От Сергей Зыков Ответить на сообщение
К Сергей Зыков
Дата 15.08.2010 20:58:37 Найти в дереве
Рубрики WWII; Версия для печати

Re: Утром 16...

Рассказывает Маркина Тамара Георгиевна (1928 г.р.)

Я родилась и выросла в Москве. Мы жили с мамой и моей старшей сестрой Лидой. Незадолго до войны наша семья переселилась из деревянного барака в каменный дом на улице Абельмановская. Квартира была коммунальная. Мы втроем жили в одной комнате, а в других еще две семьи. Летом нас с сестрой отправляли отдыхать за город.
27 мая 1941 года у сестры Лиды родилась дочка Надя. Поэтому в то лето мы никуда не поехали. Помню, сидим мы как-то в комнате за столом, вдруг вбегает соседка: «Что вы сидите, не знаете что ли – война началась!» И мы кинулись включать репродуктор радиоприемника.
Жизнь в городе сразу изменилась. Ускорился темп жизни. За несколько дней все окна домов были заклеены крест накрест бумажными или тряпичными лентами, чтобы не выбило взрывной волной. Вечером город полностью погружался во тьму, потому что у всех на окнах должны были быть плотные шторы или одеяла. Меняется облик города. На многих домах и известных зданиях появилась маскировка, то есть дома (Кремль, центральный телеграф, мосты и т.д.) были раскрашены в разные цвета, чтобы их трудно было узнать. На улицах появились противотанковые ежи. На некоторых улицах (например, Дорогомиловской) оставляли лишь узкий проход для проезда троллейбуса. Витрины магазинов были обложены мешками с песком. Город готовили к обороне. На Тверской улице мы часто видели молодых девушек в военной форме, которые несли аэростаты. В парках, скверах, укромных уголках города появились зенитки. На стены домов повесили указатели «Бомбоубежище». Кстати, наша семья спускалась в бомбоубежище только один раз, потому что мама считала, что больше надо бояться людскую панику, страх и разговоры. Так что спать ночью мы ложились на полу недалеко от окна, чтобы не накрыло взрывной волной. Одна бомба все же упала прямо посередине нашей улицы.
Страшно. Это постоянное чувство тревоги. Боязнь воздушного налета, боязнь, что кого-то отправят на фронт… Все мужчины с нашей улицы уже ушли воевать. Молодые парни ходили каждый день отмечаться в военкомат. Начиналась эвакуация. Появилось такое понятие как «бронь». Женщины ходили на курсы медсестер. Многие отправлялись на рытье противотанковых рвов. Люди должны были сдавать машины, мотоциклы и радиоприемники.
Муж моей сестры (отец малышки Нади) был направлен на военные курсы под Солнечногорск. Выпустился уже лейтенантом. Это было важно, так как семья офицера получала денежное пособие. И вот, не успев даже попрощаться с женой и дочкой, молодой лейтенант срочно уехал на фронт. (С фронта муж сестры вернулся живым. Умер только в 1979г.)
От эвакуации мама отказалась из-за маленького ребенка. На детскую карточку полагалось получать 400 граммов хлеба. Мама меняла этот хлеб на молоко для малышки. На поле взяли кусок земли для огорода. Сажали картошку. Никто друг у друга не воровал.
И все равно постоянный страх.
В октябре началась паника. Радио часто молчало. Иногда из него доносилась немецкая речь. Было жутко!

Но в то же время работали кино и театры! Однажды мы с сестрой пошли в театр на Таганке. Во время спектакля началась воздушная тревога. Что делать? Спускаться в бомбоубежище – так там можно просидеть всю ночь, потому что поздно все равно патруль по улицам не пропустит. Бежать домой – а вокруг зенитки громыхают. Решили все же бегом домой. Это был кошмар! Ночь, темно, вокруг ухают разрывы пушек, где-то слышны взрывы. В темноте ударилась о металлическую урну, из коленки потекла кровь. Не помню, как и добежали… Страшно.

16 октября – день знаменитой паники. Вышел указ об эвакуации высших органов власти. Были заминированы около 1000 объектов. Радио молчало. Слухи ползли. Началось мародерство.
От страха за свою судьбу люди уничтожали комсомольские и партийные билеты, картины с изображениями Ленина и Сталина, книги этих авторов. Но в нашем дворе была команда молодых ребят, которые, наоборот, в этот день пошли в райком и написали заявления о приеме их в комсомол. С ними побеседовали и тут же приняли. Один из них показывал потом комсомольский билет, выданный именно 16 октября 1941 года.
Через некоторое время отрядам милиции удалось остановить мародерство на улицах и восстановить порядок в городе.

Продукты получали по карточкам. На ребенка 400 г. хлеба, на взрослого 600 г., на работающего 800 г. По карточкам можно было раз-два в месяц получать масло, крупы, муку. Иногда давали талоны на спички, мыло, обувь и т.д. Кожуру от картошки сушили, добавляя муку, делали лепешки. К нам в дом приходил иногда какой-то человек. Он приносил небольшие игрушечки для маленькой Нади. Видно, ему совсем нечего было есть, поэтому игрушки были предлогом для входа в дом. Мама наливала ему суп или похлебку, т.е. подкармливала бедного человека.
Мы с сестрой начинали учиться в школе №12. Перед войной младшие классы этой школы (и меня) перевели в другое здание. С начала войны школа №12 была превращена в госпиталь. Сейчас в этом здании больница №84.

С 1941 по 1942 год школы не работали. Затем дети опять пошли учиться. Я пошла в 6 класс школы №422. В 1943 году школы стали раздельно для мальчиков и для девочек. Топились школы дровами. Осенью нас с одним из учителей отправили в колхоз собирать урожай. Некоторые дети из нашего класса принесли справки, что по каким-либо причинам им нельзя ехать. Мне мама запретила даже думать об освобождении, сказав: « Что же за тебя и на фронт, если надо будет, кто-то другой пойдет?» За работу в колхозе нам выдали по мешку пшеницы.

А еще наш класс собирал деньги на строительство танка. Потом на школу пришла благодарственная телеграмма, подписанная самим Сталиным. Мы были этому очень рады. И для фронта собирали посылки: клали туда варежки, кисеты для табака.
После 7 класса я закончила школьное образование.

http://www.omczo.org/publ/343-1-0-1473