От Artem Drabkin
К Sergei Ko.
Дата 29.03.2007 00:14:51
Рубрики WWII; Армия; Память;

Почувствуйте разницу

Добрый день,

Врдли кто-то читал этот рассказ адвоката С.Л. Арии:


...Морозной октябрьской ночью 1941 года сибирская дивизия была выгружена на подмосковной станции. Шли тяжелые бои за Москву, и дивизии предстояло принять первое крещение ог¬нем. Всю ночь войска дивизии шли к фронту, и на рассвете, не передохнув, ее передовые части с марша приняли встречный бой с наступавшим противником.
Полк, в котором служил Максимов, новоиспеченный млад¬ший лейтенант, получил задание оборонять село Каменку.
Вот что, Максимов,— сказал ему начальник артиллерии,— бери пару сорокопяток, отпрягай лошадей, пушки цепляй к танкам и жми срочно к этой вот опушке. Займешь позиции. Иди покажу.— Он расстегнул планшет и посветил фонариком на карту.
Товарищ капитан! — возмутился Максимов.— Я же минометчик. Как я буду пушками командовать? Подумайте сами!
Начальник артиллерии поднял голову от карты. Небритое, усталое лицо его в сумраке утра было суровым.
Это приказ, товарищ младший лейтенант,— сказал он жестко.— Вы у нас в резерве. Назначаетесь командиром огнево¬
го взвода артиллерии.— И добавил мягче: — Обстановка, брат, диктует. Выполняй. Время дорого.
Есть! — сказал Максимов растерянно.
Через час, когда совсем рассвело, он и солдаты двух орудийных расчетов уже сидели на танковой броне, прильнув спинами к башне и сунув ноги под теплый брезент брошенный на решетку мотора. Две пушки прыгали на букси рах сзади.
Проехав километров пять, танки остановились. В тишин стали слышны раскаты боя, гремевшего где-то впереди. От го ловной машины подбежал черный танкист и сказал:
Слушай, лейтенант! Мне сейчас дали по рации команд;
изменить направление и двигать по пахоте вон туда,— он махнул рукой в сторону от дороги.— Так что не дотяну я тебя. Отпрягай свое хозяйство!
А как же мы? — удивился Максимов.— Что мы тут без тяги делать будем? Ты сказал им, что пушки тянешь?
Сказал,— ответил танкист.— Говорят — перебьются как-нибудь.
— Хоть передай, чтоб нашим сказали, где меня бросили! — крикнул ему вслед Максимов.
В сердцах плюнув, он велел солдатам отцепить пушки и снять ящики с боеприпасами.
Оставшись на проселочной дороге, Максимов прикинул по карте: до указанной ему опушки оставалось больше трех кило¬метров. Катить на руках? По такой дороге? Когда же они туда доберутся? А снаряды? Нелепость...
— Разворачивай пушки, ребята,— приказал он.—-Будем оборудовать позиции здесь.
Солдаты принялись за дело.
Между тем с той стороны, куда ушли бросившие их танки, звуки боя приближались. И вскоре они увидели, как по гребням далеких холмов, обтекая их взвод справа и слева, движутся танки и едва различимые фигурки мотоциклистов. Отдаленный рокот их моторов прерывался четкими хлопками орудийных выстрелов. Это были немцы. Солдаты молча следили за ними, бессильные что-либо предпринять: враг двигался вне досягае¬мости огня их пушек.
Когда вражеские танки исчезли в желтизне дальних ле¬сов, унося с собой в тыл стихающие раскаты боя, Максимов послал одного за другим двух связных — за лошадьми и ука¬заниями. Лишь один из них вернулся уже в сумерках, через несколько часов томительного ожидания. Он доложил, что ло¬шади убиты, Каменка захвачена противником, а командиров не нашел.
Тогда по приказанию Максимова взвод снял с орудий замки, приборы, оттащил пушки и ящики со снарядами в лес, замаски¬ровав их в кустах, и лесными дорогами двинулся туда, где мог¬ли быть теперь свои.
...Они нашли их глубокой ночью. Но лошадей, которых про¬сил Максимов, им не дали. Комиссар дивизии приказал ему на¬кормить солдат и влиться со своим взводом в организованную им оборону.
Все утро они отражали атаки немцев. Ряды дивизии по¬редели. Но тому малому, что осталось от нее за эти сутки, удалось вгрызться в землю и устоять до подхода подкреп¬ления.
Через день Максимов добыл лошадей и лесами из немецкого тыла притащил свои пушки. А еще через день он был отозван с передовой и допрошен военным следователем...

