Цитата из В. В. Кожинова (при всех оговорках) (*/+)
> В-третьих, у Сталина никакой сложной неформальной системы не было, а вот
сложная формальная как раз была и даже Рудзутака не ночью в подворотне по
произволу пристукнули, а исключили из партии в соответствии с уставом и
судили советским судом.
Альмару очень жаль расставаться с мифом о Ленине - не-диктаторе и что "такую
хорошую партию испортил мерзавец Сталин" :-)))))))))
=====================================
...Стучка недвусмысленно писал: "Так называемая юриспруденция есть последняя
крепость буржуазного мира". И чтобы окончательно отменить юриспруденцию,
Стучка "отменил" сам ее "предмет" - преступность:
"Слово "преступность" не что иное, как вредная отрыжка буржуазной науки...
Возьмем... крестьянина, который напился "вдрызг" и в драке убил случайно
того или другого... Если крестьянин совершил убийство по бытовым
побуждениям, мы этого убийцу могли бы отпустить на свободу с
предупреждением... И наоборот, кулак, эксплуататор, даже если он формально и
не совершал никаких преступлений, уже самим фактом своего существования в
социалистическом обществе является вредным элементом и подлежит изоляции" 48
.
Это "теоретизирование" вполне адекватно отражало практику революционного
времени. Совершенно очевидно, например, что преобладающее большинство казней
в 1918- 1922 годах совершалось вообще без хоть какого-либо "разбирательства"
. Так, точно известно, что в 1921 году был вынесен всего лишь 9701 смертный
приговор, но совершенно нелепо было бы полагать, что мы имеем тем самым
сведения о количестве расстрелянных в этом году. Вот тот же самый Багрицкий,
который отлично знал, что происходило на Украине в 1919-1921 годах, ибо сам
побывал инструктором политотдела отряда красных, описывает "практику"
воспеваемого им комиссара продотряда:
"Выгребайте из канавы
Спрятанное жито!"
Ну, а кто подымет бучу
Не шуми, братишка:
Усом в мусорную кучу,
Расстрелять - и крышка!
Естественно, при этом ровно никакие юридические акции не предпринимались, и
"приговор" нигде не фиксировался.
Между тем в 1 930-х годах юриспруденция так или иначе начинает
восстанавливаться. Это, между прочим, убедительно показано в переведенном на
русский и изданном в Москве в 1993 году исследовании американского правоведа
Юджина Хаски "Российская адвокатура и Советское государство" (1986).
Характерны названия разделов этого трактата: "Гражданская война и расцвет
правового нигилизма" и "Конец правового нигилизма". Этот "конец" автор
усматривает уже в событиях начала 1 930-х годов, хотя тут же отмечает, что
другой американский исследователь истории советской юриспруденции,
П.Джувилер, в своей книге "Революционный правопорядок" (1976) "датирует
начало поворота в правовой политике 1934-1935 годами" 49 , - то есть
временем многостороннего поворота, о котором подробно говорилось выше.
П.Джуливер, несомненно, датирует вернее, да и сам Ю.Хаски исходит только из
того, что до указанной даты имели место лишь отдельные выступления в
"защиту" юриспруденции, и сообщает, что "в начале 1930-х годов нарком
юстиции РСФСР Н.Крыленко и некоторые другие оставались приверженцами
нигилистического подхода к праву" (там же, с. 140). Точно так же, пишет
Хаски, "известный как "совесть партии" Аарон Сольц отказался отступить от
революционных принципов" (с. 115). Итак, и нарком, и влиятельнейший член
Президиума Центральной контрольной комиссии ВКП(б), осуществлявший верховный
партийный надзор за судебной практикой, были против утверждения правовых
норм. Но к середине 1930-х годов этого рода сопротивление было сломлено.
Между прочим, именно благодаря этому мы смогли узнать обо всех - или, в
крайнем случае, почти обо всех - жертвах 1937 года... Могут сказать, что для
многих тогдашних "контрреволюционеров" установление правовых норм имело
тяжкие последствия, ибо из них "выбивали" признания в мнимых преступлениях
вместо того, чтобы попросту расстрелять, - как это делалось в первые
послереволюционные годы. И тут действительно есть о чем задуматься...
