Илья Оренбург, пятый пункт и министерство военных моряков (*+)
http://www.duel.ru/200419/?19_7_2
ИЛЬЯ ОРЕНБУРГ, ПЯТЫЙ ПУНКТ И МИНИСТЕРСТВО ВОЕННЫХ МОРЯКОВ
<Очень личные воспоминания> - такой подзаголовок дал известный писатель Владимир Карпов своей новой книге <Жили-были писатели в
Переделкино...> Ее составили материалы о советских писателях, с которыми судьба так или иначе сводила автора.
Надо сказать, что Карпов, стараясь быть объективным (не раз оговаривая это), смог добиться желаемого, ему хочется доверять прежде
всего потому, что он не дает оценок художественным произведениям и творческим манерам писателей, а рассказывает, как правило, о
личных встречах с тем или иным литератором, иллюстрируя свои очерки дарственными надписями на книгах. И все было бы хорошо, если бы
не было так плохо. Что я имею в виду? Прежде всего ошибки. Они в книжке в таком количестве, что тут можно говорить не о ложке дегтя
в бочке меда, а, скорее, об обратной пропорции этих материалов.
Но давайте обо всем по порядку.
Скажите, пожалуйста, если ты пишешь о своем хорошем знакомом, с которым проработал бок о бок не один год, можно ли путать его имя
или отчество? А вот В.В. Карпов почему-то называет известного литературоведа Александра Овчаренко Евгением. Слава богу, что не
Рейном. Доктор филологических наук Александр Иванович Овчаренко много лет был членом редколлегии <Нового мира>, где В.В. Карпов
работал первым заместителем главного редактора, а потом главным редактором. Мог бы имя и запомнить. Или из этой же серии: поэт и
прозаик, многолетний главный редактор журнала <Дружба народов> Сергей Баруздин почему-то по отчеству назван (дважды!)
Александровичем, хотя он всю жизнь был Алексеевичем.
На память в преклонном возрасте, конечно, надеяться не следует. Но кто мешал автору заглянуть в один из старых писательских адресных
справочников, которые в свое время регулярно выпускались. Мы ведь не называем Карпова Виктором Владимировичем.
А зачем, скажите, приписывать прозаику то, что он никогда не писал. Почему-то Карпов называет Ивана Стаднюка автором сценариев
фильмов о солдате Иване Бровкине, в то время как их написал драматург Георгий Мдивани, Стаднюк же - автор сценария фильма <Максим
Перепелица>.
Еще один сюрприз. Цитирую: <Владимир Шарор - тоже фронтовик и войсковой разведчик. Я с первых дней сблизился с ним>. Можно
порадоваться за автора, познакомившегося в Литинституте с коллегой. Но если сблизился и много лет дружил, то зачем фамилию
перевирать? Не было такого писателя Шарор, был Шорор Владимир Яковлевич, долго работал в аппарате СП СССР, был помощником 1-го
секретаря СП Георгия Маркова. Кстати, Карпов тоже работал в аппарате Союза. Так что мог бы фамилию и запомнить.
Так же как и фамилию одного классика советской литературы, который всю жизнь был Эренбургом, а теперь под пером Карпова стал
Оренбургом, видимо, в честь города.
Что-то уж слишком много опечаток, если это опечатки. Почему-то поэта-фронтовика Владимира Карпеко, соседа по даче, называют
Владимиром Карпенко, а прозаика Поповкина (в свое время - главный редактор журнала <Москва>) называют Поповским?!
Интересно, что автор не только фамилии путает, но и времена: в главке <Улица Лермонтова> читаем - <Обитатели здешних дач размещаются
(?) в таком порядке: Пархоменко, Кожевников, Благой, Ермилов, Агапов, Грибачев, Штейн, Авдеенко, Поповский, артист Охлопков>. Все
названные владельцы, кроме Авдеенко, давно размещаются на том свете.
Не знаю вот, кстати, повезло или нет Анатолию Рыбакову, автору многих популярных книг, в том числе и <Детей Арбата>. Его здесь
называют среди друзей-фронтовиков, которые по праву заслужили быть награжденными за боевые заслуги звездами Героев Советского Союза:
<Он был не просто артиллеристом, командовал артиллерией целой дивизии>. Что-то путает здесь полковник В. Карпов - высокие звания
давали не за должности, он же сам Героя получил за то, что ходил в тыл врага за языками. А по указанной логике: если командовал
артиллерией дивизии, то Герой, ну, а если артиллерией армии, то трижды герой? Вот поэт Михаил Борисов, бывший сержант-артиллерист,
получил звание Героя Советского Союза за семь подбитых в бою на Курской дуге немецких танков. А Анатолий Наумович Рыбаков вообще
никакого отношения к артиллерии не имел. По образованию - транспортник, он и на войне командовал автоколоннами, транспортными
отделами оборонительного строительства разных фронтов, был начальником автослужбы корпуса. И войну закончил не полковником, а
инженер-майором.
