Добрый день
>Если я не ошибаюсь, то немцам сильно помог один из парашютистов, сдавшийся в плен выдавший несколько явок.
Карел Чурда.
>Одну из явок гестапо накрыло, после чего и раскололо одного молодого парня насчет церкви. Если что спутал, звиняйте, уж больно давно книгу читал.
Начали поиски с исследования вещдоков: брошенніх велосипедов, остатков бомбы, СТэНа, гильз, плаща и кепки. Установили, что плащ подвергался химической чистке в период между 1 октября 1941 года и 1 мая 1942 года, после чего полиция начала проверять всех владельцев сданных тогда в химчистки города плащей, взяв их адреса из журналов учета. Все, кто по каким-либо причинам не могли предъявить этот предмет одежды, немедленно арестовывались для дальнейшего выяснения их возможной причастности к покушению.
Репрессии ширились, власти протектората казнили людей десятками и сотнями, но террористов пока не обнаруживали, несмотря на объявленное вознаграждение за указание сведений о них в размере миллиона рейхсмарок, что приблизительно равнялось 400 тысячам долларов или 100 тысячам фунтов по курсу 1941 года. Директор фабрики № 210 Пала просматривал всю корреспонденцию своих рабочих и принес в полицию показавшееся ему подозрительным письмо, адресованное одной из его подчиненных Анне Марушаковой. Сомнение вызвали строки: “Дорогая Аничка, прости, что пишу тебе так поздно, но, вероятно, ты меня поймешь… Ведь ты знаешь, что у меня много работы и забот. То, что я хотел сделать, я сделал. В тот роковой день я спал где-то в Чабарне. Я здоров. До свидания. Эту неделю, да и потом мы уже не увидимся. Милан”. Как потом выяснилось, авто-ром этого незатейливого послания был некий Вацлав Ржига, желавший таким образом прекратить интимную связь с Марушаковой, но в полиции сочли дело серьезным и обратили внимание на упоминавшееся в тексте имя Горака из горняцкого поселка Лидице. Предположение о возможной связи его с покушавшимися являлось более чем сомнитель-ным, но в обстановке небывалого размаха карательных действий судьба деревни была решена. Лидице окружили и сровняли с землей. Судьбу Лидице разделило еще одно небольшое село Лежаки.
14 июня, в самый разгар террора в жандармское отделение в Бенешове поступило написанное явно измененным почерком анонимное письмо, гласившее: “Прекратите поиски виновников покушения на Гейдриха, прекратите аресты и казни. Настоящие преступники – это Габчик из Словакии и Ян Кубиш, брат которого содержит трактир на Мораве”. Дежурный по отделению посчитал анонимку заурядной попыткой сведения счетов руками властей, однако все же доложил о письме начальнику, также не придавшему письму серьезное значение и отложившего проверку полученного сигнала на потом. Тем временем автор анонимки сам явился в пражское гестапо и заявил о своих правах на вознаграждение и амнистию за участие в подпольной деятельности. Предатель оказался прибывшим из Лондона членом группы “Аут дистанс” Карелом Чурда, побудительными мотивами которого в равной степени явились жадность и страх перед арестом. Поскольку его визит в гестапо произошел раньше, чем начальник бенешовского жандармского поста заявил о полученном им письме, эта задержка принесла тому множество служебных неприятностей. Информация Чурды была сопоставлена с полученными от изучения вещественных доказательств данными. Следует отдать должное гестаповским специалистам, которые провели следствие очень профессионально и в сжатые сроки. В частности, они оперативно и тщательно отследили происхождение всех брошенных на месте покушения вещей и к 17 июня установили их владельцев. По одному из велосипедов следствие вышло на его хозяйку по фамилии Моравец, не имевшей отношения ни к министру-коллаборационисту, ни к начальнику разведки. К несчастью, она и ее 20-летний сын Властимил действительно поддерживали связь со скрывавшимися парашютистами, и хотя женщина успела покончить с собой, проглотив капсулу с ядом, а ее муж ничего не знал и поэтому выдать агентов не мог, гестаповцы добились сведений от юноши, неоднократно доставлявшего им продукты. Немцы установили, что трое террористов вместе с еще четырьмя агентами скрываются в подземелье пражской православной церкви Карла Бромейского (некоторые источники ошибочно именуют ее церковью Кирилла и Мефодия).
Дальнейшее известно.
