Генерал Севастьянов писал впоследствии что когда штаб 40 армии готовился к срочной эвакуации , ген.Парсегов равнодушно брился и не обращал внимание ни на что.
Это какой Севастьянов? Автор воспоминаний "Неман-Волга-Дунай"?
С ангельским приветом!
>Это какой Севастьянов? Автор воспоминаний "Неман-Волга-Дунай"?
Пардон , не знаю. Про Севастьянова нарыл здесь:
Мне хотелось бы добавить к ним строки из воспоминаний еще одного (менее известного) генерала - Петра Васильевича Севастьянова. В первые же дни воронежской трагедии он был назначен начальником политотдела 40-й армии, с которой прошел долгий путь по дорогам войны. Вот несколько картин, которые сохранила его память:
"Было уже за полночь, когда я добрался наконец до штаба и был принят командующим Брянским фронтом генерал-лейтенантом Ф.И. Голиковым...
- Вовремя прибыли, - сказал Голиков. - Переночуете здесь, а завтра чуть свет направим вас в сороковую армию к генерал-майору Парсегову.
М.А. Парсегова я не знал тогда и спросил, что он собой представляет.
- Сказать вам откровенно, - ответил Голиков, - о сороковой армии мы мало что знаем. Армия то и дело теряет связь с фронтом, часто без видимых причин. Ну, правда, сейчас у них положение тяжелое. Немец жмет вовсю из-под Курска, сильно теснит сороковую. Так что посылаем вас в самое пекло. От вас же просим одного: передайте Парсегову и сами держите в памяти - не терять связи с фронтом. С вами поедет бригадный комиссар Шатилов. Будете вместе выяснять обстановку.
Напутствие, что и говорить, было не из утешительных. Но весь его смысл стал ясен мне лишь утром, когда мы с заместителем начальника политуправления фронта С.С. Шатиловым отправились на розыски 40-й армии. Искали ее по карте, что имелась у Шатилова, по отметкам, нанесенным в день получения последних сведений из штаба армии. Но в эти дни начавшегося неистового напора немцев под Курском всякая карта устаревала не по дням, а по часам.
Ничего не найдя, без толку покружившись по нескольким деревням, решили направиться в Воронеж. Если армия отступает, рассуждали мы, то она отступает только на Воронеж, а если так, то она, по крайней мере, должна иметь связь с обкомом партии. Наше логическое умозаключение оказалось правильным. В обкоме действительно знали об армии значительно больше, нежели в штабе фронта. Знали, что армия отступает в беспорядке, что левый фланг ее отрезан и что судьба этих отрезанных войск во главе с заместителем командарма генерал-майором Ф.Ф. Жмаченко неизвестна. Немногим лучше представлялась судьба правого фланга, о котором штаб армии имел кое-какую информацию, но которым решительно не в силах был управлять.
С тем мы и направились в село Хорол, к штабу Парсегова.
На главной улице села стояла колонна грузовиков и легковых машин с заведенными моторами. Мы появились в самый разгар спешной погрузки имущества. Колонна выстроилась головой к Воронежу, в хатах жгли и рвали бумаги, выносили к грузовикам сейфы и пишущие машинки.
В передней легковой машине сидел человек небольшого роста с кавказской внешностью. Сидел, повернув к себе зеркальце, и брился. Он оказался самым спокойным человеком в тот полуденный час среди всеобщей суматохи и шума.
В тот момент, когда я подошел к машине, он поглаживал досиня выбритую щеку и старательно подравнивал черные франтоватые усики. Увидев генеральские звездочки на петлицах, я понял, что это и есть командующий армией Парсегов.
Я представился.
- Командующий фронтом велит немедленно связаться с его штабом.
- А вот будем через часок под Воронежем, - ответил Парсегов, - оттуда и свяжемся. И потом, я не совсем понимаю, почему вас ко мне прислали.
- То есть как это?
- Ведь мы на должность начпоарма выдвинули своего человека. Не понимаю, почему они так делают в Москве.
Показал командующему письменное предписание Главпура. Это не произвело на командарма ни малейшего впечатления.
- Не знаю, что с вами делать. Вы понимаете, что ко мне нельзя просто так посылать людей? Со мной должны советоваться. И посылать, кого я хочу. Понятно?
Такой прием, разумеется, обескуражил меня, тем более что не сулил ничего хорошего в дальнейшем. Но за те несколько часов, что разыскивал армию, я привык считать ее своей, а то тяжелое положение, в котором ее застал, касалось уже и меня самого.
- Воля ваша, товарищ командующий, - сказал я. - Вы можете просить, чтоб вам назначили начпоармом человека по душе. А я вас прошу одного из двух: либо разрешите приступить к исполнению своих обязанностей, либо прикажите мне уехать в Военный совет фронта.
Стоявший рядом Шатилов молчал. Должно быть, ему, не привыкшему сталкиваться с Парсеговым, трудно было найти с ним общий язык.
- Пока приступайте, - хмурясь, бросил Парсегов и велел шоферу трогаться в путь. - А там посмотрим.
На том разговор и закончился... Отдельные разрозненные части армии отходили к Дону, отходили с боями, но настолько поспешно, что было совершенно ясно: удержаться на реке не удастся. Придется отходить на Воронеж и завязывать бои в городе. Но даже и для этого требовалась не такая связь с войсками, как в штабе армии.
К счастью, в конце июня, на третий или четвертый день после моего приезда, произошла смена командарма. Парсегов был отстранен, на его место прибыл генерал-лейтенант М.М. Попов".
Но это, как говорится, уже совершенно другая история...
Дмитрий ДЬЯКОВ ЗНАКОВАЯ ФИГУРА ПРОВАЛА. // Воронежский курьер (Воронеж).- 16.08.2003.