|
От
|
Георгий
|
|
К
|
Георгий
|
|
Дата
|
24.08.2004 00:40:21
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
Владимир Каганский. Советское пространство - наше наследство (*+)
Русский Журнал / Обзоры /
http://www.russ.ru/culture/20040820_kag.html
Советское пространство - наше наследство
Владимир Каганский
Дата публикации: 20 Августа 2004
В нашей стране целенаправленными действиями государства (если "советское государство" было государством) долго формировалось и
продолжает существовать - до сих пор особое, специфичное пространство [1]. Наблюдаемая событийность закономерна: идет процесс
спонтанной трансформации советского. Пространство на территории Российской Федерации - результат трансформации структур,
унаследованных от СССР. Особый тип пространства, характерный именно для СССР, называется СОВЕТСКИМ пространством; это не синоним
территории СССР. В настоящее время структуры советского пространства все еще сильны и в основном сохранны, отчего уместно
характеризовать современное пространство на территории РФ (и большинства стран на месте бывшего СССР) как пространство НЕОСОВЕТСКОЕ.
В данной статье дается не полная (это сделано в указанных выше специальных работах), а лишь предельно краткая характеристика этого
пространства.
Главное для пространства - отнюдь не размер. Советское пространство необычно для современного мира, это общее пространство общества
и государства, ПРОСТРАНСТВО ОБЩЕСТВА = ГОСУДАРСТВУ. Одна система, единый каркас и узор; у общества и государства, власти и
обыденности, - единое пространство. Представить это наглядно можно было бы так: построить карты общества и государства и изучить их
возможное совпадение. Оно окажется полным; это одна и та же карта. Подставив в примеры сельское хозяйство и промышленность, мы
обнаружим специфику советского пространства.
Оно, это пространство, не испытывает воздействий государства, поскольку оно внутри государства; пространство национализировано.
Единственное пространство универсально; один каркас несет и организует размещение производства, иерархию поселений, статусы
территорий, в том числе статусы этнические, жизнеобеспечение, институты государства и т.д. Все существующее размещается по одному
рисунку, разложено по одинаковым ячейкам в одинаковом порядке. Советское пространство в принципе всюду одинаково, структурно
однородно. Места советского пространства состоят из немногих абсолютно стандартных деталей. Это калейдоскоп.
Единое, единственное пространство неизбежно становится системой государственных статусов. Всякое место, положение в пространстве, -
некоторый статус. Не зависимых от пространственного положения статусов нет. Положение в пространстве = место в государстве.
Негосударственного пространства советское пространство не знает.
Советское пространство задано из надпространственной позиции. Пространство-проекция сконструировано. Множество спущенных сверху
задач создают пространственные ячейки. Места, расстояния и связи мест производны от вертикально-иерархических,
властно-административных связей. Множество связанных по вертикали ячеек слагают фрагментированное, разорванное пространство.
Территория складывается (и даже состоит из) полуизолированных, трудно связанных квазиавтаркичных мест. Ячейки стандартизованы и
централизованы.
Административно-территориальное деление (АТД) - та базовая система ячеек, матрица, на которой выстроены все остальные структуры
советского пространства. Советское АТД реализовало принцип "единства политического, экономического и этнического"
( http://www.inme.ru/previous/Kagansky/Atd-98ww1.html). Институциональная структура является одновременно и территориальной,
административная - комплексной. АТД - равно структура государства и всей повседневной жизни на его территории, тем самым - структура
их взаимозависимости.
АТД в узком смысле - система вложенных друг в друга единиц, районов, имеющих определенные ранг, территорию и границы. Далее единицы
АТД называются РЕГИОНАМИ. Ряд СССР: республика - область - район, - известен. Есть промежуточные не полные, то есть не покрывающие
всей территории уровни единиц: города союзного - республиканского (теперь - федерального РФ) - областного и т.д. подчинения. Они
обычно являются центрами регионов.
Каждому уровню административного деления отвечают свои территории. Иерархии соотнесены по вертикали, а подчиненные им объекты
соседствуют по горизонтали - на территории. Наше пространство - наложение, мозаика территорий разного подчинения (ранга). Пример:
расположенные в радиусе 10 км аэропорт бывшего союзного уровня с поселком, шоссе республиканского значения, городок областного
подчинения, что-то аграрное районного уровня и деревенька в составе сельсовета, закрытый объект.
