От Георгий Ответить на сообщение
К Monk Ответить по почте
Дата 08.11.2007 21:26:24 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Тексты; Версия для печати

Андрей Фурсов. Исторический коммунизм: чем он не был (*+)

http://rus-proekt.ru/power/2189.html

Исторический коммунизм: чем он не был
7 ноября 2007


Андрей Фурсов

Прошло уже больше полутора десятилетий после того, как рухнула система
советского коммунизма и распался СССР. Формально советского коммунизма нет,
хотя по сути мы до сих пор живём в процессе и социальной зоне его
разложения, порой самовоспроизводящегося. Тем не менее, адекватного
теоретического осмысления исторического коммунизма (далее - ИК) [1] до сих пор нет (разумеется, если не
принимать всерьёз писания основной массы западных советологов, а также
доморощенных политологов и представителей <компрадорского обществоведения>,
<компрадорской науки>). Это осмысление, безусловно, является насущной
научной, теоретической задачей. Без её решения нельзя понять историю нашей
страны не только в ХХ в., но и раньше. Более того, перефразируя Фуко, можно
сказать: без понимания социальной природы ИК, советского общества русская
история <не даст себя прочитать>. Без ИК не даст себя прочитать не только
русская история, но и история ХХ в. и Современности (Modernity) (1789-1991
гг.) в целом. ИК был центральным явлением ХХ в. В нём реализовались почти
все мечты, фобии и тайные желания Современности. Другое дело - как
реализовались. Но ведь известно, благими намерениями:
Необходимость изучения ИК не ограничивается, однако, научно-теоретической
сферой. Это ещё и насущнейшая практическая задача. Каждая социальная система
умирает потому, что вырабатывает свой потенциал противоречий и таким образом
лишается средств решения своих имманентных проблем. Любая новая система,
идущая на смену старой (и в этом смысле являющаяся её наследницей) может
состояться только в том случае, если устранит - по-своему, положительно ли,
отрицательно ли - эти проблемы и противоречия. Иными словами, старая система
задаёт параметры самоотрицания и одновременно очерчивает <коридор
возможностей> этого самоотрицания. Логика возникновения новой системы
неотделима от логики разложения старой, а на практике это вообще один и тот
же исторический процесс, причём новое, будь то принципиально новое или
рекомбинация старого, на самом деле возникает довольно нескоро, считая с
момента реального разложения старой системы. Мы до сих пор живём главным
образом в <тени ИК>, в процессе и зоне его разложения; наша жизнь ещё
какое-то время будет определяться логикой и законами разложения ИК, его
проедания новыми господствующими группами; нам ещё довольно долго жить среди
продуктов гниения системы коммунизма - экономического, социального,
культурного, человеческого. Чтобы понять посткоммунистическую натуру,
реальность, надо понять ИК, чем он был в реальности. Начать, однако, нужно с
того, чем точно не был ИК, т.е. с краткого разбора наиболее распространённых
теоретических интерпретаций ИК. Речь пойдёт о теориях тоталитаризма; ИК как
возрождения докапиталистического (традиционного) строя: в одних случаях это
феодализм, в других - <азиатский> способ производства; ИК как господство
<нового класса>, этакратии, идеократии и т.д.
Коммунизм - не "тоталитаризм"

Термин <тоталитаризм> появился в Италии в 1920-е годы. В середине 1920-х
годов Муссолини уже говорил об Италии как о <тоталитарном государстве> -
термин указывал на всесторонний динамизм последнего. Научный статус термину
<тоталитаризм> придал американский профессор К.Дж.Х. Хейес: в конце 1939 г.
в своей лекции он так охарактеризовал некоторые новые явления и тенденции в
развитии западной цивилизации, связанные с Германией и Италией. Хейес
ограничивал тоталитаризм как явление рамками западной цивилизации,
современного западного общества - буржуазного, <рыночно-экономического>.
В середине 1950-х годов К. Фридрих и Зб. Бжезинский, реагируя на конъюнктуру
Холодной войны, распространили термин <тоталитаризм> на СССР, на советское
общество, представив ИК и национал-социализм, сталинизм и гитлеризм в
качестве двух форм одного и того же содержания, двух вариантов одного и того
же явления. С этого момента началось триумфальное шествие концепции
тоталитаризма, и в конце 1980-х годов <советский тоталитаризм> дотопал до
Советского Союза, найдя там много адептов - как раз тогда, когда на Западе
серьёзные учёные стали всё чаще отказываться от <тоталитарной>
объяснительной модели. Отождествление коммунизма с тоталитаризмом,
сталинского режима с гитлеровским, национал-социалистическим - традиционный
приём антисоветской, а сегодня - русофобской пропаганды.
