|
|
От
|
IGA
|
|
|
К
|
Monk
|
|
|
Дата
|
20.11.2007 18:27:01
|
|
|
Рубрики
|
Прочее; Тексты;
|
|
"Толстой - великое кривое зеркало"
Не удивлюсь, если православные потребуют исключить Толстого из школьной программы...
http://holmogor.livejournal.com/2222638.html
К 97-летию со дня смерти великого сектанта, учившего русских отказу от Церкви, нации, государства и цивилизации.
Весьма неожиданная и весьма актуальная статья Елены Лебедевой о Льве Толстом и его учении, и в самом деле сыгравшем огромную роль в нравственном размягчении и денационализации России столетие назад.
http://rus-proekt.ru/idea/2471.html
Великое кривое зеркало 20 ноября 2007
97 лет назад, 20 (9) ноября 1910 года, умер Лев Толстой. Умер, так и не соединившись с Православной Церковью, от которой он был официально отлучен в 1901 году. Уже тогда отлучение Толстого от Церкви, против которой он вел кампанию нападок последние десятилетия своей жизни, было использовано для мощной антицерковной кампании «прогрессивной интеллигенцией».
А сегодня призывы о «реабилитации» Толстого обращаются к Русской Церкви довольно регулярно. И не случайно в прошлом году Церковь разъяснила устами своих представителей: «Святейший Синод лишь констатировал, что Толстой находится вне Церкви. Сам Толстой не хотел быть членом Православной Церкви, он никогда не раскаивался в своих воззрениях, которые поставили его вне Церкви, и зачастую высказывался оскорбительно как к отдельным ее представителям, так и к Церкви в целом».
Впрочем, не только в отношении к Православию, но и в отношении к России Толстой оказался удивительным парадоксом. Великий русский национальный писатель стал фанатичным проводником антинациональных идей, антинационального начала в русской жизни. Парадокс, который еще ждет своего исследователя. Знаменитое изречение Ленина о зеркале русской революции вполне оправдано. Лев Толстой стал примером и своеобразным «моральным оправданием» отрицания России и ее православной культуры всевозможными современными сектантами и анархистами.
Но чему на самом деле учил граф Толстой и как он думал? За общими мифами о «ненасилии» скрывается, на самом деле, весьма и весьма неприятная сектантская философия. Толстой создал стройное философское утопическое учение, в котором изложил свое видение исторического процесса и его конечной цели – царствия Божия на земле. В строгом смысле Толстой не был верующим человеком – он не считал Иисуса Христа Богом и не верил в Его Воскресение, отрицал существование личностного Бога-Творца, бессмертной души, загробную жизнь и вообще всякую мистику. Он лишь признавал Бога как духа, как «начало всего», как «разумение жизни» и как духовное начало в человеке. Оттого его учение считается религиозной утопией: существование Бога, хотя и безличностного, признается, но его царствие должно наступить на земле, а не в загробном мире.
Отрицание традиционной религии стало отправной точкой для создания учения о государстве и обществе будущего, основанного на антихристианской доктрине Толстого. Еще в дневнике 1855 года Толстой пишет о желании основать новую религию, религию Христа, но очищенную от веры и таинственности, не обещающую «будущее блаженство, но дающую блаженство на земле». Через пять лет мысль обрела более зримый образ - «написать матерьялистическое Евангелие, жизнь Христа - материалиста». Этот замысел Толстой осуществил в своем главном богословском труде «Соединение и перевод четырех Евангелий», где предстало его собственное учение о царстве Божием на земле, которое он вложил в уста Иисуса Христа. Христос, по Толстому – обыкновенный смертный человек, гений, подобно моровскому Утопу ставший первооткрывателем «истины» и пострадавшим за нее на благо человечества – «евангелие Толстого» кончается смертью Христа на кресте. Все остальное было убрано как «ненужное», то есть не соответствующее разуму и придуманное «темными», невежественными людьми, создававшими Евангельские тексты. Нет смысла приводить здесь суть антицерковного толстовского учения, за которое он был отлучен. Толстой считал Церковь порождением ненавистной ему «государственной цивилизации». Поскольку он считал физически невозможным Воскресение Христово и отрицал Его Божество, отсюда последовало отрицание всех церковных таинств, чудес, икон, почитания Богоматери, вероучения о личном бессмертии души и загробном мире.
