ВИФ2 NE

	От	Сергей Зыков
	К	Сергей Зыков
	Дата	09.11.2010 04:21:51
	Рубрики	Прочее; 1917-1939;

карболит

К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ В. И. ЛЕНИНА

КАРБОЛИТ
Л.Львов

В характере Владимира Ильича Ленина была черта, близкие о ней знали: он терпеть не мог торжественных подношений, как, впрочем, всяких юбилеев, поздравительных речей и иных церемоний, связанных с ним лично. Конечно, он принимал подарок как воспитанный человек: улыбался, благодарил и заботился о том, чтобы пристроить его на хранение в необидное место. Но если Ленин узнавал, что данный товарищ был инициатором подношения, мнение о нем ухудшалось. Поэтому, когда в декабре 1920 года надо было вручить Ильичу письменный прибор, никто не брался это сделать. Выручил Кржижановский.

— Вот, Владимир Ильич, полюбуйтесь,— сказал он, входя в кабинет,— сделали для вас рабочие завода «Карболит» в Орехово-Зуеве. Это, видите ли, письмен-ный прибор...
— Не может быть! — весело ответил Ленин. Действительно, сооружение из темно-коричневого полированного материала не походило на принадлежность письменного стола: массивная плита, по краям два стержня, на которых висят электрические лампочки, а между ними — большой изолятор, какие бывают на уличных столбах.
— Мне объяснили,— говорил Кржижановский,— что тут все полно значения. Во-первых, это делали рабочие по своему разумению и опыту — из того, что было под руками. Во-вторых, конечно, идея всеобщей электрификации... Обратите внимание на материал. Этого материала не знает природа, он изобретен нашими химиками как наилучший изолятор для электропромышленности. Он рождается прямо в лаборатории в виде таких вот стержней и плит, а потом из него вытачивают всякие детали. Ну, и писать можно,— Глеб Максимилианович отвернул верхушку изолятора: там пряталась чернильница.
— Оставьте, я посмотрю.

На другой день Кржижановский обнаружил, что Ленин по-прежнему пишет, пользуясь стеклянной чернильницей-кубиком, которую комендант отыскал для него в канцелярии бывших дворцов. Но сооружение из карболита гордо высилось на отдельном столике возле стены, и, если было время, Ленин всем приходящим объяснял, какая это замечательная вещь: материал создала химия, а орехово-зуевские рабочие воплотили в нем идею электрификации.

Сейчас, спустя полвека, подарки трудящихся Ленину выставлены в залах музея на площади Революции. Тут есть и разукрашенные письменные приборы и ружья — великолепные образцы мастерства и терпения,— которыми, однако, Ленин никогда не пользовался. Все подарки лежат в блистающих витринах, кроме карболитовой чернильницы. Она навеки осталась в его кремлевском кабинете, на маленьком столике возле стены, где ее поставил Владимир Ильич. Он ее полюбил.

История «карболита» и его автора, химика Григория Семеновича Петрова, будет темой этого рассказа.

ВО СЛАВУ КОСТРОМЫ
... В 1891 году Кострома получила богатое наследство от Федора Васильевича Чижова — шесть миллионов рублей.
В старой России место каждого человека определяло его звание — тайный советник, генерал от инфантерии или купец первой гильдии. Но Чижов для Костромы всегда был просто Чижов — коренастый волжанин из небогатых дворян с белокурой кудрявой бородкой.
Подвиги свои он начал с высшей математики. Блестяще окончив в 1832 г. университет, он написал мемуары по теории равновесия. Остроградский прочил ему свою кафедру, но Федор укатил за границу, обошел все картинные галереи Германии и Италии, влюбился в искусство. В Риме он подружился с Гоголем, с Александром Ивановым и всей колонией русских художников, писал статьи о живописи. Вернувшись в Москву, с тамошними славянофилами и бросился на Балкан подымать славян на освободительную войну, пои для них оружие и сочинял манифесты. Правительство обратило на него проницательный взор; воротясь, он посидел в сыром каземате Петропавловской крепости, а потом был административно выслан из столицы. Чижов поселился возле Киева и занялся разведением шелковичного червя; через несколько лет на удивление всем он продавал в Москве шелк не хуже китайского.

Тут началась железнодорожная горячка, и Федор проложил дорогу от Москвы до Троице-Саргиевой лавры вдоль извечного пути богомольцев. Чтобы им легче было добираться до Соловков, он завел на Белом море пароходы. Последним коммерческим подвигом Чижова была компания, выкупившая у иностранцев Московско-Курскую железную дорогу. По уставу акции этой дороги семнадцать лет были неприкосновенны, а сколько он нажил денег, Чижов так и не узнал. Детей от разных матерей у него было немало, но все будущие деньги Чижов завещал на устроение пяти технических училищ: чтобы два — химическое и механическое — были в Костроме, ремесленное — в Макарьеве, механическое — ,в захолустном Кологриве и сельскохозяйственное — в не менее глубинной Чухломе.

