От Константин Федченко Ответить на сообщение
К All Ответить по почте
Дата 18.12.2003 12:09:39 Найти в дереве
Рубрики Танки; 1941; Версия для печати

воспоминания о июне 1941 года (от Александра Дударенка)

http://www.soldat.ru/forum/forum.html?page=1&id=2504

Бородин Борис Афанасьевич, 13 тп 7 тд 6 мк.
«Особых каких-то мер по повышению боеготовности не принималось. Танки в парке стояли без снарядов и снаряженных дисков к пулеметам: горючим заправили за день до войны. Но не полностью. Царило полное благодушие. В субботу вечером 21 июня начальство, как обычно, выехало на квартиры в Белосток. В расположении военного городка остались только дежурные офицеры.
Примерно в начале четвертого часа 22 июня по местечку начали бегать посыльные. К учебным тревогам мы привыкли, так как они часто проводились то в нашем полку, то в соседних 14 танковом и 7 мотострелковом, то в других частях гарнизона. С лейтенантом Валентином Пановым (незадолго до войны он перешел на должность адъютанта начальника штаба дивизии) я жил на одной квартире. На всякий случай мы оделись в походную форму и вышли на крыльцо посмотреть, не бегут ли посыльные к нам. В городке горны затрубили тревогу, а с запада послышался нарастающий гул самолетов. Подумали: началось учение с применением авиации - о нем шли разговоры в последние дни. Вскоре разглядели, что самолеты немецкие. Не счесть, сколько их. Панов побежал в штаб дивизии, я напрямую – в парк боевых машин. Увидел, как из городка вытягивается бегущая колонна.
Вскоре немецкие самолеты начали бомбить Белосток. Потом на высоте метров четыреста со стороны Белостока на нас налетел немецкий двухмоторный бомбардировщик. Его левый мотор был видимо поврежден - винт не вращался. Бомбардировщик обстрелял колонну бегущую к парку. Экипажи стали собираться у боевых машин. Никто толком не понимал, что происходит. И тут начали бомбить парк 14 полка. Первые бомбы разорвались и над нашим полком. Несколько человек убило, в том числе механика-водителя из моего взвода Гордуладзе. Ранило старшину Петренко. Сильнее всего пострадал огнеметный батальон нашего полка. Не обошлось без паники. У самого сердце рвалось наружу. Но люди пришли в себя. Каждый занялся тем, что полагалось по боевой тревоге. Собрались мы у склада боеприпасов, а часовой не пускает. Какой-то капитан потребовал у него вызвать начальника караула. Но пока его ждали, разорвалсь бомба, и часовой погиб. Открыли склад – там оказались только цинки с патронами. Набрали кто сколько мог. Экипажи расселись возле своих машин, стали набивать патронами магазины к пулеметам. Прибыло начальство.
Поступил приказ совершить марш на сборный пункт, который находился в лесу недалеко от реки Нарев. Там обещали выдать все, что положено для боя. Вскоре колонна нашего 13 тп начала вытягиваться по дороге на сборный пункт, назначенный в лесу недалеко от реки Нарев. Посмотрел вперед, назад – конца краю не видать. Силища! В полку около 200 танков. Из них 32 «КВ» и 110 «Т-34», с полсотни огнеметных «Т-26», в разведроте 16 бронемашин. По пути снова попали под авианалет. Передали по колонне: ранен командир полка майор Тяпкин, в командование вступил начальник штаба капитан Свидерский, а его заместитель стал начальником штаба. На сборном пункте нам объявили, что германия напала на Советский Союз. Мы получили ящики со снарядами прямо с подъехавших машин. По тридцать-сорок снарядов на танк, только осколочно-фугасного действия. На вопрос, чем стрелять по танкам, ответили: "Без взрывателей с холостыми деревянными пробками. Как болванками. Потом получите и бронебойные". Да, вскоре выдали и часть бронебойных снарядов, но с категорическим приказом - беречь, зря не расходовать. Части корпуса заняли оборону по Нареву. А ночью поступил приказ совершить марш-бросок под Гродно. Там вместе с другими частями наш корпус должен был нанести удар по врагу, который, как говорилось в приказе, вклинился на нашу территорию, и отбросить его назад. Во время марша на Гродно наша колонна несколько раз попадала под удары фашистской авиации. Мы же оказались без прикрытия с воздуха. Зенитчики нашего корпуса находились на полигоне за Минском. А, что произошло с нашей авиацией теперь известно: фашистские летчики захватили врасплох приграничные