|
|
От
|
Вулкан
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
04.02.2017 15:50:41
|
|
|
Рубрики
|
11-19 век;
|
|
Осада Монса. Оптимистическая трагедия в двух частях.
Приветствую!
1.
К 1568 году казалось, что герцог Альба фактически задушил восстание в Нидерландах, попытавшихся добиться независимости от Испании. Войскам Вильгельма Оранского было нанесено серьёзное поражение, мятежники оказались частью уничтожены, а частью — вытеснены за пределы провинций. Однако введение алькабалы и резкое поднятие налогов, а также решения Трибунала, введённого герцогом Альбой, в 1572 году вывели мятеж на новый уровень.
До того как оказаться во Фландрии, Альба в течение десяти лет возглавлял армии императора Карла V почти во всех самых выдающихся военных кампаниях. Отношения с новым испанским королём, Филиппом II, у него были довольно натянутыми. Монарх видел в Альбе человека, навязанного ему своим отцом. Кроме того, сам Филипп более склонялся к другой придворной группировке, которую возглавлял Руй Гомеш да Силва, ориентированной на федерализм и компромиссы с землями, входившими в состав Испанской империи.
Однако во Фландрии был выбран сценарий именно силового подавления мятежа, и во главе армий короля стал Альба. 22 августа 1567 года его войска прибыли во Фландрию, где в результате нескольких стычек просто «раскатали» мятежников. 5 сентября 1567 года для привлечения к ответственности лиц, начавших восстание «иконоборцев» в 1566 году, был создан «Трибунал по Мятежу».
Чтобы преподать урок возможным мятежникам, были казнены граф Эгмонт и граф Горн, одни из самых влиятельных фламандских дворян. Всего Трибунал приговорил к смерти от 500 до 800 человек, которые протестантской молвой были превращены в 10 тысяч, а то и в 50 тысяч. Эти мифические многотысячные казни послужили позже основой для мрачной легенды о герцоге Альбе, чёрном кастильском дворянине, питавшемся на завтрак кровью фламандских младенцев.
Тем не менее Альба осознавал, что он не политик, а военный. Поэтому начиная с 1570 года он просил короля заменить его кем-то более подходящим для управления Фландрией. Замену ему нашли в 1571 году — ею должен был стать Хуан де ла Серда, герцог Мединасели. Однако цепь непредвиденных событий отодвинула это назначение, и Альба остался у руля испанской Фландрии до 1573 года.
Поначалу всё складывалось для него хорошо. Альбе удалось договориться с английской королевой Елизаветой Английской об изгнании с территории Англии фламандских «морских партизан» — так называемых «гёзов». Чуть ранее эти товарищи, базируясь на английские порты, начали нападать на испанские торговые суда в Па-де-Кале, что вызвало шквал прошений и к Альбе, и к Филиппу II.
И вот в начале 1572 года Англия и Испания договорились. Испания снимает эмбарго на английскую торговлю с Фландрией, взамен Елизавета обязуется выгнать из своих портов голландских повстанцев — «морских гёзов». Своё обещание королева выполнила в марте того же года.
Генерал «морских гёзов» Виллем де ла Марк, герцог Ламли, пытался оттянуть неизбежное, но 1 апреля 1572 года под угрозой пушек Дувра все его 25 кораблей покинули гавань и отдались на волю ветра. Воля ветра оказалась проста: он и течение (отлив) понесли их прямо к голландским берегам, в устье Мааса, в гавань Брилля (Брилле), где гёзы бросили якоря и высадили десант.
Высадились, кстати, фактически от отчаяния: корабли маленькие, общее количество гёзов — 600 человек, запчастей и провианта нет, ибо англичане не только не снабдили припасами, но ещё и отобрали почти все, что было. И тут десант с удивлением узнал, что никакого испанского гарнизона в городе нет вообще, а стены и пристань защищают 120 милиционеров. Ламли разделил отряд. С юга 12 кораблей под командованием Виллема де Блуа высадили 200 человек, с севера ещё 12 кораблей под командованием самого Ламли и Янс-де-Граффа высадили 300 человек. Гёзы атаковали стены. После второго залпа ополчение Брилля разбежалось, а корсары вошли в город.
