Исправление нравов и преодоление гомофобии при тов. Сталине
(Гомофобия - боязнь, острый страх перед педерастами. Выражается, например, в
именовании их геями. Спецификация термина предложена hgr).
Из отличной (хоть и антисталинской) книги Леонида Максименков. Сумбур вместо
музыки. Сталинская культурная революция 1936-38. М. Юридическая книга. 1997.
Российский пол и советский характер
Если во <Внешнем блеске> главным обвинением Булгакова было преступное
изображение темы кровосмесительства, то основное обвинение, предъявленное
Шостаковичу в статье <Сумбур вместо музыки> - пропаганда секса и патологии:
<страсть> героев, <кровать на сцене>, <любовные сцены>, <вульгарная форма>,
<купеческая двуспальная кровать>, <купеческая похотливость>. Немного раньше
в постановке <Пиковой дамы> Мейерхольда на сцене МАЛЕГОТа пуританские
цензоры усмотрели намек на противоестественную связь графини и Германа.
Виктор Городинский напишет в статье, опубликованной в 1947 году:
<Ничто так не чуждо русской национальной поэзии, как физиологическая
<элементарность>, грубая чувственная разнузданность, смакование эротических
подробностей. <...> Мы можем сказать, что разнузданно-грубый физиологизм,
патологически обнаженная эротика <Леди Макбет> - явление уникальное во всей
истории русского музыкального искусства, наблюдавшееся один единственный раз
и только в этой опере>1.
========
1 Городинский В. Опера и балет // Советский театр. К тридцатилетию
советского государства. М.: Всероссийское театральное общество, 1947. С.
469.
=========
Городинский справедливо отмечал <целомудренную сдержанность> русской поэзии,
в том числе и музыкальной. <Арцыбашевшина> была ругательным ярлыком
советской критики. Примерами подобного агрессивного неприятия этой темы
пестрит эпистолярное наследие Максима Горького. В 1946 году за эротичес-
кий мистицизм была подвергнута остракизму поэзия Анны Ахматовой. Любовная
лирика Михаила Кузмина десятилетиями томилась под металлическим спудом
несгораемых шкафов специальных фондов книгохранилищ. <Целомудренность> с
середины 30-х годов стала необходимым условием политической корректности в
сталинской России.
Картина полицейски-мелкобуржуазного, <здорового> отношения к проблеме пола и
характера стала очевидной в травле гомосексуалистов и гомосексуализма,
узаконенной в СССР в 1933-1934 годах. Эта кампания была проведена
полусекретно, для служебного пользования, но ее доводы, формы, методы,
философские посылки имели общеметодологическое значение для идеологии и
искусства. Как большинство заимствованных русской культурой <измов>,
гомосексуализм вошел в список подрывных явлений, враждебных чистоте
пролетарского тела и духа. Его носители были, якобы, склонны к предательству
интересов трудового народа и к шпионажу в пользу вражеских капиталистических
государств. Отсюда проистекала и закономерная конвергенция патологического
секса и патологического искусства. <...>
Борьба за продуктивный секс как рациональное че-ловекотворчество была частью
этой битвы за социализм. Все отклонения были восприняты как попытка подрыва
государства. Мужчина и женщина были оценены как огосударствленные машины по
производству материальных ценностей и воспроизводству новых машин. Роль их
на декларативно-помпезном уровне политических манифестов была уравнена. Но
рождение в искусстве канонизированных бесполых образов советских женщины и
мужчины обнаруживали импотенцию оскопленного цензурой искусства.
Анатомическая чистка отрицательных героев и осужденного государством
противоестественного поведения приводила к абсурдным <перегибам>, от которых
страдали и <правильный>, продуктивный секс: так, например, даже
гетеросексуальные поцелуи были изгнаны с экранов кинотеатров в конце 30-х
годов.
На киносовещании в ЦК в мае 1941 года автор лучших советских кинокомедий
режиссер Александров напомнил присутствующим о полумифическом эпизоде из
эпопеи с прохождением одной из его кинокартин в Политбюро в 1938 году: <Тов.