аэродромы и на земле разбили, сожгли почти все самолеты. Только раз увидели, как наш истребитель И-16 вступил в бой с группой фашистских самолетов. Летчик вызвал у нас восторг тем, как смело и решительно дрался с врагом. Немцы сбили «ястреба». Наши ребята видели погибшего летчика. Это был капитан с орденом Красного Знамени. Вражеские самолеты буквально висели над нашими войсками. Отбомбится одна группа, на смену прилетает другая. И так с утра до вечера. Фашистские летчики гонялись за отдельными танками, машинами, повозками и даже отдельными людьми. Самолеты иногда снижались так, что были видны ухмыляющиеся лица летчиков и грозящие кулаки. До сих пор не могу забыть девочку лет семи-восьми. Она, раненая, вся в крови, сидела на телеге. Пришлось остановиться, дать ей индивидуальный пакет и воды. Девочка все время повторяла: «Ой, больно!.. Пить!..» При появлении самолетов мы как можно быстрее съезжали с дороги, искали укрытия. Иногда пулеметным огнем заставляли подниматься немецких летчиков выше. Вначале немцы бомбили танковые колонны легкими бомбами, но, увидев, что те рвутся на броне и не повреждают танки, начали бросать 50- и 100-килограммовые бомбы. Вот тогда мы стали нести существенные потери. Видел, как бомба взорвалась перед двигавшимся впереди танком. Я остановился, чтобы оказать помощь, заглянул в люк – экипаж погиб. Люки на башне были закрыты, а у механика-водителя открыт, поэтому танкистов раздавило взрывной волной. И вот наша колонна рассыпалась в очередной раз, прикрылась молодым лесом, тянувшимся вдоль дороги. Впереди над перекрестком дорог кружились немецкие самолеты, непрерывно бомбя и обстреливая наши войска. Вскоре к нашему танку подбежал майор-артиллерист. Он представился адъютантом замнаркома обороны маршала Советского Союза Кулика (возможно это был М.М.Каюков, расстрелянный позже по приговору военного трибунала). Майор приказал мне забрать маршала из танка, потерявшего ход и вывезти из-под бомбежки. На предельной скорости помчались к указанному месту. Маршал (он был в танковом комбинезоне) перебрался из поврежденного «БТ-7» в наш танк и мы рванули из опасного места. С трудом отвязались от вражеских пикировщиков, но удалились от своих частей. Нам удалось без потерь выбраться из-под бомбежки и обстрела. Маршал потребовал карту, но имевшаяся у меня была от Белостока до Берлина и не охватывала местность, где мы оказались. Я попытался оправдаться: выдали только такую. Маршал лишь странно хмыкнул.
Когда я стучал в люк «Бэтэшки», чтобы забрать маршала, то почувствовал короткую острую боль в голени. Сапог затекал кровью. Выбрав подходящее место я спросил разрешения остановиться: дескать, надо осмотреть машину. Небольшой осколок, видимо на излете, неглубоко впился в мякоть, и я с помощью механика-водителя извлек его. Маршал, высунувшись из люка, застал механика-водителя, когда тот возился с санаптечкой. Грузный и медлительный, он быстрее обычного вылез из танка. Взглянул на рану, и его угрюмое, тяжелое лицо на мгновение подобрело. Уверенно (сам был пять раз ранен и дважды контужен на войне) Кулик определили:
- Ничего страшного, лейтенант. Считай, отделался царапиной. – И посоветовал растерявшемуся механику-водителю: - Вату пропитай йодом, переложи бинтом. Сильно не пережимай.
Опрашивая местных жителей, поехали искать какой-нибудь штаб. И вскоре в первый раз увидел живых немцев. У какого-то хутора наскочили на засаду. Неожиданно обнаружил две пушки с расчетами на местах. Возле построек стояли две крытые машины и несколько солдат. Захватил в точку наводки первое орудие. Заряжающий, едва услышав команду, дослал снаряд. Решение принял сам - некогда было обращаться к маршалу. Он же потом похвалили: «Хорошо долбанули немчуру». Да, повезло. Ведя огонь из пушки и пулемета, мы подбили одно орудие, от второго разбежалась прислуга, то орудие раздавили гусеницами. Проскочили хутор и, ориентируясь по отдаленному гулу боя, продолжили поиск. У какого-то поселка нас неожиданно обстреляли из орудия. Один снаряд угодил в башню, и с радостью я осознал, что он не взял нашу броню. Мы открыли ответный огонь, но маршал приказал повернуть назад. Когда вышли из-под обстрела, маршал озабоченно заметил, что немцы, вероятно, высадили десант для наведения паники.