Самое смешное, что Альба на всякий случай выделил силы для противодействия гёзам. 10 компаний пехоты под командованием Боссу было расквартировано в Утрехте, в 60 км от Брилля. Стоило испанцам выдвинуться к Бриллю, как 6 апреля их настигла весть, что пал Флиссинген. Гёзы, использовав свою мобильность на море, неожиданно напали на этот важнейший город, расположенный на острове Вальхерен. Залпами орудий они оттеснили небольшую испанскую эскадру и затеяли перестрелку с небольшим испанским гарнизоном (150 человек). Комендант Флиссингена почёл за лучшее сесть на свои суда и ретироваться в Миддельбург.
Так внезапно и фактически из ничего начался новый раунд фламандского мятежа. В Миддельбург был срочно послан капитан Санчо д’Авила, и город устоял. Однако на юге собралась ещё бо́льшая угроза. Там Людовик Нассауский, возглавив армию французских гугенотов, смог захватить Монс и Валансьен.
22 мая 1572 года в Монс пробрались 20 сообщников Людовика, которые ночью открыли ворота. В город вошли 1000 пехотинцев и 500 кавалеристов под командованием Людовика Нассауского и де Жанлиса. Через три дня в город прибыли ещё 2000 французов, а чуть позже — 1300 пехотинцев и 1200 конников Габриэля де Монтгомери.
Таким образом, испанская Фландрия была одновременно атакована и с севера, и с юга. Возможно, весна 1572 года стала самым критическим временем в карьере Альбы. У герцога теперь было два варианта действий. Он мог, собрав войска в кулак, либо идти на север, оставив непонятной ситуацию на юге, либо наоборот — решить проблему на юге, временно оставив север в покое. При зрелом размышлении Альба решил, что южное направление важнее.
Прежде всего герцог отозвал отряд своего сына, Фадрике Альваро де Толедо, с Вальхерена. Его отряд блокировали гавань Флиссингена, но теперь силы нужны были на юге. 23 июня 1572 года Фадрике прибыл к Монсу, имея 4000 единиц пехоты и 1500 конницы, без артиллерии и инженерных частей. Естественно, штурмовать с такими силами Монс он не мог, поэтому ограничился тем, что провёл несколько мелких стычек и разорил городские предместья, дабы ослабить защитников.
11 июля из Монса на уборку урожая вышла группа крестьянок с охранением из 600 аркебузиров. Они были перехвачены испанцами, аркебузиров оттеснили стрелки Хулиана Ромеро, а крестьянкам обрезали юбки выше колена в знак унижения и отпустили обратно в город.
Но и для испанцев ситуация продолжала ухудшаться. Вильгельм Оранский, навербовав очередных 12–13 тысяч наёмников в Германии, форсировал Рейн и перешёл границу испанской Фландрии на востоке. К самому же Монсу шла 10-тысячная армия французских гугенотов под командованием Жанлиса, которая ещё 8 июля пересекла границу. Соединившись с шестью тысячами мятежников, осаждённых в Монсе, французы и повстанцы совместно могли бы выставить уже 16 тысяч человек.
Фадрике, быстро сориентировавшись в ситуации, призвал в свои войска до 3000 человек фламандского ополчения и выступил навстречу гугенотам. Около деревушки Сен-Гишлен испанцы смогли обнаружить французов, двигавшихся в походных колоннах. Сначала их атаковала кавалерия Филиппа де Нойркармеса, которая полностью расстроила ряды противника, а далее ударили 4000 солдат Толедо. Потеряв за полчаса до 1200 человек убитыми, гугеноты побежали, и в дело вступило ополчение. Было убито ещё около 3000 французских солдат. Примерно 100 человек Адриана де Бергеза смогли прорваться в Монс, но и только.