Я не говорю о том, что артиллерийская профессия более почетна. Но, может быть, В.Карпов так считает. А может, дело совсем в другом?
Ведь в главке, посвященной самому Анатолию Наумовичу Рыбакову, его военная биография рассказана абсолютно верно - всю войну служил в
авточастях (стр. 378-379)! Так что же получается: разные главы писали разные люди?
А вот Владимир Карпов пишет о своем близком друге, товарище-фронтовике Михаиле Алексееве, предоставляет слово своему герою, и тот
пересказывает истории, как однажды не получил Сталинскую премию, а в другой раз - Ленинскую, хотя оба раза его произведения
проходили все конкурсные туры. Истории эти известны, и сам Михаил Алексеев неоднократно их озвучивал.
Карпов пишет:
<Не озлобился, не обиделся Михаил за эти несправедливости. А мог бы осерчать еще и за невнимательное, прямо бессовестное отношение к
его литературным заслугам... Давно уже пора бы правительству отблагодарить его за это. А он жил с семьей в крохотной двухкомнатной
квартире на Октябрьском поле>.
Оговоримся: может быть, при Сталине М.Алексеев и жил в этой квартире, но вот в справочнике СП СССР, выпущенном в 1982 году
(выдвинутый на Ленинскую премию роман М.Алексеева <Драчуны> вышел в 1983-м), значится адрес: 3-й Самотечный проезд, а Самотека - это
совсем не Октябрьское поле.
К слову: квартиры давало не правительство, а местные власти в лице исполкомов Советов. А насчет обид на неблагодарное правительство
отметим, что М.Н. Алексеев много лет занимал должность главного редактора журнала <Москва>, был депутатом Верховного Совета РСФСР,
возглавлял Комиссию по литературе Комитета по российским Госпремиям, его литературные заслуги был оценены званием героя
Социалистического Труда, он был лауреатом Государственной премии РСФСР им. Горького
(1966 г.) и Государственной премии СССР (1976 г.). Воистину бессовестное отношение к заслугам.
Интересно, что в своем стремлении нарисовать портрет уважаемого человека
В.В. Карпов обязательно начинает фантазировать. Про Сергея Наровчатова: <Он не был корреспондентом газеты или работником
какого-нибудь крупного штаба. Воевал самым настоящим окопным офицером...>
Теперь откроем справочник <Писатели Москвы - участники Великой Отечественной войны>. Читаем: <Наровчатов Сергей Сергеевич... С
декабря 1941 - воен. корр. армейской газ. <Отвага>, <Отважный воин> 2-й Ударной армии Волховского, Ленинградского, 2-го Белорусского
фронтов>. Спрашивается: зачем надо было придумывать? Ради красного словца?
А если уж быть совсем точным, то начинал войну Наровчатов бойцом так называемого истребительного батальона, полувоенного
подразделения, несшего патрульную службу в Москве (охраняли учреждения, гасили зажигалки). Сначала был отделенным командиром, потом
комсоргом батальона. А позже, в октябре 41-го, с Михаилом Лукониным он получает направление в газету <Сын Родины> 13-й армии
Брянского фронта. Едут, не имея еще офицерских званий. А если так, то как он - студент-доброволец - мог быть офицером в финскую
кампанию?
И ведь что немаловажно - карповская статья о С.С. Наровчатове уже была опубликована в сборнике воспоминаний о поэте (<Советский
писатель>, 1990), и в ней указанных ошибок, слава богу, не было. Зачем же автор испортил свой текст?
Вообще любопытно формулирует В.Карпов одну тонкую проблему. <И сколько бы ни иронизировали по поводу <влияния заграницы>, наверное,
многочисленные, длительные поездки Рыбакова по этим самым <заграницам> оказали свое влияние на <пятый пункт>. Чего я прежде никогда
за ним не замечал в нашей многолетней дружбе>.
Честно говоря, не представляю, как загранпоездки влияют на пятый пункт. В каком смысле? Влияют на национальность? На мою, однако, не
повлияли. И чего Карпов не знал до последнего времени: что Анатолий Наумович - еврей? Так он никогда этого и не скрывал.
Еще Карпов для меня открыл, что поэт Поженян не Григорий, как он везде значится, а Георгий, Жора, как он его ласково называет. Ну да
ладно - Жора так Жора, все может быть. Но точно знаю, что в восьмидесятые годы не было у нас в стране Министерства военно-морского
флота. А Карпов уверен, что было, о чем рассказывает в главе об Александре Кроне и подводнике Маринеску. Да, во время войны был
такой наркомат, но это же во время войны, в сороковые годы, а не в восьмидесятые.
Вот Карпов в беседе с Василием Васильевичем Кузнецовым, первым заместителем Председателя Верховного Совета СССР, ходатайствует о
посмертном награждении легендарного капитана Маринеску.
<Я рассказал Василию Васильевичу, что в Министерстве военно-морского флота сидит человек, который все эти годы топит подводника.
