— Ахтунг! Ахтунг!.. "ЛА-фюнф". Ахтунг! — кричал, должно быть, немецкий наземный наводчик, предупреждая свои самолеты об опасности.
Знаменитая немецкая авиадивизия, по своему обыкновению, старательно обставляла поле сражения сетью наводчиков и наземных наблюдателей, которых она ночью вместе с радиопередатчиками заблаговременно сбрасывала на парашютах в районе возможных воздушных схваток.
И уже менее отчетливо другой голос, хриплый и сердитый, пробасил по-немецки:
В голосе этом сквозь досаду слышалась плохо скрытая тревога.
— "Рихтгофен", а "лавочкиных" боишься! — злорадно сказал сквозь зубы Мересьев, смотря на приближавшийся к ним вражеский строй и чувствуя во всем собранном теле веселую невесомость, захватывающий восторг, от которого волосы шевелились на голове.