Однако связи соседству не сопутствуют. Соседство ячеек советского пространства не обязывает их к контактам; напротив соседство
чревато изоляцией, проблемами, конфликтами. Советское пространство - пространство фрагментированное, совокупность ячеек, связанных
не напрямую, по горизонтали, а только по вертикали, через центр. Замкнутость всех связей на центры - от районных до Москвы -
приводит к интересной ИНВЕРСИИ. Ячейки связаны друг с другом лишь через центр, но поскольку соседние места ландшафта связаны
границами, в советском пространстве центры приняли на себя функции границ, став границами функционально.
Все сказанное не имело бы особого значения для организации территории, культурного ландшафта, - если б система АТД существовала вне
и помимо системы расселения, иерархии промышленных центров и т.п.; но все это нанизано на АТД - несущий каркас всей человеческой
деятельности в советском пространстве. Все единицы АТД, регионы, - комплексные, универсальные, тотальные РАЙОНЫ; именно из этих
районов-частей и состоит страна. Другой сопоставимой по силе системы районов в пространстве бывшего СССР просто нет. В пределах
регионов осуществляется управление всей деятельностью. Всякий знает, что системы здравоохранения, сельского хозяйства, соцкультбыта
и т.д. выстроены по каркасу АТД.
Регион - также и программный район; функция программы - управление жизнью людей и жизнеобеспечение. Программы дифференцированы по
уровням АТД. Система АТД - не столько система территорий, сколько универсальная система статусов; статусы жестко фиксированы. У нас
не только территории, поселения, предприятия, объекты, но и люди - союзного, республиканского, областного, районного значения.
Программы, задачи, функции распределены по единицам АТД, поэтому на административных границах регионов и тем более при переходе от
уровня к уровню резко меняется тип, качество обыденной жизни, специализация сельского хозяйства и многое другое, вплоть до обычного
права. АТД - каркас полной вертикально-горизонтальной сегрегации жизни общества.
Единство региона усиливается тем, что РЕГИОН - РЕАЛЬНЫЙ УЗЛОВОЙ РАЙОН, то есть территория, возглавляемая доминирующим во всех
отношениях центром, связанная с ним и подчиненная ему сеть поселений, нанизанная на центростремительный каркас магистралей
транспортных. Система АТД порождает моноцентрическое, моноиерархическое пространство.
Единственной осью, подчиняющей все направления территории, является ось центр - периферия. Дифференциация территории детерминирована
расстоянием от центра; поэтому по направлению от центра резко спадает освоенность, заселенность, плотность транспортной сети. Даже
размещение массивов сохранившегося природного ландшафта - тем более сельского хозяйства - подчинено этой структуре. ЧтО там
природный ландшафт; в центрах люди более богаты, красивы и здоровы, чем на периферии регионов, центростремительность которых
тотальна. Основные связи - центростремительные. Основа транспортной сети.б - связи между центрами по иерархии; в СССР 2/3
железнодорожного пассажиропотока шло через Москву. Границы административного района, тем более области, почти не пересекаются
транспортом; на границах регионов царит запустение. На аэрокосмических снимках территории СССР отчетливо видны границы регионов как
своеобразные целостные плиты; регионы бросаются в глаза даже из космоса, и в их реальности не может быть никаких сомнений.
Иерархии регионов отвечает иерархия центров. Центр региона - главный административный, промышленный, культурный etc центр,
крупнейший по размеру. Советское пространство не знает ситуации, когда крупнейший, самый богатый город, административный центр,
место лучшего университета, местонахождение крупнейшего производственного концерна - были бы пятью разными городами. У нас это один
город. Все иерархии совмещены: моноиерархичное пространство.
Внутри регионов замыкается основная масса связей. Программно-узловое замыкание региона делает его целостным, отграниченным и
изолированным. Институциональный каркас не наложен извне, а пронизывает территорию насквозь, материализован, овеществлен. Регион -
это монолитная социально-хозяйственная плита. АТД - единственная система частей, на которые членится и из которых состоит
пространство. Основные отношения и различия в пространстве - отношения или между этими частями региона, или внутри их.
Регионы уже в советское время были протосубъектами, - вспомним борьбу с местничеством. Тотальные регионы создают административную
идентификацию. Жизненный мир большинства людей определен системой АТД. Жизнь, компетенция; регионы, - арены и горизонты. Такое
пространство обречено быть невменяемым.
Система АТД - мир автомодельной симметрии, грандиозная система самоподобия. Регион по конструкции подобен государству (такая
структура советского пространства служит основой объяснения распада СССР).