На постройку зданий для классов и общежитий, на оборудование их ушло два миллиона. Четыре миллиона были положены в Государственный банк, чтобы на проценты костромичи бесплатно обучались наукам и ремеслам до скончания века.
Десять лет спустя, в 1901 году, в химическое училище пришел сын рабочего с лесопильного завода Гриша Петров. Тут ему предстояло овладеть двумя самыми важными тогда отраслями химии — мыловарением и изготовлением стеариновых свечей, а также заразиться духом чижовской предприимчивости.

ВСКИПАЕТ УДАЧА

В 1904 году, окончив училище, юный химик-технолог Петров приехал в Петербург и поступил мастером на мыловаренный завод, расположенный неподалеку от городских боен. Тут в огромных немецких котлах со щелоком кипела всякая падаль и требуха, чтобы превратиться в розовые, пахнущие духами кубики с тисненой надписью на каждом «Т-во А. М. Жуковъ».

Воображение мастера занимали превращения веществ и все свободное время он читал — сначала популярные книги, а потом и университетские учебники по химии. Одновременно он старался приобрееп- изощренное чутьё, без которого в те времена у химика-практика ничего получалось: дозировку материалов и режим обработки вели без точной меры.

По годам мастеру надлежало уже жениться. Заработки же при столичной дороговизне были невелики, и в 1908 году Петров перебрался в подмосковное село Кусково на большой нефтеперерабатывающий завод, принадлежащий американцам. Тут он возвысился: стал заведовать лабораторией.
Из бакинской нефти на заводе выгоняли керосин, тогда он назывался «фотоген» — для жителей ropoда, а также солярку и смазочные масла для промышленности. Бензин считался почти отбросом.
Вечерами, запершись в лаборатории, Петров изобретал: он решил омылить нефть. Со щелочами ничего не выходило. Тогда он принялся кипятить фракции нефти с концентрированными кислотами и получил темную слабо пенящуюся жидкость, обладающую поразительной поверхностной активностью. В стирке она оказалась сильнее мыла. Молодая жена тоже оценила изобретение, что, вообще говоря, с изобретателями случается очень редко.
Так был открыт знаменитый «Контакт Петрова», смесь сульфонафтеновых кислот, резко улучшившая производства мыла.

Американцы из администрации завода помогли ему оформить патенты и тут же купили право на использование контакта в САСШ для «Твитчелл процесс компани». В России собственником патента стало акционерное общество «Контакт», где Петрову принадлежало немало акций.
В Костроме стали поговаривать о новом Чижове.

КАК УБИЛИ МЕДВЕДЯ
Мир постепенно становился электрическим. На оптовом рынке вздымались цены на медь и латунь и на изоляторы — шелк, фарфор, шеллак, резину. Первенство среди изоляционных материалов с 1843 года держала твердая резина — эбонит. А в 1908 году англичанин Бакелунд, использовав реакцию между карболкой и формалином, открытую лет за десять до того Клебером и Сторном, получил принципиально новый материал — бакелит, искусственную пластмассу.

Смутные слухи о бакелите, а потом и образцы его появились в России два года спустя. Но технология бакелита была запатентована, надо было искать другой путь. Два энтузиаста-химика — К. И. Тарасов и В. И. Лисеев — соблазнили орехово-зуевского купца М. Братнина уступить им на время заброшенный корпус шелкоткацкой фабрички в деревне Дубровке близ Орехова-Зуева. Для новой пластмассы уже сочинили название «таралит» — по началам фамилий авторов. Она была замыслена фенолформальдегидной, как бакелит, но не щелочной, а кислотной... Не было лишь самой пластмассы. Из того, что варили в Дубровке, получалась дрянь, Пришлось Лисеву ехать на поклон к вошедшему в славу Петрову, просить разобраться.

- Это и есть ваш таралит? — поинтересовался Григорий Семенович, потыкав пальцем черный студень, вываленный из форм.— Рано окрестили. Медведь-то еще не битый...
Петров увез с собой в Кусково бутыль смеси и начал варить ее. Для спорости реакций он решил подбросить котел своего «контакта». Масса отвердела. Еще год ушел на подбор технологии.