В качестве термина (концепции), отражающего одновременно коммунистический и
национал-социалистический исторический опыт, советскую и третьерайховскую
системы, тоталитаризм представляется совершенно несостоятельным: одним и тем
же термином определяют противоположные, порой - диаметрально, сущности.
В одном случае мы имеем дело с антикапиталистическим обществом, идейная
система и практика которого отрицают частную собственность, гражданское
общество, рынок, классы, разделение публичной (общественной) и частной сфер,
в котором старая социальная структура сломана и т.д. В другом случае перед
нами - капиталистическое (буржуазное) общество, основанное на частной
собственности и разделении публичной и частной сфер. Так, в соответствии с
законом от 1 декабря 1933 г. НСДАП охарактеризовалась как <корпорация
публичного права>, т.е. была публично-правовым институтом, тогда как
РКП(б)-ВКП(б)-КПСС таковым никогда не была. Ещё в 1918 г. большевики устами
Ленина заявили, что не признают разделение общества на публичную и частную
сферы, отрицают право как таковое и признают лишь одно <право> - диктатуру
пролетариата, право его борьбы против эксплуататоров. Не будучи, в отличие
от НСДАП, правовым институтом, КПСС не могла быть и юридическим лицом, т.е.,
помимо прочего, выступать в качестве собственника (а не просто распорядителя
имущества (подр. см. статью А.И. Фурсова <Русская власть, Евразия, Россия>).
В Третьем райхе право сущностно не отрицалось, это просто было бы
невозможно. Право, правовой (или неправовой) характер власти - это не
пустяк, не эпифеномен и не форма. Это содержание, суть. Право с современном
(modern) западном обществе есть один из ликов частной собственности, её и
гражданского общества гарантов (и - наоборот). НЕ могут относиться к
одному - тоталитарному - типу режимы со столь разным, диаметрально
противоположным отношением к праву, <правовым бытованием>. Если нацистский
режим - тоталитарный, то советский - явно что-то другое, где власть имеет
прежде всего внеэкономическую основу. (Сомневающихся в экономических основах
власти нацистского режима можно отослать, например, к мемуарам Шпеера.)
До тех пор, пока существует право, частная собственность и гражданское
общество, как бы их ни ограничивали или профанировали, незыблемы. Право -
это <адианов вал> гражданского общества против мира варваров, против
социального варварства. Приведу один пример отношения к праву в Третьем
райхе. В 1938 г., когда Австрия уже была <аншлюссирована>, Мартин Борман
решил сделать приятное фюреру - подарить ему дом, в котором родился Адольф
Шикльгрубер. В 1938 г. владельцем дома был партайгеноссе камарад Поммер.
Борман хотел выкупить дом. Однако Поммер запросил цену, намного превышающую
реальную. Что сделал Борман? Стёр Поммера в лагерную пыль? Отправил на
цугундер? Приказал <случайно> переехать автомобилем? Нет. Борман отправил к
Поммеру партайгеноссе доктора Вееземайера. Последний предложил более высокую
цену, чем в первый раз, однако Поммер стоял на своём. <На такие ухищрения
способны только восточные евреи>, - пытался устыдить товарища по партии
Вееземайер. Но на Поммера это не подействовало. Понадобились вызовы Поммера
в местную парторганизацию, где нацистский парторг и нацистские товарищи по
партии увещевали владельца дома, объясняя ему: дом фюрера принадлежит
народу. И только после этого партайгеноссе Поммер уступил. Разумеется, в
цене, а не вообще.
Приведённый пример (а число таких примеров можно множить - это следствие и
суд по делу участников заговора и покушения на Гитлера 20 августа 1944 г.,
это и отношения фюрера с налоговой инспекцией, и история с материальным
обеспечением <второй семьи> Гиммлера, и многое другое) со всей очевидностью
показывает: перед нами два качественно различных социальных мира, социальных
режима, имеющих лишь поверхностное сходство.
Гитлеровский режим не разрушил ни старую социальную структуру, ни, повторю,
гражданское общество и правовую систему. Разумеется, и гражданское общество,
и право в нацистской Германии были существенно ограничены; контроль
существовал как в идеологической, так и в политической сферах, но сами эти
сферы сохранились, как и возможность манёвра в них, в том числе и в смысле
неприятия режима - примеров тому достаточно в различных следованиях.