Существовало несколько систем, скреплявших советское пространство во времена СССР. Верхние уровни имели территории в регионах всех
уровней. Функциональным ядром системы АТД был регионально-надрегиональный аппарат компартии. Надрегиональный центр был ключевым,
функциональным звеном системы АТД, одновременно обеспечивая и подавляя регионы. Пригнанность системы регионов требовала
беспрерывного насилия, мощной вертикальной коммуникации при блокировке горизонтальной, жесткого разделения по уровням региональной
иерархии контроля важнейших ресурсов и вертикальных потоков таких ресурсов. В СССР - регионе высшего ранга - имелась интегрирующая
подсистема. Она почти совпадала с военно-промышленным комплексом, реализовывавшим функции интеграции как государства, так и
территории.
Отсюда формула:
СОВЕТСКОЕ ПРОСТРАНСТВО = АТД/(АТД + ВПК)
Советское пространство - особое состояние культурного ландшафта, крайнее и предельное. Более того, это антоним, прямая
противоположность собственно культурному ландшафту в терминологически точном смысле, - поскольку атрибутами культурного ландшафта
являются равноценность всех мест, ценность различий и разнообразия самих мест; соседство в ландшафте порождает взаимовлияние и
связи, сосуществуют множество разных систем мест и районов, среди которых нет привилегированного и доминирующего; в ландшафте есть
множество разных систем характерных направлений и сопряженных с ними иерархий.
Советское пространство - это пространство на месте и вместо собственно культурного ландшафта, которого - если быть последовательным
и точным - на большей части территории СССР просто не существовало.
Но именно сейчас советское пространство вошло в пору стремительных трансформаций. Это скорее неожиданность, - но пространство
оказалось живым и способным меняться, а историческая почва досоветского культурного ландшафта оказалась более сохранной, чем это
можно было думать еще двадцать лет назад, - и она постепенно восстанавливается.
[1] В.Каганский, "Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство". М.: НЛО, 2001; "Невменяемое пространство" /
"Отечественные записки", 2002, # 6; "Пространство России: старое и новое" / "Куда пришла Россия?.. Итоги социетальной
трансформации". М.: МВШСЭН, 2003; "
=============
http://www.russ.ru/culture/20040616-kagg.html
Национальная модель культурного ландшафта
Дата публикации: 18 Июня 2004
Обыденный мир земной поверхности - не склад, свалка или смесь отдельных объектов на фоне безразличной среды, а сплошная многослойная
связная ткань - культурный ландшафт. Ландшафт - сплошное разнообразное пространство земной поверхности, живая среда мест, освоенных
утилитарно и символически, пронизанных смыслом для живущих в них людей.
В нашей стране очень долго сформировывался и долго будет существовать своеобразный культурный ландшафт. Наш культурный ландшафт -
вполне целостное образование. В нем протекает почти вся жизнь почти всех людей. Однако обыденное бывает часто незаметным, как
незаметна и кажется простой чрезвычайно сложная морфологически стихия даже родного языка, пока мы не взяли в руки ученый труд по
языкознанию.
В статье я представлю этот культурный ландшафт схематически, прибегнув к чрезвычайно сильной идеализации, развернув концептуальную
схему - национальную модель культурного ландшафта.
Россия - страна на севере Евразии, между заливами Атлантического океана и Тихим океаном, с севера на юг друг друга последовательно
сменяют зоны тундр, тайги, лиственных лесов, лесостепей - отчетливые разноцветные полосы на карте, отражающие различия климата,
растительности, почв, сельского хозяйства и сельской местности. Все это мы знаем со школы. И это все - правда.
Однако далеко не вся правда.
Подлинная специфика страны, отличающая ее от иных стран, - повторяющиеся, типовые формы, соразмерные обычной жизни, структурирующие
среду повседневности. Наш ландшафт специфичен не редкими узелками ткани, не украшениями-раритетами - наша страна уникальна самой
тканью жизненной среды.
В России так давно, сложно и прочно переплелись страна и государство, что утрачено их различение. Пространство бывшего СССР насквозь
огосударствлено, тем более та его часть, что стала РФ. Наш ландшафт отлит по формам государства; государство и ландшафт имеют
одинаковые формы, более того - это одни и те же формы. Не существует внегосударственного или негосударственного пространства. В
каждом месте нашего пространства присутствует государство, каждая форма и формочка ландшафта - форма государственная. Государство
рушится, но его формы, каркас остаются и после исчезновения государства. За последние полтора десятилетия народившиеся было
негосударственные и даже антигосударственные силы прильнули к государству, оформились в пространстве именно так, как организовано
государство. Для нашей страны можно построить карту посевов пшеницы и посадки картошки, и они будут разные, но если построить
отдельно карту общества и карту государства - они совпадут. Одна-единственная карта. Одно-единственное пространство.