В 1912 году на заводе в Дубровке была сварена первая русская пластмасса. Петров ей дал новое название — карболит, которое напоминало о происхождении ее от карболки. Право на изготовление карболита изобретатели передали «Торговому дому А. Васильев и компания». А уже шла война, немцы перестали поставлять в Россию электротехнические материалы. Карболит покупали расхват. В 1915 году в каморке, отгороженной досками на втором этаже старого корпуса в Дубровке толклись лишь трое исследователей. В 1916 году тут появись уже 30 рабочих, а к 1917 году — семьдесят. Они снимали с огня котлы и, задыхаясь от вони, выносили их на снег. Потом рабочие руками растирали варево с формалином и набивали им формы. После прокаливания в печи они, обжигаясь, расковыривали эти медные ящики и выбивали оттуда стержни и пластины. На втором этаже установили токарный станок, точильный камень и сверлильный станок. Новый материал еще рабатывали по-старому, как металл. После февральской революции торговый дом Васильева распался, и прибыли завода «Карболит» потекли на та компаньонов — Лисева, Щербакова, Петрова...

ВЫСОКОЕ ПОРУЧИТЕЛЬСТВО

Петров мало интересовался коммерческой стороной дела, директором был Лисев. Но доходы с завода позволили ему держать в Москве хорошую лабораторию, которая и после национализации в 1919 году «Карболита» считалась фирменной, заводской.
В лаборатории его нашел Лев Яковлевич Карпов, взявший на себя руководство химической наукой.

Коммунист с подпольным стажем, он еще в 1906 году был секретарем Московского комитета РСДРП, а потом — директором химического завода. Вдвоем они решили объединить всех изобретателей и исследователей в социалистический институт по химии, оборудованный самыми современными приборами, базой для производственных экспериментов и превосходной службой информации.

Петров собрался за границу — навестить знаменитые лаборатории, наладить обмен материалами, возобновить знакомства, утраченные в полосу войн и революций.
Но тут на его пути встали препятствия.

В Российской Федерации жить тогда было трудно, и наиболее избалованные материальными условиями специалисты стали потихоньку убегать в теплые и сытые чужие края. Многих Советская власть и не удерживала, например богословов: пусть едут, может быть, в Европе найдется на них спрос. Но иные втирались в доверие, клялись в верности знаменам, заручались крупными суммами казенных денег, а в Риге или Берлине вдруг объявляли себя ищущими политического убежища. Конечно, по нормам международного права эти беглецы подлежали выдаче как уголовные преступники, но капиталистические страны в отношениях с Советской Россией этих норм не придерживались.

Желательно было найти поручителя, а Лев Яковлевич неожиданно умер в январе 1921 года. Другие знакомые коммунисты сторонились: ведь еще недавно этот Петров был совладельцем завода, капиталистом, у него есть заграничные патенты — разве такой вернется?
Пришлось обратиться в научно-технический отдел ВСНХ. Горбунов обещал найти авторитетного поручителя. И действительно, через несколько дней Григория Семеновича вызвали в паспортный отдел и, несколько раз извинившись за задержку, вручили красный заграничный паспорт.

Что случилось? Петров долго ломал голову над этой загадкой, пока не узнал, что Народный комиссариат по иностранным делам и Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией получили письма одинакового содержания:

«НКидел
ВЧК
Мне сообщают, что выезду за границу Григория Семеновича Петрова, химика-изобретателя, ставятся препоны. У Петрова есть мандат от НКвторга за подписью Войкова от 29/III-1921 г. за № 1554(А)012. Есть постановление оценочной комиссии по делам изобретений от 9/II-1921 г. о выдаче премии Петрову в 15 000 000 рублей и проч. (за подписью Михайловского).
Прошу НКидел и ВЧК сделать распоряжение о немедленном пропуске за границу. Если есть к тому препятствия, прошу сообщить мне о них немедленно.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)» [1]

1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т 52, стр. 160-161.

ДНИ БЕГУТ...

На время отъезда изобретателя заботу о карболите взял на себя земляк Петрова профессор Павел Александрович Флоренский, заведующий лабораторией испытания материалов Государственного экспериментального электротехнического института — одного из первых наших НИИ.

Флоренский просил сотрудников лаборатории не называть его профессором. Действительно, удобно ли напоминать химику и математику, что он профессор богословия?
Предки его священнослужительствовали в костромской глуши, сам Флоренский после семинарии поступил на математическое отделение Московского университета, где учился у знаменитого Н. Бугаева. После университета он окончил духовную академию и остался в ней преподавать философию.

В 1911 году он принял сан священника, редактировал «Богословский вестник», но не оставил занятий чистой математикой, физикой и химией. В свободное время он коллекционировал народные песенки-частушки.
Двуличие церкви в дни революции, полное равнодушие церковных иерархов к нуждам и мечтам народа потрясли его. Неужели в это время пастырям не о чем было думать, как о восстановлении патриаршества? Флоренский ушел работать к большевикам, не снимая сана, что по тем временам было неслыханным скандалом. Да и как было не удивляться, когда посетители лаборатории видели огромного батюшку в шелковой рясе и с кудрями до плеч, склонившегося над микроскопом-бинокуляром. Верил ли он в бога? Никакой интеллектуальный труд невозможен без сомнений, и Флоренский давно утратил слепую веру в тексты, иконы и библейскую космологию. Он искал следы творческой силы в отступлении некоторых сложных систем от классических начал термодинамики, и это казалось церковникам худшей ересью, чем простой атеизм.

