От Сергей С Ответить на сообщение
К Рыжий Лис. Ответить по почте
Дата 27.01.2001 19:32:26 Найти в дереве
Рубрики WWII; Спецслужбы; Версия для печати

Марк Бронштейн: "Я служил в СМЕРШе"

Марк Бронштейн: «Я служил в СМЕРШе»

Удивительна и интересна судьба новгородца, ветерана войны и труда Марка
Александровича Бронштейна. За его плечами возрождение разрушенного Новгорода
и освоение нефтеносной Сибири, подъем Нечерноземья и долгие годы армейской
службы. Но самое памятное в жизни Алексея Владимировича — служба в советской
военной контрразведке «СМЕРШ»...

СПРАВКА: «СМЕРШ» (Смерть шпионам) — особое подразделение советской военной
разведки, организованное в начале войны при штабах армейских подразделений
РККА по указанию Ставки Верховного Главнокомандования. В обязанности СМЕРШа
входили ликвидация диверсионных формирований противника, обезвреживание
шпионской агентуры и нейтрализация прочих действий, направленных на подрыв
обороноспособности страны.

... Его комната напоминает скорее закуток чудака-естествоиспытателя, чем
пенсионера, отдавшего четверть жизни освоению нефтеносной Сибири. На стенах,
под стеклами развешаны гербарии с диковинными засушенными цветами. На
книжных полках и подоконнике в беспорядке лежат книги. Чучело полярной совы
раскинуло метровые крылья над клеткой с нахохлившимся лимонным комочком...

- Как кенар-то с кошкой уживается, Марк Александрович?

- Нормально, — усмехается Бронштейн и жуткий шрам на его правой щеке
неожиданно складывается в продолжение обаятельной улыбки, — Поначалу
инстинкт Дитриху покоя не давал, все норовил лапой птаху зацепить. А как
сову приспособил, так и присмирел кот. Боится пугала.

Не пять, а целых семь лет шагал Марк Бронштейн тропами войны. В 40-м, их,
полторы сотни зеленых лейтенантов, сразу же после окончания Ленинградского
военно-политического училища спешно погрузили на эшелон и отправили на
близкий север — «добивать Маннергейма в его логове». Финским милитаристам
повезло: не доехав каких-нибудь двадцать километров до границы, эшелон
повернули назад — пришло известие о завершении боевых действий. После 22
июня — участие в обороне Москвы, тяжелейшие бои под Волоколамском.

- Как же вы в СМЕРШ попали, Марк Александрович?

- По воле случая, как говорится. Было это, помнится, в октябре. Как-то, во
время затишья на нашем участке фронта отпросились мы с товарищем в
увольнительную. Ну, увольнительная — громко сказано... так, пару-тройку
часов в златоглавой развеяться. Нужно сказать, что до введения осадного
положения в столице еще чувствовались проблески довоенной жизни. Забегаловки
кое-где еще действовали, но в условиях строжайшей светомаскировки. Приехали
в Москву, заглянули в знакомую пивную у Никитских. Сидим, пивко потягиваем,
певичку слушаем, будто и нет войны. Симпатичная такая девушка, все под
Шульженку песни пела...

И вдруг, после очередных аплодисментов, к ней какой-то штафирка домогаться
стал. Деньги, понимаешь, ей в разрез платья сует... Девушка вспыхнула и
червонцы — ему в лицо!

Тот отшатнулся: «Ах, ты сука... Лениным швыряться?!».

И — пощечину с размаху влепил.

Тут уж я не выдержал. Нужно сказать, что я от роду крепкий парень был. До
войны немного боксом увлекался, призовые в районных нередко брал. В общем,
зацепил я его довольно неслабо — пару столов хамло сбил, пока приземлялся...
Да, к невезению моему, не один он в пивной отдыхал, тут же четверо из-за
стола вскочили. И дружок даже не смог выручить.

Очнулся я уже в совершенно другом месте, как впоследствии выяснилось, в
следственной камере знаменитой Бутырки. Следователь, как в кино, вежливый
попался, все через «пожалуйста» выспрашивал. А на третий час допроса в
кабинете тот самый «штатский» объявился. Но уже в форме капитана НКВД. Злой,
как собака и — синяк в полморды.

"Ну, что, — говорит, — жидовская морда? Плыть тебе теперь студеным морем в
царство снежной королевы".

Я молчу. Полистал капитан сопроводиловку, помолчал и говорит вдруг: "Ты же,
гад, моему товарищу челюсть сломал. А он — чемпион Москвы по боксу. Где
драться научился?"

"Самоучка, — вру, не моргнув, — с трех лет в местечке стенка на стенку
ходил. Люблю это дело".

Он губы жует и смотрит испытующе:"А стрелять умеешь?".

«Белку в глаз бью. Такие мы, пскопские...».

