В последний раз в Таллине я был более двадцати лет назад, и тогда этот город
наряду с Вильнюсом и Ригой считался полузаграницей. Собственно, так оно и
было, республики Прибалтики от общего пирога получали больше, нежели другие
сестры по Союзу.
Сейчас я выезжал за настоящую границу, о чем мне стало ясно уже в посольстве
Эстонии. За оформление визы с меня потребовали 16 долларов. Я достал из
бумажника российские рубли. Девушка, занимавшаяся оформлением, уставилась на
них в таком изумлении, что я понял: эти бумажки она видит впервые в жизни.
- Извините, - сказал я, - исправлюсь.
Я сбегал за угол, обменял рубли на доллары и расплатился цивилизованно.
"Жить в стране и не знать денег, которые в ней ходят, - это сильно, -
подумал я. - Верно, так и должны вести себя люди во вражеском стане".
В Таллин я ехал по приглашению председателя Эстонского отделения Союза
писателей России Владимира Илляшевича, который, в свою очередь, обещал меня
свести с Ниной Савиновой, президентом Ассоциации белорусов Эстонии.
В первый же день на улицах города я не увидел ни одной надписи по-русски.
- Русский язык здесь искоренен полностью? - спросил я Владимира.
- Частично, - усмехнулся он.
- А сколько здесь нашего брата?
- Около сорока процентов.
Позже я слышал русскую речь в магазинчиках, кафе, отеле, но меня не покидало
ощущение, что двадцать лет назад я был совсем в другом городе. Нет, старый
Таллин оставался прежним. Горделиво вонзал острый нос в низкое свинцовое
небо Длинный Герман. Все так же вальяжно посматривала на соседние башни
Толстая Маргарита. Перекликались колокола пятикупольного храма Александра
Невского и величественного Домского собора. На самой узкой улочке Вышгорода
с трудом могли разминуться пешеходы, а на улице Веле, то бишь Русской,
шумела разноязыкая толпа туристов. В силуэте старинного города Таллина,
прежде Колывани, Линданиса и Ревеля, хорошо просматриваемом со стороны
курорта Пирита, новыми вкраплениями были небоскребы банков и западных фирм,
но они общей картины не портили. Это был Таллин двадцать первого века.
На первое ноября было намечено вручение дипломов премии имени Ф.М.
Достоевского, учрежденной русскими литераторами Эстонии, и мы с Илляшевичем
заехали в одну из фирм напечатать дипломы. Очаровательная девушка, принявшая
у нас заказ, не смогла правильно написать в квитанции фамилию Достоевского.
Володя и девушка говорили по-эстонски, но я тем не менее все понял.
- Вы что, не знаете, кто такой Достоевский? - спросил Владимир Николаевич.
- Нет, - улыбнулась девушка.- О Шекспире слышала...
Девушка была настолько хороша собой, что обижаться на нее не имело смысла.
- Приехали! - рывком тронул с места машину Владимир. - Она никогда не
слышала, кто такой Достоевский!
- Но ведь она не говорит по-русски, - встал я на защиту девушки. - Может, и
в школе не училась.
- Училась! - развернулся через сплошную двойную линию Владимир, что в
Таллине было равносильно покушению на государственный строй. - Я ее об этом
специально спросил!
"В Эстонии уже выросло поколение, никогда не сталкивавшееся с русским
языком, - подумал я. - А что будет через десять лет?"
- Будет то, что в Эстонии останутся одни русские, - будто подслушав мои
мысли, мрачно сказал Владимир. - По опросам социологов, семьдесят процентов
выпускников эстонских школ хотят уехать в Европу. А русскоязычная молодежь,
между прочим, уже овладела эстонским. Значит, она и будет востребована.
Нынешнее правительство само загоняет себя в пятый угол.
Да, я знал, что русскоязычное население в Эстонии ущемлено в правах. Кто-то
лишен гражданства, кого-то не берут на работу, некоторых просто выдворяют из
страны. Что за всем этим стоит?
- А то, - объяснил мне Владимир, - что при дележке пирога русских отодвинули
в сторону. Как только Эстония получила независимость, сразу началось
распределение средств. Каждому, как говорится, по способностям и каждому по
труду. Свою долю должен был получить каждый из ста процентов населения. Но
те, кто был тогда у власти, прикинули, что можно получить гораздо больше,
если исключить из этих ста процентов чужаков. Началась, естественно, охота
на ведьм. Дело было отнюдь не в желании оскорбить или унизить русских. Дело
в трезвом расчете. Распределение происходило по одному простому признаку -
по национальной принадлежности.
- Ну хорошо, - сказал я, - распределение состоялось, одни получили больше,
другие меньше. А дальше-то что? Деньги ведь быстро кончаются.
- Вот именно! Машина, которую ты купил десять лет назад, забарахлила,
прохудилась крыша в доме, сносилась одежка. Опять нужны деньги, но их уже
могут и не дать. А зарабатывать ты разучился. Когда живешь на халяву, это
происходит само собой.
- Беда, - сказал я.