Итак, если сохранить термин <тоталитаризм> для объяснения ИК, то что такое
нацистский режим? Авторитаризм? Но авторитаризм не предполагает
идеологического контроля, он ограничивает волю гражданского общества только
в сфере политики. Если сохранить термин <тоталитаризм> за нацистским режимом
и таким образом признать, что он явление сугубо европейское и
капиталистическое, то ИК - это нечто качественно иное. Найти научно
обоснованный и не нарушающий правило <бритвы Оккама> общий объединяющий
критерий, общий содержательный знаменатель для ИК и нацистского режимов, на
мой взгляд, невозможно.
Иногда такой знаменатель видят в <тотальном социальном контроле>. Но что это
такое? Это настолько размытый и абстрактный критерий, что если быть
логически последовательным и интеллектуально честным, то список тоталитарных
режимов следует пополнить Египтом фараонов и державой инков, китайской
империей от Цинь до Цинн и Ираком Саддам Хусейна, державой Чингисхана и даже
Римской империей! Тоталитаризм везде и всегда! При такой широте само понятие
<тоталитаризм> оказывается бессодержательным и неработающим.
Термин <тоталитаризм> плох и с содержательной точки зрения, он не указывает
на качественную системно-историческую специфику власти и собственности, т.е.
не фиксирует то, что качественно отличает одну социальную систему от другой.
Эта нефиксированность, кстати, и позволяет нестрого, произвольно
использовать термин <тоталитаризм> и его модификации (например,
<тоталитарная бюрократия>) как краплёную карту.
Коммунизм - не "азиатский способ производства"

Следующая модель-концепция ИК - это коммунизм как возрождение одного из
докапиталистических способов производства, чаще всего <азиатского> способа
производства (далее - АСП); коммунизм как возрождение <восточного
деспотизма>. Об этом писали К. Витфогель, Р. Гароди и многие другие на
Западе. На это осторожно намекали некоторые советские учёные в первой
половине 1960-х и во второй половине 1980-х годов. Об этом открыто
заговорили у нас и на рубеже 1980-1990-х годов.
Сторонники <докапиталистической> интерпретации коммунистического строя
подчёркивают значение внеэкономических факторов в советском обществе,
всеохватывающую роль государства, нерасчленённость <государственных>
(властных) и <классовых> (собственнических) функций господствующей
социальной общности, квазитрадиционный характер социальных структур,
значение <национальных> (читай: докапиталистических) традиций: русских,
китайских, вьетнамских и т.п. в возникновении <реального социализма>. Это в
марксистской традиции.
В либеральной традиции речь идёт примерно о том же, но в других терминах:
трудности перехода от традиционного общества к современному, деформированный
take-off (У. Ростоу), проблемы <частичной модернизации> и догоняющего
развития, возрождение (нео)традиционного общества, <неопатримониального
режима> и т.д. и т.п.
Действительно, внешне ИК может напоминать докапиталистические социальные
системы. Более того, внешне он даже как бы воспроизводит черты некоторых из
этих систем: неорабство (ГУЛАГ); неокрепостничество (колхозы); неополис
(КПСС/КГБ), противостоящий как коллектив атомизированному населению,
<одинокой толпе> полусвободных и неполноправных коммунистических <метеков> и
<периеков> - причём противостоящий так, что, как сказал бы В.В. Крылов,
индивидуальная воля членов этой господствующей группы ограничена (от
поведения до объёма и качества потребления) их совокупным бытием в качестве
коллектива. Именно это противоречие, помимо прочих, было одним из главных в
историческом развёртывании номенклатуры, именно оно, разрешившись, привело к
перестройке, гласности и крушению ИК.
Однако на самом деле во всех этих формах - <неорабство>,
<неокрепостничество>, <неополис>, - как и в коммунизме в целом, заключено
ещё меньше докапиталистического, чем в докапиталистических функциональных
органах капиталистической системы - плантационном рабстве
североамериканского Юга, латиноамериканской латифундии и т.п., созданных
капитализмом там, где до него их не было.
Аналогии между ИК и докапиталистическими обществами представляются
поверхностными и не выдерживают критики по ряду причин.
Во-первых, ИК, как уже отмечалось, - это антикапитализм. Иными словами,
капитализм со знаком <минус>, отрицание капитализма, негативный
функциональный антикапитализм. В истории есть один парадокс, на который до
сих пор почти не обращают внимание. <Идеальный коммунизм>, т.е.
