Сегодня листал книжечку и вот наткнулся. Явно же навеяно "10-ю мифами"...
А. Прозоров. «Повелитель снов» (там по ходу дела ГГ магией швыряет из прошлого в современность и обратно):
«Обидно, — подумалось ему. — Сколько раз в детстве мечтал, как бы лихо в Отечественную воевал. На истребителе бы бился, на "Т-34" немецкие бы пушки утюжил, в разведку бы ходил. А попал в дебильную кавалерию. Кому она тут нужна? Только супы на позиции возить да тыловые дороги патрулировать. Конница — она в шестнадцатом веке силою была. А в двадцатом… Только мух на стерне смешить. С шашками на танки не попрешь…»
— Чего ты там бормочешь? — зевнул рядом старший сержант. — Уж не в горячке ли бредишь?
— Говорю, какого черта мы тут нужны? Я понимаю — танки там, бронетранспортеры. А от нас какая польза? Современная война — это война моторов. Конной лавой на танки не попрешь.
— Чего-о? — вскинулся Шеремет. — Ты, малец, видать, точно контуженый! Откуда тебе такая дурь в башку-то простреленную залетела! Да сильнее и грознее казачьей лавы ничего в мире нет и никогда не появится! Нашел чего хвалить — танки-моторы. Хлам все это, хлам и баловство. Я тебе так скажу: десять лет назад их придумали, через десять лет про них все забудут. А конница — она останется. Татар били, поляков били, шведов били, французов били, турок били, и немца побьем.
— Это ты погорячился, Павлуша, — вступил в разговор неспешно доедающий кашу кавалерист. — Танк — это все-таки сила. И пушка у него, и пулеметы, и лоб железный. Когда такая штука на тебя катит, жопе потно становится.
— Жопе, может, и потно, а гранаты простой он боится. Бутылки с бензином — и той боится.
— А ты, Шеремет, хоть один танк спалил, чтобы так распинаться? Ну признай перед мужиками — спалил?
— Я?! — поднялся сержант. — Эй, Слава, скажи, как мы с тобой намедни на Ржев ходили! Ну скажи! Во втором гвардии кавалерийском корпусе мы тогда служили, у генерала Крюкова Владимира Викторовича. С шестым танковым корпусом мы в ноябре Ржев пошли освобождать. Сто двадцать танков как один, и мы на рысях. В общем, поначалу вдарили так, что немцы драпали, как зайцы, мы за ними и не поспевали даже. Потом оклемались фрицы да позади наступление устроили. Отрезали нас от своих. Ну приказа отступать не было, мы и пошли дальше, благо дорога пустая. Два дня так шли, а потом танки и встали. Не подбили их немцы, не думайте. Сами встали. Бензин у них кончился. Окопались танкисты, да и стали ждать, чего дальше будет. А нас, гвардейцев, полковник Курсанов собрал. Сказал просто: «Приказа останавливаться не было!» Мы и пошли. Шашки наголо — и на рысях. Полтора месяца у фрицев в тылу баловали. Порубили их, складов пожгли — и не сосчитать. Я лично еще и четыре самолета спалил. А всего самолетов восемь штук истребили, грузовиков, бронемашин — вообще не считали. Колонны с припасами громили, подкрепление, что вперед шло… Лошади исхудали, как псы бездомные, половину мы просто сожрали. Есть-то надо чего-то! Как захромала, ранена — стало быть, под нож. Взамен у немцев коней брали. У них этих «моторов» тоже изрядно. В общем, как приказали нам вперед идти, так мы через полтора месяца по другую сторону ржевского выступа к своим через фронт и вышли. А танки твои, князь, по сей день, мыслю, как вкопанные стоят. По ним и стрелять не пришлось. А нас после переформирования сюда определили. После рейда нашего по тылам половина частей сгинули, половина перемешались. Вот восстанавливать и не стали.
— Напутал ты, Шеремет, — ответил загорелый кавалерист с дальней стороны тента. — Я не с Курсановым, я с Беловым подо Ржевом наступал. Наш корпус вместе с тридцать третьей армией зимой в прорыв ушел. В остальном то же самое было. На второй день танки с пехотой встали и назад, к своим повернули. Только им уже прорываться пришлось, немцы и нас отрезать успели. А наш корпус, считай, три месяца по тылам гулял, пока с самолета приказ на выход к своим не сбросили. Мы и вышли. А тридцать третья армия, ефремовская, говорят, полегла. Никакие танки не помогли.
— Вас послушать, — не выдержал Зверев, — так пулемет лучше верхом атаковать, а не на танке на него наехать.
— И пулеметы мы верхом атаковали, и для танков на фронте изрядно специальных пушечек припасено, — тут же парировал сержант. — На войне ни для кого разлюляй-малины нет, за каждым свой стрелок присматривает...»
— А чего такого смешного в этом… политруке?
— Да везучий он больно. Почище тебя везучий. Полгода с небольшим как призвали. Аккурат приказ «Ни шагу назад» вышел. Про заградотряды и прочее. Сам знаешь, в отряды эти простых людей не берут. Только коммунистов, орденоносцев, солдат самых отважных и опытных. Ну а нашего хлопца туда как комсомольского активиста направили, чуть не с призывного пункта. Первый раз заняли они позиции возле Данкова. Там его змея укусила. В итоге парня в санчасть с распухшей ногой отправили, а к позициям заградотряда вечером немцы прорвались. В общем, двое суток они держались, пока к ним подкрепление подбросили. Сам понимаешь, от батальона рожки да ножки остались, чуть не поголовно в землю лег. Талисмана нашего после нескольких уколов выписали, и он снова, с другой ротой заградительной к Дону пошел. Споткнулся однажды, ключицу сломал. Его — опять в госпиталь. А рота — из станицы Мелеховской со штабом сорок седьмой армии немцев выбивала, а опосля держала селение до подхода Черноморской бригады. В общем, сам догадываешься, в тыл отводить оказалось некого. Талисмана в сентябре выписали, и опять — в батальон заградительный. Двенадцатого октября его в тыл отозвали и на курсы политруков отправили, а тринадцатого сто двенадцатая дивизия со своих позиций драпанула. И заградотряд возле Сталинградского вокзала четверо суток ее участок держал. Про лейтенанта Хлыстова слышал? Так это как раз отряд нашего замполита бывший. Можешь представить, сколько их уцелело, когда десятая дивизия подтянулась.