"...Когда пушка стреляла в восьмой раз, что-то пролетело в двух ярдах над головой Буша, визжа, как привидение, и приземлилось у него за спиной.
– Что за черт? – спросил Буш.
– Втулка вылетела, сэр, – сказал Бэрри.
– Бога душу… – неподконтрольно, почти в истерике, Буш разразился потоком брани. Вот он, финал дней и ночей неусыпных трудов, горчайший удар, какой только можно вообразить. Победа, казалось, уже в руках, и вот она упущена. Он продолжал страшно браниться, потом пришел в себя: нехорошо, чтоб матросы видели, насколько сбит с толку их офицер. Прекратив ругаться, он взял себя в руки и подошел осмотреть пушку.
Поломка была очевидна. Запальное отверстие – Ахиллесова пята всякой пушки, особенно бронзовой. При каждом выстреле через отверстие вырывается немного горячего газа с остатками несгоревшего пороха, разрушая стенки отверстия, расширяя его. Со временем увеличение размеров отверстия начинает сказываться на качестве стрельбы. Тогда в пушку вставляют «втулку» – конусообразную затычку с высверленным по длине отверстием и с фланцем по краю, которую засовывают в отверстие изнутри пушки, узким концом веред. Дырка в затычке служит новым запальным отверстием, а сама затычка с каждым выстрелом загоняется все прочнее, пока, наконец, сама затычка не начинает разрушаться, пролезая все дальше вверх, по мере того как в яростном жаре взрыва обгорает фланец. В конце концов она вылетает, что и случилось только что.
Буш посмотрел на огромную, дюймовую дыру в казне: если сейчас выстрелить из пушки, через эту дыру вылети половина пороха. Дальность уменьшится по меньшей мере вдвое, и с каждым выстрелом дыра будет увеличиваться.
– Запасная втулка есть? – спросил он.
– Ну, сэр… – Бэрри неторопливо принялся рыться в карманах, перебирая их разнообразное содержимое. При этом он с отсутствующим видом смотрел на небо, а Буш сгорал от нетерпения. – Да, сэр.
Не прошло и полгода, как Бэрри вытащил из кармана бесценную чугунную затычку.
– Ваше счастье, – мрачно произнес Буш. – Вставляйте ее и не тратьте даром время.
– Есть, сэр. Мне придется подогнать ее по размеру. Потом мне надо будет вставить ее на место.
– Кончайте болтать и начинайте работать.."
"...Солнце палило, и мерный скрежет напильника навевал сон. Едва Буш замолчал, как усталость и бессонные ночи взяли свое: глаза его закрылись, подбородок опустился на грудь. Через секунду он уже спал, через три проснулся: все плыло у него перед глазами, и он чуть не упал. Буш моргнул: все было какое-то нереальное. Он снова уснул и снова чуть не свалился. Он понял, что отдал бы все в этом мире и в следующем, за то, чтоб тихо прилечь на бочок и погрузиться в сон. Надо было превозмочь искушение – он тут единственный офицер, и могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Выпрямив спину, он осоловело поглядел вокруг, да так, с выпрямленной спиной, и уснул. Оставалось одно. Буш встал, несмотря на сопротивление своего усталого тела, и заходил вдоль платформы, взад и вперед, взад и вперед под палящим солнцем, обливаясь пoтом, в то время как орудийная прислуга с завидной скоростью погрузилась в сон. Они спали, словно свиньи в хлеву, кто как лег, а напильник Бэрри все так же скрежетал по затычке. Минута тянулась за минутой, солнце поднималось все выше. Бэрри прервался, чтобы примерить – пробку к отверстию, и снова принялся скрести, опять прервался, чтобы почистить напильник. Каждый раз Буш пристально смотрел на него, и каждый раз разочарованно возвращался к мыслям о том, как же ему хочется спать.
– Я подогнал ее по размеру, сэр, – сказал наконец Бэрри.
– Тогда загоните ее на место, черт возьми, – произнес Буш. – Эй, орудийный расчет, просыпайтесь! Вставайте! Эй, просыпайтесь!
Пока Буш пинками расталкивал сонных матросов, Бэрри извлек из кармана кусок шпагата. С бесившей Буша медлительностью он завязал на одном конце петлю и пропустил ее в запальное отверстие. Потом взял пыжовник и, обойдя пушку, присел на корточки у дула, медленно просунул пыжовник в восьмифутовый канал и попытался зацепить им петлю. Пошуровав пыжовником, он потянул его на себя, но шпагат, свисавший из отверстия, не шевельнулся. Наконец Бэрри удалось его зацепить. Он потянул пыжовник, шпагат заскользил через отверстие. Он вытащил пыжовник: из дула свисала петля. Все так же медленно Бэрри развязал петлю, пропустил шпагат в отверстие втулки, а потом привязал к его концу маленький клевант, который вытащил из кармана. Потом он положил затычку в дуло, подошел к казенной части и потянул за шпагат. Пробка загремела по дулу и с громким стуком вошла в отверстие. Даже после этого Бэрри еще несколько минут возился с ней, прилаживая на место. Наконец он удовлетворился результатом и жестом велел канониру придерживать затычку шпагатом. Потом взял прибойник очень осторожно просунул в дуло, ощупывая им канал, наконец, найдя нужное положение, прижал рукоятку прибойника. По его жесту матрос принес молоток и ударил по рукоятке, которую Бэрри прочно держал. С каждым ударом затычка все дальше входила в отверстие, продвигаясь на десятую долю дюйма, пока не оказалась забита туго.
– Готово? – спросил Буш у Бэрри, когда тот жестом отпустил матроса.
– Еще не совсем, сэр.
Бэрри вытащил прибойник и неторопливо подошел к казне. Он посмотрел на затычку, наклоняя голову сначала на один, потом на другой бок, словно терьер, заглядывающий в крысиную нору. Казалось, он удовлетворился, однако он снова пошел к дулу и взялся за пыжовник. Чтоб унять нетерпение, Буш поглядел на горизонт и увидел, что со стороны форта к ним приближается крошечная фигурка. Буш поспешно поднес к глазу подзорную трубу. Это был кто-то в белых штанах, он то бежал, то шел, размахивая руками, очевидно, желая привлечь к себе внимание. Это мог быть Вэйлард; Буш уже почти не сомневался в этом. Тем временем Бэрри снова зацепил шпагат пыжовником и вытащил его наружу. Охотничьим ножом он отрезал клевант и убрал его в карман. Затем снова, словно у него море времени, подошел к казне и вытянул из отверстия шпагат.
– Два выстрела с зарядами по одной третьей завершат дело, сэр, – объявил он. – Тогда она сядет…"
ignorare legis est lata culpa