Сталин на просмотре кинофильма <Волга-Волга> сказал, что нужно вырезать
первый поцелуй. Тов. Дукельский решил, что поцелуи - это вредная штука.
(Смех в зале). Как появился поцелуй, то тогда его не нужно показывать и
обяза-
тельно вырезать>. Дукельский к весне 1941 года был снят с поста председателя
Кинокомитета (министра кинематографии), но сталинский вердикт оставался в
силе. <Вредная штука> - типичный сталинский цензурный ярлык. Сталин
злоупотреблял понятием <штука> в эстетических спорах и суждениях. Так как в
партийной иерархии вторым после вождя главным цензором в 1938-1941 годах
стал Жданов (начальник объединенного Управления пропаганды и агитации ЦК
ВКП(б)), то, по словам Александрова, всех деятелей искусства волновал один
вопрос гоголевско-щед-ринского измерения: <Как бы не увидел Андрей
Александрович>. Услышав свое имя в третьем лице, председательствовавший на
совещании Жданов вступил в диалог с режиссером:
<Жданов: Насколько я помню, Вы, кроме продолжительного пятиминутного поцелуя
больше ничего не вырезали. Кроме этого, ничего больше не было.
Александров: Но к Вам больше уже картины с поцелуями не попадали. Во время
Дукельского Вы поцелуев больше не видели. Если поцелуй, то раз, раз, чтобы
проскочил быстрее, никакогб затяжного поцелуя не было>1.
========
1РЦХИДНИ. Ролик 1170. Ед. хр. 115. Л. 31-32.
========
Поцелуй как жанр <штуки> (с подкатегориями <затяжного>, <продолжительного>,
<пятиминутного> и т. д.) будет реабилитирован с началом Великой
Отечественной воины для поднятия боевого духа Красной Армии и тыла. Русская
православная церковь и поцелуи на киноэкране обязаны своим вторым рождением
немецкой агрессии.<...>
Как и в нацистской Германии, гомосексуализм в СССР был отнесен к
политическим преступлениям. 13 декабря 1933 года заместитель председателя
ОГПУ Генрих Ягода сообщал Сталину, что <ликвидируя за последнее время
объединение педерастов в Москве и Ленинграде, ОГПУ
установило...<...>...существование салонов и притонов, где устраивались
оргии>. Формулировка об <объединениях педерастов> намекала на политическую
категорию партийности гомосексуализма и на возможность при надобности
организовать процесс <гомосексуальной партии> наподобие <промышленной> или
<трудовой крестьянской> партий. Пока такой необходимости не было. Ягода
давал этому похотлив о-натуралистическому факту из подпольного мира салонов,
притонов и оргий большевистско-прокурорскую оценку: <...педерасты занимались
вербовкой и развращением совершенно здоровой молодежи, красноармейцев,
краснофлотцев и отдельных вузовцев>. Это - типичная форма полицейского
документа: чуждые враги - педерасты (сценаристы и режиссеры новой
политической драмы) вербовали и развращали, а чистые социально-близкие
развращаемые жертвы (актеры и статисты этой драмы) были невиновны благодаря
своей классовой непорочности. Поэтому и звучит автоматная очередь
расшифровки категорий <здоровой молодежи> - ровесников Великого Октября:
красноармейцы, краснофлотцы, вузовцы. Ягода констатировал, что <закона, по
которому можно было бы преследовать педерастов в уголовном порядке, у нас
нет>. Зампред ОГПУ предлагал: <Полагал бы необходимым издать соответствующий
закон об уголовной наказуемости за педерастию>. В Политбюро наметились
некоторые разногласия по этому вопросу из принципа принятия не просто
хорошего решения, но еще лучшего. <За закон> выступил второй секретарь ЦК
Каганович. Сталин графически проявил эмоциональный восторг: <Правильно! И.
Ст.>. Молотов написал лаконичное <За>. Только номинальный президент и
всероссийский староста товарищ Калинин высказал несколько диссидентское
пожелание в сторону ужесточения и засекречивания закона: <...против издания
закона, а за осуждение во внесудебном порядке по линии ОГПУ>1. Его
предложение осталось за текстом, но было введено во внесудебную практику.
