|
|
От
|
Офф-Топик
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
15.09.2000 11:15:21
|
|
|
Рубрики
|
Современность;
|
|
ВОЗМОЖНЫЕ ВАРИАНТЫ РАЗВИТИЯ ВТОРОЙ ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ
--------------------------------------------------------------------------------
ВОЗМОЖНЫЕ ВАРИАНТЫ РАЗВИТИЯ ВТОРОЙ ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ
Эмиль ПАИН
--------------------------------------------------------------------------------
Эмиль Паин, директор Центра этнополитических и региональных исследований (Москва, Российская Федерация).
--------------------------------------------------------------------------------
Введение
В декабре 1994 года власти России впервые попытались военным путем подавить чеченский сепаратизм. Но после двух лет кровопролитных боев российская армия была вынуждена уйти из Чеченской республики. Упорство российских властей, взявших курс на военную победу, привела к гибели как минимум 35 тыс. человек — чеченцев и российских солдат1. Эта война, экономический ущерб которой оценивается в 5,5 млрд. долларов2, в немалой мере обусловила общероссийский экономический кризис августа 1998 года, когда выяснилось, что государство не способно отвечать за свои непомерные долги.
Казалось, что после войны 1994—1996 годов российское общество и федеральная власть осознали неэффективность колониальных средств решения этнополитических вопросов, поняли, что принципиально невозможно насильственно навязать свою волю даже небольшой этнической общности, если значительная ее часть готова с оружием в руках защищать интересы своего народа.
Однако в октябре 1999 года в Чечне снова начались военные действия, которые официальные российские власти назвали "операцией по подавлению терроризма", а публицисты — "второй чеченской войной".
Поразительно, как быстро изменилось отношение всего российского общества к войне в Чечне. Так, в начале первой кампании в 1995 году почти 2/3 опрошенных были против военного решения проблемы, а когда в сентябре 1999 года началась вторая, примерно столько же поддержали действия российских войск до полной победы. Переворот в общественном сознании произошел буквально за несколько месяцев, поскольку еще весной большинство россиян не допускало даже мысли о возможности еще одной войны. Более того, 82% опрошенных в той или иной форме готовы были согласиться с отделением Чечни от России.
Для столь резких изменений было несколько причин. Первая — уставшее от неудач (экономических, политических, военных) общество жаждало побед. Известия из Дагестана о победе российских войск над бандитами, вторгшимися из Чечни, буквально перевернули общественное настроение — люди поверили: можно и чеченскую проблему решить силой, и во всей стране навести порядок "железной рукой", образ которой неожиданно воплотил в себе Путин. Вторая — наступило полное разочарование российского общества в результатах "чеченской революции", когда, вместо образа "борцов за национальное самоопределение", россияне узрели страшный облик чеченских террористов, похищающих людей и взрывающих жилые дома. Третья — немаловажное влияние оказали военные действия Запада в Косово. "Если НАТО позволено во имя политических целей бомбить гражданские объекты в чужой стране, то нам, — подумали про себя российские военные, — сам Бог велел делать то же самое в своей собственной".
На общественное настроение повлияли и специальные пропагандистские усилия российских властей. Примером продуманности пропагандистского прикрытия войны может служить хотя бы последовательная и незаметная смена деклараций о целях военных действий. В августе провозглашалась одна цель — отражение чеченской агрессии в Дагестане, и, понятно, эту цель поддержало все российское общество. В октябре появилась уже другая цель — создание "санитарного кордона" между Россией и Чечней по Тереку. И эту цель поддержало подавляющее большинство россиян. А в ноябре прозвучал лозунг: "Полное уничтожение террористов!" — тут уж какая-то часть политических сил, например "Яблоко", начала выражать сомнение, но остальные подмены целей не заметили. И лишь 1 января 2000 года, во время своего новогоднего визита в Чечню, и.о. президента Путин заявил, что война идет за целостность России, точнее говоря, за удержание Чечни в ее составе. Таким образом, провозглашались те же задачи, что и в первую кампанию, та цель, которую еще в июле 1999 года не поддерживало большинство россиян, но в ходе войны, не задумываясь, приняло.