коммунистические идеи, существовали в течение более чем двадцати веков
(грубо говоря, с киников), а коммунизм как социально-экономическая система,
как <реальный коммунизм> возник только в ХХ в., в капиталистическую эпоху -
как антикапитализм. В реальность коммунистические идеи воплотились только
как антикапиталистическая система. Реальный, ИК нигде не существовал как
отрицание рабовладения или феодализма - как антирабовладение и
антифеодализм. Только как антикапитализм. Это, помимо прочего, означает, что
в самом капитализме, его социальной природе, в логике развёртывания капитала
есть нечто, что позволяет ему, по крайней мере, на определённой стадии его
развития, существовать одновременно со знаком <плюс> и со знаком <минус>.
Более того, не просто позволяет, а в какой-то степени требует этого, в
результате чего возникает некий вакуум, зона для антимира, антисистемы.
Россия - в форме СССР - заняла эту зону и реализовала себя в ХХ в. в
качестве антикапитализма.
Местные традиции, национальные особенности, докапиталистическое прошлое -
всё это, конечно же, налагает отпечаток на ИК, равно как и на другие явления
капиталистической эпохи. Однако ошибочно выводить ИК, его суть из этих
традиций и особенностей. У России (СССР) и Кубы, ГДР и Кампучии разные
исторические судьбы и несходное историческое прошлое. Однако суть ИК,
организация <властесобственности> как социально однородного присвоения
типологически была принципиально одинаковой во всех указанных случаях.
Именно функциональный антикапитализм, функциональное отрицание капитализма и
придаёт единообразие, изоморфность комстрою везде, где бы он ни
существовал, - от ГДР и Кампучии, - независимо от содержания, от уровня
развития материального производства, предметно-вещественных производительных
сил данной страны.
Исходно, генетически ИК невозможен вне государственной системы, без
определённого уровня развития <вещественной субстанции> (хотя и слишком
высокий уровень не нужен, мешает коммунистической революции - в этом смысле
Ленин был прав, говоря о <слабом звене>), возникает он как альтернативная
капитализму форма организации индустриальных производительных сил, как
принципиально иная форма организации социальных производительных сил
индустриального общества. Однако дальнейшее развитие и функционирование
антикапиталистической системы как мировой уже не требуют повсеместного
наличия индустриальной формы вещественной субстанции промышленности,
пролетариата и т.п. Достаточно функционального отрицания форм и типов
буржуазной общественно-политической практики, её институтов, норм и
ценностей самих по себе, в результате которого докапиталистические уклады
становятся антикапиталистическими, т.е. капиталистическими в своей
негативной функции. И это нем более что в качестве средства отрицания
капитализма используются идейные и организационные формы, выработанные самим
капиталистическим обществом и против него же обращённые (партии, марксизм и
т.п.). Повторю: именно этот функциональный антикапитализм, автономный от
содержания, является системообразующим фактором ИК.
Во-вторых, ИК типологически - это промышленное, индустриальное, в лучшем
случае - индустриально-аграрное общество. Тот факт, что в некоторых странах
Азии, Африки и Латинской Америки ИК исторически возник и развивался на
аграрной, доиндустриальной основе, не меняет типо-логическую <модельную>
суть дела. Без советского ИК, без СССР как военно-промышленного тыла (и
центра мирового коммунистического движения и мировой коммунистической
системы) аграрные, <доиндустриальные> ИК не смогли бы существовать. Мировой
коммунизм мог возникнуть, развиваться и противостоять капитализму
(<империализму>) только на индустриальной основе, только находясь с ним в
одной <военно-промышленной лиге>. Быть аграрной, доиндустриальной могла
позволить себе лишь коммунистическая периферия - <конфуцианский>,
<сахарно-банановый>, <пальмово-веточный> и прочие ИК. Центр, ядро должны
были иметь крепкую броню, быстрые танки, а на запасном пути - бронепоезда.
Именно этим обеспечивалось (<дышало>) спокойствие наших, и не только наших,
границ.
Разумеется, индустриализация при ИК носит формированный и в известном смысле
ограниченный, <вэпэкашный> характер, не ориентированный на массовое
потребление. Но ведь это естественно. Главная задача и принцип существования
ИК - отрицание капитализма, противостояние ему, борьба с ним. Каковы цели и
задачи - такова и индустриализация, её направленность. Для темы данной
работы важно, что ИК - индустриальное общество, точнее, его вариант.
В-третьих, ИК - современное (в смысле - modern) общество. По принципам и
типу социальной организации, семьи, образования и т.д. это, бесспорно,
современное, а не традиционное общество. Или - точнее: одна из
разновидностей современного общества, отличающаяся как целостность от любой
разновидности общества традиционного.
