Документальный роман Д.Жвания рассказывает о бурных временах Перестройки и 1990-х годах, о становлении в стране движения "новых левых" и об их мечте переделать мир к лучшему.
Путь хунвейбина: (документальный роман) / Дмитрий Жвания. - СПб.: Амфора, 2006. - 419 с.
Книга известного питерского журналиста и радикала Д. Жвании, вышедшая недавно в серии "СТОГOFF project", читается на одном дыхании. Легкость и яркость стиля, обилие увлекательных приключений, захватывающие перипетии интеллектуально-политической эволюции автора, выгодно отличают данные мемуары от большинства произведений подобного рода. Благодаря этим достоинствам, "Путь хунвейбина", несомненно, приобретет поклонников в среде радикальной молодежи. И именно поэтому книга Жвании представляется нам особенно вредной. Ведь, несмотря на фонтанирующий с каждой ее страницы ультралевый пафос, это последовательно антиреволюционное сочинение.
Но, прежде чем приступить к разбору идейного содержания книги, поясним, кто такой Дмитрий Жвания. Сам он, несколько хвастливо, говорит о себе: "Я был самым первым в стране анархистом. Я стал самым первым в стране троцкистом. Я возглавил даже ячейку фашистской партии. Я перепробовал все". Вот этому-то - извилистому и временами скользкому - пути автора, и посвящена книга, охватывающая период с конца 1980-х по вторую половину 1990-х гг.
Первые шаги Жвании как политического активиста относятся к 1987 году, когда в стране начался небывалый взлет неформального молодежного движения. В этой среде "даже самые недалекие понимали: последняя революция случится буквально завтра". На скудной почве горбачевской "гласности" как грибы после дождя возникают разнообразные политические клубы как общедемократического, так и леворадикального толка.
После возвращения из армии, молодой студент-историк открывает для себя труды идеологов анархизма - Бакунина и Кропоткина. "Старые страницы обжигали мне кончики пальцев, - пишет Жвания, - Надо, чтобы книги Кропоткина прочитали все… Стоит людям все это прочесть, и революцию уже не остановишь!". Жвания и несколько его друзей создают одну из первых в СССР анархистских групп - "Союз максималистов". Образцом для подражания молодые неформалы избирают итальянских боевиков из "Красных бригад". И, несмотря на то, что "Союз" быстро распался, а сам Жвания пережил впоследствии множество идейных превращений, пиитет перед террористами-леваками (героями! сильными личностями!) остался с ним на всю жизнь.
В 1989-м складывается новая группа - АКРС (Анархо-Коммунистический Революционный Союз) - громко заявившая о себе дерзкой листовочной кампанией. Одновременно, по свидетельству Жвании, готовился символический взрыв возле штаба комсомольско-молодежного оперотряда, занимавшегося гонениями на неформалов. Однако этому плану не было суждено сбыться. Вскоре участники группы были арестованы КГБ по доносу пробравшегося в АКРС провокатора. Только отмена Съездом народных депутатов статьи УК об антисоветской агитации спасла участников группы от тюремных нар.
В это время анархизм становится модным антисистемным течением. В анархистскую "веру" переходят целые комсомольские ячейки. Возникает массовая Конфедерация Анархо-Синдикалистов (КАС), противопоставившая официальной "марксистско-ленинской" идеологии идеи самоуправленческого социализма. Однако уже с момента своего образования КАС оказалась заражена реформизмом, политиканством и рыночными иллюзиями. К чести Д. Жвании нужно сказать, что он с самого начала отнесся к новообразованному движению критически: "Москвичи выставляли свои кандидатуры на Съезд народных депутатов и писали письма в поддержку Первого секретаря московского горкома Бориса Ельцина. Для меня главным в анархии были революция и коммунизм". Впрочем, анархо-бунтарство Жвании того периода было немногим лучше. Издаваемая им под эгидой КАС самиздатовская газета "Голос анархии" пропагандировала индивидуальный террор вульгарно-бакунистского толка: "Яд, нож, петля - революция все освящает!".