Российское общество, желавшее быть "приятно обманутым", легко приняло миф о том, что это "новая война", она, дескать, лучше подготовлена, на ней меньше солдатских потерь и выше шансы на конечный успех.
Ряд побед российских войск, одержанных в конце 1999 — начале 2000 года, возможно, еще больше укрепил веру сторонников избранного правительством В. Путина курса на сугубо военное решение проблемы в конечную эффективность второй военной кампании. Однако я полагаю, что достижения российских войск в рассматриваемое время (на март 2000 г.) принципиально не отличают вторую кампанию от первой: так же, как и в прошлый раз, военные действия вовсе не обязательно закончатся победой российской армии, полным уничтожением вооруженного сопротивления и удержанием Чечни в составе России. Полагаю также, что при любом варианте развития событий могут возникнуть новые угрозы не только для Чеченской республики и всей России, но и для ряда стран за пределами Российской Федерации.
Варианты возможного развития событий, в основном, определяются вероятностью военных побед каждой из сторон вооруженного конфликта, а также размером территории, контролируемой российскими властями и чеченскими партизанами, интенсивностью и направлением миграционных потоков, размахом диверсионно-террористической деятельности и другими факторами.
Вариант I
"Затяжная война"
Само название этого сценария может неприятно удивить многих россиян, поскольку большинство населения пока доверяет постоянно повторяемым уверениям руководителей министерства обороны, что военная операция, в основном, будет завершена к началу мая. И, казалось бы, для этого есть основания.
Уже к марту 2000 года исчезла линия фронта, разделяющая федеральные силы и чеченскую оппозицию, поскольку войска последней рассредоточились. На территории Чечни уже нельзя было назвать ни одного района, который можно было бы определить как находящийся под контролем сепаратистов. В это время федеральные силы формально контролировали большую часть республики, по крайней мере, все ее районные центры.
После того как основная часть боевиков была уничтожена и рассеяна, российские власти даже начали вывод из Чечни некоторых воинских подразделений, что подкрепило надежды россиян на возможность скорого завершения войны.
Однако, на мой взгляд, пока нет оснований говорить о том, что российская армия уже одержала решающие победы над чеченским сопротивлением. Опыт прошлой войны и ход нынешней указывают на то, что основные силы боевиков будут небольшими группами прорывать окружение и просачиваться сквозь заградительные кордоны, как вода сквозь пальцы. Басаев и в этот раз ушел не только из "намертво заблокированных" районов Дагестана (Ботлихского и Новолакского), но также из Грозного и из Аргунского ущелья. Живы и дееспособны руководители Чеченской республики — Масхадов, Арсанов, Басаев, Закаев, Гелаев, Удугов и другие.
В первой войне федералам приходилось по два-три раза отбивать населенные пункты. И сейчас они дважды освобождали Аргун и Гудермес. Даже сквозь нынешнюю совершенно непролазную военную цензуру проскальзывают сообщения о боях за населенные пункты, находящиеся уже в тылу основной части российских войск. Почти две недели шли бои за селение Комсомольское в Урус-Мартановском районе, который перешел под контроль федеральных сил еще в январе и преподносился официальной пропагандой как образец лояльности.
По мнению российского военного руководства, базы боевиков находятся вне зоны боев — в Грузии, Ингушетии и в некоторых других прилегающих к Чечне регионах, что позволяет сепаратистам в нужное время уходить на отдых, а затем возвращаться к местам сражений со свежими силами. Именно поэтому в прошлую войну возникал прерывистый (с периодами относительного затишья) ритм военных действий. Скорее всего, и в этот раз после временного весеннего затишья может начаться (вероятно, летом) новый всплеск партизанской активности чеченцев.
В значительной мере оказались иллюзорными представления о том, что российская армия во вторую кампанию действует значительно эффективней, чем в первую.
Начнем с главной из декларируемых задач военной операции — нейтрализации террористов. Как раз те, кто больше всего соответствует принятому в международной практике определению террористов, уходили от преследования в прошлую войну, уходят и сейчас.
