«Наши мёртвые нас не оставят в беде»
Татьяна Воеводина
10 мая 2015
Вчера всей семьёй ходили на марш Бессмертного полка. Впечатление сильное. Не хочется использовать заезженные метафоры вроде «людская река» или даже «человеческое половодье», но это –чистая правда: очень много народа было. Трудно представить, какая политическая или общественная организация могла бы вывести на улицы столько народа. Думаю, никакая. Я бывала на советских демонстрациях, куда ходили по разнарядке представители трудовых коллективов. Так вот не было тогда такого людского моря. Я такого никогда не видела.
Примерно от метро «Динамо» до самой Красной площади Тверская была плотно заполнена народом. Многие, примерно половина участников марша, несли портреты своих воевавших предков. Организация – выше всяческих похвал: тактичные милиционеры, студенты-волонтёры в специальных рыжих куртках. Изобилие мобильных туалетов, «скорые помощи», припаркованные в переулках...
Огромное количество молодёжи. Юные парочки, группы студентов, школьников; моя дочка пошла с такой группой. Некоторые модные девицы шествуют на высоченных каблуках, и ничего, держатся, хотя мне даже представить трудно, как на таких каблуках можно передвигаться. Многие в пилотках и в куртках защитного цвета. Молодые родители везут детей в колясках, несут на плечах. Те крутят головёнками по сторонам, машут флажками. Припомнилось, как я, ещё бессмысленная, в Егорьевске на первомайской демонстрации вот так точно махала красным флажком.
Давно я не видела такого искреннего и непосредственного народного единения. Может, я даже и никогда его не видела. Что-то было в этом выходящее за рамки обычного праздничного политического мероприятия. На первое мая я была на так называемой маёвке, организованной КПРФ, и мне памятна та атмосфера. Сегодня было нечто совершенно иное. Что – иное?
Мне почудилось в этом шествии что-то молитвенное. Оно и было –молитвенное. Оно было крестным ходом – это шествие. Оно и похоже было на крестный ход: люди несли свои, часто самодельные, хоругви. Они молились этим иконам, не до конца осознавая, что происходит. Это была молитва о помощи, о спасении, о том, чтобы отвести грозящую гибель. Так когда-то крестьяне обходили поля крестным ходом, вымаливая у неба дождя или, напротив, вёдра, чтобы спасти урожай и самим спастись от голода.
О чём и почему молимся мы, нынешние?
Мы живём в эпоху не то, что сумерек, а тотальной гибели всех богов и краха всех верований. Верить нам не во что; никто и не верит. Ну, не все, но, к сожалению, подавляющее большинство. Религия существует разве что в виде занимательных обрядов, вроде освящения яиц и куличей. Идеология – осмеяна и отвергнута. Попробовали верить в мамону, как учили новые пророки в 90-е, – тоже как-то не катит, не верится.
В итоге в жизни не осталось ничего твёрдого, определённого, надёжного, на что можно было бы опереться. Хотя бы мыслью опереться. Потому что верить –никому и ничему нельзя. Информации - море разливанное, откуда она только ни извергается, а верить нечему. Что правда, что не правда, где она? Как оно есть на самом деле? Бог весть… Может, и никакого «самого дела»-то и вовсе нет. Таково смутное ощущение простого, рядового человека. А что ему прикажете думать, если всяк пиарится на свой образец, а никакой внятной картины мира – нет и не предвидится?
И вот среди этих идейных, религиозных и нравственных сумерек прямо на наших глазах возникает древнейший, изначальный тип религиозности – культ предков. Люди неосознанно обращаются к своим «дедам» с просьбой, с мольбой – помочь. Ведь ты был сильный, дед, ты сумел, одолел. Вместе с другими дедами нагнул мудрую, сильную и богатую Европу. А потом отстроил лежащую в руинах страну. Тебя уважали, дед. Очень хочется, чтобы и нас уважали. Себя уважать хочется. А как? Помоги, дед, научи. Вот что на самом деле значит массовое хождение с портретами воевавших предков. Это желание опереться на что-то истинное, твёрдое, настоящее, чего нет в нынешней жизни: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя…».
Культ предков был у всех народов, и у наших пращуров –славян тоже был. До наших дней дошёл древний деревенский обычай «греть дедов». Люди натапливали баню, ели вкусные вещи, вспоминали ушедших предков, говорили о них, хвалили и просили у них помощи в делах. Потом выставляли кое-какое угощение, остатки пищи на улицу. Поутру смотрели. Если остатки пищи исчезли – значит «заказ» принят к исполнению.
И вот сегодня этот древний языческий культ возрождается. Как это следует оценить? Неоднозначно. Это симптом колоссального религиозного оскудения. И идейного тоже. Это, конечно, печально. Но, с другой стороны, это же –одновременно и симптом интенсивного религиозного поиска. И это хороший знак. Значит, жива народная душа, и по-прежнему взыскует она небесного града. И ещё народ наш ищет чего-то прочного, твёрдого – противоположного нынешнему политическому и вообще жизненному стилю – уклончиво-извилистому. Поднимая портрет деда-ветерана, мы, сегодняшние, говорим «нет» этому стилю, хотя и не можем, скорее всего, внятно сформулировать свои мысли и чувства.
Сейчас вообще происходят тектонические сдвиги в духовной атмосфере общества. Приходит новое поколение, совсем иное, не похожее на все живущие поколения. Сегодняшние старшеклассники по собственному почину читают … Маяковского и Симонова. То, что нам, школьникам 70-х, казалось скучноватым принудительным ассортиментом, а позднее – пошлой совковой агиткой, теперь воспринимается свежо и эмоционально. В этом сдвиге я вижу проявление народного инстинкта самосохранения.
Вот это поколение нельзя обмануть. Ему, да и не только ему, а вообще народу надо бы сказать правду. К сожалению, то, что говорит власть народу, по-прежнему уклончиво, темно и невнятно. Патриотические разговоры – и неолиберальная экономическая политика. Уверения в полном порядке в военной промышленности – и почти полностью изничтоженное станкостроение – база и основа всякой промышленной самостоятельности. Во всём этом есть что-то уклончивое, пиарное, недостойное.
Именно на защиту от этого разрушительного духа и стиля призывают люди деда-героя. И хочется верить: он поможет, он не даст в обиду – и внешним врагам, и внутренним. Тем, кого в дедову молодость было принято называть «вредителями», «двурушниками», а также «ротозеями» и «болтунами
