От Alex Medvedev Ответить на сообщение
К объект 925 Ответить по почте
Дата 31.08.2004 17:15:25 Найти в дереве
Рубрики 11-19 век; WWII; Версия для печати

Ре: Расскажите что...

"Наиболее актуальной задача изменения уголовного законодательства стала после смерти Сталина. Прежде всего в нем следовало закрепить те политические изменения, которые напрямую затрагивали основы прежнего правового обеспечения репрессий.

Реализовать эту задачу предполагалось путем издания отдельного законодательного акта, который бы заменил действующее Положение о государственных преступлениях 1937 года с изменениями и дополнениями, внесенными за истекший период. Статья 10 Положения определяла состав контрреволюционной агитации и пропаганды.

Работа над законопроектом, получившим в итоге название Закона об уголовной ответственности за государственные преступления, велась в 1957-1958 годах.

В ходе разработки Закона проблема новой редакции статьи об агитации занимала одно из ключевых мест. Она постоянно присутствует в справках, которые составлялись по наиболее дискуссионным статьям. Работа над ней продолжалась дольше всех и закончилась буквально в самый последний момент перед утверждением сессией Верховного Совета.

Базовыми принципами проекта, сохранявшимися в различных редакциях, разрабатывавшимися в Юридической комиссии Совета Министров, в специальной комиссии Совмина, в подкомиссии комиссий законодательных предположений палат Верховного Совета, были:


ограничение круга государственных преступлений;

снижение высших пределов санкций и прежде всего ограничение применения смертной казни;

более четкое оформление субъективной и объективной сторон их составов для недопущения массовых и необоснованных репрессий. "

"Прежде всего, потому что в условиях начавшейся после смерти Сталина либерализации практики по наиболее тяжким "контрреволюционным" преступлениям статья 58-10 стала для властей наиболее приемлемым уголовно-правовым инструментом для идеологического контроля.

По статистике хорошо прослеживается, как на фоне снижения судимости за "контрреволюционные" преступления в общем числе осужденных возрастает доля тех, кто "сел" за агитацию. В 1956 году, наиболее либеральном за период ранней "оттепели", она составила 50 процентов.

Использование этой статьи отвечало не только наиболее распространенным формам "враждебных вылазок", но и новой репрессивной доктрине, предусматривавшей адекватность репрессивных мер содеянному. В статье имелся широкий диапазон мер наказания - низший предел был обозначен на уровне "не ниже 6 месяцев", а высший - смертная казнь. Хотя во времена Хрущева по этой статье она практически не применялась"

Новая репрессивная доктрина была политически оформлена знаменитым Письмом ЦК КПСС от 19 декабря 1956 года. Инструктивные материалы Верховного Суда и Прокуратуры делают очевидным то, что Письмо инициировало применение именно статьи 58-10.

Сделать это позволило положение Письма "О вражеской тактике маскировки", которое Суд и Прокуратура воплотили в указание не обращать внимания на требование закона карать за агитацию только если она содержит призыв к свержению или ослаблению власти.

Реализация такой установки привела к увеличению в 1957 году судимости за "контрреволюционные" преступления в четыре раза в сравнении с 1956 годом. И произошло это за счет статьи 58-10. Она дала 80 процентов осужденных.

В 1958 году по линии судебного ведомства были предприняты шаги по сворачиванию развернувшейся репрессивной кампании.

В Верховном Суде СССР был подготовлен и послан в ЦК аналитический материал, зафиксировавший "ошибки" в применении статьи 58-10 с предложением принять по данной категории дел специальное постановление Пленума Верховного Суда.

После обсуждения этого материала на различных совещаниях с участием КГБ и Прокуратуры он был разослан в республиканские Верховные Суды. И, видимо, возымел действие. Во втором полугодии 1958 года судимость по статье об агитации несколько снизилась, хотя предлагаемого постановления официально принято не было.

На мой взгляд, допустимо предположение, что политическое решение проблемы было увязано с подготовкой нового Закона.

10-й пункт 58-й статьи был в сталинские годы, по выражению Солженицына, "всеподметающим". Да, так он использовался на практике. Но формально пункт этот имел довольно определенную, даже (по советским меркам) "узкую" диспозицию. Главную проблему создавали слова "призывы к свержению". Они существенно ограничивали круг деяний, которые могли бы караться этой статьей, конечно, если бы она применялась строго по букве закона. Когда в годы перестройки начался процесс подлинного реформирования этой статьи, законодатели так ее и назвали: "Призывы к свержению или изменению советского государственного и общественного строя". Но в конце 1950-х годов этот (наиболее очевидный) путь был неприемлем.

Поэтому неудивительно, что новая формулировка статьи, по свидетельству участника ее разработки, "рождалась в больших муках в течение длительного периода времени".