В нашем пространстве все места порождены своими статусами. Каждому месту государством предписано быть чем-то или изображать что-то,
обычно то и другое вместе. Подавляющее большинство городов были основаны указом; все места вначале были назначены быть для чего-то и
чем-то, а потом таковыми стали - или стали казаться. Сотни мест в России назначались городами - уездными центрами и, наверное,
частью и были ими, потом были разжалованы в заштатные и вовсе исчезли. Назначения в нашем ландшафте - именно в этом специфика -
получали не отдельные исключительные места, а все места, ландшафт сплошь и целиком.
Всякое место нашего ландшафта - реализация статуса, воплощение и осуществление замысла, идеальной сущности; материальное, телесное в
нашем ландшафте - только знак, лишь тень, отблеск идеального значения. Поскольку страна срослась с государством, то и менялась она
вместе с государством. Даже физическая география "лесов, полей и рек" постоянно перекраивалась; не раз за последнее тысячелетие
середина России то почти вся распахивалась, то вновь зарастала лесами, то все леса вырубались...
Компас нужен для того, что бы ориентироваться на местности, его стрелка в нашем северном полушарии всегда и везде показывает на
север. В этом направлении идут силовые линии магнитного поля. В нашем ландшафте жизнь определяют социальные меридианы, силовые линии
социального тяготения. Согласно им распределяется тепло общественных благ, живет село (и город), а природе дается возможность
выжить. Социальные меридианы организуют ландшафт и существуют телесно как его каркас, даже видны из космоса. Социальный компас в
любой точке нашего пространства показывает в одну сторону. Наш культурный ландшафт - пространство одного направления: "центр -
периферия". Это - главное направление дифференциации, изменения всего культурного ландшафта, максимальных градиентов. От центра к
периферии спадает освоенность, распаханность, заселенность; вдали от больших городов коровы доятся хуже, а женщины менее красивы.
Центр и периферия - полюса: семиотически-символическое обустройство, работа со знаками - обыденное телесное манипулирование с
вещами. Это - и главное направление движения; по нему идут тропинки и тропы, дороги и шоссе, потоки транспорта, людей и сообщений,
путники и автомобили, директивы и деньги, моды, льготы и трансферты регионам. До сих пор половина дальних пассажиров едет и летит
через Москву. По направлению "центр - периферия" шла перевозка и сортировка всего ценного и ценимого, ненужное и неценное
отбрасывалось на периферию.
Между административными районами разных рангов нет никаких формальных препон для сообщения и связей, но и нет в них никакой нужды,
отчего нет и прямых горизонтальных связей и соответствующих им дорог. Не раз случалось в путешествиях пересекать границы областей,
иногда двигаясь по формально существующим дорогам, для пешехода в сухую погоду они летом бывали и проходимы; один раз - официально
республиканского значения с автобусным движениям и сваленными в одном месте километровыми столбами: Пудож (Карелия) - Вытегра
(Вологодская область).
Тотальная централизация ландшафта привела к его тотальной периферизации. Периферия - подвластное центру пространство, организованное
извне, где решают временные внешние задачи, нет местного населения, нет вообще ничего своего. Периферия себя не мыслит, она
существует исключительно для чего-то. Периферия в нашем ландшафте доминирует, преобладает - и абсолютно, и относительно; весь наш
ландшафт - периферия. А вот Провинция - зона обыденной жизни, баланса телесности и семиотичности, искусственности и естественности и
их синтеза, где преобладает местное, укорененное в конкретном месте население, богатые традиции самоописания. Провинция в нашем
культурном ландшафте дефицитна; "советизация" ландшафта и состояла в том, что места жизни превращались в ячейки решения задач.
Поэтому самое важное, что сейчас происходит в пространстве, - не бунт периферий, а попытки выхода из роли периферии, заметные у лиц,
групп, городов, регионов.
Пространство российско-советского ландшафта чрезвычайно дискретно, и эта дискретность вещественна. Отдельные районы, ячейки и части
пространства физически разделены изгородями, заборами, барьерами, запретными и пограничными зонами, полосами безлюдья и бездорожья,
непроходимыми даже для военных вездеходов. Прежде всего и сильнее всего был огорожен и отгорожен сам СССР, а внутри него - закрытые,
особые, пограничные, специальные территории, города, поселения и проч. Общая протяженность внутренних границ куда больше внешних (я
оцениваю их длину в бывшем СССР в миллион километров), и они куда сильнее изолируют места друг от друга.
