От Георгий Ответить на сообщение
К Георгий Ответить по почте
Дата 27.05.2005 21:15:33 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

Т. Базжина. Служанки верного раба (*+)


Русский Журнал / Обзоры / Образование
http://www.russ.ru/culture/education/20050526.html

Служанки верного раба
Татьяна Базжина

Дата публикации: 27 Мая 2005

"Зачем мне его учить, я ведь и так на нем разговариваю?" - искренне
недоумевал племянник-третьеклассник. Этот бунт имел только одну из присущих
истинно русскому бунту характеристик - он был бессмыслен, а потому подавлен
беспощадно. Аргументом, непоколебимым, как и все аргументы в педагогике:
"Чтобы еще на нем и писать".
"И как ты предлагаешь это написать?" - в голосе появившегося (с книжкой под
мышкой) родственника звучал явный вызов, а негодующий перст тыкал в текст:
"Можно ли из предложений, данных ниже, составить текст? Что нужно для этого
сделать? Определите тему составленного текста". Из условий следовало, что
текст составить можно. Но дальше-то давались предложения: 1) Грачи улетели
на юг; 2) С березы упали листочки; 3) Пришла осень; 4) Жуки исчезли. Третье
поставить первым сможет всякий. Затем возможны вариации с жуками, листами и
грачами по вкусовому признаку, но появлению текста это вряд ли
поспособствует. "Ну ладно, - сжалился племянник. - А это-то хоть сможешь?" -
и ткнул пальцем в следующее задание. Там значилось: "Переконструируйте
предложение "Типы, стили и жанры речи школьники изучают в третьем классе". С
этим "Лего" на лингвистический лад справиться было проще простого. Можно
было начать: "В третьем классе школьники изучают..."; можно было развернуть
эпически: "Изучают школьники в третьем классе...". "Ага, - не унимался
родственник, - тогда сделай еще и вот это". Кому ж это в голову пришло
сказать: "если мальчик любит труд, тычет в книжку пальчик", он-де хороший
мальчик? Мне предлагалось составить предложение с однородными членами,
используя термины: заголовок, тема, основная мысль, микротема, абзац. И это
был полный абзац, если не сказать фиаско, - в одно предложение эти слова
лезли только так: "Заголовок, тема, основная мысль, микротема, абзац -
сугубо лингвистические термины".
Дистанция от жука до микротемы была столь огромного размера, что бунт
маленького родственника казался не столь уж бессмысленным: и действительно,
зачем такое учить, да и зачем такому учить? И чего ж после дивиться, что для
носителей русского языка этот язык "не верный друг", а "враг коварный", что
они его коверкают, портят, а потому с языком происходит нечто. Когда
читаешь, что "забота о правильности и чистоте родной речи, о высоком уровне
национальной речевой культуры - профессиональный и гражданский долг в первую
очередь лингвистов и учителей-словесников" [1], так и подмывает сказать:
может, несколько умерить пафос и обойтись одним лишь профессиональным
долгом, да и его не сводить к заботе о чистоте родной речи, а попросту
обучать этой самой речи. Считается, что именно этим занимаются в школе или
должны заниматься. Эта вполне сложившаяся мифологема общественного сознания
требует пристального рассмотрения.