Наконец, в-четвёртых, ИК - не просто современное, но массовое общество, что,
конечно же, не является докапиталистической характеристикой. Другое дело,
будучи массовым обществом, ИК (в том же СССР) так и не стал обществом
массового потребления, и в этом заключается одно из серьёзных его
противоречий.
Сходство ИК с докапиталистическими обществами есть сходство
некапиталистических форм, т.е. негативное, сходство (родство) в рамках
не-капитализма, сходство двух явлений относительно третьего, заключающееся в
том, что они не являются этим третьим и этим похожи друг на друга. Однако
такая, т.е. отрицательная, похожесть не ставит их положительно в ряд
однокачественных явлений. Так, птицы и рептилии - не млекопитающие, но это
не значит, что птицы и рептилии относятся к одному классу.
Кроме того, как уже говорилось, если в основе ИК лежат индустриальные
производительные силы, то в основе <докапитализмов> - натуральные
производительные силы, т.е. такие, в которых природные факторы производства
доминируют над искусственными (исторически созданными), а живой труд - над
овеществлённым. В докапиталистических обществах типа АСП
недифференцированность (<сращенность>) или слабая дифференцированность
власти и собственности (<единство государственности и классовости>), которые
противостояли труду не порознь, а как единое однородно-целостное присвоение,
есть исходный пункт (<ещё-невычленённость>), положительное качество,
положительная предпосылка развития, положительный процесс.
<Властесобственность>, т.е. однородно-целостное присвоение в ИК есть
исторический результат и исторический процесс отрицания капитализма. ИК есть
осуществление <властесобственности> антикапиталистическим путём, путём
отрицания, а не положительного осуществления. С этой точки зрения,
<докапитализмы> первичны и субстанциальны, а ИК - вторичен и функционален.
<Докапитализмы> были самостоятельными социальными системами, способами
производства, если пользоваться марксистским термином. ИК таким - с этой
точки зрения - никогда не был. Как модель общественного развития он всегда
был негативной функцией капиталистической системы, капиталистического
способа производства на определённой стадии его развития. Выход капитализма
за рамки этой стадии, помимо прочего, ставит исторический предел и ИК,
который умирает. Таким образом, подход к ИК как одной из разновидностей
<докапитализма> не выдерживает критики как в плане методологическом и
понятийном, так и в плане соответствия реальности, т.е. и
<номиналистически>, и <реалистически>.
Итак, ИК есть явление капиталистической системы и капиталистической эпохи; и
если стадиально он, возможно, располагается не дальше от мира
<докапиталистических> социумов, чем сам капитализм, т.е. является не столько
<посткапитализмом>, сколько <паракапитализмом>, функционально, по <принципу
конструкции>, типу и хронозоне возникновения он - по другую сторону от
капитализма, чем предшествующие последнему докапиталистические общества.
Любая попытка трактовать ИК как <докапиталистический способ производства>,
как <традиционное общество> методологически несостоятельны и противоречат
историческим фактам.
Неверной представляется не только <этатизация> ИК, но и его <политизация>,
т.е. акцентирование примата политической сферы по отношению к другим на том
основании, что для этого строя власть - центральный элемент. Конечно,
главное в политике - борьба за власть. Но значит ли это, что всякая власть
является властью политической? Всякая ли борьба за власть относится к сфере
политики? Разумеется, нет. Политика, как и частная собственность, есть не
предпосылка человеческого развития, а один из его результатов, который
возникает на определённой стадии и которому, естественно, в какой-то момент
предстоит исчезнуть, отмереть; и то, что наблюдается сейчас в
партийно-политической жизни Запада, свидетельствует: этот момент не так уж
далёк.
Политическая власть, так же как и государственная, есть власть частичная (а
не всеохватывающая) и специализированная; это не власть вообще, а власть,
охватывающая часть общества и делающая это посредством специализированных
социальных (властных) технологий. ИК, будучи властью всеобхватывающей, т.е.
распространяющейся в равной степени на социальную сферу, <идеологию> и
т.д., - на общество в целом, и в то же время не специализированной, а
социально-гомогенной, не только качественно отличается от политической
власти в содержательном отношении как некая альтернатива. Так дело обстоит с
<докапиталистическими> обществами. Отличие власти в ИК носит генетический и
функциональный характер: она возникает как отрицание политики, политической
власти и функционирует как самовоспроизводящийся процесс такого отрицания.
ИК есть строй внеполитический и одновременно вдвойне антиполитический.