Голограмма - техника изображения, когда любая часть картинки показывает целое, но если очень мелко раздробить картинку, то отдельные
фрагменты будут показывать целое огрубленно. Наш ландшафт голографичен, все его части воспроизводят целое - и потому сходны между
собой; места нашего пространства очень сходны между собой, стереотипны. Все эти части - единицы административно-территориального
деления, от всего СССР до последнего сельского района; их много тысяч, добавив сходные с ними колхозы/совхозы на селе,
фабрики/заводы со своими поселками и огородами, военные части, лагерные поселения, получим уже многие десятки тысяч ячеек.
Российско-советско-российский ландшафт самоподобен, воплощает собой автомодельную симметрию - подобие частей целому. В основе нашего
культурного ландшафта лежат не природные (геологические, почвенные, растительные) или культурные районы, а районы административные,
постепенно превратившиеся в универсальные узловые районы, комплексные арены жизни людей. На огромное, разнородное природно и
культурно пространство была наброшена единая сеть, ячейки которой соответствовали уровням административно-территориального деления;
эта сеть вросла в ландшафт и организовала его - а ландшафт ее "оестествил". Природные и культурные различия частично сохраняются, но
они также укладываются в этот единый каркас.
Так сложилась одна-единственная система районирования пространства; ее единичность предопределила линии распада СССР. В советское
время всякая республика была малым СССР, всякая область - малой республикой, всякий район - малой областью etc. Ячеек иного типа не
было. Это была жесткая, четкая, по-своему эффективная система, пространственный конструктор. Скрепляли ячейки компартия (основа
административного деления) и военно-промышленный комплекс, обеспечивавший территориальную, горизонтальную связь ячеек и общую
связность пространства.
Голографическая метафора овеществилась в последние десятилетия. Мы видели процесс дробления, разборки громоздкого целого на элементы
конструктора - обнажилась и сама конструкция, и тождественность частей и целого. Регионы разных рангов и развалили великий и могучий
СССР, стремясь получить как можно больше ресурсов, одинаковых для тождественных ячеек.
Обобщенная картина ячейки нашего пространства такова. Ячейка моноцентрична и возглавляется одним-единственным центром, главным,
наибольшим, наизначимым во всех существенных отношениях. Он самый крупный по населению, главный транспортный центр, в нем самая
разнообразная среда и возможности сферы услуг. Если применительно к ячейке можно осмысленно говорить о разных отраслях хозяйства, то
этот центр - самый крупный во всех отношениях: самый промышленный, самый культурный, торговый, криминальный, развлекательный, в нем
живет большинство писателей и снимается большинство кинофильмов, представлены все профессии и конфессии. Иначе говоря, нет отдельных
несовпадающих систем районов, независимых иерархий, есть одна универсальная иерархия - по численности населения, административному
статусу, объему городской экономики, качеству и объему жизни и образования etc. Даже болезни делятся по уровням иерархии: чем
сильнее ты болеешь, тем на более высоком уровне тебе окажут помощь. Все основные различия в нашем ландшафте - различия
внутрирайонные.
Если такая иерархия невозможна в силу природных причин, действует посыл физически и символически это исправить: Москва действительно
стала одним из крупнейших портов СССР; маршрут "Золотое кольцо" был создан из-за близости к Москве. Теперь представьте: столицей США
стал Нью-Йорк, туда перенесли Голливуд, Массачусетский технологический, знаменитые колледжи Новой Англии, перебросили заводы
Питтсбурга, Силиконовую долину и, конечно же, Ниагарский водопад; и выяснили, что как раз к Манхэттену и причалил "Mayflower".
В нашем пространстве в последние полтора-два десятилетия происходит много важного и интересного, но это почему-то малозаметно и
малоизвестно. Именно об этом я и буду рассказывать в дальнейших выпусках этого цикла.
=============
http://magazines.russ.ru/znamia/2002/4/av-pr.html
Александр Аверюшкин
Владимир Каганский. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: Сборник статей
География образа жизни
Владимир Каганский. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: Сборник статей. - М.: НЛО, серия "Библиотека журнала
"Неприкосновенный запас", 2001. - 576 с.