Сам Жанлис был взят в плен и доставлен к герцогу Альбе. При французском командующем нашли очень интересный документ, что имело далеко идущие последствия. Речь идёт о письме французского короля Карла IX принцу Оранскому, в котором король предписывает тем, кто ему верен, держать своих солдат при оружии и быть готовыми их поднять, «где и когда понадобится», для атаки Фландрии. При этом в переписке по дипломатическим каналам Карл заверял Филиппа II в дружбе и миролюбии, а Екатерина Медичи убеждала Альбу, что войска на границе с Фландрией «собраны для обороны и не планируется вести какого-либо вторжения в ваши пределы». Жанлис чуть ранее был объявлен «отпускником», а его бригада — подразделением добровольцев, за действия которых правительство не отвечает.
Таким образом, Альбе стало понятно, что Франция готовит полномасштабное вторжение во Фландрию. Что же мог герцог противопоставить французам?
Фламандская армия герцога Альбы в 1572 году имела в своём составе 22 тысячи немцев, 21 тысячу фламандцев и 6 тысяч испанцев (всего 49 тысяч человек строевого состава). Из этого числа примерно 20 тысяч несло гарнизонную службу. Таким образом, в поле герцог мог вывести до 30 тысяч солдат.
Франция из-за охвативших страну религиозных войн могла выставить не более 30 тысяч солдат, плюс примерно 10–15 тысяч могли выставить гугеноты. Вместе с войсками Оранского противники Альбы имели двойное преимущество — 55–60 тысяч человек против 30 тысяч. В этой ситуации герцог, несмотря на всю его нелюбовь к дипломатии, был вынужден ею заняться, дабы спасти вверенную ему провинцию от французского вторжения.
И здесь ему снова помогла… Елизавета Английская, формально — враг Испании. Как уже упоминалось, в марте 1572 года эмбарго на вывоз из Фландрии шерсти было снято, и казна королевы стала пополняться валютой. Кроме того, Елизавета вовсе не горела желанием помогать Франции завоёвывать Фландрию. Чтобы Фландрия из испанской стала французской? Ну в чём тут выгода для Англии?
Елизавете в Нижних Землях была нужна постоянная, вялотекущая война, и естественно, что в сложившейся ситуации она решила помочь испанцам, а не французам. Английская королева заключила с Альбой соглашение, которое гласило: «В случае вторжения французских войск во Фландрию Англия сдаст Испании Флиссинген и откроет боевые действия против Франции».
Затем Альба делает гениальный дипломатический ход. Письмо короля Карла IX и копию вот этого соглашения с Елизаветой Английской герцог отправляет матери французского короля — Екатерине Медичи, понимая, что именно она стоит во главе политики Франции…
2.
Екатерина Медичи, получившая от герцога Альбы письмо короля Карла IX принцу Оранскому и копию соглашения самого герцога с Елизаветой Английской, была в шоке. Она поняла, что планы французского вторжения во Фландрию испанцами полностью раскрыты, Альба подготовился к «приему», заключив договор с Англией, и операция обречена на провал.
Тем временем, Мединасели прибыл в Миддльбург с двумя тысячами солдат и объединился с герцогом. Вскоре 8500 солдат Альбы соединились с 6500 воинов его сына и были усилены 36 тяжелыми пушками.
Фадрике указывал отцу, что окружая Монс, надо позаботиться и о защите с юга, от возможного вторжения французов. Однако герцог лишь загадочно улыбался. Альба в 1555–1559 годах служил под началом императора Карла V в Италии и знал нравы тамошних правителей. Он был уверен, что Екатерина готовит нечто, что полностью изменит политику Франции.