Прошло много, слишком много лет... И вот он сидит, расска¬зывает мне свою историю: седой, спокойный, еще крепкий че¬ловек с тихим голосом и хорошим простым лицом.
Дав мне ознакомиться с рекомендательной запиской от зна¬комого прокурора, он интересуется, приходилось ли мне зани¬маться делами, связанными с военной службой.
В отдельных случаях,— отвечаю я.
У меня как раз отдельный,— говорит Максимов без улыбки.
Некоторое время он рассматривает свои руки, лежащие на потертом портфеле, затем продолжает:
Осенью сорок первого года я был приговорен трибуналол
к высшей мере. За трусость и невыполнение приказа. Да,— он бросает на меня взгляд.— Но, как видите, жив. Заменили и по¬
зволили воевать. Можете ли вы помочь мне обжаловать приговор?
А дело сохранилось?
Нет. Но удалось разыскать копии приговора и определения о замене.
Он достает бумаги из портфеля.
Короткий приговор на одном листе, вернее, на одной страни¬це, так как весь он уместился с одной стороны листа. В нем го¬ворится, что младший лейтенант Максимов, получив 25 октября 1941 г. в 7.00 приказание выдвинуться с двумя противотанковы¬ми орудиями к хутору Н. и отражать атаки противника, занял указанную ему позицию. Однако в 15.00, ошибочно считая себя обойденным противником по флангам, приказал взводу вынуть замки, снять прицелы, после чего отступил в тыл наших войск в с. Каменку. Орудия бросил на огневой позиции. Признавая Максимова виновным в невыполнении по трусости боевого при¬каза, трибунал лишил его офицерского звания и приговорил к расстрелу. «Приговор окончательный и обжалованию не подле¬жит». Ссылок на свидетелей и вообще на доказательства в тек¬сте нет.
— А как было на самом деле? — спрашиваю я.
Он рассказывает.
...В землянку трибунала Максимов пришел сам. Был уже почти вечер, несло мелким снежком. Вышел оттуда минут через двадцать на негнущихся ногах — и вокруг уже не было ничего: ни времени дня, ни хмурого неба, ни таявших на лице снежи¬нок, ни темных, шевелящихся на ветру елей, ни самого ветра.

