Культура по четвергам: лента Павла Лунгина «Царь», открывшая ММКФ, стала хорошим поводом порассуждать о магистральном движении российского кино, да и всей мировой культуры в целом.
Говоря о культурных событиях этой недели, странно было бы писать колонку о чем-то, как не о Московском кинофестивале. Впрочем, событие, которое я хочу вспомнить, произошло не на этой, а на прошлой неделе – на открытии ММКФ был показан фильм Павла Лунгина «Царь» – история духовного противостояния Ивана Грозного и московского митрополита Филиппа (Колычева).
Выходя из зала, я услышал где-то за плечом фразу: «Если фильм открытия такой, то что же это за фестиваль будет?». Очень показательная фраза, и отнюдь не в смысле лягнуть Лунгина. Фильм-то на самом деле вовсе не «ужас-ужас», скорее наоборот – на фоне тотального безрыбья российского кино, «Царь» – это не рак даже, а лобстер какой-то. Операторская работа Тома Стерна выше всех похвал, такой картинки в отечественных фильмах не было много лет и еще столько же не будет. Многие сцены, вроде частопоминаемого критиками прохода Грозного, что называется, доставляют по-полной, да и актеры хороши – здесь, опять таки впервые за много лет, можно говорить о состоявшемся актерском ансамбле. Провалов практически нет, даже с Домогарова сериальную чешую оббили, даже Охлобыстин пусть и переигрывал, но не лажал.
Но именно «Царь», и именно вписанный в фестивальный формат, то есть в ситуации «русское кино на фоне нерусского» становится идеальным поводом для того, чтобы прицельно оплевать не Лунгина даже – весь наш сегодняшний кинематограф.
А то, что фильм на голову выше среднестатистической поделки отечественных кинематографистов – так это даже лучше, скидок делать не придется.
Для начала зрителю неплохо бы понять – к истории нашей лунгиновский фильм не имеет ни малейшего отношения. Дело даже не в исторических ляпах, хотя их в фильме не то что предостаточно – с точки зрения соответствия реальной истории создатели фильма не ошибаются даже, а врут намеренно, и с каким-то ожесточением даже. Ляпы начинаются с заглавных титров, где нам сообщают, что на дворе – 1565 год или «7773 год от начала мира» (правильно – 7073-й) и заканчиваются на финальной сцене. Фильм антиисторичен подчеркнуто, все ключевые эпизоды заставят схватиться за голову любого мало-мальски знающего историка. И Грозный с митрополитом Филиппом друзьями детства не были, и быть не могли – Грозный младше на четверть века, а в описываемые времена был не вовсе беззубым стариком, а 35-летним мужчиной в расцвете сил. И сдача Полоцка московскими войсками, вокруг которой и наверчен весь сюжет, произошла через много лет после описываемых событий. И несчастный сын Малюты Скуратова, из-за которого, если верить фильму, митрополит Филипп в какой-то степени и принял свою кончину, в реальности не существовал. У думного дворянина Григория Лукьяновича Бельского, прозванного за малый рост Коротышкой, то бишь Малютой, не было прямых наследников по мужской линии, а только три дочки, очень удачно пристроенные замуж.
Ну и, на сладкое, – нет никаких доказательств, что к мученической смерти Филиппа Иван Грозный имел хоть какое-то отношение.
Вы скажете – да что ты привязался к этой исторической правде? Это не учебное пособие по средневековой истории Руси, это художественное произведение. Здесь важно передать дух того времени, его атмосферу, и в интересах этой художественной задачи создатель имеет полное право кроить историческое полотно как ему вздумается, и плевать на буквализм слюной. А я радостно соглашусь, и еще поддакну, напомнив, что на редкость устойчивую байку о том, что Иван с Филиппом были друзьями детства, запустил не кто иной, как Сергей Эйзенштейн в своем фильме «Иван Грозный» – именно потому, что ему это было надо для фильма.
Но давайте теперь посмотрим – насколько у Лунгина получилось, пусть и в ущерб букве, передать дух того времени.
Увы, но и здесь порадовать нечем.
Реальным Средневековьем здесь и не пахнет, несмотря на все гнилые зубы (собственные у Мамонова или деланные у Охлобыстина). Лунгин (степень виновности автора сценария, известного писателя Алексея Иванова оставим открытым по принципу «отвечает главный»), похоже, просто не понимает, что некоторые из эпизодов фильма в реальном XVI веке не могли произойти, потому что не могли произойти никогда. Если бы реальный Иван Грозный бродил где вздумается, бегал по Москве коробейник какой и приставал, как в фильме, ко всем встречным - поперечным, народ бы ему не в ноги падал, как в фильме, а разбегался с гайдаевскими криками «Царь-то не настоящий!». В тогдашней России царь – это сакральная фигура, появляющаяся перед людьми по строго определенным поводам и при неукоснительном соблюдении крайне сложного ритуала. Да что говорить – ему не то что слоняться по двору на пару с приблудной девчонкой-бродяжкой – ему и на землю ступить нельзя было, предварительно под ноги что-то подстелить требовалось. Именно этот статус живого полубожества и сорвал-то в итоге крышу у реального Ивана –
попробуй не повредись головой, если для всех ты нечто среднее между иконой и Родиной.