А Екатерина пребывала в панике. На очередном королевском Совете она просто показала бумаги от Альбы королю, адмиралу Колиньи и остальным присутствующим. По мысли Екатерины, приготовления к войне следовало сворачивать. Ведь французские планы раскрыты чуть более, чем полностью, Альба и Филипп полностью контролируют ситуацию и могут ударить в любой момент.
Но ни король, ни Колиньи не увидели очевидного — они предложили форсировать подготовку и начать войну как можно быстрее. Более того, Колиньи обратился к английскому послу Смиту с просьбой: «Искать возможности Вашего вступления в войну у Рейна и узнать, не пожелает ли государыня действовать, дабы выручить бедного принца Оранского».
То есть, по мысли Екатерины, адмирал совсем не понимал, что Елизавета Английская по сути его уже предала! Таким образом, Колиньи для королевы-матери становился опасным прекраснодушным мечтателем, потерявшим связь с реальностью и ведущим Францию к неминуемой катастрофе.
И здесь у Екатерины возникает план, чисто маккиавеллиевский по сути: если Колиньи убрать, то политика Франции, безусловно, изменится, и войны не будет. Все это было вполне в духе семейства Медичи и вообще итальянских разборок эпохи Ренессанса.
Королева-мать не хочет, чтобы ее саму обвинили в убийстве адмирала, и решает ввязать в это дело соперников Колиньи-Шатильонов – герцогов Гизов, чтобы потом их обвинить в убийстве и смело казнить. Таким образом, по замыслу интриганки, государство должно было избавиться и от прекраснодушного мечтателя Колиньи, ведущего Францию к пропасти поражения во Фландрии, и от полунемецких принцев-смутьянов, вносящих раздор в дела королевства. При этом и король, и королева-мать оставались бы вне подозрений – разборки придворных группировок, кто ж знал-то?
Однако покушение 22 августа 1572 года оказалось неудачным. Колиньи в окружении своих сторонников читал письмо, повернулся и нагнулся, чтобы подправить подпругу у мула, и в этот момент прозвучал выстрел. По идее 4 пули должны были превратить позвоночник, а вместе с ними легкие и желудок герцога в решето, но из-за его движения две пули пролетели мимо, одна попала в кисть, срезав палец, а одна угодила в плечо, сломав плечевую кость.
Колиньи даже не пошатнулся. Он лишь побледнел и указал на окно, из которого вился дымок. Спутники адмирала рванули туда, но застали лишь брошенную на столе у окна аркебузу и открытое окно. Убийца ушел по крышам.
Королева-мать узнала о том, что адмирал жив примерно в 12.00. Ни слова не говоря она поднялась из-за обеденного стола и ушла в свои покои.
Утром 23 августа на королевском совете Екатерина решает сказать всю правду королю. Да, заказчик убийства Колиньи — она. Да, вместе с господами Гизами. Да, участник подготовки покушения — брат короля, герцог Анжуйский. Собственно, Ваше Величество, вот мы здесь перед вами — заказчики и организаторы покушения на Колиньи. Можете выдать нас протестантам. Только один вопрос — а как вы думаете: гугентоты вообще поверят, что организатором выступала ваша мать и ваш брат, а вы были не в курсе? Вы действительно верите в такое?
Сказать, что Карл IX остолбенел от подобных признаний — это не сказать ничего. Информация, свалившаяся как снег на голову, полностью парализовала мыслительную деятельность короля. Далее в разговор вступил Гонди. Он сказал, что мудрая королева-мать не просто так готовила покушение на Колиньи — есть информация, что протестанты планировали госпереворот и что Колиньи был душой этого переворота. И действия Екатерины – это, по сути, попытка предвосхитить действия адмирала.
Карл не верит, он просит доказательств, но доказательств-то … нет! И Екатерина просто подводит Карла к окну, где во дворе 200 или 300 гугенотских дворян выкрикивают угрозы и требуют у короля поговорить с ними.