Вокруг—■ сверху, снизу и внутри — была только смерть, одна только позорная смерть, предстоявшая ему.
Он упал. Его подняли и отвели в другую землянку, где не бы¬ло никого. У входа стал часовой. Там он в каком-то оцепенении, без мыслей, не чувствуя холода, просидел ночь и половину сле¬дующего дня. Ему принесли еду. Он поел. Потом пришел какой-то офицер и велел ему уходить в часть. Он не понял и продол¬жал сидеть, тупо глядя на склонившегося ко входу офицера.
— Вылезай, Максимов,— повторил тот.— Командующий не
утвердил приговора...
Второй листок — с определением трибунала Западного фронта. Учитывая, что Военным советом фронта назначенное Максимову наказание не утверждено,— заменить осужденному расстрел лишением свободы, отсрочив исполнение до окончания военных действий, с направлением осужденного на передовые
позиции.
Так,— сказали.— Что было дальше?
Дальше? Дальше был штрафной батальон. Через два месяца сняли судимость, вернули звание. Потом воевал. Нормаль¬
но. Вот характеристика при демобилизации.
Я взял у него пожелтевший листок с бледным текстом: «...капитану Максимову... с должности начальника штаба по¬лка... отличался исключительной личной храбростью... три лег¬ких и два тяжелых... орденами Красного Знамени, Александра Невского, Красной Звезды...»
Ясно. Дальше, после войны?..
Нормально,— сказал Максимов.— Вернулся на свой завод, работал. Тоже есть характеристика.
«...Слесарем-лекальщиком высшей квалификации... бригади¬ром... авторитетом и уважением... зарекомендовал... награжден... неоднократно избирался...»
Все нормально,— сказал я.Максимов посмотрел на меня: Приговор не нормальный.
Я вздохнул: Обжаловать приговор через столько лет? Жизнь прошла!
Он у меня и через столько лет болит. Ранения так не болят, сердце так не болит, как он.
Зачем вам это? — спросил я.— Ведь травой поросло...
Я тоже думал, что поросло. Вернулся, все вроде в порядке. Сегодняшние заботы были. Женился, пошли дети. Семья, быт, работа. Война, конечно, из памяти не шла, но больше ребят
наших вспоминал, эпизоды всякие — всего ведь хватало. Так много лет утекло, и как-то отмечали нас, бывших фронтовиков. Потом ночью проснулся я, стал вспоминать жизнь свою в целом, войну, и — споткнулся об этот приговор: за что клеймо постави¬ли? Ведь не трусость, не подлость моя тогда была — все ведь иначе было! Плюнуть бы да забыть. Ан нет, заело... Как заноза в душе.
— А чем будем опровергать? — спросил я. —• Мне тут удалось собрать кое-что.
Я углубился в чтение его документов. Это «кое-что» оказа¬лось могучим материалом, начисто опровергавшим приговор. Письменные свидетельства участников боя, от командира полка до сержантов и солдат, рисовали картину, резко отличную от описанной в приговоре. Каждое заканчивалось заявлением о го¬товности подтвердить все это при личном опросе, под каждым стояла подпись и печать, заверявшая ее подлинность.
Генерал-майор Седов, бывший в том бою просто майором, командиром полка, писал: «Днем 25 октября противник больши¬ми силами сбил нас обходом по флангам. Командиры батальо¬нов, батарей, рот были ранены или убиты. Полк потерял до 70% личного состава. Взвод 45-мм орудий, которым командовал мл. лейтенант Максимов, оказался в полуокружении, оторван¬ным от боевых порядков. В этих условиях командир взвода, не имея ни тяги, ни связи, при реальной угрозе пленения, принял единственно правильное решение... Никакой вины и трусости с его стороны не было. В ночь на 26 октября я был ранен и эваку¬ирован. Это помешало мне воспрепятствовать отдаче Максимо¬ва под суд».
Бывший начальник артиллерии капитан Петрухин... Бывший командир орудия сержант Казаков-Бывший наводчик сержант Бобров... Бывший... Бывший...
Двенадцать человек, чудом уцелевших на войне и чудом разысканных Максимовым через столько лет, свидетельствова¬ли его невиновность.
Последним шел лист, на котором бывший военюрист 3-гс ранга черным по белому написал, что приговор Максимову бьи вынесен под его председательством в основном «из профилак¬тических соображений». И подписался. И заверил подпись военкомате.
Видно, командующий фронтом был проницателен и челове¬чен, если в той тягчайшей обстановке нашел время разобрать
с этим мелким в масштабах фронта случаем, отказал в утверж¬дении приговора.
Меня о чем-то спрашивали коллеги, звонили телефоны — я ничего не слышал. Ветер лютой осени сорок первого долетел до меня из далекой юности, с запахом гари, воем снарядов и кри¬ками сверстников моих, полегших на полях Подмосковья, но ос¬тановивших врага...
Как же он разыскал их, этот несгибаемый Максимов, остав¬шихся в живых участников того боя, разбросанных жизнью и го¬дами по стране? Где разыскал их? Вот адреса на заявлениях — Чита, Иркутск, Уфа, Рига, Краснодар, Кутаиси, Полтава, Моск¬ва, Москва...
Сколько же лет искал их? Взглянем на даты у подписей... Итого... восемь лет. Восемь лет Максимов ездил по стране, во¬семь лет отдавал свой отпуск этим розыскам и поездкам.
Я внимательно посмотрел на него. Нет, очищать биографию для карьеры ему не требовалось — не тот возраст. Да он и сде¬лал свою рабочую карьеру. Правдоискательство? Думаю, нет. Чувство чести, гражданская гордость, которыми он обладал в полной мере,— вот что было у него ущемлено. Об этом пятне, наверное, и знать никто не знал из окружавших его людей, но ему оно не давало покоя. И жизни не хватило, чтобы эта неви¬димая рана затянулась, чтобы забыть и смириться.
— Ладно,— сказал я,— попробуем. Материал необычный и интересный, может привлечь внимание. Хотя надежда на успех невелика. Оставьте мне.
Я засел за воинские уставы тех лет, за комментарии к ним. Собранные Максимовым свидетельства участников боя доказы¬вали, что он невиновен по существу, с точки зрения здравого смысла. Но этого было мало. Для обжалования приговора необ¬ходимо было убедиться, что он невиновен также и по букве за¬кона. Статья, по которой был осужден Максимов, предусматри¬вала кару за «самовольное отступление начальника от данных для боя распоряжений вопреки военным правилам». Оговорка — «вопреки военным правилам» — позволяла предполагать, что в изменившейся обстановке, в известных условиях отступление командира от требований приказа, проявление личной инициа¬тивы считались допустимыми. Нужно было проверить это пред¬положение, разобраться с «военными правилами».
Возникла мысль познакомиться с боевыми сводками тех грозовых лет. Такие сводки публиковали некоторые наши газе¬ты и в различные годовщины войны. Поднял в библиотеке под-шивки, и в «Вечерней Москве» за 25 октября 1966 года под руб¬рикой «Шел 1941-й. День за днем...» читаю сводку Совинформ-бюро: «В течение 25 октября... на Малоярославецком направле¬нии немецко-фашистские войска, потеснив части 43-й армии, захватили Каменку». Ту самую Каменку, куда, по утверждению трибунала, вечером 25 октября трусливо сбежал Максимов в тыл наших войск!..
Собрав все воедино, я понял, что разработка для обжалова¬ния приговора получается убедительная.
Когда настало время согласовать с Максимовым текст жало¬бы, я послал ему открытку. Он не откликнулся. Не ответил он и на второе письмо. «Не может быть,— подумал я,— чтобы, затра¬тив столько сил, проявив такую настойчивость, он просто мах¬нул на все рукой и бросил материалы у меня...» Пришлось узнавать телефон завода.
— Нет больше нашего Максимова,— сказали мне там,— третий инфаркт.
И тогда я составил и отправил жалобу на имя Главного во¬енного прокурора, умолчав о смерти Максимова. Не часто удов¬летворяются адвокатские жалобы, но эта — была удовлетворена. Мир душе твоей, Максимов!..
Но разве в этом дело? Я ведь пишу здесь не о правосудии.
Вдруг некто с очарованным лицом
Мелькнет, спеша на дальнее мерцанье,
И вовсе нам не кажется слепцом
— Самим себе мы кажемся слепцами...
Эти прекрасные стихи написаны Евтушенко по другому по¬воду, но они уместны и здесь.




