Форум С.Кара-Мурзы

	От	Almar
	К	Красный Перец
	Дата	22.04.2006 16:56:54
	Рубрики	Тексты;

да уж, наши общинники, не чета темным западникам

да уж, наши общинники, не чета темным западникам

А.И.Герцен. Былое и думы

====================================================
Во время таганрогской поездки Александра в именье Аракчеева, в Грузине,
дворовые люди убили любовницу графа; это убийство подало повод к тому
следствию, о котором с ужасом до сих пор, то есть через семнадцать лет,
говорят чиновники и жители Новгорода.
Любовница Аракчеева, шестидесятилетнего старика, его крепостная девка,
теснила дворню, дралась, ябедничала, а граф порол по ее доносам. Когда
всякая мера терпения была перейдена, повар ее зарезал. Преступле(78)ние было
так ловко сделано, что никаких следов виновника не было.
Но виновный был нужен для мести нежного старика, он бросил дела всей
империи и прискакал в Грузине. Середь пыток и крови, середь стона и
предсмертных криков Аракчеев, повязанный окровавленным платком, снятым с
трупа наложницы, писал к Александру чувствительные письма, и Александр
отвечал ему: "Приезжай отдохнуть "а груди твоего друга от твоего несчастия".
Должно быть, баронет Виллие был прав, что у императора перед смертью вода
разлилась в мозгу.
Но виновные не открывались. Русский человек удивительно умеет молчать.
Тогда, совершенно бешеный, Аракчеев явился в Новгород, куда привели
толпу мучеников. Желтый и почернелый, с безумными глазами и все еще
повязанный кровавым платком, о-н начал новое следствие; тут эта история
принимает чудовищные размеры. Человек восемьдесят были захвачены вновь. В
городе брали людей по одному слову, по малейшему подозрению, за дальнее
знакомство с каким-нибудь лакеем Аракчеева, за неосторожное слово. Проезжие
были схвачены и брошены в острог; купцы, писаря ждали по неделям в части
допроса. Жители прятались по домам, боялись ходить по улицам; о самой
истории никто не осмеливался поминать.
Клейнмихель, служивший при Аракчееве, участвовал в этом следствии...
Губернатор превратил свой дом в застенок, с утра до ночи возле его
кабинета пытали людей. Старорусский исправник, человек, привычный к ужасам,
наконец, изнемог и, когда ему велели допрашивать под розгами молодую
женщину, беременную во второй половине, у него недостало сил. Он взошел к
губернатору, это было при старике Попове, который мне рассказывал, и сказал
ему, что эту женщину невозможно сечь, что это прямо противно закону;
губернатор вскочил с своего места и, бешеный от злобы, бросился на
исправника с поднятым кулаком: "Я вас сейчас, велю арестовать, я вас отдам
под суд, вы - изменник!" Исправник был арестован и подал в отставку; душевно
жалею, что не знаю его фамилии, да будут ему прощены его прежние грехи за
эту минуту - скажу просто, геройства, (79) с такими разбойниками вовсе была
не шутка показать человеческое чувство.
Женщину пытали, она ничего не знала о деле... однако ж умерла.
Да и "благословенный" Александр умер. Не зная, что будет далее, эти
изверги сделали последнее усилие и добрались до виновного; его, разумеется,
приговорили к кнуту. Середь торжества следопроизводителей пришел приказ
Николая отдать их под суд и остановить все дело.
Губернатора велено было судить сенату... 53, оправдать его даже там
нельзя было. Но Николай издал милостивый манифест после коронации, под него
не подошли друзья Пестеля и Муравьева, под него подошел этот мерзавец. Через
два-три года он же был судим в Тамбове за злоупотребление власти в своем
именье; да, он подошел под манифест Николая, он был ниже его.

....

По несчастию, "атрибут" зверства, разврата и неистовства с дворовыми и
крестьянами является "беспременнее" правдивости и чести у нашего
дворянства., Конечно, небольшая кучка образованных помещиков не (75) дерутся
с утра до ночи с своими людьми, не секут всякий день, да и то между ними
бывают "Пеночкины", остальные недалеко ушли еще от Салтычихи и американских
плантаторов.
Роясь в делах, я нашел переписку псковского губернского правления о
какой-то помещице Ярыжкиной. Она засекла двух горничных до смерти, попалась
под суд за третью и была почти совсем оправдана уголовной палатой,
основавшей, между прочим, свое решение на том, что третья горничная не
умерла. Женщина эта выдумывала удивительнейшие наказания - била утюгом,
сучковатыми палками, вальком.
Не знаю, что сделала горничная, о которой идет речь, но барыня
превзошла себя. Она поставила ее на колени на дрань, или на десницы, в
которых были набиты гвозди. В этом положении она била ее по спине и по
голове вальком и, когда выбилась из сил, позвала кучера на смену; по
счастию, его не было в людской, барыня вышла, а девушка, полубезумная от
боли, окровавленная, в одной рубашке, бросилась на улицу ив частный дом.
Пристав принял показания, и дело пошло своим порядком, полиция возилась,
уголовная палата возились с год времени; наконец суд, явным образом
закупленный, решил премудро: позвать мужа Ярыжкиной и внушить ему, чтоб он
удерживал жену от таких наказаний, а ее самое, оставя в подозрении, что она
способствовала смерти двух горничных, обязать подпиской их впредь не
наказывать. На этом основании барыне отдавали несчастную девушку, которая в
продолжение дела содержалась где-то.
Девушка, перепуганная будущностью, стала писать просьбу за просьбой;
дело дошло до государя, он велел переследовать его и прислал из Петербурга
чиновника. Вероятно, средства Ярыжкиной не шли до подкупа столичных,
министерских и жандармских следопроизводителей, и дело приняло иной оборот.
Помещица отправилась в Сибирь на поселение, ее муж был взят под опеку, все
члены уголовной палаты отданы под суд; чем их дело кончилось, не знаю.
Я в другом месте 50 рассказал о человеке, засеченном князем Трубецким,
и о камергере Базилевском, высечен(76)ном своими людьми. Прибавлю еще одну
дамскую историю.
Горничная жены пензенского жандармского полковника несла чайник, полный
кипятком; дитя ее барыни, бежавши, наткнулся на горничную, и та пролила
кипяток; ребенок был обварен. Барыня, чтоб отомстить той же монетой, велела
привести ребенка горничной и обварила ему руку из самовара... Губернатор
Панчулидзев, узнав об этом чудовищном происшествии, душевно жалел, что
находится в деликатном отношении с жандармским полковником и что, вследствие
этого, считает неприличным начать дело, которое могут счесть за личность!
А тут чувствительные сердца и начнут удивляться, как мужики убивают
помещиков с целыми семьями, как в Старой Руссе солдаты военных поселений
избили всех русских немцев и немецких русских.
В передних и девичьих, в селах и полицейских застенках схоронены целые
мартирологи страшных злодейств, воспоминание об них бродит в душе и
поколениями назревает в кровавую, беспощадную месть, которую предупредить
легко, а остановить вряд возможно ли будет?