Эта демонстрация убеждает Карла в том, что мать права. Поскольку Карл, обуянный страхом, трезво мыслить, да вообще мыслить хоть как-то на данный момент не в состоянии, Медичи и Гонди предлагают опередить гугенотов и нанести по ним удар. Прежде всего они решают добить Колиньи и его ближайшее окружение, человек 30–50, тем самым запугав остальных и показав, кто в королевстве хозяин.
Но тут страхи Карла выходят наружу — «Убейте их всех!». Говоря это, Карл понимал, что его втягивают, да уже втянули в преступление, и он не хочет, чтобы оставались живые свидетели.
Собственно, эти события и есть подоплека печально известной ночи Святого Варфоломея. Около 3 часов ночи 24 августа герцог де Гиз с примерно 30 людьми стучится в дом Колиньи. Дверь открывает шевалье де Лабонн, которого сразу пронзают кинжалом.
Очевидец (капитан отряда швейцарских наемников фон Финкельбах) рассказывает: «Французы ворвались в дверь, которую защищали восемь гвардейцев, стали с ними биться и отогнали их, затем вновь заперли дверь. В схватке одного из них убили. Швейцарцы налетели на двери и вышибли их алебардами. Герцог де Гиз кричал тем, кто бился внизу в доме, чтобы бросали оружие или их всех продырявят.
Когда поднялись к адмиралу, Мориц Грюненфельдер, родом из Глариса, первым проник в спальню адмирала, схватил его и хотел взять в плен. В этот момент Мартин Кох из Фрибура, фурьер герцога Анжуйского, сказал ему: «Этого нам не приказывали». Когда адмирал взмолился, чтобы пощадили его старость, он пронзил его пикой, которой размахивал. Капитан Йошуе Штудер из Санкт-Галлена утверждал, что Мориц застиг его стоящим в ночном халате и повел к свету, говоря ему: «Это ты, пройдоха?» И когда он очень громко это сказал, он поразил своей алебардой адмирала, который просил пощадить его старость. Вскоре подоспел и другой ему на помощь. Люди Гиза спросили, мертв ли адмирал, и потребовали, чтобы его выкинули на улицу. Когда герцог его основательно отделал, он всадил ему шпагу в рот.»
В этот момент к Гизу прискакал гонец от короля: Король Карл, ужаснувшись замыслу, писал, что надо срочно все отменить. Но Генрих, вытирая окровавленную шпагу, сказал посланцу: «Передай, что уже слишком поздно». Отрезанную голову адмирала водрузили на пику и повезли с собой, перед этим отрезав мертвому Колиньи половые органы, и бросив детям – играться.
Проблема оказалась в том, что убийство гугенотской верхушки и 30–40 человек приверженцев клана Колиньи-Шатильонов жители Парижа, да и всей Франции восприняли как сигнал к расправе над гугенотами вообще. В результате в стране творилось примерно следующее: «Маленькую девочку окунули совершенно нагую в кровь зарезанных отца и матери с жуткими угрозами, что если она когда‑нибудь станет гугеноткой, с ней поступят так же».
Филипп Кавриано, медик на службе у Екатерины Медичи, свидетельсвует: «Были обобраны дома гугенотов числом около четырех сотен, не считая наемных комнат и гостиниц. Пятнадцать сотен лиц было убито в один день и столько же в два последующих дня. Только и можно было встретить, что людей, которые бежали, и других, которые преследовали их, вопя: «Бей их, бей!» Были такие мужчины и женщины, которые, когда от них, приставив нож к горлу, требовали отречься ради спасения жизни, упорствовали, теряя, таким образом, душу вместе с жизнью. Ни пол, ни возраст не вызывали сострадания. То действительно была бойня. Улицы оказались завалены трупами, нагими и истерзанными, трупы плыли и по реке».
Гугенотка Франусаза Байе сломала обе ноги, выпрыгнув из окна. Сосед укрыл ее в погребе. Убийцы нашли ее, выволокли на свет, отрезали кисти рук, чтобы снять золотые браслеты, а затем бросили перед дверью торговца жареным мясом, который и прикончил ее, пронзив своим вертелом. Сена полна истерзанных, голых тел, которые католики все бросают и бросают в реку.