Походил он по камере, сапогами поскрипел и говорит: "Ладно, лейтенант,
посиди на губе суток десять, осознай свой проступок, а я о твоей судьбе
подумаю... О начальстве не беспокойся — дадим знать".

Через девять суток я уже не в волоколамских окопах грязь месил, а числился
на довольствии курсанта Моршанской школы особого назначения. Хоть и гад тот
капитан был, но слово свое сдержал.

- Как же так:с пятым пунктом-то? -
Заметьте, что тогда антисемитизм зрел лишь исподволь — до кампании "борьбы с
космополитами" оставалось лет семь. Да и, видимо, навыки мои бойцовские
глянулись — сделали исключение:

- Что же ОСОБОГО в той школе было?

- Все, начиная с анкеты. Два дня над ней сидел. 180 вопросов и все с
подковыркой. Интересовались всем, вплоть до того, что снится по ночам. Потом
уже, после войны, сообщили мне, мою мать в эвакуации примерно в то же самое
время трижды какие-то люди навещали. Документами моими интересовались,
вплоть до школьного аттестата, фотографии просматривали. Благо, мать не
испугали: пояснили вежливо, что сын выполняет задание особой госважности -
несет охрану кремлевских объектов. Подозреваю, что уже тогда в нашей
контрразведке детектор лжи использовали: помню, при опросах какие-то датчики
к вискам и горлу прикладывали. Зуммерило в ушах, аж до боли зубной.

- Чему обучали в школе?

- Отвечу просто, хоть и звучит по-книжному: науке убивать и не быть убитым.
Рукопашный бой, стрельба по движущейся, по-македонски... Помните, "В августе
41-го"?

- Конечно.

- Человек тридцать в школе обучалось. Но разбивали по тройкам, чтобы особо
не контактировали. Со мной в тройке был Володя Прокопчук из Рязани и Слава
Зотов — боксер из Киева, чемпион Украины. Первого я потерял из виду сразу же
после школы, а второй лет пять назад умер. Я об этом не знал и еще до
прошлого года посылал Славику поздравления...

- Словом, режим в школе суровый был?

- Мало сказать. В увольнительную отпускали раз в месяц, на три часа. В город
выходили по тройкам, в сопровождении старшины и, конечно же, в штатском.
Остальное время — занятиям: радиодело, немецкий, военная, физическая и ,
само собой, политическая подготовка. Три часа в день штудировали труды
классиков марксизма-ленинизма-сталинизма. Не поверите, за три месяца осилил
все труды «Рябого»...

- ...

- В жизни всегда есть место подвигам. Кстати, один из курсантов на этом
самом и погорел. За неимением мягкой бумаги использовал в нужнике страницу
из труда (не упомню уж какого) Иосифа Виссарионовича. И рядовым отправился
на передовую. Настучал кто-то.

- Кстати, как сегодня вы относитесь к творческому наследию Иосифа
Виссарионовича?

- Труды Сталина, как видите, содержу в сохранности. Туалетной бумаги пока
хватает. Иногда перечитываю, но, скорее, из соображений возрастного
порядка — хочется окунуться в прошлое: Это как подростки, тяготеющие к
видеоужастикам:

- Итак, три месяца в атмосфере абсолютной секретности?

- Нет, почему же? Когда осадное в Москве ввели — вывозили нас в столицу.
Улицы патрулировали, за порядком следили. А заодно и дедукцию на практике
постигали, отрабатывали профессиональное внимание. Скажем, выворачивает
из-за угла прохожий, как тут же следует приказ: определить возраст,
профессию или слабые стороны характера. При сближении тщательно наблюдаю за
человеком, затем сообщаю старшему патруля свою версию и требую у прохожего
документы. И знаете, предположения частенько совпадали. Особенно в отношении
слабых сторон психики объекта...

- Шпионов не доводилось «дедуктировать»?

- К сожалению, нет. Но с дезертирами и бандитами сталкиваться приходилось.

- И что же? Сразу к стенке?

- Про других не скажу, но перед нашим патрулем стояли иные задачи.
Разумеется, виновных в нарушении паспортного режима и комендантского часа
немедля отправляли в спецкомендатуру. Таков был приказ.

- В отношении вашей военной профессии применимо ли такое понятие, как
«боевое крещение»?

- Обижаете. На второй день после прибытия в часть, дислоцированную в районе
Сталинграда, поймал ртом пулю снайпера. Ранение — среднее, как видите, лишь
обезобразило щеку и выбило два зуба. Ходил в атаку, как все, за спинами
других не прятался.

- А как же навыки, полученные в школе контрразведки?

-
Об этом увлекательно написано в той же богомоловской книжке. А у меня в тот
период, в основном, робкая публика была — «языки» да дезертиры. Первых
допрашивал и отправлял в штаб, со вторыми проводил так называемые
«мотивационные» беседы и писал для них сопроводиловки.