И если Достоевский говорил, что русский человек не может быть не православным, то для позднего Толстого не существовало и самой России. Из антихристианского и антицерковного начала явилось антинациональное начало, разделившееся в толстовском учении на антигосударственную и антипатриотическую ветви. Государство Лев Толстой ненавидел как «организованное насилие», порожденное эксплуатацией человека человеком с незапамятных времен. Оно есть «богопротивная форма жизни» - антитеза царствия Божия на земле, противоречащее истинному христианству, ибо имеет армию, суды, храмы, собственность, подати, национальные границы. Государство, породив города, повлекло пролетаризацию крестьян, то есть их отрыв от благостной деревни. Города же представлялись Толстому как эпицентры ложной жизни, с промышленностью, вырабатывающей «вредные» и «ненужные» предметы, с расслоением людей на рабочих и богатых, живущих чужим трудом.
Оттого все, что исповедуется государством, ложно, начиная от «суеверия отечества» и кончая «суеверием цивилизации». Евангельские строфы «любите врагов ваших» Толстой истолковал как «врагов вашего отечества». Лжехристианство Толстого не знает «суеверных» понятий «отечества» и «патриотизма», национальных границ, соотечественников и иностранцев, войн и врагов, так как в заповеди непротивления злу насилием и любви к врагам оно учит не сопротивляться, не воевать и любить их, отдавая им то, за чем они пришли: «Вражеских народов, неприятелей не должно быть для вас. Если они воюют с вами - подчиняйтесь, делайте добро и не воюйте». Отсюда следуют запрещения государственных судов, присяги, вооружения, охраны границ, защиты Родины. Речь шла именно о принципиальном отсутствии отечества в «истинной» жизни: «Люди так привыкают к этому суеверию, что гордятся своей принадлежностью к России, Франции, Германии, хотя эта принадлежность ни на что им не нужна и ничего, кроме зла, не доставляет им”. По Толстому, все люди - братья, и ложное понятие мифического «отечества» только разъединяет их. Отечество же есть ни что иное, как организованная государственная власть, вследствие чего оно самоликвидируется по мере осуществления христианской истины [IGA: что-то это напоминает "отмирание государства" при движении к коммунизму] в мире: «Стоит только людям сознать свою, свойственную разумным существам свободу и перестать делать по требованию власти дела, противные их совести и закону, и не будет этих искусственных, кажущихся столь величественных соединений России, Британии, Германии, Франции, того самого, во имя чего люди жертвуют не только своей жизнью, но и свойственной разумным существам свободой... - и сами собою исчезнут эти ужасные кумиры, которые теперь губят телесное и душевное благо людей».
Государство и города совместно породили ложное, противоестественное разделение труда, возникшее из «лжи промышленности», которая направлена не на поощрение и улучшение земледельческого труда, а на производство ненужных предметов, к коим Толстой относил не только оружие, автомобили и женские наряды, но и игрушки, лекарства, железные дороги, – считая все это забавами праздных людей. Безусловно, что Толстой писал это в свое время, в котором подобная критика выглядела вполне оправданной, когда, говоря словами Толстого, труд производился одними, а потреблялся другими. Но Толстой был не критиком, а утопистом. Он не считал необходимым приобщать рабочего человека к произведениям его же труда и к благам цивилизации, сделать ему возможным получение образования, посещение музея, библиотеки, концерта, посадить за роскошный обеденный стол. Напротив, Толстой объявил все это заведомо ненужным, безнравственным, противоречащим «истинной жизни» и называл города «фокусами цивилизации» – цивилизация была очередным злом, которое породило государство, с ее псевдоценностями и ложными достижениями, противоестественными человеческой природе.
