Под потолками же магазинов ОСОАВИАХИМА — их в Туле было два — раскачивались уже едва ли не целые эскадрильи. А в витринах этих магазинов, прямо с улицы, были видны ряды малокалиберных винтовок Смирнского, противогазы, разложенные веером гранаты, а также поблёскивающие краской тела макетов станковых пулеметов. Равнодушно проходить мимо этих магазинов я не мог, и вытащить меня оттуда было делом нелёгким, потому что их посещение было равносильно для меня посещению музея. В этих магазинах всё продавалось абсолютно свободно, и почти всё, что там продавалось, мне, конечно же, хотелось иметь. Но моей особой мечтой была малокалиберная винтовка, тем более что обладание ей было весьма престижно среди мальчиков-подростков. А поскольку я к таковым ещё не относился, то все мои просьбы очень легко отвергались родителями: «Ты ещё мал и до винтовки не дорос!»
В старинном красно-кирпичном здании бывших торговых рядов размещался пермский универмаг. Один из его отделов был комиссионный, где всегда имелось в продаже несколько охотничьих или малокалиберных ружей. Каждый раз, когда мама брала меня с собой в город и мы заходили в этот магазин, я, бывал у прилавка комиссионного отдела и просил купить мне малокалиберку, но всякий paз, конечно же, получал отказ. И вот однажды – о радость! – в этом самом магазине оказался выставленным для продажи… Маузер! Правда, не сам пистолет, а только его кобура, но для меня – ребёнка – это было почти все равно. Кобура была самая настоящая, полированная, с воронеными металлическими деталями и с потертостями внутри от настоящего же «маузера»! Невозможно передать, какой трепет охватил меня при виде в темной глубине внутренней полости кобуры промасленного колечка, продавленного дульным срезом пистолета. Кобура стоила 20 рублей, а тогда это были немалые деньги, и мне ее, несмотря ни на какие мои просьбы, не купили. Бывая в городе, я несколько раз заходил в комиссионный и просил продавщицу показать мне заветную кобуру. Я брал её в руки, вздыхал и, тоскуя, возвращал обратно. Наконец она исчезла – кто-то её купил. А таинственный образ Маузе-ра еще сильнее завладел мною.
В квартире, в которую мы переехали, ранее проживала женщина с сыном Геней (эту квартиру она продала «Уралэнерго»), который, как многие коренные мальчишки-уральцы, был «сорвиголовой». Так вот этот самый Геня оставил в нашей квартире тяжёлый клинковый штык от итальянской винтовки Веттерли-Витали обр. 1871–1887 гг. и декоративную чиновничью шпагу. Присовокупив к ним ржавую полицейскую шашку (которую ещё в Туле мне подарил мой одноклассник Коля Кваснов), мы с Юрой однажды пошли в гостиницу, где жили ранее, чтобы выменять всё это барахло на миниатюрный, совершенно игрушечного вида, неисправный и ржавый револьверчик Лефоше.
«Пермский период» ознаменовался для меня и первым знакомством с пистолетом Коровина (ТК), и наиболее частыми встречами с ним. Видимо, это время было апогеем этой модели. Я видел ТК не только у военных в гостинице, но и у одного инженера, работавшего на Пермском паровозоремонтном заводе им. А. А. Шпагина, видел, как стреляли из него в тире Пермского государственного университета, сад которого примыкал к нашему двору и в котором мы – ребята часто играли. Официально этот пистолетик считался спортивным – конечно же он был маломощным – и Н. С. Куренной как-то даже выстрелил из него в своей просторной квартире. Узнав об этом событии, я просто расстроился.