Несоответствие терминов <государство> и <политика реальности ИК
автоматически ставит под сомнение применение к этой реальности термина
<бюрократия>. Что такое <бюрократия>? Здесь, как и по вопросу о государстве,
возможны два ответа. Если бюрократ - это вообще любой чиновник, любой
администратор и управленец, то бюрократия возникла как минимум со времён
Шумера. Ясно, что такой подход нарушает сразу два фундаментальных принципа -
историзма и системности.
Бюрократ есть социальный агент, персонификатор только административной (будь
то государство, политическая партия или ТНК) власти, которая содержательно
отделена от собственности, носит <частичный> и высокоспециализированный
(<рациональный>) характер.
Социальный агент, в руках которого, как при ИК, находится не просто
административная, а одновременно экономическая и идеологическая власть,
причём не суммарно, не как сумма <частных специализаций>, а как целостная
неоднородность (или однородная целостность), как социальная власть вообще, -
кто угодно, но не бюрократ. Многие проблемы ИК связаны не с засилием
бюрократии, а с её отсутствием, с тем что вместо <рациональных
администраторов> функционировали принципиально иные социальные агенты.
Запутывает ситуацию и термин <административно-командная система> (АКС),
которым с лёгкой руки Г.Попова в перестроечное время стали характеризовать
ИК. По сути почти все исторические системы власти (не говоря о
<докапитализмах>) в той или иной степени являются
административно-командными. Империи инков и китайские империи, Римская
империя и Пруссия XVIII в., Вторая империя во Франции и Османская империя,
Российская империя и СССР. А разве Ост-Индские компании, транснациональные
компании или государственные компании США - это не АКС? Ещё как, особенно
если речь идёт о Франции или Германии, да и США с Великобританией не
отстают. Ну а в Японии и Южной Корее и частные компании - это без вопрос
АКС. Для схему АКС ИК - ускользающая натура. Как, впрочем, и другие типы
обществ, поскольку схема эта скользит по поверхности.
Коммунизм - не "партократия"

Но может, термин <партократия> лучше передаёт суть дела? Или формулировки
типа <партия подчинила государство>,<партия растворила в себе государство,
присвоила себе его функции>. О негосударственном характере власти в системе
ИК уже сказано выше. Непартийный характер этой власти ещё более очевиден.
Термин <партия> происходит от слова , - часть (чего-либо).
Партия - это, во-первых, частичное, а не тотальное явление; во-вторых,
явление политическое; в-третьих, - явление правовое. Если перед нами
всепроникающее, всеохватывающее и всерегулирующее явление, то оно никак не
может быть партией по определению. Дело не меняется от того, что в это
всеохватывающее явление, в некое целое, превратилось то, что раньше было
частью. Значит, в процессе превращения эта часть, партия (<партия нового
типа>) отмерла и была уничтожена.
Например, в СССР, придя к власти и тем самым реализовав все свои цели, а
следовательно, и самоё себя, <КПСС> (РКП(б)-ВКП(б)-КПСС) перестала и должна
была перестать быть <партией>, даже <нового типа>, так как уже ни в каком
смысле она не была частью чего-то внеположенного себе, большего, чем она
сама. Напротив, завоевав власть, КПСС - в тенденции - стала целым,
системообразующим началом. Разумеется, это произошло не сразу, а в ходе и по
мере заполнения большевиками всех секторов, всех организационных форм
российского социума. Растворяясь в них, а точнее - растворяя их в своей
организации, перерабатывая их, создавая одни, убивая другие и
самоуничтожаясь как <партия>, <КПСС> в то же время уничтожала эти секторы и
формы как качественно особые. Результатом такой социальной аннигиляции и
самоаннигиляции и стал ИК как система клеток и органов социально однородной
власти, в котором ячейки власти и ячейки производства совпадали. Главным же
органом этого строя была КПСС, но не как партия, а некое явление <КПСС>.
С понятийно-теоретической точки зрения <государство-партия> или
<партия-государство> - такой же беспомощный термин, как <государство-класс>.
ИК, будь то СССР или другая страна, демонстрировал не просто единство
<партии> и <государства> - для этого они должны существовать как таковые,
без кавычек, обособленно друг от друга, я - я наличие некой целостности,
гомогенизировавшей, переварившей в себе <партийность> и <государственность>
и превратившей <партию> и <государство> в однородные и однокачественные
функциональные органы этой однородной целостности. Во многом прав был Л.И.
Брежнев, уподобивший партию сердцу в организме.