Нет подтверждений, что потери российской армии стали меньшими. За два года прошлой войны общие потери российских войск (по официальным данным на 1997 г.) составили 4,3 тыс. человек убитыми, а за полгода нынешней — 2,2 тыс. человек, в том числе на чеченской территории погибло свыше тысячи российских солдат3. Нетрудно посчитать, что удельные потери федеральных сил в нынешнюю кампанию даже выше, чем в первую. Большая часть потерь российской армии в прошлую войну пришлась как раз на период после взятия Грозного, когда войска рассредоточились по завоеванной территории — напасть на блокпост, который охраняет небольшой военный отряд, боевикам гораздо легче, чем воевать со сконцентрированным подразделением, действующим под прикрытием авиации. То же самое происходит и во вторую кампанию: только в двух засадах в Аргунском ущелье и в г. Грозном погибло в марте 2000 года свыше 150 человек. Значит, применяемые в нынешней кампании новшества — увеличение роли авиации и артиллерии при снижении роли бронетехники — не принесли армии желаемого результата в борьбе с мобильными партизанскими соединениями. Зато такие тактические новинки значительно увеличили масштаб разрушений гражданских объектов и, возможно, привели к росту числа жертв среди мирного населения.
Расчет федералов на лояльность местных жителей в прошлую войну не оправдался, и еще меньше вероятность того, что он оправдается сейчас. За девять лет фактически независимого существования в Чечне выросло целое поколение людей, для которых немыслима сама идея подчинения России.
Российские власти считают террористами не только тех, кто совершал набеги на российские регионы, захватывал заложников и взрывал дома (таких, судя по заведенным на них в России уголовным делам, менее 2 тыс.), но и всех сопротивляющихся насильственному удержанию Чечни в составе Федерации. При таком подходе к борьбе с террористами российская армия неизбежно наткнется на противодействие со стороны большинства чеченцев.
С каждым днем войны, со все новыми ее жертвами, в республике убывает число тех, кто рассчитывал с помощью российских войск изгнать из Чечни бандитов. Уж слишком высокой оказалась цена за освобождение от них, да и вера в то, что в результате военных действий наказание понесут именно бандиты, а не мирные жители, поубавилась. Перед прошлой войной тоже было немало недовольных правлением Дудаева, были у него и десятки кровников, однако, чем дольше шла война, тем больше сглаживались внутренние противоречия и возрастала консолидация против "внешнего врага".
Бомбардировки и зачистки селений, а также народная молва, разносящая слухи о них и неизбежно преувеличивающая ужасы и того и другого, — главные агитаторы за пополнение рядов боевиков и роста партизанского движения. Фильтрационные лагеря, созданные российскими властями для интернирования подозреваемых в вооруженном сопротивлении, реально выполняют совершенно другую функцию, невольно становятся центрами вербовки новых боевиков.
Запугать войной можно только стариков, для чеченской молодежи война, опасности — адреналин в кровь — только увеличивают боевой пыл. Об этом свидетельствуют и примеры фанатичного самопожертвования тех боевиков, которые сознательно пошли на минные поля, прокладывая дорогу основной части ичкерийских сил, выбиравшихся из Грозного.
Итак, судя по многим признакам, весьма велика вероятность, что чеченское вооруженное сопротивление будет готово к длительной партизанской войне. Большинство россиян, если судить по итогам президентских выборов в России, также пока поддерживают официальный курс на войну до "полной победы". Это значит, что не только чеченская, но и российская сторона этнополитического конфликта сегодня готова к длительной войне.
По рассматриваемому варианту зона партизанской активности может охватить почти всю центральную часть республики — от Ведено на юге до Грозного на севере, от Сунженского района на западе до Гудермеса и Ножай-Юрта на востоке (возможно, даже включая чеченские селения Хасавюртовского района Дагестана).
В зоне возможной партизанской активности сейчас проживает 65—70% населения республики, это примерно 260—280 тыс. человек.
Вне активного партизанского движения, по рассматриваемому варианту, могут находиться три северных района (Надтеречный, Наурский и Шелковской) и южный предгорный Шатойский район. Первые — поскольку исторически больше тяготели к России; второй — в силу малой заселенности, хотя и здесь могут быть отдельные партизанские анклавы, например, в Аргунском ущелье.