От слова к букве

В школе, скажем прямо, учат не владению родным языком, а грамотному письму.
Школа формирует у нас мнение, что грамотный человек - это тот, кто пишет без
ошибок, т.е. грамотно. И титанические усилия прилагаются к тому, чтобы
заучить, что "в течение дня" надо писать с -е, а "в течении реки" - с -и,
что "впотьмах" - слитно, а "в потемках" - раздельно, что
"всемирно-исторический" - через дефис, а "всемирно известный" - раздельно. У
человека взрослого, связанного в своей повседневной практике с писанием
текстов, не вызывает сомнений, что на все эти "веки вечные" не нужно
угрохивать столько времени и сил, и зачем весь этот "словесный сор" держать
в голове, - не помнишь, как пишется слово, посмотри в словаре, не забивай
голову всякой ерундой. Да и часто ли нормальному взрослому человеку
приходится писать "в течении реки"? Самой мне лишь после кропотливых
изысканий удалось найти в литературе такой раритет, правда, не с рекой, а со
светилом: "Прежде же таких исключений в течении небесного светила, сколько
по крайней мере господин Голядкин сам мог припомнить, почти никогда не
бывало".
Но даже эта находка не убедила меня в том, что изучение родного языка
сводится к "вставьте пропущенные буквы и знаки препинания" и что о
грамотности человека можно судить потому, насколько успешно он решает эту
задачу. Есть и обратное этому утверждение: грамотный (образованный)
человек - тот, кто... И эта мифологема всячески выстраивается, а потом
поддерживается и школой, и общественным мнением. Логическая цепочка
выстраивается очень простая: не научишься вставлять нужные буквы, не
поступишь в вуз, не получишь диплом, хорошую работу, не станешь успешным.
(Можно подумать, что диплом и хорошая работа или диплом и успех связаны
столь линеарно! Но это уже тема для другого разговора.) Вот все и крутится
вокруг нужности "вставляния" букв в слова - без этого действительно в вуз не
поступишь (правда, теперь нужно еще и цифры уметь аккуратно расставлять - о
грамотности теперь больше судят по цифрам 1 и 2, тест как-никак).
Впрочем, развенчивается этот миф про грамотность очень просто. Взять
пятнадцать-двадцать-сто взрослых носителей языка, не учителей русского языка
и литературы, людей, вполне успешных, имеющих диплом о высшем образовании,
престижную работу, высокий подушевой доход в семье, - и уговорить их
заполнить школьные тесты. В этом году такое удалось сделать. Уговорили -
заполнили. Со всеми положенными ошибками, с теми же, что и у рядовых
одиннадцатиклассников: колличество писалось с причитающимся в "эстетике
ошибки" количеством "л", с опиляцией тоже все получилось, как надо, мошеники
и труженники также не были обойдены вниманием. Были, правда, и случаи,
вызывавшие затруднения. Довольно сложно в шевинизм и шивенизм опознать
недоброе отношение к иным нациям.
Уровень грамотности дипломированных специалистов явно оставлял желать
лучшего. Все вроде бы всласть напереписывались упражнений и написались
диктантов про Ипполита Апполинариевича, вкушавшего винегрет на веранде
(террасе), коим его, равно как и другими яствами, потчевала его необъятная
супруга - сверхъестественная кулинарка, а в "жареном поросенке с хреном"
путаются, да еще на то жалуются, что писать-де не умеют. Не в том смысле,
что букв не знают, - специалистов и вовсе не смущало, что букву какую-то не
там поставили, жаловались они на то, что испытывают затруднения со словами.
Не в том смысле, что слова какие-то новые для них появились. Нет,
"мерчендайзеры", "девелоперы" и прочие "хотельеры" их не смущают. В один
голос говорили наши респонденты, сложно, мол, мысль свою в слова облечь,
передать именно то, что хочется, и так, как хочется, проще говоря -
писать-де не умеем.
Как-то странно получается: чтобы поступить в вуз - нужно быть грамотным
человеком (в школьном смысле), потом этим грамотным на первом курсе еще
читают корректировочный курс русского языка, а на выходе - мало того, что
буквы путают, то бишь орфографические ошибки делают, так еще и сетуют, что
писать не умеют. "Парадокс, но факт", - как говорил один из златоустов эпохи
застоя.