Немецкое слово Landschaft определяется как территория, обладающая физико-географической и культурной ценностью, в основном своем
значении оно сходно с английским region. Некоторые географы считают, что ландшафт имеет эстетическое или духовное содержание,
поскольку, обустраивая пространство своего существования, люди наделяют ландшафты символическими значениями.
К середине ХХ столетия миллионы американцев, например, жили и работали высоко в воздухе. Днями и ночами они находились в башнях из
стали и стекла - и небоскреб стал символом американского города, выражая идею движения вперед, соперничества с природой. Поэтому
небоскребы появлялись не только в мегаполисах, таких как Нью-Йорк или Чикаго, где в них была экономическая необходимость, но и в
городах меньшего размера, среди незаселенных просторов прерии.
Главное свойство российской географии - это простор. В советском быту, однако, это свойство не было явным: коммуналки, "хрущобы",
городской общественный транспорт, колбасные электрички являются символами не только, как принято говорить, времени, но и культурного
ландшафта эпохи. Как были устроены пространство обыденной жизни и культурный ландшафт СССР - исследованию данной темы посвящена
рецензируемая книга.
В предисловии к изданию автор специально оговаривает то, "чем книга не является, на что не претендует". Во-первых, это не сборник
научных статей, а "сборник, содержащий научные и иные тексты". Во-вторых (к сожалению), тексты не содержат полемики, критики других
концепций. (Что, замечу, при обсуждении такой, вызывающей массу вопросов, темы, выглядит по меньшей мере странно.) Наконец, книга не
является подведением итогов исследовательской работы - работа продолжается.
Введением в теоретическую географию понятия культурный ландшафт означивалось, что человек может изменять природные условия и что
географическое положение места его обитания не является определяющим моментом его существования. Как подчеркивает известный географ
Дж. Голд, восприятие ландшафта обусловлено, прежде всего, историей развития человека, внешними социально-культурными влияниями.
В анализе форм ландшафта Владимир Каганский использует подход, который сам называет герменевтикой ландшафта, и феноменологический
метод. Главной идеей герменевтики, как известно, является понимание и интерпретация текстов как носителей культуры определенной
эпохи. Важно проникнуть в изучаемую эпоху, чтобы правильно понять изучаемый текст - утраченные слова, выражения, традиции, нормы, -
не подменяя при этом его содержания социально-экономическими "причинами" или культурно-историческими "влияниями". Феноменологический
метод означает вчувствование, вживание в предмет или явление и базируется на интуитивном постижении основ сознания, которые можно
назвать внеисторическими. Они обеспечивают реальное функционирование сознания и выражаются в психологических переживаниях человека,
которые, в свою очередь, отображаются в этимологии слов. Задача феноменологического метода - раскрытие первичного смысла предмета,
впоследствии затемненного различными мнениями, словами и оценками.
Но очерки теории культурного ландшафта, которыми открывается книга, - не научное исследование, а "результат образа жизни, в центре
которого размышления и путешествия". И автор, очевидно, сознательно избегает четких определений, говоря, что далее следует "очерк
феноменологии культурного ландшафта, не предполагающий никаких специальных знаний по географии и потому неизбежно использующий
сравнения, метафоры, парадоксы".
Перечень мест (и, видимо, далеко не полный), где побывал автор, впечатляет - от Южно-Сахалинска до Калининграда на карте трудно
отыскать город, в котором не был автор, делающий вывод: "Ландшафт подобен культуре; люди всегда жили в нем, но систематически
осознаваться это стало недавно. Главное географическое открытие еще не стало достоянием культуры: все люди живут в ландшафте. (:)
Мы считаем некоторый ландшафт природным почти всегда потому, что не склонны уважительно относиться к культуре его коренных
обитателей, которая вовсе не обязана быть технологичной, вести к безудержному росту населения и агрессивному внедрению антропогенных
материальных элементов в ландшафт. Тундра или тайга - культурный ландшафт, как и пустынные пастбища, умирающий аграрно-лесной мир
северной России, джунгли урбанистической цивилизации".
Первый и, наверное, самый главный вопрос, который при этом возникает и остается без ответа, - как зависит культурный ландшафт от
культуры и природы и как, в свою очередь, культура и природа зависят от него?
Каждое место культурного ландшафта многофункционально и используется разными группами людей для решения множества задач.
Следовательно, никаких жестких границ между разными ландшафтами нет и быть не может. Так автор иллюстрирует известный тезис М.