Антицивилизационное начало, порожденное антицерковным и антинациональным учением, стало естественным, логическим завершением толстовской мысли. Лев Толстой считал цивилизацию и мирным средством осуществления «государственного гипноза», привораживающего через искусство, науку, архитектуру, а главное, через Церковь и храмы. Это «зло» Лев Толстой ставил на первое место, тогда как проституцию – на последнее. Практически все дары цивилизации, к коим Толстой относил университеты, библиотеки, театры, художественные галереи, консерваторию, представлялись ему бесполезными и развращающими. Однажды Толстой в беседе с философом Н.Н.Федоровым в Румянцевской библиотеке, указывая рукой на книги в шкафах, с вызовом заявил, что «хорошо бы все это сжечь».
Толстой как «литературный Атилла» выступил в поход против всей культуры порожденной государством, которую свел исключительно к социальному содержанию. Все надежды Толстой возложил на рабочий народ, чьим трудом эти ценности создавались – он же и покончит с этим злом. Рабочий, трудящийся человек, то есть живущий правильной жизнью, выступает в толстовстве как абсолютный критерий истинности. Все что ненужно и чуждо ему, все должно быть уничтожено, тем более, искусство, которое передает чувства праздных людей. К оным причислялись: «чувства чести, патриотизма, влюбления», которые «вызывают в человеке трудовом только недоумение и презрение или негодование». В обществе будущего из всего достояния мировой цивилизации следует взять лишь то, что «действительно полезно», а что касается промышленности, то будет налажено лишь производство орудий труда, нужных для работы земледельцев без отрыва их от земли.
Что же ждет человечество впереди, в образе царствия Божия на земле которое настанет по мере исполнения людьми «христианских» толстовских заповедей и которое противостоит мировой цивилизации? Толстой довольно тщательно выписал этот образ счастливого будущего, и здесь его вполне можно сравнить с великими утопистами, ужаснувшими мир. Они создавали свои фантастические острова и города, а Толстой избрал социальной формой всеобщего благоденствия крестьянскую земледельческую общину, то есть идеальное общежитие, основанное на взаимном соглашении, где главным является всеобщий труд.
Этот идеал основан на толстовском понимании счастья и его пяти главнейших условий: 1) жизнь в единении с природой; 2) труд; 3) семья; 4) общение с людьми; 5) здоровье и безболезненная смерть. Будущее общество в образе крестьянской земледельческой общины обеспечивало человеку все эти пять условий. Насильственность же, свойственная утопии, у Толстого проявляется в нарочном упрощении жизни, ее намеренной однообразности, агрессивной примитивности, принципиальном сужении кругозора будущих граждан («ненужные знания»). Устройство этого будущего общества основано на признании земли общим достоянием, на отсутствии всякой собственности «вне своего тела», на основании особого разделения труда, и главное, на принципе «радостного чередования труда».
Вся жизнь проходит в самом разнообразном труде, строго распределенном в виде «чередования», где задействованы все возможности человека, выраженные в строении его физического тела. День человека делится на 4 «упряжки»: от пробуждения до завтрака, между завтраком и обедом, от обеда до полдника и от полдника до вечера (далее сон). Этим временным категориям соответствуют 4 рода трудовой деятельности человека: тяжелый мускульный труд, деятельность пальцев и кисти рук, то есть ремесленный труд, «деятельность ума и воображения» (искусство), и «деятельность общения с другими людьми». Все обозначенные упряжки производят 4 рода жизненных благ - получаемые от тяжелого труда (например, хлеб), ремесленного труда (одежда, обувь, утварь), произведения искусства и человеческое общение. День устроен так, чтобы задействовать все четыре природные способности человека, дабы производить все четыре рода жизненных благ. Понятие «личности» у Толстого, отвергнувшего христианскую человеческую душу, принципиально исключалось: «Все учение Христа в том, чтобы ученики его, поняв призрачность личной жизни, отреклись от нее и переносили ее в жизнь всего человечества…Учение же о бессмертии личной души не только не призывает к отречению от своей личной жизни, но навеки закрепляет эту личность».