Млечным путем абстрактных терминов

Впрочем, чего уж греха таить - не меньше неприятностей, чем безударные
гласные и непроизносимые согласные, вызывают у детей и их родителей
последовательности разбора: не раз доводилось слышать жалобы и видеть
зареванные рожицы, потому что никак не удавалось запомнить
последовательности постоянных и переменных грамматических категорий у
глагола и прилагательного.
Ну скажите, зачем ребенку, а потом и взрослому нужны все эти рекурсии и
экскурсии звука, процессы аккомодации в переходной зоне? Это для лингвиста
существенным, диагностирующим его принадлежность к определенной
лингвистической традиции является использование термина "номинативное
предложение" или "назывное предложение", выделение генетивных предложений в
отдельный класс или рассмотрение их в классе безличных, а людям-то зачем эти
лингвистические изыски?
Вот мы и встаем перед фактом самоопределения: кого мы воспитываем? Человека,
свободно говорящего и пишущего на родном языке, или носителя некоторого
лингвистического знания. Этот вопрос можно сформулировать и так: мы изучаем
родной язык, чтобы поголовно стать квалифицированными лингвистами или чтобы
свободно владеть им в устной и письменной формах. И впрямь, нельзя же
всерьез считать, что составление предложения из микротемы с абзацем, что мы
проделывали с племянником, и есть обучение написанию текста (а именно так
назывался раздел учебника) и что эта словесная суматоха разовьет у человека
хоть какой-то навык, кроме разве что отвращения к этому виду деятельности.
Неужто на родном языке поговорить не о чем, кроме как об абзацах?
И тут мне в руки попалась книжка с завораживающим названием "Культура
речевого общения", вторая часть была еще более многообещающей - "Теория и
практика обучения". Прочитав: "...чтобы речь была способом общения людей или
даже одного человека с самим собой, у нее должна быть тема. Такими темами
могут быть предметы окружающей нас жизни, явления природы и общественной
жизни", - я впала в некоторую задумчивость. Смущало даже не то, что человек,
ведущий беседу сам с собой, обязан иметь для этого некую тему, и не то, что
темы эти можно черпать из "окружающей нас жизни" (согласитесь, лучше быть не
в окружении жизни, а просто жить), куда как больше смущал глагол "могут".
Эта позволительность звучала некой уступкой главным темам беседы - тем самым
микротемам с абзацами, видимо привычным и ласкающим слух даже в разговоре с
самим собой. "Интересно, - подумала я, - когда человек говорит "есть хочу,
три дня маковой росинки во рту не было", это явление окружающей или
общественной жизни?" - и стала читать дальше.
"Толкование абстрактных терминов достаточно трудное занятие в силу
абстрактности их значений". "Верно ведь сказано, - подумала я, - мало того,
что трудное, еще и неблагодарное; специалист и так знает, а неспециалисту и
знать не нужно". "Термины, как и всякая знаковая система при ее реализации,
нуждаются в том или ином виде сенсорики (в чувственных ощущениях) и что
тогда возникает иконическое кодирование в виде образов. Человек старается
объединить в своем восприятии даже случайно разбросанные дискретные точки.
Издавна люди, рассматривая звездное небо, находили образы Большой Медведицы,
Кассиопеи и т.п. То, что выражено в интонации (вопрос, приказ, просьба,
мольба и т.п.), тоже может быть преобразовано в зрительный образ путем
мимики и пантомимики".
Сенсорное восприятие термина меня потрясло: используя метод интроспекции, я
пыталась выяснить, чем ощущаю "бесконечность" - небом или пальцем. Зная, что
такое иконический знак по Ч.Пирсу, никак не могла иконически ничего
закодировать в виде образа. Зачем выражать пантомимически интонацию и как с
ней связана Кассиопея, тоже осталось для меня загадкой. Случайно
разбросанные дискретные точки ни в какой образ не складывались, лишь в один:
авторы говорят на не присущем мне русском языке, но это полбеды, они обучают
этому не-моему языку учителей, которые будут учить детей, с которыми трудно
или невозможно будет говорить даже об окружающей жизни, потому что они будут
знать не-мой язык. Или немой язык. Ага, может, поэтому-то и хотят интонацию
передавать пантомимикой?

Естественным путем

Нужно ли стремиться к тому, чтобы каждый человек был теоретически грамотным
и пытливым лингвистом, и толковать ему пантомимически абстрактные термины?
Исследователями детской речи давно отмечен факт особого интереса ребенка к
языку, размышления над словами языка и его грамматическим устройством.
Внешне спонтанное усвоение языка в детстве сопровождается настойчивой
рефлексией над речью. Первоначальное усвоение языка ребенком обеспечивается
параллельным развитием метаязыковой функции (креативной функции,
творческости), когда объектом познания становится сам язык, отражающий
определенные отношения действительности.
Детская фантазия позволяет ребенку увидеть мир более свободно, чем это
доступно взрослому, - в речи детей появляются конструкции, которых заведомо
не было в языке окружения: пенистая водичка (лимонад и пена прибоя),
пушистая водичка (след за катером), краснощекий автобус (автобус с рекламой
на борту). Если язык изначально был орудием познания, то постепенно он
становится и орудием самовыражения, инструментом контакта внутреннего мира
ребенка с миром внешним.
Когда же маленький философ и лингвист попадает в школу, то функциональное
оперирование языком заменяется лингвобессистемным оперированием над языком.
В языковую систему ребенка, в его размышления над языком вторгается
чужеродная система "школьного" метаязыка, а точнее, птичьего языка школьных
уроков родного языка, которые постепенно превращают свободную стихию
реализации творческих способностей ребенка в мертвые правила. Школьное
оперирование языком не позволяет детскому языку твориться, делает его
твердокаменным. Возникает антиномия естественного и привнесенного
оперирования над языком, стихийного усвоения и обучения родному языку.
Поражает то, что в естественном усвоении оперирование над языком является
движущей силой пытливого детского ума, а вторжение обучения, вторжение
взрослого в оперирование над языком тормозит самое развитие детской речи.
Сам этот факт требует задуматься над принципиальным изменением системы
обучения родному языку в школе: ребенок должен усваивать не просто
совокупность норм и правил ("орфографический и пунктуационный минимум"), а
ему нужно помочь научиться языковыми средствами выражать свои суждения и
оценки.
Недавно на лентах информагентств появилось сенсационное сообщение:
британские власти решили не учитывать орфографические ошибки в работах
школьников, теперь "караться" будут только грамматические, пунктуационные и
стилистические ошибки. Пойти на такой шаг британцев заставило то, что только
71% из 600 тысяч школьников справляются с этой задачей. Оставим
достаточность аргументации самим британцам, равно как и рассуждения, что в
каждом своем шаге мы вечно на кого ориентируемся. Куда как интереснее
другое: владение языком не сводится лишь правильности написания - это
утверждение становится общим местом в рассуждениях о владении языком, а в
некоторых странах уже и закрепляется на законодательном уровне.