Эти четыре района, опоясывая зону партизанского движения, также нельзя считать абсолютно спокойными. Здесь неизбежно будут проходить так называемые "зачистки" (военные операции, связанные с поиском партизан), а следовательно, возможны периодические или эпизодические стычки федеральных сил с партизанами.
В рамках рассматриваемого сценария диверсионные и террористические действия, в основном, будут локализованы в Чечне и на прилегающих к ней территориях, как это было в первую войну. Зонами наивысшей опасности являются территории, где расположены военные объекты: Моздок, Буденновск и почти вся приграничная часть Дагестана.
Что касается миграции, то основные ее направления уже сложились и мало вероятно, что они могут радикально измениться. Сейчас, как и в прошлую войну, преобладает так называемая "круговая" форма миграции. Ее суть в следующем: когда солдаты приходят в данное селение или бомбят его, то жители уходят в соседнее, в ближайший район или, в крайнем случае, в Ингушетию, но всегда стараются уйти недалеко, чтобы иметь возможность, когда стихнут бои, вернуться в родные места. Это стремление возрастает по мере приближения времени сельскохозяйственных работ. Именно поэтому в лагерях беженцев в Ингушетии наблюдается постоянная смена обитателей — в месяц до 50 тыс. человек, что затрудняет подсчет общей численности беженцев.
Насколько вероятна победа федеральных сил, понимаемая как прекращение вооруженного сопротивления на большей части территории республики?
В доказательство возможности такой победы российские эксперты чаще всего ссылаются лишь на один пример — на опыт подавления в конце 1940—50-х годов националистических движений в Западной Украине и республиках Балтии. Однако этот опыт трудно воспроизвести в нынешних условиях, даже если бы Россия попыталась стать такой же тоталитарной страной, какой был Советский Союз во времена Сталина, и снова отгородилась бы от мира "железным занавесом". Дело в том, что "успех" советских карательных органов (войск НКВД) в названных регионах был достигнут не столько за счет разгрома партизан, сколько за счет "замены населения": тысячи семей были депортированы в Сибирь, а на их место завозилась рабочая сила из восточных областей Украины и из России4. В нынешних условиях подобная "замена" маловероятна: во-первых, на официальную депортацию чеченцев российские власти не пойдут, а все другие формы их изгнания трудно осуществить, во-вторых, приток русских или представителей каких-либо других национальностей в Чечню в нынешних условиях просто исключен. Напротив, каждая военная кампания уменьшает долю русских в Чечне, республика становится все более этнически однородной, и все социологические опросы указывают на то, что русские не намерены сюда возвращаться, по крайней мере в ближайшие годы.
Правда, и численность чеченцев в результате двух войн сократилась более чем вдвое. Тем не менее на территории республики и сегодня проживает около 400 тыс. человек, а это значит, что в этом составе насчитывается свыше 100 тысяч мужчин в военноспособном возрасте, а ведь среди боевиков немало и женщин. Далее, вокруг Чечни на Северном Кавказе проживает не менее 300 тыс. чеченцев, часть из них можно рассматривать как демографический резерв партизанского движения.
Во времена усмирения Западной Украины и Балтии солдаты получали деньги только на папиросы. А сегодня лишь на оплату армии уходит свыше 100 тыс. долларов в месяц. Добавьте к этому стоимость работы десятков тысяч гражданских лиц, содействующих армии, возросшие цены на горючее, боеприпасы, ремонт и замену техники — и вы поймете, почему только прямые затраты на войну исчисляются, по оценкам одного из самых известных российских экономистов, академика Николая Петракова, в 160 млн. долларов в месяц5. Россия, даже при длительной отсрочке своих внешних долгов, такие затраты себе позволить не может.
В былые времена война на окраинах империи практически не задевала жизнь в метрополии. Сейчас совершенно иная ситуация — война тяжелым бременем ложится практически на все сферы жизнедеятельности страны, которая и без того пока не выбралась из глубокого кризиса. Уверен, что у России для чеченской войны сегодня нет в запасе не только 50, как в XIX веке, но и пяти лет.