- В РАСХОД, ЗНАЧИТ...

- В половине случаев — да, расстрел. Шансы дезертиров на лагеря были особо
минимальны и даже приближались к нулю, если оставленная ими часть находилась
в трудном положении: скажем, при наступлении или в жесткой обороне.

- Кто же расстреливал?

- Специальной команды не было. Расстреливали обычно бойцы. Приказ есть
приказ.

- Когда и где вы реально осознали, что победа будет за нами?

- Пожалуй, уже на немецкой территории, в Померании. До этого, признаюсь,
посещали разные мысли. Особенно, в самые тяжелые дни, скажем, под
Сталинградом. И даже, когда перешли границу Пруссии, все равно мнилось, что
война продлится еще лет пять. Германская армия была мощнейшей силой и все мы
ясно осознавали, что ждет народ в случае поражения. Презираю тех, кто задним
числом пытается спрогнозировать всеобщую мифическую сытость в случае победы
фашистов. Возможно, сытость и была бы. Но и реальностью стало бы и
стерилизованное рабство. Весь мир был бы стерилизован, если бы мы проиграли
эту проклятую войну... И, как ни странно это звучит, сегодня мы вынуждены
расплачиваться за свою победу. Платить честь, достоинством, самым святым,
что у нас есть. Недавно получил письмо от старого товарища. Как обычно,
жалуется на старые болячки, бессердечие детей. А в конце — приписка: мол,
престарелая сестра получила из Испании гуманитарную посылку, а в ней записка
на плохом русском — «Победителям от побежденных». И белье — нечистое,
рваное... Представляете? Ну, была бы посылка из Германии, а то ведь из
Испании. У них ведь Герника до сих пор в пепле. Горько и обидно.

- Где завершили свой боевой путь?

- А вам, наверно, хочется, чтобы обязательно в Берлине? Вынужден огорчить -
в той же Померании, близ городишка Нейштадт. Для нас война и с Потсдамом не
кончились — до конца августа выкуривали власовцев из здешних лесов.

- Недавно по телевидению демонстрировали уникальную хронику, которую до
последнего времени держали в секретных архивах. Оператор, очевидно, был
мужественным человеком: не каждый столь бесстрастно способен фиксировать
подробности казней вражеских солдат...

- Вы называете РОА вражеской армией? А я называю ее предательской. Заметим,
что в конце войны власовские части по психологическому настрою уже не были
теми измотанными и брошенными на произвол судьбы кусками окруженной 2-й
Ударной. Это были отборные силы, по выучке и ненависти к нам не уступающие
эсесовским карателям. Власовцы дрались отчаянно, ясно отдавая себе отчет,
что пощады им ждать неоткуда. И в этом они не ошибались. Помните иллюстрацию
«Аппиева дорога» из учебника древней истории? И вот, когда мы возвращались
на исходные, вдоль той, нейштадской дороги, на каждом втором телеграфном
столбе болтались власовцы. И так — километров 35-40...

- И вы...

- И я тоже. Немецких же солдат и жандармов брали в плен. За нарушение
приказа следовало строжайшее наказание. Вплоть до трибунала.

- Как после победы сложилась ваша судьба?

- Живу до сих пор, значит, неплохо сложилась. В октябре 45-го, после
месячного отдыха, бросили под Ужгород — добивать бандеровцев. Польские
солдаты, жолнеры, боялись их до жути — даже ротой в лес ни ногой. Постреляют
с опушки, перелесок автоматами посекут — и на полати, к Зосе. Мы шли следом,
делали грязную работу. По наводкам местных жителей находили так называемые
«схроны» — убежища националистов. При обнаружении — разговор короткий:
связку гранат в дырку. Трупы выставляли у райотделов милиции, исполкомов.
Забирать тела родственникам не препятствовали... Это была уже не война, а
нечто другое, чему нет определения в языке человеческом. Что-то вроде
Афганистана, Чечни..

... Прощаясь с собеседником, отважился я все-таки спросить:

- А что такое стрельба по-македонски, Марк Александрович?

Улыбка на лице Бронштейна вновь скрыла шрам.

- «Холодное лето 53-го» когда в последний раз смотрели? Так вот, там
Приемыхов С «ТТ» именно по-македонски работал. Следующий раз присмотрись
повнимательней к сцене в лесу...

Спасибо, присмотрюсь. А из фильма мне почему-то больше всего запомнился
последний в жизни Анатолия Папанова киномонолог. Помните? "Жизнь — такая
сложная штука, Лузга...".

Расспрашивал «смершовца» Сергей Овчаров

*******
http://www.sem40.ru/magendavid/geroisr_44.shtml