Прекрасная падчерица или нелюбимая незнакомка

"Практически все ученые-лингвисты, литературоведы, культурологи, философы
обеспокоены состоянием и судьбой русского языка. Русская речь в современном
российском обществе находится в положении нелюбимой падчерицы" [2]. Не
уверена, что русская речь должна быть в каких-то родственных отношениях с
носителем - в положении любимой дочери или внучки, она всего лишь некий
инструмент, который служит владельцу, и лучше, если служит безотказно. Как
отмечал Э.Сепир, у нормального человека отношение к языку "здорово
бессознательное": покуда он служит без сбоев, так о нем и не задумываются,
ровно так же как не задумывается человек над тем, где у него селезенка,
печень или почки, покуда они не начинают его беспокоить. Обеспокоенность
ученых состоянием русского языка обычным носителям не передается ровно
потому, что у него это "здоровый орган", этакий верный его раб.
Когда взрослому человеку задаешь вопрос "владеете ли вы русским языком" - он
сначала удивляется, потом пристально смотрит на тебя, а потом говорит, что
владеет свободно, ведь это же его родной язык. Удивление же вызывает сама
постановка вопроса: с чего вдруг такое спрашивать о родном-то языке, такое
только про иностранные спрашивают. Получается, что у самих говорящих
по-русски никакого беспокойства о языке не наблюдается, поскольку им пока он
никакого беспокойства не доставляет. Все разговоры о том, что русский язык
то ли распадается, то ли утрачивается, что его захлестнула волна
англицизмов, что в интернете выработан свой язык, что обсценная лексика в
нем укоренилась и блатной жаргон поразил его в самое сердце, что надо
вырабатывать новый общественно-политический язык, что социальные слои и
разные возрастные группы не понимают друг друга и прочие "страшилки",
воспринимаются как лингвистико-журналистские мифологемы.
Отчасти так оно и есть: "взрывное", как принято сейчас говорить, развитие
языка вполне объяснимо и имеет исторические аналоги - в 20-е годы прошлого
века происходило то же самое и описано в работах классиков отечественной
лингвистики. [3] Надо сказать, что на этом обновленном в большевистскую
эпоху языке вполне себе говорили и писали на протяжении восьмидесяти с
лишним лет, и как-то не возникало разговоров о том, что рушится-де язык, а
вместе с ним и культура. Случай из индивидуальной языковой практики еще
больше утвердил меня во мнении, что вся эта "околоязыковая" полемика
привнесенного свойства, да к тому ж еще и вредна: встречаюсь с коллегой, она
очень расстроена, "Представляете, - говорит, - что сегодня сделала:
посоветовала студенту почитать Юза Алешковского". - "Товарищ Сталин! Вы
большой ученый, в языкознании познали толк", - поддержала я разговор. - "Да
нет, "Николая Николаевича", а потом и думаю, ведь у него не лучше, чем у
Владимира Сорокина". - "В каком смысле не лучше? - спрашиваю. - По мне так
намного лучше, веселее как-то".- "Да в том смысле, что и там есть матерные
слова, чему ж это я студента научу". - "Ну тому, например, что автор такой
есть Юз Алешковский, знать будет, что русская литература не закончилась на
Пушкине с Гоголем. Кстати, и в те благословенные времена разные были
литературные экзерсисы, и Александр Сергеевич не только о царе Салтане, но и
о царе Никите писал. А афанасьевские "Заветные сказки"? Их-то куда деть из
русской культуры?". - "Значит, все-таки ничего, все-таки можно", -
обрадовалась успокоенная коллега.
"Что можно-то?", - тут пришла моя очередь задуматься. Что можно-то: писать
инвективные стилизации под живое народное слово, рекомендовать читать
авторов, так пишущих, самим использовать это живое слово, снять с него табу,
сделать его речевой нормой и перестать пользоваться эвфемизмами, потому что
так лучше "пипл хавает". Это вброшенное лет десять назад, по-моему, Богданом
Титомиром объяснение-оправдание всяческому творчеству во многом
представляется ключом к разгадке того, что происходит в наши дни не с
языком, а с языковой практикой и с носителями. Определение происходящему
дано: "После заносов словесного поноса, порожденного свободой слова, блеснет
не только гений пророческого, на молекулярном уровне понимания
действительности, но и самое гениальное отношение к этой действительности"
[4], - первая часть о нынешней языковой практике, вторая же - о Юзе
Алешковском и его творчестве.