Закон был издан. Дела рассматривались ОГПУ во внесудебном порядке как
политические преступления. Имена тысяч безымянных жертв, их хождения по
мукам все еще скрыты архивами. Так пуританское постсоветское архивное
законодательство охраняет <честь и достоинство> жертв.
==========
1 РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 997. Л, 139- В опросе также участвовали
Орджоникидзе, Андреев, Микоян, Куйбышев, Ворошилов. Также см.: Примерно
наказать этих мерзавцев // Источник. ? 5-6. 1993. С. 164-165.
=========
Благодаря лаконичному тексту опубликованного закона современники на Западе
получили несколько страниц рассуждений об этом документе в <Отчете о поездке
в СССР для моих друзей> Андре Жида, опубликованном в 1936 году. Книга была
немедленно переведена на русский язык для Сталина и Политбюро. Сохранилась
одна из машинописных рукописей перевода с пометками Жданова. На полях
страницы, где Жид пишет о законе, изданном в декабре 1933 года
(<общественное мнение не было принято во внимание и закон все же прошел>),
Жданов в искреннем гневе констатировал очевидное: <Защитник
гомосексуалистов!>1. Знал ли французский писатель, что в СССР общественного
мнения не было и закон не проходил обсуждения в традиционном смысле? Просто
члены Политбюро расписались каракулями инициалов на записке Ягоды.
======
1 РЦХИДНИ. Ф. 77. Оп. 3-е. Д. 117. Л. 33.
======
Тема секса в решениях Политбюро освещалась так же, как в сценариях
кинофильмов и оперных либретто. Тема эта была трагической. Для вождей
готовились документы со скабрезным описанием <клубнички>, похотливости,
развратных сцен с более или менее натуралистическими подробностями. Но это
не самое главное. От аномального секса был один шаг до контрреволюционного
предательства, шпионажа, измены Родине. Официальная идеология постоянно
возвращалась к этой теме, объясняя, почему это порочный круг; предательство
якобы было в самой природе му-желожеского секса; преступление выродков и
совращение здоровых молодых советских людей еще больше раскручивало
криминальную спираль на новый уровень и завлекало в адский омут новые
жертвы. Отвергая натурализм в искусстве, сталинское руководство не возражало
против натуралистических подробностей в документах секретного
делопроизводства. Внутренняя гласность - для служебного пользования -
использовала здесь схему критики формалистического искусства: от сексуальной
перверсии (содержание) - к преступлению (форма). Это был мир секса,
предательства, измены; доблестных чекистских действии - недремлющего шита и
меча пролетарской диктатуры; руководящей роли партии в охране
морально-политического здоровья Страны Советов. Это была логика, идентичная
осуждению и запрету <Леди Макбет>.
Дело, раскрытое весной -летом 1934 года в Наркомате по иностранным делам
(НКИД), было первым самым крупным мероприятием по проверке эффективности и
чрезвычайной политической актуальности закона по борьбе с педерастией.
Наркомат иностранных дел продолжал оставаться под тенью Георгия Чичерина
даже после его отставки в 1930 году. Сохранились чичеринские кадры даже
после того, как чудаковатый эстет, музыкант и дворянин был отправлен на
пенсию, равнозначную домашнему аресту. Но к началу 1934 года престарелый
гомосексуалист, по-видимому, оказался скомпрометированным в дневниках своего
друга юности, поэта Михаила Кузмина. Кузмин в 1932 году не нашел ничего
лучшего, как продать свои дневники московскому Музею художественной
литературы, которым руководил бывший секретарь ленинского Совнаркома
Владимир Бонч-Бруевич. ОГПУ немедленно конфисковало несколько тетрадей.
Арестовывали людей постранично. Прежде чем <зачистить> НКИД, ОГПУ решило
разобраться с самим Музеем художественной литературы. Рациональная
полуофициальная версия скандала была прозаически-ханжеской: народные деньги
тратились на покупку сомнительных документов. Была создана комиссия
Политбюро в составе тех же руководителей идеологического фронта: Жданов
(председатель комиссии), Стецкий, Рабичев, Волин, Бубнов, Бонч-Бруевич
(многие из них курировали производство граммофонных пластинок). Но главную
роль в ней играл куратор литературы от невидимого фронта, зампред ОГПУ Яков
Агранов. Политбюро приняло постановление:
<О Литмузее.
