На моем столе карта Подмосковья -- семьдесят пять сантиметров на сто. Вот они знакомые одно за другим названия: станция Семлево, Вязьма, Можайск, Кубинка, а южнее и восточнее -- не менее памятные -- Волковское, станция Суходрев, Детчино, Кондрово, Полотняный завод, Стрелковка, Юхнов, Климов завод... И в памяти оживает все, что с ними связано.
Сентябрь месяц. Наша боевая группа, созданная в окружении под Киевом, только что с боями вырвалась из киевского "котла". Позади остались первые приграничные бои, тяжелое отступление с одного рубежа обороны на другой, бои на Днепре. Теперь из нас формируют маршевые роты. Посадка в теплушки, и вот наш эшелон уже катит в северном направлении.
30 сентября прибыли на станцию Семлево -- это несколько юго-западнее Вязьмы. Мы во втором эшелоне 32-й армии Резервного фронта, которым командует С.М. Буденный. Для нас это глубокий тыл и мечта сейчас одна -- о бане! Ведь ее с июня месяца не было.
Но прежде распределение по частям, и весь день 1 октября уходит на это. А 2 октября нам устраивает жесточайшую "баню" вражеская авиация. И сразу же, как результат, потеря связи и управления. И тут же проносится слух, что противнику удалось прорвать оборону Западного фронта, ударные группировки врага стремительно продвигаются вперед, обтекая нас с севера и юга. Позднее стало известно, что "клещи" танковых и моторизованных колонн 5 октября сомкнулись под Вязьмой. Сейчас мы знаем, что в Вяземском "котле" оказались 16-я, 19-я и 20-я армии Западного фронта, 24-я и 32-я армии Резервного фронта.
И снова окружение, и снова формирование боевых отрядов прорыва из только что вновь прибывших и даже не успевших вооружиться и стать на все виды довольствия. Мне повезло. Я попал к полковнику, прибывшему накануне из штаба Московской зоны обороны для согласования с командованием Резервного фронта вопроса о предоставлении последнему ополченческих дивизий Москвы. Полковник уже успел повоевать, был ранен и досрочно покинул госпиталь. С грехом пополам мы вооружились, вскрыв интендантские склады в железнодорожных пакгаузах, но с боеприпасами было туго, и в дальнейшем пришлось перевооружаться за счет противника, но совсем плохо было с питанием -- на станции не оказалось ни одного продфуражного склада.
Полковник формировал боевое подразделение согласно БУП (боевой устав пехоты): головная походная застава, боевое охранение, арьергард. Сам он возглавил основной отряд, на головную походную заставу поставил капитана, на арьергард -- старшего лейтенанта, меня сделал связным между ними и собой.
По карте был проложен маршрут, и мы двинулись на восток, к своим. Первая крупная схватка была с выброшенным десантом, задачей которого, видимо, было посеять панику среди окруженцев. Десант был уничтожен. Меня, правда, слегка контузил разрыв немецкой мины.
Обходя крупные населенные пункты, мы двигались проселочными дорогами и лесными тропами. Далее плотность войск противника увеличилась и пришлось прибегнуть к ночным переходам. Сказывался голод, ночные холода -- мы все были в летнем обмундировании, которое уже становилось довольно ветхим. Все чаще и чаще мы вступали в бой и били врага его же оружием, захваченным в этих боях.
Через две недели мы пересекли линию фронта, и вскоре довелось видеть, как под дождем плохо одетые москвички копали противотанковые рвы Можайской линии обороны. В Кубинке полковник сдал отряд комендатуре, оставив при себе капитана, старшего лейтенанта и меня -- младшего сержанта.
Утром 17 октября мы увидели Москву. Такой, какой она предстала перед нами, я ее никогда не забуду! Через день столица перешла на осадное положение!
Полковник, к сожалению, не могу вспомнит его фамилию, привел нас на улицу Осипенко в штаб МВО (Московский военный округ), где мы с ним и расстались. Здесь нам выдали предписание отбыть в Борские лагеря -- это под городом Бор, что на другом берегу против г. Горького. Так я оказался в формирующейся из курсантов различных военных училищ 26-й отдельной стрелковой курсантской бригаде под командованием полковника Букина. И сразу же началась напряженная боевая подготовка бригады, хорошо знакомая по зимним полевым учениям еще мирного 1940 года, когда наркомом обороны стал Тимошенко. Все шло по суворовскому принципу "тяжело в учении, легко в бою". В последних числах ноября после боевого смотра бригада была вывезена в Подмосковье и дислоцирована в районе Лосиноостровской. Оттуда на открытых машинах в начале декабря (при его крутых морозах) ночью повезли сначала на Волоколамское направление, но внезапно переменили курс и привезли под Серпухов в расположение 49-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Захаркин И.Г.
Мы получили участок на берегу р. Оки, против села Волковское, которое нам предстояло брать первым.
Утром 6 декабря после артподготовки бригада форсировала Оку, лед которой сразу же был испятнан разрывами немецких мин и снарядов, кое-где в пробоинах уже плескалась вода. Несмотря на крутой противоположный берег, ощетинившийся пулеметным и автоматным огнем, село Волковское было взято с ходу, противник, выбитый из траншей, был вынужден бежать.
Но дальше пошли упорные бои по взятию станции Суходрев, населенных пунктов Детчино, Кондрово (в нем я потом пройду двухмесячные курсы младших лейтенантов 49-й армии), Полотняный завод (бывшее имение Натальи Гончаровой), полностью сожженной деревушки Стрелковка (родины Г. К. Жукова, сейчас она называется Жуковка) и севернее Юхнова по р. Угре мы, наконец, вынуждены были занять оборону. Противник понес тяжелейшие потери.
В конце декабря командир бригады Букин получает новое назначение -- начальником отдела боевой подготовки штаба 49-й армии и забирает меня с собой, как грамотного сержанта на должность зав. делопроизводством своего отдела. Это меня вовсе не устраивало, и вскоре я подал рапорт с просьбой откомандировать меня на курсы младших лейтенантов. В конце марта моя просьба была удовлетворена, и я был зачислен в учебную артбатарею курсов, которые окончил 7 мая 1942 года.
Бытует среди некоторых военных историков мнение о том, что в перечень операций битвы под Москвой не входят октябрьские сражения Западного и Резервного фронтов. Г.К. Жуков, говоря о крахе гитлеровского "Тайфуна", горячо опровергает это мнение и очень высоко отзывается о войсках, сражавшихся в Вяземском "котле".
"Благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска, дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, мы выиграли драгоценное время для организации обороны на Можайской линии. Кровь и жертвы, понесенные войсками окруженной группировки, оказались ненапрасными.
Подвиг героически сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в общее дело защиты Москвы, еще ждет своего описания". (Г.К. Жуков "Воспоминания и размышления"). Таково мнение бывшего командующего Западным фронтом.
Вспоминаются стихи Павла Шубина:
Забыв в дыму, в окопной глине,
Что сон бывает наяву, --
Мы беспощадный путь к Берлину
Открыли битвой за Москву.
А силы давала нам вера, неистощимая вера в конечную победу!
Именно в те дни, 29 октября 1941 года, в Подмосковье командующий 16-й армией генерал-лейтенант Рокоссовский на двухверстке (карте Подмосковья спецкора газеты "Красная звезда" Трояновского) оставил на память вещие строки: "Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Наши войска обязательно будут в Берлине". А 1 мая 1945 года на этой карте-двухверстке появилась вторая запись: "С величайшим удовольствием удостоверяю, что мы в Берлине! Бывший командующий 16-й армией, а ныне командующий фронтом, маршал Советского Союза Рокоссовский".