Перед маршем под Гродно нам выдали по три сушеные воблы, несколько сухарей и по 12 кусочков сахара. Выбрав подходящий момент, я предложил Кулику перекусить, но тот отказался: мол, болит зуб. Мы тоже не притронулись к еде. Тогда Григорий Иванович попросил «дробок» сахара. Потом, глотнув родниковой воды, которую принес в котелке механик-водитель. Кулик глухо обронил:
- С таким харчем не повоюешь…
Под сумерки, наконец, нашли штаб 10 армии. Встретил нас Генерал-майор артиллерии и повел замнаркома к группе, стоявших неподалеку командиров. Я на всякий случай пошел следом. Подойдя к командирам, маршал стал их отчитывать. Мне запомнились его слова: «Посылая меня сюда, товарищ Сталин думал, что наши войска, а они здесь собраны лучшие, громят врага на его территории. А Вы здесь устроили вторую Францию…» Маршал ушел с командирами. Куда? Не знаю. Селения рядом не просматривалось. А мне приказали вернуться к танку и ждать замнаркома.
Рано утром по указанному маршалом маршруту мы выехали в штаб корпуса, номер которого я запамятовал. Уже не блуждали, поскольку в штабе армии нам выдали карту. И пайком обеспечили. Двигались в направлении Гродно. Но в указанном месте штаба корпуса не оказалось. Прикинув, что он скорее всего, переместился в восточном направлении, двинулись туда. Маршал был сильно не в духе. Может начальство и не поладило меж собой. В одном месте (мы ехали с открытыми люками) увидели отступавшую стрелковую часть. Слышался гул орудий и разрывы снарядов. Некоторые бойцы бежали. Маршал приказал мне: «Остановить паникеров!» Не раздумывая как это сделать, я кинулся навстречу бежавшей группе. Увидел капитана, который пытался остановить бежавших, и закричал ему, чтобы слышали и другие: «Смотрите! Там Маршал Советского Союза! Приказ – занять оборону!». Капитан повторил мои слова. Бойцы побежали назад. Послышалось «Ура!» Маршал, когда доложил о выполнении его приказания, с улыбкой ответил: «Ничего, привыкнешь». Наверно, вид у меня был далеко не героический. В подходящем месте съехали с дороги в лес, чтобы позавтракать. Там механик-водитель доложил, что горючего осталось на час-полтора. В свою очередь я доложил об этом маршалу, но он был задумчив, расстроен и ничего не сказал в ответ. Я выслал механика-водителя и заряжающего на опушку и приказал доложить, когда увидят любую машину или танк. Примерно через полчаса появились две бронемашины. Я выбежал на дорогу, остановил их. В первой ехал полковник. Он оказался начальником связи корпуса, который мы разыскивали. Маршал велел полковнику записать мои фамилию, имя и отчество, а также номер полка. Молча пожав мне руку, маршал втиснулся в бронемашину и уехал с полковником. Нам тоже повезло: вскоре подъехали два бензовоза из нашей дивизии. Мы заправились под завязку и с бензовозами прибыли в расположение своей дивизии и своего полка. А там произошло немало неприятностей. Капитан Свидерский при разведке моста через речку попал в засаду и был тяжело ранен в грудь автоматной очередью. В тот же день погиб и командир 14 полка полковник Александров. В командование нашим полком вступил командир 1 батальона майор Лапутин, но его вскоре контузило. Тогда командование полком принял командир нашего 2 батальона капитан Стаднюк. Я доложил ему о прибытии. Узнал, что наш корпус понес большие потери под Сокулкой, Крынками и Кузницей. Полк потерял около 20 танков Т-34, в основном из-за того, что они израсходовали снаряды и у некоторых закончилось горючее. Примерно столько же «тридцатьчетверок» потерял и 14 полк. А «бэтэшки» с их бензиновыми двигателями и легкой броней в бою продержались недолго. Их стали терять сразу - часть вообще не вышла из парков по тревоге, другие машины просто не выдержали марша. Самым памятным днем войны для меня был день 24 июня 1941 года. В этот день мой экипаж подбил и сжег 