Текущее обсуждение СЛМ позволило выявить определённые недоработки в СЛ-схеме социальных объектов, относящиеся к области общественных классов. Действительно, вряд ли Маркс был столь недобросовестным исследователем, что бы строить своё обществоведение на полностью вымышленном фундаменте. Следовательно, СЛМ-анализ должен включать социальные объекты, соответствующие марксистским классам, раскрывая их основные характеристики.
Статья Телегина содержит раздел, посвящённый анализу российского общества в разрезе классовой структуры – от его дореволюционного состояния и - по настоящее время. Примечательно, что «классовые» выводы тов. Телегина практически совпадают с выводами СЛМ, при более внятной и развёрнутой аргументации последних (что, в прочем, не отменяет расхождений по остальным позициям).
Итак, как было уже сказано (в основной статье СЛМ) социальный объект «коллектив», с ростом численности, неизбежно преобразуется в «предприятие» за счёт добавления иерархической системы управления и контроля/распределения (последняя – только в либеральном варианте функционирования, расширяющемуся солидарному коллективу требуется только орган управления). Но есть категория коллективных действий (что и было пропущено в СЛМ), исполнение которых возможно без оперативного централизованного управления. Это простейшие однонаправленные действия, которые совершаются индивидуально (или – минимальными группами) не координируясь в масштабах всего действующего коллектива, но тем не менее, при достаточной численности действующих складываются в солидарный общественно весомый результат (Например, исполнение десяти заповедей, стихийный саботаж и такое же сопротивление оккупантам, и т.д.) От чего, совершающий подобные действия солидарный коллектив может быть сколь угодно многочисленным, не превращаясь при этом в предприятие и не теряя своей работоспособности.
Повышение последней возможно за счёт усложнения и координации действий «индивидуалов-солидаристов», что закономерно толкает последних к объединению в предприятия по направлениям их солидарных усилий. Хорошо видно, что на начальном этапе эта консолидация тоже является индивидуально-солидарной работой (когда уже есть многочисленные индивидуумы, понимающие солидарные цели и пути их достижения, и что-то делающие в данном направлении индивидуально, а их полноценно функционирующей организации, берущей на себя основную солидарную работу - ещё нет).
Теперь обратимся к марксистским классам. Их общественная функция традиционно связывается с такими понятиями как - классовая солидарность, классовое сознание, классовые интересы, классовая борьба. Если заменить термин «классовый» на «солидарный», с добавлением идентификатора социальной принадлежности, то мы получим полные смысловые аналоги. Думаю, нет нужды доказывать, что «классовые интересы пролетариата» эквивалентны «солидарным интересам пролетариата». То же касается и – борьбы (действий), сознания, солидарности (консолидации) и т.д.
Другая важная особенность класса – его способность «творить историю». То есть, классовые действия (борьба) должны быть достаточно мощными и длительными, чтобы вызвать заметные трансформации общественный системы. Следовательно, в терминах СЛМ общественный класс можно определить как достаточно большой и устойчивый солидарный коллектив (большой - заметный в масштабах общества, а устойчивый – сохраняющий свой солидаризм на достаточно длительное время, для того что бы успеть повлиять на социальную структуру «родительского общества»). Данная СЛМ-трактовка «классов» позволяет теоретически смоделировать их историю (как социального феномена) и ответить на некоторые «больные» вопросы, вроде и «классовых» ошибок Маркса.
Первая социальная группа, отвечающая классовым критериям, обнаруживается в ранне-доиндустриальной ПРИМИТИВНОЙ ДЕМОКРАТИИ и объединяет всех граждан отдельно взятого общества. Их классовый (солидарный) интерес заключается в успешном противостоянии обстоятельствам (главные из которых – природа, другие общества и либерализм своей выборной элиты), реализуясь, в частности, в создании и поддержании функционирования системы демократической власти (первой реальной демократии). Примеры таких обществ – архаичные племена и рабовладельческие демократии. Рабы до уровня класса не дотягивают, поскольку не существует постоянно исполняемых действий, преследующих солидарные «рабские» чаяния и воплощающихся в соответствующих социальных структурах (Восстания рабов, когда они действовали как солидарное предприятие – лишь кратковременные эксцессы. Типичной же является рабская покорность – даже в 19-ом веке свободу американским рабам принесла не их «классовая борьба», а военная агрессия индустриальных соседей.)
С усилением элиты и переходом к феодально/абсолютистским доиндустриальным формациям вышеуказанный класс граждан сходит на нет. Значительную часть прежних солидарных функций монополизирует элита (приватизируя «государство» и переставая быть «демократической»), а другую часть (включая выборы вождей) исчезают вовсе, от чего народ (крестьяне и ремесленники) превращаются в «атомизированную» бесклассовую массу. Всплески её солидарности, приводящие к народным восстаниям, относятся к тому же разряду, что и бунты рабов, народного класса не создающие.
