Так ведь уже было это, у покойного Свиридова в "Крутом герое"
– Это что? – шепотом поинтересовался Андреа у Голди.
– Кладбище, – также тихо ответила она. – Не надо бы нам сегодня сюда к вечеру, плохой день.
– Праздник. День юного антитанкиста-героя.
– Призраки водителей ходят?
– Хуже, – ответила Голди и замолчала.
Грузовик медленно взбирался на пригорки, тяжело переползал через лужи, протянувшиеся поперек колеи, а конца и краю мертвым машинам все не было видно, причем чем дальше, тем более удивительные конструкции ржавели в этих болотах. Свет фар выхватывал из полутьмы танки с вертолетными винтами над башнями, которые явно никогда не отрывались от земли, ракетные установки на воздушной подушке, уткнувшиеся в непосильные для себя подъемы, замершие покосившись шагающие транспортеры, запутавшиеся в собственных мослах, и еще многое, многое другое. Звук работающего двигателя, отражающегося эхом то от одних стальных останков, то от других, звучал над этим кладбищем одиноко и кощунственно. А потом раздался голос кого-то из стажеров:
– Господин сержант, разрешите вопрос, а почему у нас эхо такое странное? У нас мотор работает «Дыр-дыр-дыр», а в ответ слышится «У-у-у-у»?
«А и правда, почему?» Андреа привстал, и держась за каркас тента, высунулся как можно дальше наружу.
Ночь еще не наступила полностью – лампа с прикрученным фитилем все еще чуть-чуть подсвечивала мешковину облаков, хотя что-то разобрать при таком освещении было трудно. Грузовик неторопливо полз по дороге, огибающей очередное озерко, почти полностью заросшее камышом и рагозом, и на его противоположном берегу возвышался силуэт машины, к которой больше всего подошло бы название «ракета на подземных крыльях». Тем временем звук, бездарно исполненный стажером как «У-у-у», все нарастал, и Андреа поглядел в другую сторону.
Там, не обращая внимания на трясину или деревья на пути, шел огромный танк, силуэт которого пирамидой уходил куда-то вверх, танк ощетинившийся во все стороны пушками всех калибров и блоками реактивных снарядов, многоствольными пулеметами и раструбами огнеметов, а у подножья одной из башен примостился торпедный аппарат. Поверх брони танк был увешан разнообразными контейнерами, запасными гусеницами и прочей всякостью, а в борту у него зияла развороченная дыра размером с хорошие ворота, из которой на каждой неровности волной выплескивалось то ли масло, то ли гидрожидкость, и ее застывшие потеки вокруг пробоины казались запекшейся кровью.
– Ничего страшного, – сообщил Андреа внутрь, продолжая почти что висеть над бортом. – Просто технику какую-то в ремонт гонят.
– Что? – голос Голди выдал ее страх, а Ану-инэн произнесла, тоже чуть ли не истерично:
– Ты гляди внимательней!
Андреа, который не слишком испугался, присмотрелся внимательней, и вдруг понял: этот танк не мял траву и не ломал деревья, все препятствия просто исчезали из виду, когда на них накатывалась исполинская гусеница, а потом появлялись нетронутыми сзади. Но грохот от двигателя стоял явственный, и выхлопная вонь тоже ощущалась очень реально.
В этот момент на танке вспыхнул прожектор, и скользнул к грузовику, уперевшись в кабину. Похоже, что шофер лишь сейчас заметил происходящее вокруг, потому что двигатель взревел, выхлопная труба испустила облако черного дыма, и до сих пор неторопливо тащившаяся машина рванула вперед, и запрыгала по колее так, что Андреа чуть не вылетел на дорогу.
Там, сзади, это тоже заметили, и со стороны призрачной махины раздался оглушительный замогильный голос:
– Двадцать пять сорок восемь, примите вправо и остановитесь. Примите вправо, двадцать пять сорок восемь!