С другой стороны, вполне вероятно такое сомнение: можно ли говорить о
восстановлении права, если едва ли не абсолютное большинство передаваемых в
суды следственных материалов было фальсифицированным? Но, во-первых,
судебный процесс как таковой вообще "формален": он исходит из результатов
следствия, а не занимается изучением самой реальности. А, во-вторых, ОГПУ и
НКВД , занимавшихся расследованием "контрреволюционных преступлений", явно
не коснулись тогда те перемены, которые произошли, начиная с 1934 года, в
других сферах и областях жизни страны.
Вот характерный пример. Преемник Дзержинского на посту председателя ОГПУ,
В.Р.Менжинский (1874-1934) писал о великом "достоинстве" своего
предшественника:
"На меры репрессии он смотрел только как на средство борьбы, причем все
определялось данной политической обстановкой и перспективой дальнейшего
развития революции". То есть совершенно не имело значения, в чем "повинен"
репрессируемый; как поясняет в следующей за процитированной фразе
Менжинский, "одно и то же контрреволюционное деяние при одном положении СССР
требовало, по его (Дзержинского. - В.К.) мнению, расстрела, а несколько
месяцев спустя арестовать за подобное дело он считал бы ошибкой"(!) 50 ;
стоит отметить, что в одном из новейших изданий этого текста редакторы сочли
за лучшее изъять вторую фразу... 51 Эти "принципы" деятельности "органов
безопасности" всецело сохранялись в 1937-1938 годах, когда, если угодно,
расстреливали зато, за что в 1935-м или 1939-м не стали бы даже
арестовывать... Но об этих "органах" речь пойдет далее.
Как уже сказано, в 1937-м совершилась смена "правящего слоя", типичная для
любых крупных исторических сдвигов (например, в 1956-1960 годах). Страшное
"своеобразие" заключалось в том, что прежние носители власти не только
отстранялись, но и уничтожались или, по меньшей мере, оказывались в ГУЛАГе.
Однако заведомо ложно широко распространенное представление, согласно
которому эта варварская беспощадность является "особенностью" именно 1937
года и, конкретнее, выражением злодейской сущности Сталина. Часто говорится
о мнимой "беспрецедентности" характерных для 1937 года директив о заранее
"подсчитанных" количествах "врагов", которых следует выявить. Но уже
приводилось заявление одного из вождей, Зиновьева, в сентябре 1918 года:
"Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию
(то есть РСФСР. - В.К.). С остальными нельзя говорить (и уж, конечно, нельзя
устраивать следственные и судебные разбирательства! - В.К.) - их надо
уничтожать". И, действительно, уничтожали...
Нельзя не видеть, что именно отсюда идет прямая линия к словам, написанным
Бухариным ровно через восемнадцать лет, в сентябре 1936 года, по поводу
казни самого Зиновьева с Каменевым:
"Что расстреляли собак - страшно рад".
Но, как известно, следствие НКВД (конечно, фальсифицированное) и судебные
разбирательства "дела" Зиновьева и других длились полтора года - и это было
"новым", в сравнении с 1918 годом, явлением... 1937 год самым диким образом
соединил в себе восходящую к первым революционным годам стихию беспощадного
террора и восстанавливаемые - пусть даже формально - юридические принципы,
которые вплоть до 1934-1935 годов начисто отвергали "старые большевики" типа
Крыленко и Сольца.
Один из людей моего круга, П.В.Палиевский, еще на рубеже 1950-1 960-х годов
утверждал, что 1937 год - это "великий праздник", - праздник исторического
возмездия. Много позднее человек совершенно иного, даже противоположного
мировосприятия, Давид Самойлов написал: "Тридцать седьмой год загадочен.
После якобинской расправы с дворянством, буржуазией, интеллигенцией,
священством, после кровавой революции сверху (был страх, но не было
жалости), произошедшей в 1930-1932 годах в русской деревне, террор начисто
скосил правящий слой 20- 30-х годов. Загадка 37-го в том, кто и ради кого
скосили прежний правящий слой. В чьих интересах совершился всеобщий самосуд,
в котором сейчас (это пишется в конце 1970 - начале 1 980-х; раньше люди
этого типа думали иначе. - В. К. ) можно усмотреть некий оттенок
исторического возмездия. Тех, кто вершил самосуд, постиг самосуд" 52 .
Существенно, что даже "либеральный" идеолог понял в конце концов
необходимость признать этот смысл 1937 года - смысл возмездия (пусть даже,
как говорится, скрепя сердце: "некий оттенок"...). Перед нами масштабная и
глубокая тема.
<,,,>