Принять следующие предложения комиссии т. Жданова.
1) Центральный музей художественной литературы, критики и публицистики
ликвидировать, слив его с литературным музеем при библиотеке им. Ленина и
утвердив директором музея т. Бонч-Бруевича. 2) Передачу музея произвести
комиссии в составе тт. Бубнова, Волина, Бонч-Бруевича и Невского. <...> 4)
Тов. Бонч-Бруевичу, не проявившему необходимой бдительности и допустившему
засоренность аппарата музея, поставить на вид...>1.
=======
1 РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1027. Л. 22.
=======
Литературный музей был ликвидирован в одночасье. Когда скандал с музеем
затих, началась главная операция. В апреле 1934 года был арестован начальник
протокольной части НКИДа Дмитрий Флоринский. 3 июля зампредседателя ОГПУ
Агранов обратился к Сталину с меморандумом по <теме>. Это было буквально
через несколько дней после <ночи длинных ножей> в Баварии. Случайность
совпадения формы, содержания и времени исключалась. Внешняя разведка
работала оперативно. Агранов, который вник в детали и специфику данной
проблемы, оперативно сообщил Сталину о сути <дела Флоринского>.
3 июля 1934г.
Зампред ОГПУ Агранов "Сталину. Сов. Секретно,
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов, СТАЛИНУ. ОГПУ при ликвидации очагов
гомосексуалистов в Москве, выявлен, как гомосексуалист, зав. протокольной
частью НКИД ФЛОРИНСКИЙ Д.Т.
Арестованный ЛИНЬКО И.Т. (1911г. рождения, инструктор физкультуры 1-го
Шарикоподшипник, завода), подтвердил свою гомосексуальную связь с
Флоринским, показал:
<Должен сказать, что у Флоринского дома им создается специальная обстановка,
развращающая молодежь, так, например, при мне, в присутствии СТРОКОВА
Алексея, бывшая у ФЛОРИНСКОГО его бывшая жена Ксения Константиновна ПЕТИПА,
никого не стесняясь, имела половые акты со всеми присутствовавшими в комнате
мужчинами> (показания ЛИНЬКО от 28/2/34г.)>.
Другой сожитель ФЛОРИНСКОГО, СТРОКОВ А. П. (1910г. рождения, научный
работник института торфа, член ВЛКСМ с 1931г.) показал:
<Методом вовлечения в гомосексуальные отношения молодежи у ФЛОРИНСКОГО
были-ухаживание, окружение вниманием, подарками, приманка женщинами; так
например, мне он предлагал пользовать его жену ПЕТИПА, Ксению
Константиновну. <...> Помимо названных мною гомосексуальных связей
ФЛОРИНСКОГО, у него были обширные знакомства и половые связи на
гомосексуальной почве с молодыми людьми, но имен их я не знаю. Особенностью
ФЛОРИНСКОГО является частая смена своих половых объектов> (Показания
СТРОКОВА от 11/5/34г.).
Вызванный нами ФЛОРИНСКИЙ подтвердил свою принадлежность к гомосексуалистам
и назвал свои гомосексуальные связи, которые имел до последнего времени с
молодыми людьми, из них большинство вовлечено в гомосексуальные отношения
впервые ФЛОРИНСКИМ.
Вместе с этим, ФЛОРИНСКИЙ подал заявление на имя Коллегии ОГПУ, в котором он
сообщил, что в 1918 году являлся платным немецким шпионом, будучи
завербованным секретарем германского посольства в Стокгольме.
Наконец, однозначный вывод Агранова: <Мы считаем необходимым снять
ФЛОРИНСКОГО с работы в НКИД и привлечь его к ответственности>1.
=======
1 РЦХИДНИ. Ф. 17, Оп. 163. Д. 1033. Л. 116-117.