7 фашистских танков. Памятен этот день еще и тем, что мы (экипаж) на своей «тридцатьчетверке» вступили в бой тогда, когда танковое сражение уже шло. Нам пришлось вести бой самостоятельно в отрыве от своего батальона, не зная обстановки, поставленной задачи, установленных сигналов радиосвязи. Все это произошло потому, что вместе с танком младшего лейтенанта Носкова были назначены в разведдозор. Ведя разведку, мы подъехали к переезду на железной дороге Белосток – Гродно. Носков, оставив меня у железнодорожной будки, направился к видневшемуся за переездом лесу, за которым слышался гул боя. Мы ожидали его около получаса, но ни его самого, ни сигналов от него не было. И вдруг один за другим получаем в бок два попадания снарядов. Быстро развернув вправо башню, увидел среди небольших деревьев два фашистских танка, из которых один разворачивался. Поймал в прицел, сделал выстрел, потом второй, - танк загорелся. Подвожу прицел под второй и с третьего снаряда поджигаю его. И все это произошло в течение минуты.
Мы трогаемся с места мимо горящей будки к дальнему лесу. Там от наших тыловых подразделений узнали, что за лесом идет танковый бой. Мы направились туда. Выехав из леса, смотрю и не могу понять, что здесь творится. Вся местность, насколько она просматривалась, была в шлейфах клубящейся пыли, которые тянулись вслед за двигающимися танками. Сквозь серый пылевой туман вверх поднимались султаны черного дыма. На этом фоне сверкали вспышки выстрелов, разрывы снарядов. Все это ошеломило и меня и экипаж. А механик-водитель остановил без моей команды танк. Я приказал ему ехать вперед и пристраиваться к нашим танкам. Сам всматриваюсь в поле боя, хочу хоть немного разобраться в происходящем. В это время механик-водитель крикнул, что впереди и немного правее, метрах в 400 фашистский танк. Нашел, поймал в прицел, а он то вправо, то влево, без конца меняет направление, не дает удержать точку наведения. Наконец даю несколько безрезультатных выстрелов на ходу. А он, послав в нас 2-3 и тоже безрезультатно, скрылся в очередном шлейфе пыли, потянув такой же за собой. Заряжающий работает здорово. После каждого выстрела, не дожидаясь команды, быстро досылает очередной снаряд в пушку и кричит: «Готово!» Из-за него задержек нет. А вот почему фашист не принял боя, скрылся? Они «тридцатьчетверок» стали побаиваться.
И вот, наконец, увидели три наших танка, быстро к ним пристроились и тут же получили удар снарядом. Поворачиваю башню, ищу противника, а снаряд опять бьет в башню. Чувствую, как куски окалины брони впиваются в переносицу, в подбородок, в ушах звенит, а из подбородка и переносицы льется кровь. От своих танков вновь оторвались, потеряли их. Виноват механик-водитель, но ругать некогда. Заметил горящий танк, делаем к нему рывок и останавливаемся под его прикрытием. И тут механик водитель кричит: «Левее дерева, прямо танк, 500!» И вот он уже хорошо виден в прицеле, в разрыве пылевой завесы. Посылаю в него один, потом второй снаряд, и над танком поднимается дым и пламя. Осматриваюсь. Насколько хватает обзора впереди, справа и слева идет сумасшедшая круговерть боя. Танки, ведя огонь, то сходятся, то расходятся, то перестраиваются в колонну и «все вдруг» разворачиваются и идут уже боевым порядком, то проскакивают друг мимо друга, делают короткие остановки, вновь уходят вправо или влево, поднимая за собой черные шлейфы пыли. У меня созрело решение, что в сложившейся обстановке вести бой нужно из укрытий-засад. Стрельба с места всегда точнее, чем стрельба с ходу. И тут появились 4 наших танка. Развернулись вправо, пошли, подняв за собой пыль, и снова разворот. Ведя огонь с ходу, они помчались вперед. Но один танк замер с опущенной к земле пушкой. Делаем к нему рывок, останавливаемся рядом, стучим в закрытый люк. В ответ молчание. Экипаж погиб.