Победа федеральных сил в Чечне, по крайней мере, при сохранении нынешних тенденций развития событий, в ближайшие 1,5—2 года мало вероятна. Однако шансы на окончательный успех могут возрасти при изменении характера военных действий.
Вариант II
"Война на уничтожение населения"
Главный фактор любой партизанской войны, определяющий в конечном итоге ее исход, — возможности поддержки местными жителями. При этом имеются в виду как психологическая готовность оказывать помощь партизанам, не боясь наказания властей, так и демографический ресурс (численность гражданского населения). В первой войне уровень поддержки населением партизан и демографические резервы для замены выбывших боевиков и участия в подпольной деятельности были достаточно высоки, что и определило поражение российских войск.
В нынешнюю кампанию уровень партизанского движения примерно такой же, как и на аналогичной фазе прошлой войны.
Поскольку российские власти сегодня не будут использовать советский опыт депортации населения из Чечни, то появляется вероятность войны на истребление населения. Хочу подчеркнуть, что это чисто теоретическое предположение. Пока в действиях российской армии не было признаков целенаправленного уничтожения мирных жителей. Действия российских войск можно квалифицировать как "неадекватное применение силы", но это еще не "геноцид", не "этнические чистки".
Только в случае перехода этой грани возможно развитие событий по второму варианту. Он предполагает значительное расширение зоны столкновений с партизанами — зачистке должны подвергнуться не только все районы республики к югу от Грозного, но и чеченские селения в Ингушетии и Дагестане, в которых, возможно, укрываются боевики. Не исключены также якобы "случайные" бомбардировки чеченских селений в Грузии6.
При таком варианте развития конфликта может несколько возрасти (по сравнению с ситуацией на февраль 2000 г.) масштаб вынужденной миграции и измениться ее направленность, но вряд ли она будет больше той, какая наблюдалась в декабре 1999 года. Тогда после массированных бомбардировок основных чеченских городов насиженные места покинули свыше 200 тыс. жителей, более половины из них — Грозный. Сегодня этот миграционный потенциал исчерпан, и вынужденными мигрантами станут преимущественно сельские жители, общая мобильность которых ниже, чем у горожан.
Это значит, что направления миграций будут ограничены следующими особенностями оставшегося в Чечне населения: слабой профессиональной адаптацией (отсюда неизбежная предпочтительность временной миграции и особенно таких мест, из которых можно быстрее добраться домой, к полевым работам); высокой религиозностью и традиционностью сознания, с обязательным захоронением в родной земле; низким уровнем материального обеспечения; незнанием других языков, кроме чеченского и русского, что ориентирует на проживание в привычной языковой среде.
Главное же, что по сути предопределяет направление миграций, это ориентация на жизнь только в чеченской среде — чеченцы предпочитают мигрировать туда, где уже обосновались представители этого народа. Поэтому ареалы и пропорции миграционных потоков будут соответствовать уже сложившимся ареалам и пропорциям расселения чеченцев за пределами своей республики.
Так, свыше 60% всей чеченской диаспоры сосредоточено в прилегающих к Чечне регионах юга России (до Волгоградской области включительно) и такая же доля мигрантов может осесть в этих местах даже при самом худшем для чеченцев варианте развития событий. Еще 30% диаспоры проживает в других районах России, значит, не менее трети мигрантов направится туда. Следующими и по величине диаспор и по привлекательности для чеченских мигрантов являются Казахстан и Украина. В обоих государствах уже сейчас живет свыше 50 тыс. чеченцев, открыта граница (через Астраханскую область в Казахстан и через Ростовскую — в Украину), преобладает русская речь и сохраняется привычный для чеченцев советский образ жизни, а главное — не так далеко до родных мест. Еще по 10 тысяч беженцев (включая тех, кто уже сейчас там обосновался), в том числе участники вооруженного сопротивления, могут оказаться в Грузии и Азербайджане. В случае массового исхода по 2—3 тысячи беженцев могут найти пристанище в чеченских общинах Киргизии, Узбекистана и других республик Центральной Азии. За пределами этой зоны чеченская миграция будет невелика.