Эпатажная риторика поначалу приносила плоды. Численность возрожденного АКРС выросла многократно. Полузапретный самиздат расходился как горячие пирожки. Однако одновременно росло и разочарование в анархо-движении. Анархизм не давал ответов на животрепещущие вопросы революционной политики, и осенью 1990 г. Жвания переходит (или думает, что переходит) на позиции троцкизма. "Крестным отцом" обновленного Жвании становится приехавший в Ленинград эмиссар французской организации "Lutte Ouvrierе", при содействии которой молодой активист отправляется в Париж набираться революционного опыта. Незадолго до этого АКРС принимает новую программу и превращается в "Революционные Пролетарские Ячейки" (позднее - "Рабочая борьба").
Все это происходит на фоне кризиса, охватившего советское общество, и разлагавшего еще недавно мощное и влиятельное неформальное движение. Подходило время капиталистической реставрации; "переоценки всех ценностей", подчиненной задачам первоначального накопления. Жвания пишет о ситуации лета 1990 года: "Падала численность неформальных организаций. Фактически перестал существовать Демократический союз. Ушлые дяди и тети начали использовать питерский "Народный фронт", только чтобы пробраться во власть. Тихо умирали объединения, которые выступали за "социализм с человеческим лицом"… Самиздатовская пресса теперь была на фиг никому не нужна". Мещанские прорыночные иллюзии овладели массовым сознанием. Все, подчас смелые и самоотверженные, попытки Жвании и его друзей достучаться до рабочих, оканчивались ничем и приводили в отчаяние. Слепота тогдашних лидеров рабочего движения еще более обостряла чувство бессилия: "Рабочее движение Ельцин использовал как слепой таран, с помощью которого он планировал прорваться наверх. И Горбачев, и Ельцин были членами одного и того же ЦК, - при этом один воспринимался как бревно на дороге к процветанию, а второй как символ светлого завтра"
В 1991-м гаснут последние надежды на революцию: "Как плохой любовник засыпает сразу после близости, так и население огромной страны скинуло ГКЧП и моментально забыло обо всем, о чем мечтало на протяжении последних лет. Страна под названием Советский Союз перестала существовать, а им было все равно. Ни за, ни против. Полное безразличие". "Рабочая борьба" прозябала, мало-помалу превращаясь в "клуб книгонош, причем книгонош-лузеров". Отчаяние выливалось в террористические прожекты вроде не состоявшегося похищения директора картонажной фабрики; скрашивалось неизменно вдохновляющими, но скоротечными, заграничными вояжами. Разочарование в пролетариате Жванию привело разрыву с "Lutte Ouvrierе" и "роману" с менее ортодоксальной международной тенденцией - "International socialists" . Однако и это была лишь промежуточная станция. В 1995-м Жвания становится фашистом, а в 1997-м - "гауляйтером" Питерского отделения НБП.
В своей книге автор пытается доказать, что его союз с нацболами был "политической ошибкой", роковым заблуждением, что на деле он никогда фашистом не был, и вступил к Лимонову в надежде развернуть партию налево. Неудавшийся энтризм, и только! Однако эта версия полностью опровергается самим же Жванией. Он пишет: "Если когда-то я и был ортодоксальным марксистом, то давно перестал им быть. К середине 90-х я сформулировал концепцию, которую называл "революционный тоталитаризм". Суть это позиции была вот в чем.
Думать, что историю творят массы, - глупо. Массы как женщины - просто отдаются тому, кто сильнее. Историю двигают "критически мыслящие личности", пассионарии, контрэлита, революционеры… Обычный человек - плохой материал для социализма. Единственное, чего он хочет, - досыта есть, красиво одеваться, спариваться, а потом растить детей…
Государство - это просто инструмент, который революционеры могут использовать. Например, для воспитания людей. Или для того, чтобы давить на соседние государства и изменять их в нужную сторону. Но для этого государство сперва нужно захватить". Чтобы сделать это, необходима не массовая организация, а "группа заговорщиков, масонская ложа, законспирированная партия нового типа… Пусть сперва нас будет не видно, но придет момент, когда мы возьмем власть, и тогда покорные массы, как обычно, отдадутся сильнейшему". Что это, если не исчерпывающая декларация фашистских взглядов (пускай, без расизма, антисемитизма и прочих гнусностей, для фашизма характерных, но отнюдь не обязательных)? Так что фашистом нынешний лидер Движения Сопротивления имени Петра Алексеева был. Его последующее "исцеление" было лишь реакцией на "крайности" фашизма, но отнюдь не преодолением индивидуалистического бунтарства, равно присущего как анархизму, так и фашизму. Но об этом - чуть позже.