"Пипл нахавался", или Без заносов

Помимо активных процессов в лексике, которые фиксируют лингвисты, есть и
такой немаловажный социальный процесс, как активизация пишущих, точнее
говоря, шквальное развитие системы СМИ породило проблему квалифицированных
авторов и квалифицированных редакторов, и если раньше было верно "Каждый
пишет, как он слышит / Каждый слышит, как он дышит. // Как он дышит, так и
пишет / не стараясь угодить", то теперь вернее будет "Каждый пишет, как он
пишет".

Вот кто возьмется сказать, на каком языке это написано:

1. Всякому симпатичному мужчине полезно уметь источать остроумие, обаяние и
приятный аромат. Если источать остроумие иногда затруднительно, то источать
аромат всегда легко.
2. Носки самые разные, есть чистые, а есть рваные, но главное, что они уже
перестали быть контрастными по отношению к штанам и роду занятий их
владельца.
3. Глаза у девочки раскошены, она раскосила их, чтобы нас испугать.

Последний пример, по правде говоря, взят не из газет-журналов, а словаря,
составленного специалистами, где даются рекомендации правильного,
по-видимому, употребления.
На мой вкус, так надо вводить и в родном языке такую же шкалу, как в
иностранном, например, "читаю и могу объясняться", "читаю и перевожу со
словарем", а крайняя точка - "читаю, слова знаю, но не понимаю" или "читаю,
не все слова знаю и не понимаю".
Тут в программе одной научной конференции, где обсуждались как раз вопросы
коммуникации и языковая практика - сфера, близкая моим интересам, читаю, что
же обсуждают специалисты из "смежных областей":

1. Филологическое университетское образование и бизнес- коммуникация.
2. Парадигмальный резонанс в концепциях организационной коммуникации.
3. Сформированность профессиональной готовности специалистов по связям с
общественностью в коммуникативной деятельности.
4. Бизнес XXI века и просумпция.