В разрыв дымки, ведя огонь, вползает немецкий танк. Только поймал в прицел, как его закрывают идущие один за другим 6 наших танков. Хотел пристроиться к ним, но мы оказались под огнем, выскочивших из пыли четырех немецких танков. Быстро укрываюсь за наш подбитый танк, ловлю в прицел головной танк противника, посылаю несколько снарядов, и он замирает. Оставшиеся три танка вдруг разворачиваются вправо и туда же ведут огонь. Один из них загорелся, а два других, повернув влево, помчались отстреливаясь. За ними, непрерывно стреляя, устремились 5 наших «тридцатьчетверок». Выручили нас. Если бы не они, все могло бы кончиться плохо. И вновь удар снаряда в башню. В ушах звон, а прицел туманится. Что это? Отрываюсь от него и чувствуют как со лба стекает пот. В танке жарища, пороховые газы. Гимнастерка снята, комбинезон спущен с плеч до пояса, нижняя рубашка уже непонятного цвета, мокрая, хоть выжимай. Вдруг посветлело и потянуло ветерком. Это заряжающий откинул люк, чтобы выбросить стреляные гильзы снарядов, которые до отказа забили гильзоулавливатель. Наверно по вылетающим из башни гильзам нас засекли, и в танк влепили три снаряда. Вижу прямо на нас наведенную пушку немецкого танка, ловлю в прицел основание башни, и в это время пушка противника полыхнула огнем. Опять звенит в ушах от скользнувшего вдоль башни снаряда. Нажимаю на спуск и я. Выстрел! На месте башни вражеского танка клуб пламени и дыма. Охватывает радость выигранного поединка. Выискиваю новую цель, но тут получаем в лоб два попадания. Прямо на нас, ведя огонь, идут два немецких танка. Затаив дыхание, навожу прицел и несколькими снарядами подбиваю один из них. Второй, развернувшись, уходит назад и скрывается. Пустил ему вдогонку несколько снарядов. Нужно менять позицию. Двигаемся к двум подбитым танкам.
Механик-водитель у меня хороший, хоть и молодой, только перед войной закончил учебную роту. Он пришел в наш экипаж утром 22 июня на место погибшего при бомбежке старшего сержанта Гордуладзе. Был он небольшого роста, немного щупловатый и не внушал доверия. Но каким надежным оказался! Почти весь бой вел с открытым люком. Он сильно рисковал, но зато прекрасно помогал мне ориентироваться.
Укрывшись за подбитыми танками, ищу цель. И вот из-за кустов выползает тяжелый немецкий танк Т-IV. Это серьезно, у него 75 мм пушка. Опять, затаив дыхание, навожу прицел. Фашист нас не замечает. Нажимаю на спуск. Выстрел! Гусеница расстилается по земле, а сам танк разворачивается и замирает. Всаживаю в него несколько снарядов. Стрелок-радист пулеметным огнем укладывает на землю выскочивших танкистов. Порядок. Танк подбит. Танкисты уничтожены. И тут вновь получаем удар снарядом. Ищу противника и вижу как , развернув на нас башню, ведет огонь уходящий немецкий танк. Посылаю ему вдогонку несколько снарядов и вижу, что прямо на нас несется Т-34. Механик-водитель едва успел уйти от столкновения. Т-34 остановился. Из башенного люка выпал танкист.
В это время немцы начали выходить из боя, посылая в небо сигнальные ракеты. Наши танки по одиночке и группами направились на сборный пункт. Добрались до него, как говорится, на «честном слове». Трак гусеницы был наполовину вырван и держался на одной треснутой проушине.
…Спасибо за танк Т-34. Скольким он спас жизнь! Это не Т-26, БТ-5, БТ-7, броня которых пробивалась крупнокалиберным пулеметом. Окруженные внутри с трех сторон бензобаками, они горели как спичечные коробки. Хотя Т-34 тоже пробивался и горел, но только от снарядов калибром более 50 мм. У немецких танков, как и противотанковой артиллерии на вооружении были 37 мм пушки. Исключение составляли тяжелые танки Т-IV с 75 мм пушкой, но их было не много.
…Этот бой я описал подробно потому, что он до сих пор стоит перед глазами, и мне хотелось, чтобы Вы почувствовали его динамику и жестокость».


С уважением