Под шумящие колеса песня девки горяча
От А.Погорилый
К Artem Drabkin (29.03.2007 00:14:51)
Дата 29.03.2007 20:24:17

Re: Почувствуйте разницу

>Врдли кто-то читал этот рассказ адвоката С.Л. Арии:

Ария сам "ушиблен" несправедливым по его мнению приговором.
Так что брать на веру им написанное я не вижу ни малейших оснований.

Вспоминается история про Фридриха Великого, инструктировавшего тюрьму. Где все заключенные, кроме одного, утверждали что сидят ни за что, лишь один признал, что за дело. Король приказал его выпустить "чтобы это преступник не разлагал честных людей".

Ну и вспоминается масса сказочников, воевавших, а через десятилетия после войны отчаянно фантазирующих и верящих в свои фантазии.
От Artem Drabkin
К А.Погорилый (29.03.2007 20:24:17)
Дата 29.03.2007 22:28:04

Re: Почувствуйте разницу

Добрый день,

>Ария сам "ушиблен" несправедливым по его мнению приговором.
>Так что брать на веру им написанное я не вижу ни малейших оснований.

"на веру" брать ничего не надо. Просто это один из возможных вариантов отношения к проблеме, который лично мне более симпатичен. Что же касается СЛ, то я его лично знаю не первое десятилетие :) и "ушибленность" его за это время ни разу не проявлялась.

>Ну и вспоминается масса сказочников, воевавших, а через десятилетия после войны отчаянно фантазирующих и верящих в свои фантазии.

Вот Вы лично скольких встречали? Я может 2-3 да и то те кто скорее мешали правду с вымыслом, а не "отчаяно фантазировали". Почему так сами догадаетесь или подсказать? :)


Под шумящие колеса песня девки горяча
От Никита
К Artem Drabkin (29.03.2007 00:14:51)
Дата 29.03.2007 01:18:45

Нет тут никакой разницы по сути.

А есть разница в субьективном отношении к сабжу.
От Artem Drabkin
К Никита (29.03.2007 01:18:45)
Дата 29.03.2007 02:34:34

Не это ли разделяет людей на

Добрый день,

Тех, кто тебе приятен и не приятен (избежим деления на плохих и хороших)


Под шумящие колеса песня девки горяча
От И.Пыхалов
К Artem Drabkin (29.03.2007 00:14:51)
Дата 29.03.2007 00:33:58

Какой может быть штрафбат зимой 1941/1942 ?

>Дальше? Дальше был штрафной батальон. Через два месяца сняли судимость, вернули звание. Потом воевал. Нормаль¬
>но. Вот характеристика при демобилизации.

Сабж
От Дмитрий Козырев
К И.Пыхалов (29.03.2007 00:33:58)
Дата 29.03.2007 09:27:07

Вроде бы никакой. Но по суточным сводкам ОКВ проходят некие "штрафники"

сами сводки опубликованы в Русский Архив "Битва за Москву" и поскольку являются оперативными документами пропаганды и завываний лишены. Напртив, в стравнении с нашими документами довольно точны (в части сведений о действиях наших войск).
Так вот, сабж, в одной из сводок встречается такая-то дивизия "укомплектована штрафниками и призывниками старших возрастов"
От Artem Drabkin
К И.Пыхалов (29.03.2007 00:33:58)
Дата 29.03.2007 00:36:29

поставте кавычки и все встанет на свои места

Добрый день,

заметте,что в приговоре не сказано "с заменой штрафным батальоном"


Под шумящие колеса песня девки горяча
От И.Пыхалов
К Artem Drabkin (29.03.2007 00:36:29)
Дата 29.03.2007 01:00:40

Одним словом, штрафбат присочинили для красного словца

либо Ария, либо сам Максимов.

>заметте,что в приговоре не сказано "с заменой штрафным батальоном"

Разумеется. И не могло быть сказано, ввиду отсутствия в то время штрафных частей.