессанса и
Реформации. Именно перемещение всех дуальных противоположностей внутрь
субъекта сделали его предельно автономным и самодостаточным ибо любые
проблемы личность рассматривает, как проблемы внутренние.
Личность отрицает паллиата, как впрочем и родового человека. Но если между
личностью и родовым человеком зияет пропасть отчуждения, рождающего
тотальную несовместимость, конфронтация личности и паллиата носит гораздо
более исторически выраженный характер. Для паллиата патриархальный
крестьянин не принимающий государственности, при всей своей ригидности и
инертности все же менее опасен, чем личность, ибо в отличии от последнего
личность не недорастает до государственной социальности а перерастает ее,
снимая в ценностных императивах своего существования наиболее значимые
моменты опыта внешней социальной организации. Те проблемы, которые паллиат
пытается решить внешним то есть социально-объективнм образом, личность
решает на внутреннем уровне (и гораздо более успешно). Паллиат
партисипируясь к должному стремится заставить мир жить "правильно". Для
личности такой проблемы не существует. Личность не партисипируется к
должному. В силу своего творческого склада она сама является не агентном
традиции и не солдатом должного, а самостоятельным и субъектно-уникальным
воплотителем саморганизационого процесса. Пропуская его сквозь призму своей
неповторимой субъективности, личность творчески оформляет и реализует
самоорганизационные процессы.
Сама эпоха революционного утверждения цивилизации личности, начавшись, как
уже говорилось с Ренессанса и Реформации, завершилась с наполеоновскими
войнами, окончательно похоронившими старый европейский порядок. Дальнейшая
периодизация - это уже периодизация не самой революции, а эпохи стабильного
развития и устойчивого самовоспроизведения этого цивилизационного типа. И
эта периодизация, завершающаяся современной постиндустриальной эпохой хорошо
известна. Думается, важнее пояснить, почему именно Западная Европа стала
лоном этой новой цивилизации личности.
В основе различение ментально-культурных и, соответственно цивилизационных
типов лежит различный характер оперирования бинарными оппозициями. Это
положение в данном контексте не выводится и не доказывается, а просто
постулируется. Европейский тип сознания, вырастая из античности,
окончательно сформировался в западном христианстве. Здесь всякое полагание
дуальной оппозиции рождает промежуточный блок культурно-смысловых феноменов,
образующих своеобразную зону медиации. Онтологизуясь и полагая себя как
целое (первоначально синкретически нерасченённое) этот
культурно-феноменологический блок подлежит дальнейшей дискретизации и
дроблению, в поле вновь образуемых бинарных оппозиций. Субъект культуры
переживает, при этом, состояние не-дуальности (осмысливаемое как единство с
самим собой, с миром и с Богом), как внутренний момент бесконечно длящейся
прогрессии снятия (в диалектическом смысле) бинарных оппозиций на пути к их
полному синтезу в трансцендентном Абсолюте. Отсюда - принцип абстрагирующей
рефлексии, членящийся на объективирующую и субъективирующую, теоретически
выраженный вы мыслительной традиции от Аристотеля до Гегеля. Пронизывая весь
универсум культуры, этот принцип служит источником и европейского
спекулятивизма, и прогрессизма, и прагматизма, и утилитаризма, и
последовательной имманентизации всех сущностей, включая и сущности
сакральные, что в конце концов и приводит сначала и к этому самому
расколдовыванию мира, а затем и к отчуждающей десакрализации его последних
оснований, включая и самого человека с его познавательным инструментарием и
экзистенциальными ориентирами.
В цивилизациях, где синкрезис остался как доминирующее системное качество
(например, Дальний Восток), все наслаивающиеся на синкретическую основу
привносимые формы организации носят обратимый характер. В таких обществах
постоянно воспроизводится более или менее устойчивый компромисс между
родовыми принципами цивилизации индивидов и манихейской государственной
вертикалью, поскольку имманентная глобализация оппозиций, вследствие силы
синкретический связей недостаточна, а ряд других разнообразных исторических
обстоятельств настоятельно требует интеграции культурного космоса в
социально-государственных формах.
Разумеется, в лабораторно чистом виде ни родовой индивид, ни паллиат, ни
личность, как правило, в современном мире не присутствуют. Речь может идти
лишь о доминанте, которая в каждом конкретном случае может прослеживаться
вполне отчётливо. Иначе говоря, при всех оговорках на диффузных характер и
богатую мозаику доминантно-компонентных отношений между этими тремя
жизнеустроительными принципами, мы имеем три принципиально различных,
невыводимых друг из друга и друг в друга не переходящих, устойчиво
воспроизводящихся пласта ментальности и цивилизационных установок. Характер
их взаимоотношений в современном мире во многом задаёт и параметры его
кризиса.
Здесь выделяются две группы факторов. Первая связана с внутренним кризисом
цивилизации личности, вызванным её имманентными противоречиями, как
развивающейся формы. Две предшествующие формы давно своё имманентное
развитие закончили и внутренних противоречий не испытывают.
Вторая группа факторов связана с характером внешнего взаимодействия всех
трёх культурных типов и их цивилизаций в рамках мирового целого.
Кратко характеризуя первую группу, следует указать, что корневой причиной
всех граней внутреннего кризиса цивилизации личности выступает мощнейшая
инерция отчуждающей рефлексии, органически присущая европейскому сознанию.