Например, в Турции, даже при самых высоких масштабах оттока чеченцев из своей республики, не смогут оказаться более 5—6 тысяч беженцев (уверен, что и это число сильно завышено). Дело в том, что для боевиков Турция непривлекательна (если не иметь в виду несколько сотен человек, нуждающихся в лечении или направляющихся туда в поисках спонсоров для финансирования дальнейшей борьбы). Остальные желают обосноваться как можно ближе к Чечне и участвовать в партизанском движении7. Что касается беженцев из гражданского населения, то их подавляющее большинство просто не располагает такими средствами, которые позволили бы им нелегально пробраться в Турцию. Эта страна крайне неохотно открывает свои границы для беженцев из зон этнических конфликтов. Исключения не были сделаны даже для турок из Ферганской долины, которые в 1989 году после погромов, устроенных узбеками, вынуждены были расселиться в разных регионах России и Азербайджана, но так и не смогли (в своем большинстве) проникнуть в Турцию.
Так или иначе, война на уничтожение, обусловливая большее, чем при нынешнем характере боевых действий, число жертв среди чеченцев и значительный отток оставшихся в живых за пределы Чечни, уменьшает демографический потенциал партизанского движения, следовательно, повышает вероятность военной победы федеральных сил. Однако такая победа может быть сравнительно недолговечной: подрастут новые поколения и за обиды отцов и дедов начнут мстить их дети и внуки. Именно поэтому этнополитические конфликты, подобные чеченскому, иногда длятся на протяжении жизни нескольких поколений.
Ситуация может приобрести желательное для Москвы развитие лишь при условии, что после войны удалось бы обеспечить экономический подъем Чечни и рост благосостояния ее населения. Но если о военной победе федеральных сил над партизанами еще можно спорить, то в утопичности идеи восстановления Чечни за счет российских налогоплательщиков сомнений не возникает.
Бросаются в глаза три проблемы, каждая из которых весьма сложна, а в совокупности они просто неразрешимы. На какие средства рассчитывает российская власть восстанавливать Чечню, если бюджет предусматривает менее 10% от суммы, запрашиваемой вице-премьером российского правительства Николаем Кошманом? Если эти средства все же удастся найти, то как уберечь их от разворовывания? Где будут создаваться новые рабочие места? Известно, что основная их часть всегда была сосредоточена в Грозном (нефтепереработка), а сейчас город полностью разрушен, и возрождать его пока федеральные власти не собираются. Как можно обеспечить занятость жителей Чечни, если это не удается сделать в других республиках Северного Кавказа, где не было ни партизан, ни бомбардировок?
Итак, положительные результаты истребительной войны, граничащей с геноцидом, для Москвы не очевидны, в то время как недостатки бесспорны.
Подобный характер войны резко усилит негативное отношение к ней со стороны мирового общественного мнения, которое будет оказывать влияние и на правительства западных стран. При некоторых обстоятельствах эти страны будут вынуждены применить против России экономические санкции.
Ответом на ужесточение военных действий федеральных сил может стать рост масштабов террористических акций. Не исключено, что к ним подключатся не только специально обученные диверсанты из Чечни, но и представители многочисленных чеченских общин, разбросанных по России, как это случилось, например, в Астраханской области осенью 1999 года.
Рост терроризма может оказать влияние на изменение российского общественного мнения, хотя сегодня оно неоднозначно. У части россиян рост терроризма может вызывать лишь повышение чувства ненависти и подкрепить их поддержку истребительной войны против чеченцев. Однако у большинства населения эскалация терроризма, скорее всего, вызовет политическую усталость и реанимирует изоляционистские настроения: "Лучше отделиться от этой строптивой Чечни".