Не существовало у него и темы одаренных людей. Особое отношение у Толстого было к профессиональному труду, основанному на личных склонностях и таланте человека. Он признавал его возможным, но считал такой труд жертвой ради общества, ибо никто не захочет лишать себя радостного чередования труда и особенно физического труда для занятия однообразным трудом профессиональным. Целесообразность же профессионального труда измерялась лишь степенью потребности в этом труде остальных членов общины. Если в обуви, сделанной сапожником, нуждается вся деревня, то поэзия или музыка, как увидим ниже, может быть никому не нужна.
Производство и потребление в толстовской утопии достаточно жестко регламентированы, ибо труд благотворно опрощает человека. Принципиально утверждается простейшее или нарочито опрощенное - от самой простой пищи вроде повседневных щей с черным хлебом до промышленного производства только того, что необходимо именно для земледельческого труда; все остальное попадает в обычный для Толстого разряд «ненужных» вещей. Искусству тоже надлежало стать упрощенным и опрощенным: Толстой утверждает его принцип как «всеобщность чувства», а, следовательно - краткость и ясность его выражения. Сочинение песенки, прибаутки и загадки, что доставит удовольствие трудовому народу, предпочиталось сочинению романа или симфонии для развлечения богатых людей. При этом Толстой категорически не признавал искусство как профессиональный труд – художник в будущем обществе не только лишался гонорара, но и обязывался пуще всех работать в поле [IGA: "на картошке"], чтобы черпать оттуда материал для творчества. Любое другое искусство исключалось и порицалось, причем насколько широка была область отверженного и в чем состояла его суть, свидетельствует следующая толстовская цитата: «Искусство же, передающее чувства, вытекающие из отсталого, пережитого людьми, религиозного учения: церковное, патриотическое, сладострастное, передающее чувство суеверного страха, гордости, тщеславия, восхищения перед героями, искусство, возбуждающее исключительную любовь к своему народу или чувственность, будет считаться дурным, вредным искусством и будет осуждаться, и презираться общественным мнением».
Для скорейшего осуществления этого социального идеала Толстой призывал людей следовать «религиозным» заповедям, перестать участвовать в насилии, то есть в государственной жизни, осознанно покидать города и оседать на землю мирными крестьянскими общинами, претерпевая любые мучения ради будущего. Замысел Толстого был предназначен для всего человечества, а русскому народу предстояло лишь начать великое дело. Интересно, что Толстой отчасти схож с Лениным в оценке текущего периода, в ожидании скорого всемирного переворота и в понимании роли русского народа. Если Ленин считал Россию слабым звеном в цепи мирового империализма, то Толстой полагал, что у русского народа есть огромные преимущества в деле почина этого переворота, поскольку в отличие от Европы у него сохранился земледельческий строй, и он в состоянии себя прокормить.
Грядущий же исторический переворот у Толстого выглядит как мирный, но неминуемый переход человечества к новому, безгосударственному обществу на принципах истиной жизни. Со временем такие крестьянские общины, развиваясь повсеместно, и не имея этнических, территориальных, религиозных и прочих цивилизационных различий, могут составить новое целостное образование вместо национального государства и войти «вследствие единства экономических, племенных или религиозных условий, в новые, свободные соединения, но совершенно иные, чем прежние - государственные, основанные на насилии».
И еще один исторический феномен – отношение к Льву Толстому русского общества. Конечно, не все огульно рукоплескали ему, но у подавляющего большинства он вызывал восхищение. Безусловно, Толстой был живым символом протеста против сложившихся общественных отношений, и, по словам Мережковского, олицетворял веру в то, что царствие Божие на земле будет. Русская интеллигенция поддерживала его за проповедь «истинного», «жизненного» христианства в противовес «казенному» православию. Но бурное ликование и поздравления общественности после отлучения Толстого от Церкви свидетельствовали об очень грозном симптоме. Отношение к Льву Толстому большинства интеллигенции знаменует тот глубочайший национальный кризис в предреволюционной Россия, и прежде всего кризис русского сознания.