Завершение распада первичного синкрезиса до последних атомарных уровней
вызвавшее предельное истончение трансцендентного аспекта, крушение всех
идеалов и имманентизацию всех ценностей, стало той границей, за которой
замаячил разрушительный для субъекта экзистенциальный вакуум. Эмпирические
проявления этого процесса бесконечно разнообразны: это и дрейф (часто
бессознательный) от идеи служения к идее самореализации(мораль успеха), и
тотальный релятивизм, нашедший доктринальное оформление в идеологии
постмодернизма, и потеря человеком самоидентификации в связи с
неспособностью охватить весь товарно-информационный континуум, что в свою
очередь вызывает стандартизацию потребностей, утрату или ослабление
личностных характеристик и повышение социальной манипулятивности.
Экономическая цивилизация создала вокруг человека такую <вторую природу>,
которая живя своёй собственной жизнью, вполне соотносится с природой дикой и
отчуждённой. А динамичное мельтешение избыточного разнообразия не позволяет
установить прочную партисипацию, т.е. экзистенциальное природнение между
человеком и вещью(в широком смысле) Всякий товар, как предметный, так и
информационный отчуждается, не успев природниться.
Обострение внешних параметров кризиса носит периодический характер и связано
с ситуациями, когда субъект цивилизационной периферии - родовой индивид или
паллиат испытывает кризис самоидентификации в связи с критической
трансформацией картины мира.(а вовсе не с экономическими трудностями). Когда
бунтует исторический наследник родового индивида? Когда исчерпывается его
способность к эклектической рецепции и наслоению фрагментированных
культурно-смысловых и ценностных систем на организующее синкретическое ядро
родового космоса. В какой то-момент результирующая картина усложняется до
критического предела и создаёт в перегруженной ментальности образ хаоса.
Тогда индивид дестабилизируется и начинает бунтовать. Весь смысл этого
бессмысленного на первый взгляд бунта сводится к упрощению картины мира
посредством устранения наиболее некомфортных лоскутов. Иначе говоря,
устраняются те элементы культурной реальности, которые оказываются
непроницаемы для установления прагматической связи и, таким образом, в
принципе не включаемы в синкретический универсум индивида.
Когда бунтует паллиат? Когда мир сущего размывает и захлёстывает мир
должного и великий хилиастический проект терпит очевидный крах. Тогда
происходят бурные инверсии, сопровождаемые, как правило, огромными
выплесками деструктивной энергии, усиление мироотрицающих и
ниспровергательских настроений, мучительные поиски идеологических
альтернатив(Коммунисты-расстриги в поисках <духовности> приходят от
монархистов к фашистам и т.п.)
Современная информационная ситуация с её прозрачностью границ и глобализация
общемировых процессов, поместила все эти факторы в единый контекст. И здесь
главной, как представляется, проблемой выступает неспособность цивилизации
личности строить адекватный и конструктивный диалог с иными типами
исторических субъектов. И колониальная экспансия в эпоху доктринального
европоцентризма и современный либеральный релятивизм, провоцирующий
разрушение европейской цивилизации под натиском <новых варваров> - всё это,
при всех кажущихся отличиях - разговор на языке ренессансно-просвещенческой
гуманистической антропологии с её мифологией равенства и способностью всех и
вся подняться и <доразвиться> до <нормальных> и <правильных> либеральных
ценностей. И это при том, что вся эта система ценностей с гуманистической
антропологией в основе давно обнаружила свою несостоятельность и вопиющую
неадекватность реальности. Постмодернистский релятивизм и <великодушное>
уравнивание культур, за которым просматривается всё та же завуалированная
идея цивилизационного превосходства - лишь фиговый листик, которым западное
сознание пытается закрыться от необходимости пересмотра основ.
Проблему решит не тот кто найдёт язык для убеждения другого в оптимальности
своей картины мира и превосходстве своих ценностей, а тот, кто научится
говорить с каждым другим на его собственном языке. (Не будем забывать, что
конфликт - тоже форма диалога. Иногда - единственно адекватная.) (3) А для
начала, экономической цивилизации просто следует понять, что не весь мир
живёт по её законам, а главное, что он никогда не будет жить весь по её
законам.
Наверняка, личность, известная нам в своих исторических формах, не является
последним типом субъекта культуры. Во всяком случае, современная ситуация
характеризуемая специфическим неосинкретическим состоянием, когда
измельченные и атомизованные и, как никогда прежде, валентные смыслы и
феномены оказываются пропущены через фронт рефлексии и организуются в новый
синкрезис. Здесь обещается начало нового макроцивилизационного цикла, когда
сознание будет иметь дело с этим вторичным, уже собственно культурным
синкрезисом. Эта ситуация с необходимостью потребует новых форм и способов
диалога и межцивилизационной интеграции. И, разумеется, нового исторического
субъекта.
Примечания.
1. Излагаемая ниже концепция заявлена впервые в монографии А.А. Пелипенко и
И. Гр. Яковенко. <Культура как система>. М., 1998.
2. См. указ.
3. Яковенко И.Гр. Противостояние как форма диалога. Динамический аспект
восприятия Запада. Рубежи ?4, ? 6 1995г., ? 1. 1996г.