Бахтина о всюдности границ в культуре. Как замечает В. Каганский, ландшафт сам определяет свои границы, "сам себя членит". И способы
его разграничения людьми зависят от рода их деятельности: разные людские сообщества по-разному обживают один и тот же ландшафт. Так,
русские переселенцы в Южной Сибири долго пытались выяснить у местных жителей названия отдельных горных вершин на данной территории.
Ведь горы-то не заметить нельзя, и они существуют как значимые элементы ландшафта. Но выяснилось, что таких названий просто нет,
поскольку местных жителей интересовали пастбища и охотничьи угодья, а не ориентиры для создания топографических карт.
Из данного примера видно, по крайней мере, что сама по себе культура для автора - это не то, что и как человек создает, а, скорее,
то, что присуще обществу как социально значимый опыт. Хотя этимологию автор приводит неверную, говоря, что "культура - это
порождение культа". На самом деле, слово происходит от латинского culturare, что значит "возделывать, обрабатывать землю".
Правда, дальше автор, следуя выбранному подходу, утверждает совсем другое: "Принцип множественности расчленений ландшафта - это
проблема разнообразия людей, типологии личности, поскольку в разных состояниях человек по-разному выделяет места". Здесь культура
предстает как результат творческой деятельности, которая присуща личности, и, в то же время, ландшафты выделяются субъективно, надо
думать, в зависимости от ценностных установок каждого человека. Опыт деятельности существует, но применяется людьми в зависимости от
их "состояния". Такой ход рассуждения отвечает одному из принципов, положенных в основу герменевтического исследования биографий.
Идеал биографической объективности здесь требует представить человека таким, каким он сам себя сознавал, - отсюда культурные и
исторические условия бытования понимаются как форма проявления жизненных ситуаций. Этому принципу полностью соответствует вывод В.
Каганского о причинах множественности границ ландшафта.
Но автор не ставит перед собой задачу критики существующих подходов к проблеме и не находит в книге места, а может быть, и времени,
чтобы четко определиться в понимании выбранного подхода. Поэтому-то вдруг и выясняется, что господин Журден на самом деле говорит
прозой. То есть к каким выводам приводит анализ, основанный на герменевтических принципах, - известно. Дильтей ставил цель раскрытия
некоторой константной структуры осознаваемого жизненного опыта, "существующей за многообразием мировоззренческих фиксаций и повсюду
обнаруживающей одни и те же черты" (см. статью "Типы мировоззрения и их разработка в метафизических системах"), которую определил
как самоидентификацию. В итоге дело выглядит так, как если бы задача совпадения с самим собой во все времена была основным
содержанием человеческой жизни, а конкретно-исторические усилия - всего лишь формой, в которой это содержание осознавалось и
выполнялось. Действительные жизненные ситуации принимаются за "историческую декорацию", в которой решается проблема отчуждения
человека от собственной "самости". Это ведет к тому, что все герои биографий делаются на одно лицо. Жизнеописания создают картину
каких-то безличных мытарств, повторяющихся от эпохи к эпохе, как отмечает Э. Соловьев в книге "Прошлое толкует нас. Очерки по
истории философии и культуры" (М., Политиздат, 1991).
Что характерно, Каганский не приводит примеров, связанных с разрешением жизненных ситуаций отдельных людей в конкретном культурном
ландшафте, с тем чтобы выделить общие закономерности. Хотя поводов такие примеры вводить и анализировать, оживляя тем самым довольно
скучное повествование об идеологемах, стратегиях и смыслах на пятистах шестидесяти страницах, более чем достаточно.
Следующий момент. Не могут не вызвать интереса рассуждения автора о существующих одновременно различных масштабах пространства
культурного ландшафта, которые как бы наслаиваются друг на друга. Жизнь человека, даже если он "сидит сиднем", протекает во
множестве разных масштабов, и к своей среде он предъявляет требования, зависящие от масштаба. Каждый человек имеет что-то вроде
спектра масштабов, в котором определяющие - те, что связаны с образом жизни. Конфликты в культурном ландшафте - это конфликты не
столько между его частями, сколько между разными масштабными уровнями, где пространство всегда устроено по-своему. Следовательно,
такие понятия, как истина, собственность, объект, тождество, зависимы от масштаба пространства культурного ландшафта.
Здесь можно вспомнить положения информационной теории коммуникаций: составляющие индивидуальной информационной среды, в которой
живет человек, он отбирает из общего потока информации, реагируя только на сообщения, поступающие из "своей" информационной среды.