Прочитав название первого доклада, я задумалась о всемогуществе русского
союза "и" - им можно соединить все что угодно с чем угодно: "филологическое
образование и растениеводство", "филологическое образование и оккультные
практики", "филологическое образование и эпителизация" смотрятся ничуть не
хуже, чем "филологическое образование и бизнес-коммуникация", да и смыслу в
этих словосочетаниях примерно столько же. Разгадать третью тему мне не
удалось: к чему должны быть профессионально готовы специалисты по связям с
общественностью - сказать не берусь, то ли это готовность в коммуникативной
деятельности, то ли связи в коммуникативной деятельности, в общем, кто-то
что-то готов делать или должен быть к этому готов. С парадигмальным
резонансом получилось вроде бы лучше: он расшифровывался, наверное, так:
есть разные концепции организационной коммуникации (не путать: это не когда
на фирме или в госучреждении люди между собой общаются, это про то, как ими
руководить, как приказы испускать и заставлять их выполнять), авторы этих
концепций работают в разных парадигмах, но парадигмы между собой как-то
соотносятся, видимо, резонируют или входят в резонанс. Ну и ладненько, хоть
как-то удалось расшифровать эту смысловую криптограмму. Со следующим
докладом было хуже, слова "просумпция" я не знала и принцип союза "и"
воспользоваться не могла. Пришлось выяснять, что же это такое. Естественно,
ни в одном толковом словаре его не обнаружилось, равно как и в четырех
специальных экономических. В поисковиках высветилось всего два сайта, зато
там я нашла производное "просументы". Поиск по сайту, где меня обещали
научить, как обогатиться, если я изменю систему поведения и мышления, к
постижению смысла бизнеса в нынешнем веке меня не приблизил, и я бросилась к
экономистам. "Что это вы, голубушка, пирамидами заинтересовались? Давно ли
мошенники вас привлекать стали", - услышала я в ответ и попыталась все-таки
выяснить, что же такое просумпция или хотя бы просумент.
Специалисты-экономисты честно сказали, что пришлют ссылочку на сайт, что
это, конечно, же очередная МLM (multi level marketing), но коль скоро я так
этим интересуюсь... Ссылали меня, естественно, туда, где я уже побывала.
Круг замкнулся. Но филологические науки были постигнуты в университете, и
рука потянулась к латинско-русскому словарю: prosum, profui, prodesse -
приносить пользу, быть полезным, получать выгоду. Филологическое образование
и бизнес-коммуникация слились в единое целое.
"Дети любят заумные слова, а потом взрослые их от этого отучивают" [5], -
писал доброжелательный М.Л.Гаспаров, видимо, не только дети любят, а может,
не всех отучили.
Это все-таки материалы научной конференции, там специалисты беседуют со
специалистами, своя специфика, - приводила я себе разные резоны, известно
же, что язык не только объединяет всех говорящих на нем, но и обслуживает
процесс стратификации в группы - "он говорит как мы, он один из наших". Ведь
писано же было: "Чрезвычайная важность мельчайших языковых различий для
символизации таких психологически реальных групп, противопоставленных
политически или социологически официальным группам, инстинктивно чувствуется
большинством людей" [6]. Но с другой стороны, существует же авторский стиль,
ведь язык еще и фактор развития индивидуальности, а "языковые привычки
человека существенны как бессознательные индикаторы наиболее существенных
характеристик его личности". [7]
Когда человек общается в своей референтной группе, - это одно дело, а как он
пишет для людей? Прояснить этот вопрос оказалось весьма несложно, у одного
из авторов докладов в Сети оказался выложенным и учебник:

"Организационное развитие было определено как совокупность целенаправленных
процессов, с помощью которых человеческие ресурсы изучаются,
идентифицируются, вовлекаются в различные сферы общественного производства и
развиваются путями и способами, повышающими как в целом организационный
потенциал социально-экономических субъектов, так и их способность
планировать свою деятельность, самостоятельно видеть и разрешать,
возникающие в ходе нее проблемы. Принципиальная идея концепции
организационного развития состоит в том, что добиться устойчивого
позитивного роста предприятия нельзя за счет отдельных импульсов,
подталкиваний".

Мощная, видно, научная концепция, если ее принципиальная идея в том, что
"нельзя за счет...". Может, и прав был Майкл Кричтон, утверждавший, что
усложненный язык авторы выбирают не только для того, чтобы придать вес
посредственным идеям, но и для того, чтобы скрыть их отсутствие.
Похоже, авторы пишут, но не задаются вопросом, ЧТО прочитают, в смысле -
поймут ли их, да и прочитают ли вообще.
"Из поколения в поколение студенты сражаются с текстами, которые они не
могут понять и часто обвиняют в этом себя, полагая, что они недостаточно
сообразительны, чтобы ухватить идеи, кажущиеся им такими сложными. Кое-кто
из них, быть может, и прав, но большинству следовало бы обвинить тех путаных
авторов, которых они пытаются понять.
Некоторые студенты, как ни грустно, сдаются; еще более грустно, что многие
из тех, кто научился читать подобный стиль, имитируют его, а затем пишут
свои книги таким же точно образом, смущая еще больше студентов, многие из
которых осваивают этот путаный стиль и пишут еще больше книг. И, как
следствие, стиль одного поколения становится стилем следующего, поддерживая
400-летнюю традицию скверной литературы" [8]. Успокаивает то, что говорится
это о британских авторах и о британской литературе, успокаивает и то, что не
только у носителей русского языка возникают проблемы с пониманием плохо
написанных текстов, и не только русская культура изнемогает от засилья
неудобочитаемых текстов. На том можно было бы и остановиться, поняв, что
ничего особо страшно с родной речью не происходит, не гадкая она падчерица,
а непрекрасная незнакомка, и заняться изучением новых слов и дешифровкой
текстов, написанных кириллицей, но на неведом языке, а можно просто
признать, что переводчик с русского на русский - вполне востребованная
профессия.