Вариант III
"Компромисс"
Речь идет о повторении в той или иной форме конечного результата прошлой войны. Тогда, в 1996 году, в связи с растущими потерями в армии (при том, что ее разгрома, конечно же, не было), увеличивающимися материальными издержками на войну, усиливающимся внешнеполитическим давлением, в том числе на встречах глав восьми крупнейших держав мира, а главное — ростом недовольства войной российской общественности в канун президентских выборов, федеральная власть была вынуждена искать невоенное решение "чеченской проблемы". Похожие обстоятельства могут сложиться и в канун следующих президентских выборов 2004 года (возможно, уже за год до них). По мнению тех российских политиков, общественных деятелей и ученых, которые размышляют над поисками политического компромисса, наиболее приемлемым может считаться вариант так называемого "санитарного кордона". Предлагаю свою трактовку этого понятия.
Главное предназначение санитарного кордона вокруг неконтролируемых федеральными властями районов Чечни — обеспечить безопасность (военную, экономическую и социальную) остальных районов России от деструктивных действий наиболее радикальных террористических групп, проповедующих идею создания так называемого "Великого исламского имамата от Черного до Каспийского морей".
В моем понимании, санитарный кордон предусматривает несколько территориальных линий контроля, на которых безопасность России обеспечивается различными способами. Первый — укрепляет оборону и пограничный контроль (по границе Чечни с Ингушетией, по Терскому хребту, реке Терек, по границе Чечни с Дагестаном). Второй — предусматривает экономическую безопасность (по границе Ингушетии с Северной Осетией, Чечни со Ставропольским краем, восточнее населенных чеченцами районов в Дагестане). Третий — создает страховочную линию контроля (по границе Ингушетии с Северной Осетией, Чечни со Ставропольским краем, Дагестана с Калмыкией).
Стратегия "санитарного кордона" в логически завершенном виде предполагает не только вывод федеральных войск на линию, обозначенную в первом пункте ("пограничный контроль…") , но и подразумевает замену наступательных сил частями, обученными для защиты рубежей, предусматривает создание специальной пограничной инфраструктуры — капитальных долговременных сооружений, следовой полосы, минных полей и т. п.
"Санитарный кордон" способен лучше защитить российские регионы от набегов террористов, чем полный охват Чечни, когда армия, "размазывается" на большом пространстве, а контроль над территорией неизбежно принимает очаговые формы в виде отдельно стоящих гарнизонов, между которыми легко проскакивают не только мыши, но и крупные вооруженные отряды. Не случайно Басаев и Радуев совершали свои рейды как раз в то время, когда российская армия, казалось, контролировала всю Чечню.
"Санитарный кордон" уменьшает потери российских войск по сравнению с их размещением на всей территории республики. Опыт прошлой войны показал, что чем большую территорию контролировали российские войска, тем выше становились их потери, поскольку сравнительно небольшие гарнизоны, блокпосты, а также военные колонны, которые передвигались между населенными пунктами, как раз и становились лакомой добычей партизан. Разумеется, с продвижением армии вглубь республики увеличивается число беженцев и неизбежно растут жертвы среди мирного населения.
Еще перед началом первой чеченской войны у федеральной власти была возможность "спустить с гор" границу Дагестана с Чечней, создать пригодные для защиты от террористов рубежи по Тереку и оказывать на Грозный эффективное давление.
Подобную идею я высказывал в сентябре 1994 года на заседании Экспертного совета при президенте России. Называлась она: "Одна Чечня — две системы", а ее основной целью было создание в границах трех северных районов Чечни "зоны благоденствия", дающей всему населению республики возможность выбора: или жить как в разоренной дудаевской зоне, или — в пророссийской, сравнительно хорошо обустроенной. Осуществить эту идею тогда было проще, чем сейчас, поскольку население северных районов в большей мере могло поддержать российские начинания. Однако этот шанс в 1994 году упустили.
Возможно, накануне будущих выборов подобный вариант вновь станет предметом заинтересованного обсуждения. Конечно, по этому варианту самая большая часть Чечни не входит в зону прямого контроля федеральных властей, однако она не станет меньше, если действовать и по другим вариантам, поскольку оккупированные территории лишь кажутся подконтрольными властям. Так, в прошлую войну, в феврале 1995 года, Грозный был полностью взят под контроль войсками. Однако федеральные и местные власти могли чувствовать себя в относительной безопасности только в аэропорте "Северный" и в Доме правительства, охраняемом как цитадель. Передвигаться между этими "островами российской законности" можно было только на бронетранспортерах, но даже в такой колонне не удавалось полностью защититься от ударов боевиков. Пример тому — дерзкое покушение на генерала Романова, совершенное летом 1995 года как раз на этой единственной официальной трассе.