Но на чем основаны критерии отбора? С чем связано существование различных масштабов культурного пространства для отдельных личностей
и групп людей? На эти вопросы можно ответить только в рамках теоретической системы, отсутствие которой, даже при наличии
определенного подхода, так бросается в глаза при чтении этой, правду говоря, интересной книги.
Далее. Отдельный сюжет о "пространстве маргинальности" связан с понятием образа жизни. Вот тема, действительно требующая
философского анализа и обозначения своей позиции. Штамп это или не штамп, но в определенные исторические эпохи возникают типы
личностей, именуемые лишними людьми. Кто они? Почему циничная разочарованность Онегина вызывает у одних из нас больше симпатии, чем
восторженный романтизм Ленского, который выглядит как-то смешно? Здесь речь идет о кризисе идеалов. Но вместо анализа проблемы автор
распространяется рассуждениями: "Задача текста - формулировать вопросы, сомнения, парадоксы касательно контекстов и оснований
маргинальности. Текст - аналитическое эссе, с минимумом методологического и понятийного занудства и без особых претензий на
оригинальность - по крайней мере, будет ясно, как пространствовед (географ) работает с подобными понятиями". И действительно, мы
видим, что "теоретическое занудство" уступает занудству стилистическому. Среди рассуждений о статусах границ, "переходных зонах
двунепринадлежности" и парамаргинальности можно встретить и такие: "Граница - антиномична и парадоксальна; но эти амбивалентности и
апории бывают и бременем (достоянием) тех, кто оказался (избрал себе место) в такой зоне. Одна сторона: алгебраические, логические,
методологические, семантические, семиотические: коллизии категории границы, на иной стороне листа: историософские, культурные,
метафизические, экзистенциальные: данности (быть может, этот лист сложно односторонен - например, лист Мебиуса). Таков примерно
контекст, в который можно погрузить сюжет маргинальности. Контекст не прост, работа в нем чревата интеллектуальными опасностями
(возможность универсализации границ, тотальный универсум пограничных зон, абсолютизация парадоксов)". Таким образом, на выходе мы
получаем, что внутри системы человек - конформист, вне - маргинал; внутри системы он - "лишний человек", а вне - аутсайдер.
Наиболее интересно в исследовании то, что культурный ландшафт рассматривается Владимиром Каганским, с одной стороны, как феномен, а
с другой - как нечто существующее в разных подходах, то есть в разных культурных практиках. На основании отношения к ландшафту автор
выделяет несколько подходов: эстетический, натуралистический, предполагающий определенный образ жизни в конкретном ландшафте и т.п.
Не останавливаясь подробно на каждом, обращаю внимание читателя на тот, что получил название эскапизма. На русском языке литературы
об этом явлении вообще не существует, поэтому то, что автор упоминает об эскапизме в контексте своей темы, имеет немалую ценность.
Ландшафт здесь - это особая среда деятельности, "убежище, где остро переживающие свою маргинальность группы разворачивают
театрализованный обиход, контрастирующий или конфликтующий с бытом основной части социума".
Например, 60-е годы принесли с собой в советскую действительность новое явление - бардовскую песню, лирическая основа которой -
романтика путешествия. Все помнят строчки: "А я еду, а я еду за туманом, / За мечтами и за запахом тайги". Тогда вдруг показалось
мелким копошиться на своей территории, видя перед собой распахнутую Вселенную. И множество людей "уходило петь" в поисках новых
идеалов - свободы, искренности, неформальной лиричности, - противостоявших консервативному обществу и официозу. Похожие ситуации
встречались в истории: на закате Римской империи молодые люди - правда, не всякие, а богатые и сделавшие блистательную карьеру -
бросали все и уединялись в своих поместьях все по тем же причинам: нужны были новые жизненные идеалы.
И в отношении идеологических стереотипов автор занимает действительно достойную позицию. Так, он оценивает некоторые политические
позиции: евразийство и доктрины его продолжателей - Л.Н. Гумилева, А.Г. Дугина, А.Т. Фоменко; позицию почитателей газеты "Завтра" и
православных патриотов - как не имеющие под собой никаких оснований. Тезис о единстве пространства Евразии доказывается апелляциями
к некоторым фрагментам истории, при том, что значительные периоды времени, когда территории Евразии были лишены государственного
единства, игнорируются. Евразийство - это миф о державе, а не путь развития государства. Невозможно идти по мнимому пути, утверждает
Каганский, поскольку его просто не существует. Независимость исследователя от модной идеологии вызывает уважение.
Александр Аверюшкин
============