Дискуссии не носили ожесточенного характера, но были все же довольно оживленными. В стане представителей ведомств-"практиков" не было единства. Во внутренних документах и на обсуждениях в Верховном Совете иногда "открытым" текстом, и довольно высокопоставленными работниками, говорилось о том, что изменение прежней редакции приведет к неоправданному расширению диспозиции статьи, за которым последуют "ошибки". Например, именно так написал в своих замечаниях на проект Закона Главный военный прокурор Горный.

Время от времени разработчики возвращались к старой редакции, но четкое ограничение "призывами к свержению" очевидно мешало придать законный камуфляж преследованиям за "нежелательные разговоры и тексты". Критики старого состава уверяли, что изменение редакции статьи необходимо, чтобы ввести более четкие указания на субъективную сторону, которые будто бы отсутствовали в старой редакции. Ложность этих уверений очевидна, если привести для сравнения мотивацию ограничительных изменений в менее "актуальных" составах, таких как террористический акт: "Когда мы говорим об объективной стороне террористического акта, ...все дело заключается в том, шире или эже мы сформулируем объективную сторону, которая могла бы служить наиболее надежным выражением контрреволюционной направленности действий". Сказать так при обсуждении статьи об агитации все же решались немногие. Письмо ЦК КПСС от 19 декабря в период разработки проекта не было отменено или заменено равным ему по значению политическим актом.

Поиски выхода привели к идее "разгрузки" этого состава путем введения новых частей или отдельной статьи, предусматривающей ответственность за критику властей. Но предложение о введении новой "политической" статьи противоречило одному из генеральных направлений выработки нового законодательства - уменьшению количества подобных статей. Полностью эта идея воплотилась только в 1966 году, когда в УК была введена статья 190ў о распространении заведомо ложных измышлений, порочащих строй. Новую статью вывели из круга "государственных преступлений" и поместили ее в главу "преступления против порядка управления", что позволило обойти проблему: вовсе не оговаривать умысел на подрыв или ослабление власти.

В мае 1958 года Советом Министров, а затем и Президиумом Верховного Совета была утверждена редакция статьи, в которой вместо "призывов к свержению" осталась довольно аморфная формулировка, указывающая на цели подрыва и ослабления советской власти. Но и этого оказалось мало: в самый последний момент, уже после того, как проект ушел на утверждение в ЦК в декабре 1958 года, в состав статьи были введены еще несколько существенных поправок. Была предусмотрена ответственность за распространение "в тех же целях" клеветнических измышлений. Тем самым в несколько урезанном виде реализовались предложения о непосредственном закреплении в законе нормы, позволявшей преследовать за гораздо более широкий круг высказываний, чем предусматривал старый состав. В разъяснениях, которыми были снабжены предложенные изменения, говорилось, что этого требуют зафиксированные практикой особенности "антисоветских" проявлений. Цитирую: "Лишь в весьма редких случаях лица, проводящие контрреволюционную агитацию, в прямой форме призывают к подрыву, свержению или ослаблению советской власти. Наиболее часто антисоветская агитация выражается в распространении всякого рода провокационных слухов и нередко маскируется фальшивыми утверждениями о критике и самокритике, что отмечено было в Письме ЦК КПСС... от 19 декабря 1956 года".

Текст разъяснений воспроизводил позицию, которой придерживался КГБ. Мотивация совпадала почти дословно. Цитирую по составленной к декабрю 1957 года сравнительной таблице проекта Закона и предложенных изменений: "КГБ при СМ СССР, Совмины Латвийской ССР и Узбекской ССР предлагают исключить из диспозиции статьи... слова "содержащая призыв"...

Статью... предлагается дополнить третьей и четвертой частями: "Распространение клеветы либо провокационных слухов антисоветского характера влечет лишение свободы на срок от двух до пяти лет.

Те же деяния, совершенные в военное время, влекут лишение свободы на срок от пяти до десяти лет, а при отягчающих обстоятельствах - расстрел".

Итак, на финише законотворческой работы практически по всем принципиальным вопросам состава антисоветской агитации и пропаганды возобладал подход КГБ. На свет появилась редакция статьи, диспозиция которой была угрожающе широкой.

Но примечательно, что уже непосредственно перед утверждением Закона в текст статьи была внесена еще одна поправка, затрагивающая санкцию первой части статьи. Все предыдущие редакции предусматривали повышение низшего предела от "не ниже 6 месяцев" до 2 или 3 лет. Поправка же возвращала прежние 6 месяцев. О том, что "в отношении осужденных (по статье 58-10), действие которых было единичным и не носило особо злостного характера" следует применять "смягченные" меры наказания, говорилось еще в одном из первоначальных вариантов упоминавшегося аналитического материала Верховного Суда, направленного на исправление издержек кампании, последовавшей за Письмом ЦК. А в 80-е годы, когда эта статья была "разгружена" статьей 190ў мерами профилактики и "психушками", установленный шестимесячный срок критиковался советскими юристами. Они предлагали повысить низший предел до 3 лет.

Таким образом, расширение диспозиции статьи, признание распространения "клеветнических измышлений", а также слухов и сплетен государственными преступлениями компенсировалось возможностью применять "мягкие" меры к квазиполитическим преступникам.