- С моей точки зрения, - продолжал Владимир, - в Эстонии сейчас
радикально-либеральный режим, который своей целью видит ликвидацию эстонцев
как этноса. Его главная задача - оторвать Эстонию от России, интегрировать
ее в Европу и написать достойную эпитафию на памятнике, поставленном Эстонии
мировым сообществом. А виноватой во всем будет объявлена Россия.
- Это уж точно.
- Лет десять назад говорили, что Эстония будет производить экологически
чистые продукты питания, кормить ими Европу и за счет этого жить. Сейчас об
этом и не вспоминают. Живем мы на привозных продуктах. Европе гораздо
выгоднее кормить нас, чем налаживать производство. Скоро распродадим
последние участки земли, и от Эстонии останется одно лишь название. Впрочем,
и его может не остаться.
- Кстати, откуда это название?
- От немецкого "остланд" - восточная земля. Самоназвание эстонцев -
маарахвас, люди земли.
Я подумал, что это название подходит и белорусам.
Позже, на вручении премии имени Достоевского, один из эстонских писателей
сказал мне, что белорусы - это люди, больные работой.
- Вероятно, все, кто работает на земле, страдают этим недугом, - ответил я.
- У нас на земле уже почти никто не работает...
Машина неспешно двигалась по уютному вечернему Таллину, и вдруг Владимир
притормозил:
- Видишь, улица перегорожена?
- Вижу.
- Территория американского посольства. После 11 сентября американцы
огородились со всех сторон. Вот они и есть подлинные хозяева в Эстонии.
- Землю здесь скупают?
- Наша земля им не нужна, а вот свои войска они здесь разместят с большим
удовольствием, благо в Таллине прекрасный порт, построенный в советские
времена.
Нельзя сказать, что русскоязычная часть населения Эстонии безропотно
смирилась со своим незавидным положением. Здесь существуют Русский
исследовательский центр, филармоническое, хоровое и хореографическое
общества, объединения русских литераторов и любительских театральных студий,
музей русской культуры, оргкомитет праздника песни и танца "Славянский
венок", собирающий в конце мая тысячи людей из всех уголков Эстонии.
Восстановлены практически все организации, существовавшие до войны в
буржуазной Эстонии. Но это и неудивительно: здесь находятся корни многих
людей, оставивших заметный след в российской истории.
В Домском соборе покоятся останки знаменитых флотоводцев - адмиралов Ивана
Крузенштерна, совершившего кругосветное путешествие, и Самуила Грейга,
участвовавшего в разгроме турецкого флота в Чесменском бою. Его сын Алексей,
тоже адмирал, успешно сражался с турками во второй русско-турецкой войне. На
Александро-Невском кладбище в центре Таллина мне показали могилы многих
известных людей, в том числе поэта Игоря Северянина.
- Еще недавно на его могиле стоял крест с табличкой, на которой были выбиты
слова: "Как хороши, как свежи будут розы, моей страной мне брошенные в
гроб!" - рассказал Владимир Илляшевич. - а сейчас могилу придавила тяжелая
треугольная плита из гранита.
- Когда она появилась? - спросил я.
- После визита в Таллин тогдашнего министра иностранных дел России Козырева.
Так сказать, веяния нового времени.
По установившейся традиции Владимир спел романс на бессмертные стихи поэта,
и редкие посетители кладбища этому не удивлялись.
Илляшевич показал могилы отца и матери Патриарха всея Руси Алексия, который
родился в этих местах. Во время своего недавнего визита в Эстонию патриарх
наградил орденом Сергия Радонежского III степени группу эстонских граждан, в
том числе и Владимира Илляшевича, восстановившего на свои средства часовню
на Александро-Невском кладбище.
1 ноября в зимнем саду театра "Эстония" состоялось вручение дипломов премии
имени Ф.М. Достоевского. В этом году лауреатами стали эстонская журналистка
Марет Кайк за перевод книги жены Достоевского А.Г. Сниткиной "Жизнь рядом с
Достоевским" и прозаик Ростислав Титов. Сама премия вручается раз в три
года, и лауреатами первой премии в 2001 году были писатель Валентин Распутин
и норвежский ученый, президент Ассоциации славистов Скандинавии Гейр Хьетсо.
Именно он издал в 1984 году книгу с результатами компьютерного
стилистического и лексического анализа "Тихого Дона", доказывающими
авторство М.А. Шолохова.
В разговоре со мной Владимир Илляшевич особо подчеркнул вклад некоторых
представителей деловой элиты Эстонии в фонд премии имени Ф.М. Достоевского,
в частности, бизнесменов Ааду Луукаса (АО "Пак-терминал"), Игоря Геллера
(строительная фирма АО "Колле") и Анатолия Канаева (АО "Транзиидикускус").
После торжественной церемонии, в которой участвовали поэты из России
Владимир Костров и Николай Рачков, ко мне один за другим подошли несколько
человек и выразили как белорусу благодарность за то, что и у славян есть
настоящий Президент - Александр Лукашенко. Эстонцев среди них не было.
