Так говорил Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер-бей!
«И началась великая борьба за бессмертную душу шофера.
– Эй вы, херувимы и серафимы! – сказал Остап, вызывая врагов на диспут.– Бога нет!
– Нет, есть,– возразил ксендз Алоизий Морошек, заслоняя своим телом Козлевича.
– Это просто хулиганство,– забормотал ксендз Кушаковский.
– Нету, нету,– продолжал великий комбинатор, – и никогда не было. Это медицинский факт».
--------------------------------
P.S. Чтобы не вставать еще раз (из анекдота) продолжу.
«– Я считаю этот разговор неуместным,– сердито заявил Кушаковский.
– А машину забирать – это уместно? - закричал нетактичный Балаганов.– Адам! Они просто хотят забрать "Антилопу".
Услышав это, шофер поднял голову и вопросительно посмотрел на ксендзов. Ксендзы заметались и, свистя шелковыми сутанами, попробовали увести Козлевича назад. Но он уперся.
– Как же все-таки будет с богом? – настаивал великий комбинатор.
Ксендзам пришлось начать дискуссию. Дети перестали прыгать на одной ножке и подошли поближе.
– Как же вы утверждаете, что бога нет, - начал Алоизий Морошек задушевным голосом,– когда все живое создано им!..
– Знаю, знаю,– сказал Остап,– я сам старый католик и латинист. Пуэр, соцер, веспер, генер, либер, мизер, аспер, тенер.
Эти латинские исключения, зазубренные Остапом в третьем классе частной гимназии Илиади и до сих пор бессмысленно сидевшие в его голове, произвели на Козлевича магнетическое действие. Душа его присоединилась к телу, и в результате этого объединения шофер робко двинулся вперед.
– Сын мой,– сказал Кушаковский, с ненавистью глядя на Остапа,– вы заблуждаетесь, сын мой. Чудеса господни свидетельствуют...
– Ксендз! Перестаньте трепаться! - строго сказал великий комбинатор.– Я сам творил чудеса. Не далее как четыре года назад мне пришлось в одном городишке несколько дней пробыть Иисусом Христом. И все было в порядке. Я даже накормил пятью хлебами несколько тысяч верующих. Накормить-то я их накормил, но какая была давка!
Диспут продолжался в таком же странном роде. Неубедительные, но веселые доводы Остапа влияли на Козлевича самым живительным образом. На щеках шофера забрезжил румянец, и усы его постепенно стали подниматься кверху.
– Давай, давай! - неслись поощрительные возгласы из-за спиралей и крестов решетки, где уже собралась немалая толпа любопытных.– Ты им про римского папу скажи, про крестовый поход.
Остап сказал и про папу. Он заклеймил Александра Борджиа за нехорошее поведение, вспомнил ни к селу ни к городу Серафима Саровского и особенно налег на инквизицию, преследовавшую Галилея. Он так увлекся, что обвинил в несчастьях великого
ученого непосредственно Кушаковского и Морошека. Это была последняя капля. Услышав о страшной судьбе Галилея, Адам Казимирович быстро положил молитвенник на ступеньку и упал в широкие, как ворота, объятья Балаганова. Паниковский терся тут
же, поглаживая блудного сына по шероховатым щекам. В воздухе висели счастливые поцелуи.
– Пан Козлевич! - застонали ксендзы. - Доконд пан иде? Опаментайсе, пан!
Но герои автопробега уже усаживались в машину.
– Вот видите,– крикнул Остап опечаленным ксендзам, занимая командорское место,– я же говорил вам, что бога нету. Научный факт. Прощайте, ксендзы! До свидания, патеры!
Сопровождаемая одобрительными криками толпы, "Антилопа" отъехала, и вскоре жестяные флаги и черепичные скаты костела скрылись из глаз. На радостях антилоповцы остановились у пивной лавки.
– Вот спасибо, братцы,– говорил Козлевич, держа в руке тяжелую кружку.– Совсем было погиб. Охмурили меня ксендзы. В особенности Кушаковский. Ох, и хитрый же, черт! Верите ли, поститься заставлял! Иначе, говорит, на небо не попаду.
– Небо! – сказал Остап.– Небо теперь в запустении. Не та эпоха. Не тот отрезок времени. Ангелам теперь хочется на землю. На земле хорошо, там коммунальные услуги, там есть планетарий, можно посмотреть звезды в сопровождении антирелигиозной лекции.
После восьмой кружки Козлевич потребовал девятую, высоко поднял ее над головой и, пососав свой кондукторский ус, восторженно спросил:
– Нет бога?
– Нет, - ответил Остап.
– Значит, нету? Ну, будем здоровы.
Так он и пил после этого, произнося перед каждой новой кружкой:
– Есть бог? Нету? Ну, будем здоровы.
Паниковский пил наравне со всеми, но о боге не высказывался. Он не хотел впутываться в это спорное дело».
