От dvzhuk Ответить на сообщение
К Сергей Зыков Ответить по почте
Дата 07.01.2007 23:03:26 Найти в дереве
Рубрики WWII; Армия; Версия для печати

Об указателях и похоронных командах — два свидетельства (+)

Из воспоминаний Л. А. Семенова
[Новый Часовой, № 15–16. СПб, 2004. С. 279.]

Это было во время Московского наступления в начале 1942 года. Зимние метели на открытых местах — полях и перелесках — переметали дороги. На замерзших озерах можно сбиться с пути. Дороги обозначили вехами. Идут машины. Метет поземка. Здесь не сбиться с пути помогает виднеющаяся линия временной связи и регулировщик. В 1941 году на бескрайнем в метель озере Селигер ориентироваться помогали воткнутые в снег шесты. Регулировщиков не было до конца 1942 года. Были только КП (контрольные пункты), где производилась проверка документов.
На освобожденной дороге от Андреаполя к Торопцу то ли дорожники, то ли «шутники» из ранее прошедших частей вместо столбиков или вех обозначили переметенные снегом участки вмороженными в снег трупами впервые побежденных и разгромленных немцев. Это было не кощунство, а торжество победителей. Военных фотографий у меня нет, так что попробуйте вообразить себе «аллею трупов». Их установили часто. Аллея антигероев, застывших в позах, в которых их застала смерть. Через неделю их заменили вехами.

***

Весна 1942 года. Бурно тают снега. Едем за дровами. В лесу снег рыхлый, внизу вода. Место высокое, а лес в кочках, как на болоте. Только кочки большие и реже. Но это не кочки, а погребенные под снегом трупы. Внизу, на земле, свои, еще летние; в снегу, зимние, — немцы. Наши ужасны. Наступишь нечаянно, кочка булькнет, распространяя сладковатое зловонье.
У наступающих есть похоронные команды. Отступающие трупы не хоронят. Ужасно оказаться без вести пропавшей кочкой.



Из романа Курцио Малапарте «Капут», написанного в 1944 г. Автор в 1941–43 гг. был военным корреспондентом, роман основан на лично увиденном.
[Нева, 1990, № 10, С. 85–86.]

…я заметил, что уже начал рассказывать ему историю, как однажды ехал в машине на ленинградском фронте. Я ехал по большому лесу, недалеко от Ораниенбаума, вместе с немецким офицером, лейтенантом Шульцем из Штутгарта, а точнее из долины Неккара, «долины поэтов», как рассказывал мне Шульц, и он заговорил со мною о Гельдерлине, о безумии Гельдерлина.
— Он не был безумцем,— говорил Шульц,— это был ангел.
И он медленно и неопределенно повел рукой, желая изобразить в ледяном воздухе полет невидимых крыльев, он смотрел вдаль, как бы следя глазами за полетом ангела. Лес был густой и большой, слепящий снег легкими голубыми мазками светился на стволах деревьев, машина с мягким шелестом скользила по обледенелой дороге.
— Гельдерлин в Черном Лесу летал среди деревьев, как большая птица,— говорил Шульц.
Я молчал, глядя в окно на густой страшный лес, прислушиваясь к шелесту колес по обледенелой дороге. Шульц декламировал стихи Гельдерлина.
В этот момент, там, где лес был особенно густым и могучим и где еще одна дороге пересекала нашу, прямо перед нами, на перекрестке двух дорог, из тумана появилась фигура солдата по пояс в снегу. Он неподвижно стоял, вытянув правую руку и указывая нам дорогу. Когда мы проезжали мимо него, Шульц поднес руку к виску в знак приветствия и благодарности солдату.
В конце следующего отрезка дороги, на другом перекрестке, на большом еще расстоянии от нас, показался другой солдат, он тоже стоял по пояс в снегу, вытянув правую руку и указывая нам дорогу.
— Они же умрут от холода, бедные парни,— сказал я. Шульц обернулся и посмотрел на меня:
— Об этом не беспокойтесь, они не умирают от холода!
И он смеялся, смеялся. Я спросил, почему он думал, что этим беднягам не грозила опасность замерзнуть.
— Потому что они привыкли к холоду! — ответил Шульц. Он смеялся, смеялся похлопывая меня по плечу, потом остановил машину и, обернувшись ко мне, улыбаясь во весь рот, сказал:
— Хотите посмотреть на него вблизи? Вы сами спросите, холодно ему или нет. Мы вышли из машины и подошли к солдату, который так и стоял неподвижно вытянув правую руку и указывая нам дорогу. Он был мертв. У него были мутные глаза и приоткрытый рот. Это был мертвый русский солдат.
— Это наша дорожная полиция,— сказал Шульц.— Мы называем ее «тихой полицией».
— Вы уверены, что он не говорит?
— Что он не говорит? Да! Попробуйте, спросите у него самого.
— Лучше мне не пробовать. Уверен, что он ответит,— сказал я.
— Ах, это забавно! — воскликнул Шульц, смеясь.
— Да, забавно, nicht wahr?
Затем я спросил с безразличным видом:
— Когда вы ставите их здесь на место, они бывают живыми или мертвыми?
— Конечно же, живыми! — ответил Шульц.
— Потом они, конечно же, умирают от холода? — спросил я тогда.
— Нет, нет, они умирают не от холода. Посмотрите сюда.
И Шульц показал мне сгусток крови, бугорок красного льда на виске мертвого.
— Да, забавно!
— Ja, ja, забавно, правда? — сказал Шульц. Затем он прибавил, смеясь: — Нужно же, чтобы русские пленные хоть на что-нибудь годились!

С уважением, Д.Ж.