В рамках <организмической> диктатуры разница между <государством> и
<партией> исчезла. Поэтому неудивительно, например, что до 1991 г. валютные
средства для КПСС, как сообщил бывший главный, но, кажется, слишком
разговорчивый <казначей партии> Н.Е. Кручина, ежегодно предусматривались
централизованно Госпланом и Минфином - единая казна, в которой нет разницы
между <партийными> и <государственными> карманами: <Я сдал все гонорары
государству (выд. мной. - А.Ф.). Все деньги до копейки, до цента>, - говорил
М.С. Горбачёв в 1992 г., поясняя, что деньги сдавал в кассу Управления
делами ЦК КПСС Н.Е. Кручине! Ясно, что в такой ситуации крах КПСС должен был
повлечь за собой и распад <государства> СССР; хотя, возможно, и не в такой
форме, в какой это произошло. Об этом говорят и коммунисты, например Г.А.
Зюганов: <Сломав партийный стержень, державу превратили в разбегающиеся
галактики>. Поэтому, на мой взгляд, дата 23 августа 1991 г, 17 ч. 09 мин. по
московскому времени (фактический запрет компартии) важнее даты 25 декабря
1991 г., 10 ч. 45 мин. (прекращение существования СССР), первая определяет
вторую, а не наоборот: <сердце> перестало биться и через какое-то время
<тело> остыло.
Термин <идеократия>, <логократия> и т.п., конечно, красивы, но совершенно
бесполезны для исследования ИК. Причина проста: то, что именуют
<марксистко-ленинской идеологией> или <коммунистической идеологией>, при
внешнем, поверхностном сходстве с идейными системами оказывается по своей
сути чем-то не просто намного большим и важным, но и качественно иным.
Начать с того, что когда (и если) идеология охватывает общество в целом, она
перестаёт быть идеологией и превращается в некое иное явление, выполняющее
главным образом иную функцию, чем чисто идеологическая. Всякая идеология
есть совокупность идей, но далеко не всякая совокупность идей есть
идеология. Когда власть оказывается единственной целью, средством и
ценностью и когда единственной <идеологией> становится идеология власти,
<властеидеология>, охватывающая всё общество в целом, - это уже не
идеология.
Идеология, как и государство, и политика, и партия, - явление <частичное>, а
не тотальное. Чтобы функционировать нормально, идеология должна занимать
определённую нишу, быть частью, а не целым. Становясь всеохватывающей,
идеология отмирает, превращаясь в набор повседневных правил властно-идейной
корректности, в комплекс поведенческих навыков, которые, с одной стороны,
выступают как внешний регулятор социального поведения, с другой - как
внутреннее средство самоконтроля, самосохранения - социального и даже
физического.
Есть ещё одно качественное отличие у того, что называют <идеологией> в
коммунистических режимах, у <марксистско-ленинской идеологии> от идеологии.
Идеология в строгом смысле этого слова, будь то консерватизм, либерализм или
социализм, никогда не претендовала на монополию, на всю истину. И уж тем
более она не претендовала на монопольное знание того, что есть
справедливость. <Марксистско-ленинская идеология> претендовала на
монопольное знание Истины и Справедливости в их нерасчленённости, хорошо
передаваемой русским словом <правда>. Монопольное обладание Абсолютной
Истиной на основе того, что была осознана и понята Историческая
Необходимость и оседланы Законы Истории, соответствовало монопольному
обладанию властью, не какой-то там частной политической или экономической
властью, а властью вообще, вобравшей, втянувшей в себя, подобно <чёрной
дыре>, прорве, истину, справедливость, идеи (власть-знание, властезнание) и
многое другое. Это уже не идеология и не религия, а отрицание и той и другой
в рамках такой целостности, где устраняется, исчезает различие между властью
и идеями, знанием; между, выражаясь марксистско-энгельсовским языком,
базисом и надстройкой, которые словно сливаются в экстазе. Да, страшно
далека идеология от такого феномена. И страшно слаба по сравнению и в
конфликте с ним, потому что - <далека от народа>, не овладела его массами, а
потому не превратилась в <материальную силу>.
Тот факт, что сам ИК идентифицировал и понимал себя в терминах
<государство>, <идеология>, <партия>, <право> и т.д., а также то, что
западные учёные изучали его с помощью и сквозь призму этих терминов, ничего
не значит, тем более что результат налицо: для советского обществоведения,
обслуживавшего <власть-знание>, реальное теоретическое знание о собственном
социуме осталось табу; западные советологи с их схемами и прогнозами, как
это со всей очевидностью выяснилось во время перестройки, попали пальцем в
небо. Помимо прочего ещё и потому, что использовали неадекватный понятийный
аппарат, не слушали Картезиуса, не определяли значения слов. И странно, что
им не пришла в голову простая и ясная мысль: коммунистическая форма русской
власти возникла на основе и посредством отрицания капитала, капитализма, с
помощью его же функциональных форм и развивалась как процесс этого
отрицания, как антикапитализм. А следовательно: антикласс, антигосударство,
антиполитика, антиправо и антиидеология.