- А как здесь живут белорусы? - спросил я Илляшевича.
- Завтра узнаешь, - сказал он. - Нина Григорьевна Савинова из тех, кто коня
на скаку остановит.
Нина Григорьевна оказалась симпатичной дамой в шляпе с широкими полями. Я
принял бы ее за типичную эстонку, если бы не белорусская речь, льющаяся
непрерывным потоком. Мы с ней оказались земляками, она из Малориты, я из
Ганцевич, что на Брестчине.
- Как попала в Эстонию? Да вот пожалела парня из Таллина в 1981 году и до
сих пор жалею.
"Жалеть" у нас - любить.
- Училась сначала в театрально-художественном институте, потом перевелась в
институт культуры, который окончила по специальности "режиссер массовых
зрелищ". На роду было написано осесть в Прибалтике, здесь массовые зрелища -
всенародное хобби. На Певческом поле в сводном хоре стоят одновременно
тридцать тысяч человек!
- А сколько в белорусском хоре?
- Нас здесь всего 22 300 человек, тех, кто осознает себя белорусами. Но и
мы, представьте себе, поем! Белорусское движение в Эстонии началось в 1988
году, первое объединение называлось "Грюнвальд". Но прошло время, и мы
поняли, что главное - сохранение культурных связей. В 1993 году прошел
первый фестиваль белорусской культуры "Спатканне" - "Свидание". В зале
находились полторы тысячи человек. В двухтысячном году была создана
Ассоциация белорусов Эстонии, президентом которой я и являюсь. Она
объединяет белорусов из Таллина, Нарвы, Пярну, Йыхве. У нас есть часовая
белорусскоязычная передача на радио, воскресная белорусская школа,
библиотека, центр народных промыслов, музыкально-вокальная студия. Есть и
свой поэт Владимир Дехтярук, выпустивший на белорусском языке книгу "Среди
белых эстонских ночей".
- Я ни разу не встречался с белорусами Эстонии, но знаю вашу основную
проблему, - сказал я. - Деньги.
- Да, мы находимся на самофинансировании, - засмеялась Нина Григорьевна. -
Министерство культуры Эстонии организации, подобные нашей, поддерживает
формально. Но мы никому не жалуемся! К нам уже одиннадцать раз приезжали
"Песняры", были в гостях "Сябры", "Сваякi", "Беларускiя музыкi", "Палац",
Малый театр из Минска. Более десяти лет в санатории "Нарва-Йыесуу" мы
принимаем за свой счет детей Чернобыля, это более девяноста человек.
- Что вас волнует сейчас больше всего?
- У нас хорошо работает центр народных промыслов для иностранных туристов,
но в старом Таллине сейчас все продается, и наш дом тоже может пойти на
аукцион.
- Какие ближайшие планы у вашей организации?
- 28 ноября мы едем в Ригу, где будет создана Ассоциация белорусов стран
Балтии, Польши, Калининграда. Эта организация необходима для того, чтобы мы
могли напрямую обращаться в структуры Евросоюза, у них материальные
возможности значительно больше. Но главное наше богатство, конечно, люди.
Хочу назвать музыкантов Владимира Игнатова и Алину Соколовскую, художницу
Маргариту Остроумову. Вот и у Владимира Николаевича Илляшевича есть
белорусские корни.
- Скорее, польские, - сказал Илляшевич, - у моих предков были владения на
Украине. Но кое-кто из них был зафиксирован в документах Великого княжества
Литовского. А мать у меня эстонка, так что родным языком, кроме эстонского,
считаю русский. Владею польским и финским.
- И белорусским, - добавила Нина Григорьевна. - Все мы здесь одна семья.
- Хорошо, если бы и государство это понимало, - кивнул Владимир
Николаевич. - Тогда не было бы этой вопиющей разницы, когда на одного
русскоязычного жителя Эстонии выделяется в 8-12 раз меньше средств, чем на
эстонца.
Мы зашли выпить чашечку кофе в небольшую кофейню. За соседним столиком
неспешно беседовали о чем-то своем эстонском парень с девушкой. За другим
столиком напряженно всматривался в экран ноутбука длинноволосый парень.
Услышав русскую речь, он разинул рот и дальше уже смотрел только на нас. Я
подумал, что в принципе человек должен жить если не на природе, то в
небольшом городе, где ему знаком каждый дом. Однако чаще всего не мы
выбираем города, а они нас.
В кофейню донесся звук колокола, и было непонятно, откуда он идет - из храма
Александра Невского или из Домского собора. В Таллине все было рядом: храмы,
море, Верхний и Нижний город. Российская граница - и та была недалеко.
P.S. Через два дня после приезда в Москву я позвонил Владимиру Илляшевичу.
- Как дела? Вчера кто-то взломал офис моего издательства и вынес все
компьютеры, в том числе верстальные. Сигнализация сработала, но никто не
приехал. Разбираюсь...
Странно, что эстонская полиция не выехала по сигналу о проникновении в офис
издательства. А может, ничего странного в этом и не было, поскольку
издательство-то было русскоязычное.