В.В. Кузнецов отвечает: <Есть у меня в Министерстве военных моряков хороший знакомый>. Извините, пожалуйста, что за шутки такие?
Какое министерство? Может, речь идет о штабе ВМФ? Но ведь так и нужно писать. И почему надо заставлять говорить чушь даже
государственного деятеля?
Логика автора вообще покоряет.
<Белла, несмотря на свою татарскую фамилию и кровь - коренная москвичка, она родилась в Москве в 1937 году>.
А Иван Иванов несмотря на русскую фамилию и кровь родился в Казани, Петр Петров - в Улан-Удэ, а Сидор Сидоров - в Киеве. Что с того?
<Кроме литературной славы на неокрепшие плечи девушки буквально обрушились ухаживания многочисленных поклонников>. Что это за
намеки, извините, а?
<И это естественно - она была красавица, очень одаренной, душевно богатой натурой>.
Логично. Как и другое:
<Евгений Александрович не ошибся - трагические переживания пошли на пользу поэтессе, стали недостаточным прежде (недостающим? -
Н.Г.) жизненным опытом. И чудо произошло - Ахмадулина навсегда сохранила свежесть и пылкость в своем творчестве>.
Логика порой не просто покоряет, но даже воодушевляет. Простите, но я просто не понимаю, когда читаю такое:
<Их сменили писатели следующего поколения(?): поэты Л. Ошанин, С. Наровчатов, Б. Окуджава, прозаики Г. Гофман, М. Галлай, Ю. Грибов,
А.Крон, поэтессы Б. Ахмадулина, М. Алигер, Р. Казакова, поэты Смирнов, Васильев, В. Федоров, М.Львов, критики, литературоведы Ю.
Суровцев, В. Озеров, фантаст А.Казанцев, публицист Захарченко>. (стр. 322-323, глава <Улица Довженко>). Что это за новое поколение,
где Ахмадулина стоит рядом с Алигер и Казанцевым?! А кого сменили? В частности, Луконина, Яшина, Казакевича. Что, Луконин был моложе
Казанцева, Алигер или Захарченко?
Можно процитировать и стихи самого Владимира Васильевича Карпова, которые он приводит как образец своего творчества в момент
<поэтического вдохновения>.
<Случались рецидивы поэтического вдохновения>, - вспоминает автор и помещает в книге длинное стихотворение. Мы возьмем лишь восемь
строк, которые, однако, ясно дают понять уровень творчества поэта-рецидивиста:
Вот прожил жизнь и будто не жил.
Все покрывает тайна строгая,
А то, что в тридцать с сединой, словно снегом (?),
Так это никого не трогает.
Конечно, жаль, не знают люди,
Что сделал я для них немало,
Спокойно и легко жить будут,
А я свое свершил... и как не бывало.
<И как не бывало...> Все на таком уровне. И поневоле думаешь: бедный Союз писателей, кто тобой руководил?!
И все это пишется после литинститутских уроков в семинарах Паустовского, Федина, Светлова. Впрочем, о своих учителях и их уроках
Карпов рассказывает без особого восторга.
<Когда Паустовский заговорил, впечатление о нем еще более огорчило: у него был тихий, скрипучий голос... Разочарование было полное!>
О Константине Федине:
<Я познакомился с Фединым в Литературном институте, где он вел семинар прозы. Я бывал на его занятиях из любопытства. Может быть, и
не надо сегодня об этом писать, но как педагог Константин Александрович был <никакой>, слишком академичный, <холодный>, много знал,
но передать это не умел>.
Так вот и не передал, судя по всему, никто Володе Карпову ни знаний, ни умений...
А вот еще одно свидетельство автора.
<Мы как бы обрамляем всю историю Союза писателей СССР, являемся своеобразными рамками: Фадеев - Генеральный секретарь с 1938 года,..
а я - последний Первый секретарь (1986-1991 гг.) до дня развала СССР и ликвидации Союза. Нет СССР - нет и Союза писателей> (стр.
427).
Что значит <до дня развала СССР>? Это, что ли, в день подписания Беловежских соглашений В.Карпов заявил о своей отставке? Вовсе нет.
Это он сделал еще до событий августа 1991 года. Всем известно, что после ареста членов ГКЧП группа писателей-демократов заявила о
нетерпимой бездеятельности секретариата СП СССР в дни путча, отстранила его от работы, завладела печатью и тем самым взяла власть в
свои руки. Тогда-то и осуществил свою давнюю мечту взошедший на Олимп Евгений Евтушенко с подельниками вроде Юрия Черниченко. А уж
потом было учреждено международное сообщество писательских Союзов.
Так что снова закрадывается сомнение: может быть, действительно, все писали разные люди, и эту главу тоже? Один начинал: я руководил
до последнего дня! А другой заканчивал: я заявил об уходе, а решения свои не меняю.
А впрочем, не все ли равно, кто писал и сколько авторов.
Н.И. ГОРБАЧЕВ