Флоренский влюбился в карболит, который с каждым новым экспериментом открывал новые достоинства — не только изоляционные. Это творение рук человека превосходило иные творения природы, что давало Флоренскому возможность часами философствовать о творческом начале и тому подобных привычных ему абстракциях.

В это время на заводе «Карболит» началась замена механической обработки пластмассы, скопированной с обработки металлов, простым штампованием. Инженер А. Петров и конструктор А. Кудащев сами спроектировали мощные прессы с подогревом форм и следили за тем, как они строились на соседнем заводе.

А Григорий Семенович путешествовал по Европе, отыскивая новинки химии. Он обходил лаборатории, закупал оборудование, книги, договаривался о поставке редкостных реактивов.
Бродя как-то по Берлину, он зашел в дымную пивную возле Александерплац перекусить. За спиной раздалась забористая русская речь. Петров обернулся — над фарфоровой кружкой клевал носом бывший приват-доцент Московского университета, уже крепко и, видимо, привычно нетрезвый.
— Григорий Семенович, какими судьбами? Бежали-таки из Совдепии? Теперь куда? Догадываюсь — в Америку, у вас там связи. Счастливец! Американцы очень ценят русских ученых. Еще бы: западный европеец быстро выдыхается, после первого успеха предается комфорту, а наши двужильные, вниманием не избалованы, ну и тянут...
— Нет, я в командировке.
— И вернетесь? Ведь голод там, у вас. Даже интеллигенция, говорят, голодает.
Петрову не хотелось пускаться в откровенности.
— Какой я интеллигент? Четыре года «чижевки» — все мое образование. Где уж нам, лапотным, в Америку... И потом — один хороший человек за меня поручился, не хочу его огорчать.

Впоследствии Петров слышал о многих карьерах, сделанных учеными в Штатах. Отто Струве, правнук основателя Пулковской обсерватории, стал корифеем американской астрономии, Игорь Сикорский делает американцам самолеты, Владимир Зворыкин — телевизоры, даже первым экономистом у них считается Василий Леонтьев. Ну и что? А Кострома что скажет?

+ Г. С, Петров, автор карболита

ВТОРАЯ ПРИРОДА

В 1928 году Петров вернулся в Москву и вступил в заведование лабораторией Научного института жировой промышленности.
Его забота о будущем пластмасс, которое Петров считал великим, выражалась в том, что он старался найти в них недостатки. Нетрудно было заметить первый из них — хрупкость. И Петров взялся за разработку текстолита — пластмассы, армированной тканью, из которой стали делать нешумящие и не боящиеся ударов шестерни, рычаги и другие детали машин.
Но обычная ткань, батист, оказалась не всегда удобной в качестве арматуры и дорогой. Петров начал экспериментировать со стеклянной тканью и стекловатой.

А для самой широкой массы потребителей Петров остался одним из авторов клея БФ. Оказалось, что клеить можно не только почтовые конверты, но и мосты, ведра, баки, костюмы; БФ брался заменить сварку, пайку, заклепки, сшивание нитками и проволокой.
Для руководства реализацией всех проектов и разработок требовались знающие люди. Г. С. Петров организовал в 1933 году при Московском химико-технологическом институте кафедру пластмасс и руководил ею до последних дней своей жизни.

Как-то поспорил он с преподавателем политэкономии насчет принципов планирования развития промышленности.
— Равномерное, пропорциональное расширение производства? Да разве это возможно? Куда расширяться-то будем лет через двадцать, страна-то не резиновая! Химию надо форсировать, пластмассы — это и одежда, и обувь, и удобрения, и строительные материалы, и мебель; это замена металла в станках, автомобилях, кораблях, самолетах.
— Всяк кулик свое болото хвалит,— отшутился экономист.
Однако идея резкого расширения отрасли синтетических материалов зрела в планирующих и партийных органах. Ее популярности изо всех сил способствовали питомцы МХТИ, запомнившие горячие лекции Петрова.

Подошло семидесятилетие — большой и немного грустный юбилей. Не было конца приветственным телеграммам, адресам, сувенирам из пластмасс. Кто-то подсчитал, что Григорий Семенович написал двенадцать книг, 180 статей — не так много, казалось бы. Но зато он имел двести патентов и авторских свидетельств! Вряд ли кто-нибудь другой из ученого мира мог похвалиться таким соотношением.

В мае 1958 года собрался партийный Пленум, который провозгласил начало грандиозной программы химизации народного хозяйства. Петров не мог участвовать в подготовке этой программы — он внезапно умер за несколько месяцев до Пленума.