Но при этом если бы реальный Иван, как в фильме, лишил Филиппа сана митрополита в результате собственного взбрыка, своей волей и с помощью пары слов – никто из присутствующих просто бы не поверил своим ушам. В церковных вопросах царь был обычным прихожанином, не властителем, а рабом божьим, и не ему было митрополита снимать. В реальной жизни митрополичьего сана Филиппа лишил специально собравшийся собор епископов, многие из которых (суздальский епископ Пафнутий, новгородский архиепископ Пимен) были давними его недоброжелателями.
Да что далеко ходить – в фильме опричники, убив Филиппа, сжигают защищающих его тело монахов (!) живьем вместе с церковью (!) в которой они укрылись. Это, простите, уже ни в какую Красную армию. Я даже не буду говорить о месте религии в жизни средневекового человека, сакральности храмов и нутряном страхе перед пожарами. Достаточно упомянуть, что во времена Ивана Грозного всего лишь семь статей тогдашнего УК предусматривали «высшую меру» (при Алексее Михайловиче – уже 80, при Петре – более 120). Этими тягчайшими преступлениями были убийство, изнасилование, содомия, похищение людей, поджог строения с людьми, ограбление храма и государственная измена.
Подсчитайте сами, сколько расстрельных статей они по своей инициативе с пола подняли.
Но я прекрасно понимаю, что и подобное фантазирование и попрание базовых принципов тогдашнего мира не является для кино табу. Режиссер вполне может снимать вневременную притчу, действие которой происходит в придуманном им мире со своими умозрительными законами – и это не делает произведение менее значительным. Главное – что на выходе, критерий правдивости – результат. Но опять таки – посмотрим, для чего Лунгину понадобилось попрать и дух, и букву реальной истории, что за сверхзадача перед ним стояла?
Как это не печально – на выходе, если отвлечься от красивостей, мы имеем плоский для картонности конфликт умного и милосердного священника и придурковатого царя-садиста. Один – весь в белом, другой – черный до дьявольщины. И показать этот тривиальный и плоский, если начистоту, конфликт очень хорошего с очень плохим Лунгин решает самым простым способом – пресловутым «нагнетанием».
Вы никогда не задумывались, почему в наших исторических фильмах режиссеры так любят давить на нервы зрителя, живописуя кровавость того времени? Что в «Бульбе», что в «Царе» – огнем жрут, кости ломают, то крюк в тело всадят крупным планом, то медведь на весь экран кишки раскидывает. А ответ-то достаточно простой – потому что иным путем показать ужас того времени просто не умеют.
Главная проблема «Царя» та же самая, что и во всем российском кино – создатели не уважают ни себя, ни своего зрителя.
Они свято убеждены, что целевой аудитории что сделай – все сойдет, а потому, не мудрствуя лукаво, постоянно облегчают себе задачу. Играют сами с собой в поддавки. Не только в «ужасах» – во всем. Ну и что, Грозный был одновременно упырем и великолепно образованным человеком, блестящим писателем, да и одним из первых русских композиторов, кстати? Кровушку лил почем зря, но при этом оставался истово религиозным человеком, говорите? Страдал и мучился, попав в жернова между собственным пониманием долга правителя и необходимостью спасения человеческой души?
Нет, ребята, это слишком сложно, такую мозаику не вдруг и сложишь, да и народ ее не поймет.
Пусть будет просто упырь.
Почему Эйзенштейн, снимая своего «Ивана Грозного» в обстановке страшного идеологического давления и – на минутку – для неграмотного в массе своей зрителя, сделал сложнейшее многослойное полотно, а Лунгин с полностью развязанными руками и имея адресатом рафинированную интеллигенцию сотворил примитивный лубок? Почему один разбирал эпоху по косточкам, поднимал все доступные источники и долго вникал, как выглядел какой-нибудь тегиляй – посмотрите хотя бы бесчисленные рисунки Эйзенштейна, сделанные в процессе подготовки к съемкам. А другой, уже сделав религиозный в своей основе фильм на историческую тему, выступая на радио, откровенничает об астраханском хане, досаждавшем Грозному в последние годы жизни, и объясняет радиослушателям: «У нас не было, как вы знаете, патриархов, были только митрополиты. Первого патриарха дала Советская власть, отделив государство от церкви».
И этот ведь еще из лучших, как говорил Атос.
Это всеобщее «упрощенчество» столь тотально, что масштабы его просто пугают. Я, если честно, все чаще начинаю задумываться – а стоит ли клеймить сегодняшних «творцов» и издеваться над ними? Ведь очень похоже, что это уже не субъективный, а объективный процесс. Много ли вы знаете по настоящему великих фильмов, снятых за последнюю четверть века? Книг? Песен? Симфоний? Картин?
Не модных, а именно великих, покоряющих города и страны, овладевающих зелеными юнцами и зрелыми мужами? И ведь везде так – во всех областях культуры, даже самых молодых и неразработанных. Где рок-группы, равные пусть не «Биттлз», но хотя бы «Скорпионс»? Стыдно сказать – даже масштабных поп-звезд после Бритни Спирс не народилось, одни однодневки на сезон. Есть ли хоть одна компьютерная игрушка, вызвавшая ажиотаж, подминающая под себя континенты – пусть не «Дум», так хотя бы «Симс»?
А вдруг мы, как в первой еще «Цивилизации», все заложенное уже выбрали и дальше нам создавать только бесчисленные и безликие «Технология будущего 1», «Технология будущего 2», «Технология будущего 3»… Эйзенштейн сотоварищи весь проем уже кирпичами заложили, а Лунгину с компанией осталось мелкие дырочки замазывать.