Анализ ИК требует особого понятийного аппарата, особого объяснительного и
даже описательного инструментария. Использование по отношению к ИК терминов
<государство>, <класс>, <бюрократия> и т.п. может быть только
метафорическим. За пределами метафорического звучания применение указанных
понятий по отношению к явлениям и капиталистического и коммунистического
социумов одновременно ломает понятия и искажает реальность. Трудно ожидать
других результатов от использования одних и тех же терминов для
концептуализации систем, одна из которых является полным отрицанием другой:
надо решить, какие термины мы оставляем за какой реальностью, а для другой
начать конструировать новый комплекс понятий. Если признать термины
<государство>, <класс>, <политика>, <идеология> адекватными для исследования
ИК, то необходимо разработать иные <нишевые> понятия для анализа буржуазного
общества. И наоборот. Я думаю - именно наоборот.
Если мы хотим быть радикальными в Марксовом смысле, т.е. идти до сути вещей
и не обманывать себя, как сказал бы Ю.В. Андропов, не морочить себе голову в
понимании собственного общества, в знании о нём, мы должны найти меру ИК,
определить имманентную ему субстанцию, базовую единицу и на такой основе
разрабатывать методологию изучения ИК и адекватный ему понятийный аппарат.
Эта задача не является изолированной. Она представляет собой необъемлемый
элемент всего комплекса изучения, с одной стороны, некапиталистических и
неевропейских обществ, с другой - капиталистической системы как целостности,
а не как суммы рынка, гражданского общества и государства, изучаемых
сепаратно экономической теорией, социологией и политической наукой.
В обоих случаях речь идёт о восстановлении принципов историзма и системности
и метода восхождения от абстрактного к конкретному как основополагающих в
социально-историческом исследовании и определении на их основе меры и
субстанции конкретного изучаемого общества, не помещающегося в объектив
тримодальной социальной науки XIX в. Сделать это значительно труднее, чем
провозгласить. Действительно, где искать эту меру и субстанцию, секреты той
или иной социальной системы? Впрочем, один из русских мудрецов ХХ в. уже дал
ответ на этот вопрос: <Самые глубокие тайны общественной жизни лежат на
поверхности> (А.А. Зиновьев). Нужно лишь научиться видеть их, сколь бы
непривычным и некомфортным ни показался мир, который явится без зелёных, как
у мудреца страны Оз, очков - в нашем случае капиталоцентричных и
европоцентричных очков.
Конечно, употребление таких понятий, как <государство>, <политика>,
<партия>, <бюрократия> и т.д. делает изучаемую реальность узнаваемой,
комфортно знакомой и привычной. В этом, помимо прочего, заключается одна из
причин того, что их до сих пор инерционно применяют в анализе субстанциально
некапиталистических обществ, включая ИК, - так сказать, по внешнему подобию,
по аналогии, пусть поверхностной. Понятия и термины, о которых идёт речь,
настолько срослись с реальностью, что воспринимаются как реальность многими,
особенно в России, которая в своей интеллектуальной истории не знала спора
номиналистов и реалистов и многие интеллектуалы которой западные универсалии
восприняли как реалии, как то, что можно пощупать, ощутить физически.
Отсюда - частый аргумент: надо изучать реальность, а не играть в термины.
Может, стоит последовать этому призыву?
Кому-то, возможно, и стоит. Однако в таком случае едва ли мы будем лучше и
умнее испанцев и португальцев XVI в., называвших вождей племён Африки и
Южной Америки <герцогами>, <графами> и <баронами>. Правда, конкистадорам,
жившим в донаучную эпоху, это было простительно. Нам - нет. Поэтому лучше
последуем совету Декарта. Ведь наука - это прежде всего игра в понятия.
Строгая и с большой буквы игра в строгие понятия. И только потом - сквозь
призму этих понятий - изучение реальности. А главный вопрос по поводу
реальности любой социальной системы прост: кто присваивает решающие для
функционирования этой системы факторы производства и какова природа этих
факторов, поскольку именно эта природа в свою очередь обусловливает природу
присваивающего субъекта, который является системообразующим элементом данной
системы.

Продолжение следует.
========
[1] Определение <исторический> призвано зафиксировать тот факт, что речь
идёт именно о феномене, реально существовавшем в истории, а не на страницах
работ основоположников марксизма-ленинизма, учебников научного коммунизма и
пропагандистских текстов