Будем учиться

Что же происходит с русским языком? Слава богу, с ним все не так, как с
подводной лодкой. Та - утонула, этот - развивается. Проблема не в русском
языке, а в его носителе - у него страх перед словом. Одни боятся писать, а
другие ничтоже сумняшеся пишут, не боятся, что их прочитают. Пишут, как
могут, насколько хватило сил научиться. Не надо никого пугать, что чудной
красоты "аффтар, пеши ищщо" станет нормой, потому как авторы, которые пишут
еще и еще, делают это подчас куда как менее адекватно расхожим нормам.
Всплеск беспокойства за родной язык вполне нормален в сложившейся
социокультурной ситуации, ведь "язык представляет собой область, весьма
удобную для изучения общей тенденции социокультурного поведения" [9]. Так
что от удобной модели объекта наблюдения время переходить к самому объекту -
задаваться вопросом языковой культуры и внятности мышления.
"Дело не в грамотности и не в запасе благородных и бесполезных сведений - по
истории, литературе, мифологии. Можно легко допустить, что с годами, ценой
большого напряжения школьной дисциплины, в России добьются сносной
орфографии и даже заставят вызубрить конспекты по греческой мифологии. И все
это останется мертвым грузом, забивающим головы, даже отупляющим их, если не
свершится чудо возрождения подлинной культуры; если, перефразируя в обратном
смысле слова Базарова, мастерская не станет храмом" [10], - писал Георгий
Федотов в пику большевистскому подходу к обучению и приобщению к
цивилизации, отстаивая ценности культуры. Даже ценой большого напряжения
сносной орфографии, как показывает практика, добиться не удалось, потому и
не свершилось чудо возрождения подлинной культуры. Может, хватит уже гнаться
за цивилизационным подсчетом букв в словах, а начать заниматься культурой
речи, слова, письма, текста, чтения. Научиться адекватно оценивать уровень
владения родным языком, и, как предлагал классик "Надобно перестать
восхищаться собой, и работать, работать, работать". Или попросту учиться,
учиться и учиться родному языку, а тот в благодарность перестанет быть
уродливым незнакомцем.

Примечания:

1 Горбаневский М.В., Караулов Ю.Н., Шаклеин В.М. Не говори шершавым
языком. - М.: Галерея, 2000, с.3

2 Горбаневский М.В., Караулов Ю.Н., Шаклеин В.М. Не говори шершавым
языком. - М.: Галерея, 2000, с. 13

3 См. Селищев А.М. Язык революционной эпохи: Из наблюдений над русским
языком (1917-1926). - М.: Едиториал УРСС, 2003. Карцевский С.И. Работы по
лексике русского языка первой четверти XX века. - В: Карцевский С.И. Из
лингвистического наследия. - М.: Языки русской культуры, 2000.

4 http://www.svoboda.org/programs/OTB/2003/OBT.081003.asp

5 Гаспаров М.Л. Записи и выписки. - М.: Новое литературное обозрение, 2000 -
с. 309

6 Сепир Э. Язык. - В: Сепир Э. Избранные работы по языковедению и
культурологии. - М.: Прогресс, 1993. - с. 232

7 Сепир Э. Ук. соч., с.235

8 Уильямс Дж. М. Стиль: Десять уроков для начинающего авторов. - М.: Флинта:
Наука, 2003. - с. 22

9 Сепир Э. Бессознательные стереотипы поведения в обществе. - В: Сепир Э.
Избранные работы по языковедению и культурологии. - М.: Прогресс, 1993. - с.
600

10 Федотов Г. Из статьи "Создание элиты" с. 229



Сегодня / Культура / Колонки / Антологии / Новости электронных библиотек /
ВИФ / Архив / Авторы / Подписка / Карта / О нас / Поиск


© Содержание - Русский Журнал, 1997-2005. Условия перепечатки. Хостинг -
Телеком-Центр.