=======
В меморандуме давалась тенденциозная биографическая справка на начальника
протокольного отдела внешнеполитического ведомства. Дмитрий Тимофеевич
Флоринский родился в 1889 году. Его отец - профессор Киевского университета,
был расстрелян в 1919 году за контрреволюционную деятельность. В 1911 году
Флоринский окончил юридический факультет Киевского университета. В 1913 году
поступил на работу в царское министерство иностранных дел и был послан как
атташе российского посольства в Константинополь. В 1914-1915 годах был
атташе миссии в Софии, а с 1915 по 1918 год- вице-консулом в Нью-Йорке. С
1918 по 1920 год был в эмиграции. В 1920 году работал у белых при штабе
белогвардейского генерала Евгения Миллера - главкома и командующего войсками
Северной области. С конца 1920 года находился в СССР и все время работал в
Нарком-инделе. С 1921 по 1928 год состоял кандидатом ВКП(б), исключен во
время чистки в 1928 году.
В июле 1934 года ОГПУ было преобразовано во всесоюзное НКВД. Меморандум был
рассмотрен Политбюро с некоторым опозданием, 27 июля, когда итог
гитлеровской чистки уже был очевиден. Резолюция Сталина - это автограф
красным и синим карандашами, написанный в два приема: <1) Предлагаю принять
предложение ОГПУ (НКВнудела) И. Ст. 2) Поручить т. Кагановичу (по контролю)
проверить весь состав служащих аппарата НКИД и доложить о результатах в ЦК.
И. Ст.>, Можно сказать, что дело Флоринского и разгром <объединения
педерастов> в НКИД было боевым крещением нового наркомата. Старый педераст
Чичерин окружил себя гомосексуалистами-шпионами, которые должны были быть
уничтожены. Брат дворянина Флоринского жил в это время в США, преподавал в
университетах и до своей смерти публиковал книги <о текущем положении в
СССР>. Социально чуждый элемент на ключевом посту часового
внешнеполитического фронта был оперативно ликвидирован. Придут иные времена,
взойдут иные имена. 17 мая 1937 года нарком Николай Ежов обратится в ЦК
ВКП(б) с ходатайством: <Прошу утвердить управляющим делами Народного
Комиссариата по иностранным делам Союза ССР - майора государственной
безопасности тов. КОРЖЕНКО Василия Саввича, работавшего заместителем
начальника Управления НКВД по Сталинградской области НКВД Союза ССР.
Генеральный Комиссар Государственной Безопасности. Ежов>1. Можно с
уверенностью сказать, что сексуальная ориентация майора государственной
безопасности, заместителя начальника Управления НКВД по Сталинградской
области Василия Саввича Корженкова была в идеальном соответствии с его
че-кистско-большевистской преданностью. Он был полной противоположностью
выпускнику юридического факультета Киевского университета 1911 года Дмитрию
Тимофеевичу Флоринскому.
Дело Флоринского еще раз доказало, что инквизиция сексуальности в политике
была предлогом для политических обвинений. Средневековым отмщением в духе
рассказов Хорхе Луиса Борхеса обвинение в гомосексуальности будет
предъявлено и Н. И. Ежову. В своем заключительном слове на военной коллегии,
которая приговорила его к смерти в феврале 1940 года, он не оспаривал этой
статьи обвинения . Сын Георгия Маленкова сообщал, что Ежов в 1936 году даже
тайно ездил <лечиться> в Германию2, однако, подтверждении этому факту найти
не удалось.
======
1 РЦХИДНИ. Ф, 3. Оп. 163. Д. 1150. Л. 82.
1 Последнее слово Николая Ежова // Московские новости. 1994. 30 янв.-6 февр.
С. Б1-Б7.
2 Маленков А. О моем отце Георгии Маленкове. М.: НТЦ <Технозкос>, 1992. С.
35.