Не создают класса и феодалы, способные объединяться для солидарного подавления народных волнений и отпора внешней агрессии, но не создающие сильной солидарной «надфеодальной» власти. Такая власть возникает либеральным усилением «первого из равных», через силовое подавление конкурентов. (Впрочем, польскую шляхту образца 18-го века вполне можно было бы считать феодальным классом, а её общество - аналогом рабовладельческой демократии, если бы не краткость независимого существования этой системы). Околомонархическая аристократия, составляющая «верхнее» общество двуобщественного АБСОЛЮТИЗМА, также классом не является, поскольку формируется «сверху» усилиями монарха-супериндивидуума и действует как иерархическое либеральное предприятие.
Второй бесспорный класс – буржуазия, зарождающаяся в «нижнем» народном обществе феодально/абсолютистских систем. Её главный классовый интерес (создание благоприятных общенациональных условий для своих частных предприятий) реализуется в соответствующих общественных преобразованиях – от феодального/абсолютистского государства - к буржуазно-монархическому и далее – к буржуазно-демократическому.
Пролетариат, в период активного сопротивления жестокой доиндустриальной капиталистической эксплуатации, ведёт себя вполне по классовому – имеет несомненные солидарные интересы, объединяется для их защиты (создавая рабочие движения/партии) и заметно влияет на структуру индустриальной буржуазной демократии, ведя реальную классовую борьбу. Успехи последней ведут к логичному спаду рабочего движения – пролетарская «классовость» уничтожается комфортом индустриального периода, сытость гасит солидаризм, остаточно тлеющий лишь в форме профсоюзных объединений для защиты узко профессиональных интересов. Этот итог абсолютно закономерен, так как социальные проблемы индустриальных рабочих не имеют лучшего формационного решения чем развитая буржуазная демократия, которую и стоит «враждебный» класс капиталистов руками трудящихся. Альтернативное решение рабочего вопроса – марксистское коммунистическое общество, является чистой утопией. В силу чего, возможны две трактовки пролетарской классовости (причём обе – противоречат марксизму). Первая – пролетариат не является полноценным общественным классом. Вторая – это пробуржуазный класс, в симбиозе капиталистами строящий общее «светлое будущее» и вполне по-марксистски отмирающий после его достижения.
Как видим, лишь для ограниченного исторического этапа логика классовой борьбы достаточно корректно отражает текущие социальные процессы, следовательно, трактуя становление капитализма в разрезе взаимодействия классов Маркс был вполне адекватен. Ошибкой же было распространять логику классов на всю историю человечества, вводить сомнительные классовые структуры и конструировать на их основе абсурдные общественные системы. Рабовладельческие демократии и тирании сошли с исторической сцены не солидарными усилиями рабов. Доиндустриальные империи создавались и рушились тоже не из-за классовых антагонизмов. Совершенно нелепыми выглядят попытки вывести социальные процессы индустриальных социалистических обществ из взаимодействия классов рабочих и крестьян.
Согласно СЛМ, солидарное «классовое» состояние буржуазии тоже конечно. С приходом постиндустриальности начинается неизбежное расслоение владельцев капитала - большая их часть опускается в производство мусора и услуг, теряя необходимый общественный вес, а меньшая – образует либеральную властную группировку «больших боссов». На чём буржуазная демократия заканчивается, а постиндустриальное общество «золотого миллиарда» оказывается таким же бесклассовым, каким, например, был СССР или добуржуазная китайская империя.
Текущее состояние российского общества – также «бесклассовое». Грызущаяся феодально-компрадорская элита – не класс. Растущая абсолютистская верхушка, постепенно подминающая под себя феодальную стихию – тем более. Российская буржуазия слишком малочисленна и зависима от монополий, что бы гнуть свою классовую линию, равно как и «лишний» нищий народ, причём, оба не имеют даже внятного теоретического обоснования собственных классовых действий.
Более всего, в настоящий момент, похожа на класс российская бюрократия постепенно консолидирующаяся вокруг крепнущей центральной власти. Закономерные итоги этой «классовой борьбы» - встраивание в абсолютистскую иерархию (заменяющее классовое самосознание корпоративным уставом) и повторение советского тупика, чреватое очередным разрушительным социальным взрывом – достаточны, что бы рассматривать бюрократическую классовость лишь как рядовой фактор текущего социального кризиса.
Последний интересный вопрос – возможно ли в условиях поступательного развития цивилизации возникновение ещё одного третьего класса, и что это будет за класс – пока ждёт своего решения, очевидным образом пересекаясь с задачей «идеального постиндустриального общества».