Тут же Бюсси д'Амбуаз, тот самый, из романов Александра Дюма, всаживает в бок маркизу де Ренеллю кинжал, быстро выигрывая таким образом тяжбу о наследстве. А в это время у стены кладбища Невинноубиенных идет бойкая торговля награбленным. «Браслетики! Кому Браслетки! Красивые, золотые!», «Хрусталь! Фарфор!», «Почти новый камзол, всего четыре дырки от шпаги! Покупаем!»
«Я видел своими глазами, – пишет посланник герцога Мантуанского, – как солдаты королевской гвардии ведут коней, нагруженных деньгами и драгоценностями».
А вот что творилось в посольстве Англии: «Во время резни на глазах у английского посла убили двух его слуг и одного протестантского священника. Сам он оказался в опасности настолько, что герцог де Невер выставил стражу вокруг его дома. Во время первого же затишья он покидает эту резиденцию, так опасно расположенную — в предместье Сен-Жермен, — и бежит искать защиты… дона Диего де Суниги, живущего неподалеку. Именно здесь предложено убежище старому Брикемо, одному из подчиненных Колиньи, чудом спасшемуся».
Результат религиозной резни: общее количество убитых в Париже — 2000–3000 человек, в провинциях — еще 7000.
30 августа известия о Варфоломеевской ночи доходят до гарнизона Монса. В этот же день Альба начал осаду города, четко рассчитав эффект от вестей из Франции. Вполне возможно, кому-то трюк с письмами и разглашением секретных договоров покажется неправильным, нечестным, и т.п., однако для Альбы главной была задача избежать полномасштабного иностранного вторжения во Фландрию. И своей цели он достиг.
В этот момент к Монсу на выручку шла армия Вильгельма Оранского. Остановить принца Альба послал своего прославленного солдата – Хулиана Ромеро, которому смог выделить только 600 аркебузиров. В ночь на 12 сентября 1572 года отряд Ромеро бесшумно проник в нидерландский лагерь, где атаковал ножами и шпагами спящих наемников принца Оранского. В результате было убито около 1000 солдат, сам Оранский спасся только чудом. Испанцы перепутали его палатку с палаткой герцога Юлихского, его разбудил лай его собаки, и принц вовремя смог сбежать. Потери испанцев составили всего 60 человек. Результатом этой диверсии стала полная дезорганизация нидерландского войска и его поспешное отступление за Рейн.
21 сентября Монс сдался. При этом Альба, этот «Железный Герцог» и «Черная Легенда» Нидерландской революции, пленных французов-гугенотов просто… отпустил. Альба не был зверем — он был профессионалом. Он уважал своих противников, хотя и воевал с ними. Этот ход герцога был настолько неожидан и настолько благороден, что Англия начала с ним новые переговоры, а французские гугеноты на время отказались от поддержки Оранского. Великолепный пример того, что благородство и честь иногда стоят гораздо больше, чем шпага и грубая сила.
К началу октября 1572 года угроза с юга отсутствовала для Альбы полностью. Во Франции начался очередной этап религиозных войн, и более это направление было неопасно. Тем не менее, уделив много внимания югу, герцог упустил север. Но, как мы помним, выбора у Альбы особого не было. Сил у него хватало либо на север, либо на юг.
На севере, пользуясь отводом испанских войск, с новой силой разгоралось восстание, и терции герцога Альбы двинулись туда. А в 1573 году Альбу в качестве испанского наместника во Фландрии сменил дон Луис де Рекесенс и Суньига. Но это уже совсем другая история.
http://warspot.ru/8045-osada-monsa-nachalo
http://warspot.ru/8223-osada-monsa-razvyazka
Ром, плеть и содомия - вот и все традиции Королевского флота