======
<Извратить и опошлить>, <извращенность и жеманство> (цитаты из статьи
Керженцева <Сумбур вместо музыки>) шли в политике и идеологии, культуре и
искусстве, литературе и живописи нога в ногу с формализмом. Тем не менее,
контролируемое политическое содержание этой извращенности определяло
возможность и целесообразность ее существования и распространения в
искусстве и в средствах массовой информации. Ведь гомосексуальные мотивы в
живописи Александра Дейнеки (ср. его картину <Будущие летчики>)
канонизировались режимом. Здесь речь шла о реалистической, жизнеутверждающей
живописи. У юношей была святая цель: стать сталинскими соколами. Этой
целесообразности отвечали и грандиозные парады физкультурников, которые
летом 1936 года привели в понятный восторг Андре Жида.
В поддержку тезиса о связи сексуальности с политической конъюнктурой могут
служить мотивы запрета Главреперткомом в декабре 1928 года <Носа>
Шостаковича. Документ был обнаружен автором монументального
архивно-исторического исследования о советской цензуре Арленом Блюмом.
<Слушали: об опере Шостаковича <Нос> (по Н. В. Гоголю). Постановили: 1)
считать невозможным разрешение оперы в данном тексте; 2) <...> сообщить
Художественному совету Большого театра, что опера будет разрешена ГРК при
условии коренного исправления текста и музыки в сторону переключения
внимания с эротики и мистики на социально-политическое содержание, то есть
на
вскрытие николаевской эпохи и полицейского гнета; разрешить оперу после
представления автором нового текста и новой партитуры>1. До апрельской
перестройки 1932 года, связанной с ней оттепелью и отказом от вульгарного
схематизма РАППа и РАПМа такая мотивировка в ее грубой прямолинейности была
обычным цензурным штампом. После Апреля культурно-идеологический климат
изменился. Решение, подписанное Федором Раскольниковым в 1930 году, было
невозможным в 1933-м, когда цензуру проходила <Леди Макбет>.
=========
1 См.: Блюм А. За кулисами <министерства правды>. Тайная история советской
цензуры 1917-1929. СПб.: Академический проект, 1994. С. 169-170.
========
В <Носе> эротика подвергла коррозии не только металл текста, но и
музыкальную ауру. Либретто и музыка должны были быть переработаны в
социально-политическом ключе, что Шостакович и сделает в <Леди Макбет>.
Разве новая опера не была обвинением царизма и его полицейского гнета
(правда, не николаевского времени, а эпохи Александра Второго)? Обвинение и
приговор фискальной, жандармской природе российского государства едва ли не
главная тема оперы, как того требовали цензоры из Главреперткома. Но
конъюнктура от 1930 к 1936 году опять изменилась. Да и опера не проходила
стандартной ревизионной проверки.
Чрезмерная критика России как <тюрьмы народов> должна была быть
дозированной. Тем более неприемлемо было оправдывать социальный бунт
индивидуума сексуальной фрустрацией и безбрежным либидо женщины. К чему
призывала такая опера? К народовольческому бомбометанию? К индивидуальному
террору на манер Андрея Желябова и Софьи Перовской? Вспомним, что уголовный
характер политических преступлений был законодательно подтвержден в декабре
1934 года после убийства С. М. Кирова.
Поэтому философия резолюции 1930 года просматривается в доводах
<добровольного> запрета <Леди Макбет> в 1936 году. Сексуальный мятеж
считался первопричиной враждебной политической акции. Тройное убийство,
совершенное Катериной при идейном вдохновении со стороны ее любовника
Сергея, укладывалось в клишированную схему, настойчиво пробивавшую путь в
советском искусстве в 30-е годы. То, что Шостакович переработал рассказ
Лескова, никого не должно было обмануть. Он мог написать оперу и о Шарлотте
Кордэ или Марфе-Посаднице. Независимо от этого, исторический сюжет был
переведен идеологами-толкователями на актуальный политический язык
клишированной схемы того времени: молодая женщина попадает под влияние
провокатора и совершает политическое преступление (убийство). Именно таким
был сюжет пьесы <Ложь> Александра Афиногенова, запрещенной лично Сталиным в
1932 году. К 1936 году машина пропаганды разрушила миф о народовольцах и
бунтующих женщинах.
Отныне целомудренность стала рассматриваться как непременное условие
политической корректности, как надежная броня, зашдщающая от совершения
преступлении.