Были и противники толстовского учения, но это были единицы. Были те, кто тогда увидел в Толстом «яснополянского палача» человеческих душ, кто постиг рабскую сущность его учения, кто предупреждал о лжи его христианства и об истинности Православной Церкви. Были те, кто в 1913 году не дал поставить памятник Толстому на Миуссах, где в то время возводился благодарственный собор Александра Невского в память освобождения русских крестьян в 1861 году. Этот памятник работы скульптора Меркурова тогда поставили на Девичьем поле, а ныне он стоит во дворе толстовского музея на Пречистенке. По горькой иронии истории, когда Ленин узнал, что Толстого отлучали в Успенском соборе, он задумал поставить ему памятник в Кремле, на месте разоренного монумента государю Александру II Освободителю.
Лев Толстой как глубоко антинациональное и в то же время очень русское явление, действительно остался зеркалом, в котором Россия изучает и свои недостатки, и опасности для своего существования. Это и можно назвать уроками Льва Толстого.
http://rus-proekt.livejournal.com/165588.html
(Anonymous)
Какой гадкий очернитель написал сей пасквиль, на Величайшего писателя мира.
Носитесь со своим православием, все кто видит в этом выгоду.
Извратили всю культуру разделив её на два фронта.
Гнать всякое тунеядство, вот мои понятия.
Что попы произвели для общества — паразитируют всю жизнь. Посмотрите на их рожи,
оцените их состояние. Собственно кто будет смотреть, если зеркало кривое.
Бог – созидание и добро.
Там где государство не хочет или не может управлять своим народом, то оно перекладывает проблемы на церковь.
Человек становится набожным, если у него что-то с нарушением психики происходит или заворовался, вернее преступник, даже при действующих законах.
Это коротко.
(Anonymous)
Статья Елены Лебедевой свидетельствует о большом неблагополучии в нашей стране.
Если советская система подвергается осуждению за разделение страны по классовому признаку, то взгляды a la Лебедева разделяют страну по религиозному признаку. Это называется системой двойного стандарта. Елена Лебедева скрывается за своими именем и фамилией, но её религиозная платформа остается в тени. Неужели РПЦ так боится своего народа, что скрывается за случайными недалекими публицистами??? Значит, "Не мир я принес, но меч", так? Как минимум, это нарушение конституции (нынешней). Мнение Достоевского о том, что русский человек не может быть не православным, высказанное как сегодняшнее мнение, тоже нарушает нынешнюю Конституцию. Он может быть и мусульманином, и иудеем, и (извините за грубое слово) неверующим. Кроме того, автор, кажется, хочет забраться "повыше" и с этой "высоты" попугать свой народ? Пустые надежды. Народ после 1917 года стал совершенно другим, и пугать его безнадежно. Руки коротки, неуважаемая Елена.
rastkoo
очень хорошая статья. Но, к сожалению, интеллигенции, особенно её части, оторванной от Церкви, трудно понять её содержание и смысл. Ведь хотим мы этого или нет, но Толстой стал частью великой русской литературы. А как может быть неправ великий? Ведь его произведения - действеннейшая индульгенция даже от действительных и вопиющих заблуждений. Ведь посмотрите, даже примеры откровенной чуши писателя, которая была приведена в статье, не воспринимается и не обсуждается в предыдущих комментариях. Хотя, мне кажется, что это следствие того, что автор упустила в своей статье аспект гениальности писателя. Ведь ранний Толстой (скажем, Толстой "Войны и Мира") отличается от позднего Толстого "Воскресенья". Это отличие с признанием таланта и критикой лжефилософствования прекрасно выписано у Честертона в эссе "Сказки Толстого" ( http://www.chesterton.ru/essays/15.asp).