Важно, что в рамках рассматриваемого варианта неподконтрольная федеральным силам зона перестает быть территорией партизанского движения. Только при таком развитии событий численность населения, которое может вернуться в Чечню, превысит число мигрантов, продолжающих покидать республику.
Разумеется, сам по себе "санитарный кордон" не решит главную проблему Чечни — восстановление ее экономики. Однако Россия такую задачу в принципе решить не сможет. Для этого необходимы усилия мирового сообщества.
Заключение
Длящиеся уже около полугода широкомасштабные боевые действия, разумеется, оказывают дестабилизирующее влияние на ситуацию не только на Северном Кавказе, но и во всем Кавказском регионе в целом. Можно с уверенностью сказать, что подобная напряженность сохраниться в течение текущего года при любом варианте развития событий в Чечне.
Сравнительно меньшие потери как для участников чеченского конфликта, так и для окружающей политической среды возможны при третьем из рассматриваемых вариантов. Это компромисс между федеральной властью и чеченским вооруженным сопротивлением "Мир в обмен на территорию".
Наихудшие последствия вызовет второй сценарий развития событий, предполагающий целенаправленное уменьшение демографических ресурсов чеченского партизанского движения. Неизбежное следствие такого варианта — увеличение числа жертв и беженцев среди мирного населения, рост изоляции России во всем мире.
Первый из рассматриваемых вариантов представляет экстраполяционные тенденции в развитии войны и будет сопровождаться затяжным этапом борьбы федеральных войск с партизанским движением при незначительных шансах Москвы на успех.
Хочу отметить еще несколько общих следствий второй чеченской войны, которые, скорее всего, проявятся при любом ходе событий. Как бы они ни развивались, но свыше 90% всех вынужденных мигрантов останутся в Российской Федерации и распределятся прямо пропорционально сложившейся в настоящее время их численности в регионах России.
В краткосрочной перспективе на Кавказе сохранятся и даже усилятся факторы политической нестабильности и связанная с ними опасность терроризма.
--------------------------------------------------------------------------------
1 См.: Мукомель В. Вооруженные межнациональные и региональные конфликты: людские потери, экономический ущерб. Социальные последствия. Идентичность и конфликты в постсоветских государствах / Под ред. М. Олкот и др. М.: Центр Карнеги, 1997. С. 301, 305—306.
2 См.: Там же. С. 311.
3 Заместитель начальника Генерального штаба В. Манилов сообщил данные о потерях федеральных войск на апрель 2000 года. По его словам, за все время операции на Северном Кавказе потери Министерства обороны и МВД составили 2 181 чел. убитыми и 6 388 чел. ранеными. (См.: Мир за неделю, 22 —29 апреля 2000, № 15.)
4 Несколько раньше, в 1944 г. депортации подверглись и чеченцы. Они были выселены в степные и полупустынные районы Северного Казахстана и возвратились на родину только в 1956 г.
5 См.: Петраков Н. После передышки не пришла бы крышка // Труд, 11 января 2000. С. 2.
6 В Ахметском районе Грузии издавна живет этнографическая группа чеченцев "кистинцы" (менее 2 тыс. чел.), за время войны в чеченских селениях этого района население выросло за счет чеченских беженцев из прилегающих горных районов Чечни более чем в два раза и составляет около 5 тыс. чел.
7 В этой связи хочу сослаться на мнение президента Ингушской республики, генерала Руслана Аушева, который заявил в телевизионном интервью, что после того как федеральные войска займут основные горные базы боевиков, большая их часть, из тех кто останется в живых, постарается вернуться в свои села и там вести партизанские действия против властей. Телеканал "НТВ", передача "Герой дня", 23 февраля 2000 г.