Достижения Жвании на посту питерского гауляйтера для нас малоинтересны, хотя лично для него это и был звездный час. После известной акции с захватом "Авроры" Жвания отдаляется от политики, уступая место "вождя" кондовому нацисту - А. Гребневу. Лишь в 2003-м, пресытившись жизнью статусного журналиста, старый "хунвэйбин" снова выходит на тропу войны. Но, увы, его оружие основательно проржавело! Нынешние взгляды Жвании, рассматриваемые им самим как плод накопленной годами мудрости, выглядят сегодня жалкой отрыжкой мещанской левизны 1980-1990-х. Последние страницы книги проникнуты неприкрытым эстетским презрением к рабочему классу, усвоенным Жванией еще в начале 90-х: "Рабочие - это тусклый поток, стертые лица, грязные руки, ласкающие грохочущий механизм. Мне больно, что они такие… Они должны бороться сами… Но они не борются. Я готов им помочь. Я буду с ними, когда они пробудятся. А пока они еще спят, я буду делать все то же самое для себя. Я ведь - тоже угнетенный. Такой же, как и они, но в отличие от них я самоосвобождаюсь. Уже сегодня я давлю из себя раба по капле: акция - капля, акция - капля…".
Кап-кап! Вот и вся "мудрость", которой имеет поделиться с нами бывалый ветеран. Подобные пассажи еще можно было бы понять и отчасти простить в 90-е, когда поредевший, оглушенный "реформами" и деморализованный рабочий класс люмпенизировался, а антикоммунизм был почти повальным настроением молодежи. Тогда немногие, оставшиеся левыми, действительно, кричали в пустоту, даже не надеясь на отклик. Однако нынешняя ситуация разительно отличается от той! Проблема левых сегодня - не в отсутствии точек приложения своих сил, а в недостатке кадров, ресурсов или желания для работы в "народе". Можно ли говорить сейчас о подъеме протестной активности, о росте рабочего самосознания? Марксисты отвечают: да! По всей стране в той или иной форме происходит борьба рабочих и жилищных активистов, не говоря уже о пенсионерах [IGA: но это ведь не пролетарии?] и льготниках, чьи мощные выступления зимы 2005 заставили власть содрогнуться. Тысячи людей, стихийно, без чьей-либо подсказки со стороны, перекрывают улицы, врываются в административные здания, захватывают капиталистов в их собственных кабинетах! Зачем им Жвания, за всю свою жизнь не сделавший ничего подобного? К чему им его помощь, раз они уже пробудились?
Конечно, в большинстве случаев эти движения локальны, распылены, бесформенны и политически наивны. Они резко контрастируют с представлениями экзальтированных мечтателей о революции как "настоящей жизни", "героической гибели" и "мистической сущности". Но разве это вина или беда пролетариата? Увы! Настоящая беда пролетариата - это левые вроде Жвании, предпочитающие обреченный, но увлекательный экзистенциалистский бунт серьезной работе в утробно презираемых ими массах. Слиться с народом, жить его жизнью, подчинить свое Ego интересам простых людей - вот что такое революционная борьба. Дмитрий Жвания никогда не понимал этого. Марксизм так и остался для него мертвой, умозрительной конструкцией; наименее органичной из тех личин, которые принимал его мелкобуржуазный индивидуализм. Анархизм, фашизм, неоэсеровщина - все эти идеологические маски как нельзя лучше соответствуют внутреннему складу автора "Пути хунвейбина". Марксизм же отслаивается от него как чужеродный грим. Все потому, что подлинная революционность начинается там, где заканчивается хилое, интеллигентски-нервическое бунтарство. И, наоборот, для бунтующего индивидуалиста революция навсегда останется мифом, фантастической сказкой о "перевернутом мире", в котором его мятущаяся душа могла бы обрести покой.
